Время нападать

Кирилл Коробко

Время нападать

«Добрая улитка»

Поздним вечером в трактир «Добрая Улитка» явилась странная компания.

Впереди ехал огромный, вооруженный до зубов человек, в сверкающей кирасе и железном шлеме с шишаком, по виду типичный немец.

За ним следовал улыбчивый полноватый человечек, у которого кираса была одета поверх зеленого дорожного кафтана. Этот сидел на гнедом коньке, вместо ботфортов одет в фиолетовые чулки, левая нога и правая рука перевязана какими-то тряпками.

Следом шло пять телег. Три из них управлялись крестьянами. Четвертой не управлял никто. Возница лежал на ней мертвый, со стрелой в глазнице. Лошадь этой телеги была привязана к задней части третьей телеги.

Пятой телегой правил другой немец, одна нога которого была продета через заготовку плетеной корзины. В этой телеге, поверх груза, лежал длинный человек, одетый в черное, охающий и стонущий от каждого толчка.

Замыкали отряд еще два немца в кирасах. Один еще молодой, повыше. Второй низкого роста, очень широкоплечий, с длинными седыми, напомаженными, усами, бородкой клинышком. Концы усов седого воинственно торчали, как рога. Его глаза пучились, как у рака, он постоянно крутил головой по сторонам, не снимая руки с рукоятки меча.

Хозяин трактира выскочил навстречу, кланяясь. Увидев это шествие, он на минуту остолбенел, а потом подскочил к седому:

– Господин барон фон Гейделиц, что произошло? Почему вы вернулись? Когда вы уехали, у нас тут такое случилось!

Тот дождался, пока весь отряд окажется во дворе трактира, спрыгнул с коня, длинно сплюнул, прорычал немецкое ругательство и дал знак скорее закрыть ворота.

Хозяин кинулся закрывать ворота, принимать лошадей, распоряжаться насчет ужина.

Через полчаса эти пятеро, устроив раненого Санториуса в одной из комнат, жадно поглощали ужин. К ним подошел хозяин, принес еще вина.

Фон Гейделиц жестом пригласил его присесть с ними.

– Что произошло, хозяин, после нашего отъезда?

– Вы не поверите, но сегодня спалили таможню!

Пятеро его гостей переглянулись.

Хозяин рассказал, что после обеда раздался пожарный набат. Он, и его домочадцы и слуги тут же выскочил на улицу.

Он увидел в районе Старого порта густой дым. Пожар в порту – страшная вещь, поэтому он, не раздумывая долго, закричал своим слугам, чтобы хватали ведра и багры – и бежали за ним.

В порту уже суетились соседи, плескали в огонь воду, баграми растаскивали ветхое строение.

К счастью, спохватились вовремя. Сгорела только одна таможня. В набат ударил старый пьяница Пьер, которому после обильного возлияния вздумалось улечься спать рядом с крыльцом казармы.

Пьер поведал, как проснулся от того, что из дверей таможни с криками выскочили два человека. Эти двое убежали на юг, в сторону Монредона1.

Пьер сперва не придал этому значения, и собрался было спать дальше, но увидел в окнах казармы красные отсветы пламени. Он вбежал в помещение, и тут же выскочил обратно, поскольку внутри все пылало.

Тогда он ударил в пожарный колокол, который висел на пирсе.

– Кто-нибудь погиб?

– Когда мы потушили горящее здание, – ответил трактирщик, – нас ждала вторая загадка. Ни одного таможенника на пожаре не оказалось. Среди бревен не было трупов, в толпе, которая тушила пожар, их тоже не было. Мы не знаем, как быть. С одной стороны, они наделали тут, в Марселе, множество гадостей. То конфискуют совершенно законный товар, то пробьют бочку с дорогим вином, чтобы убедиться, что внутри вино, а не контрабанда, да так половину бочки и выпьют… Меня несколько раз заставляли платить пошлину дважды. Якобы потеряли папирус с записью. Короче, бесчинствовали и мздоимствовали тут, как могли. С другой стороны… это же христианские души… и ни один из них не заслужил такой лютой смерти…

Хозяин перекрестился.

– А вам не приходило в голову, хозяин, что они сами подожгли здание? А, запалив таможню, удрали? – поинтересовался Христиан. – Может, так они решили подать в отставку?

Его спутники улыбнулись. Трактирщик кивнул.

– Собственно, мы решили так же, – ответил он. – Видимо, таможенники решили не искушать больше судьбу. Но зачем было казарму поджигать? Если бы Пьера рядом не оказалось, огонь мог перекинуться на соседние дома, на пирсы, на корабли…

Фон Гейделиц сказал:

– Хозяин! Ты знаешь семью погибшего возницы?

– Конечно, господин барон!

– В таком случае, оповести семью и передай им тело убитого, для отпевания и похорон. А, вот еще. Передай им виру за убитого.

И капитан бухнул на стол кошелек с серебром.

Трактирщик ерзал на скамейке и поглядывал на фон Гейделица.

Было видно, что у него язык чешется спросить, почему барон вернулся, хотя накануне страшно торопился в Авиньон и всех загонял. И почему убит крестьянин, которого он нанимал для извоза.

Ему не терпелось узнать, почему Ливи ранен, а Санториус умирает.

Фон Гейделиц спокойно смотрел на него. Хозяин «Доброй улитки» понял, что немец ему ничего не расскажет, если не захочет.

А захочет – расскажет сам, без понуканий. Поэтому он вздохнул и откланялся.

Едва трактирщик ушел, капитан велел Йохану и Ивару собираться.

– Нужно навестить пару-тройку мест, – пояснил он.

Гвардейцы поняли, что барон не хочет распространяться в трактире, где их могут незаметно подслушать.

Все трое, вооружившись и подмигнув Христиану, вышли в ночь.

Фон Гейделиц прихватил на конюшне небольшой жестяной фонарь, со свечным огарком. Когда они отошли от «Доброй улитки» на приличное расстояние, Ивар обратился к барону:

– Как думаете, господин капитан, зачем было сжигать таможню?

– Объяснений может быть множество, – ответил тот, подумав, – но я обязан подозревать самое для нас худшее.

– Что именно?

– Тот высокий хриплый господин, в черном, похоже, изрядно заинтересовался нами. Он мог прознать, что я передал через Кустодио письмо в Барселону.

– Вы думаете, что эти двое поджигателей стащили ваше письмо?

– Я обязан думать так.

– И что теперь будет?

– Если письмо попадет в чужие руки – мы раскрыты. Я там изложил все разведанные, которые выудил из маркиза де Каверака и шевалье де Антре.

Ивар присвистнул.

– Значит, мы обязаны вернуть письмо или уничтожить его. Или убедиться, что оно уничтожено.

– Да. Вот почему я иду на пожарище. Осмотрим то место, где была конторка Кустодио. Он при мне сунул письмо в стопку своих бумаг…

Через минуту троица была на месте. Здесь стоял горький запах гари. Кое-где еще курился дым. Сначала они обшарили все окрестные кусты, чтобы убедиться, что никто не ночует под ними, потом стали растаскивать доски и мусор.

Фон Гейделиц высек искру и раздул трут, чтобы запалить свой жестяной фонарь.

Под слоем досок и бревен они нашли раздавленные и обгоревшие остатки конторки и стула Кустодио. Поддев крышку конторки мечом, капитан обнаружил стопку папирусов и пергаментов. Они сильно обгорели, но поскольку лежали плотно, кое-что сохранилось.

Парусинового конверта среди документов не было.

Тщательно осмотрев все бумаги, фон Гейделиц устало распрямился.

– Что там, господин капитан? – поинтересовался Йохан.

– Похоже, мы опоздали, Йохан. Конверта тут нет. Пусть он и был из просмоленной парусины, но сгореть без остатка не мог. Если бы он загорелся, смола начала бы плавиться, потом гореть. Парусина исполняет роль фитиля. От нее должны были загореться другие документы. А здесь смотрите-ка – документы обгорели только снаружи пачки, а внутри – почти чисты…

– Простите, господин капитан, – вмешался Ивар, – я кое-что вспомнил… и нечто пришло мне в голову…

– Что?

– Я вспомнил момент, когда на «Макрель» явился отряд таможни, вызваный Йоханом. Вы бы посмотрели на лица Фернандо и Диего. Уж больно бестолково оба выглядели. Они были изумлены. Я готов поклясться распятием, что у них челюсти отвисли. Потом они пришли в себя, но первая реакция была именно такая – полная растерянность. Думаю, они действительно сперли два наших ящика, чтобы поживиться содержимым, без всякой другой мысли.

– Но ведь Фернандо, перед смертью, признался, что его подговорил на это высокий черный господин.

Ивар сказал:

– Теперь его второй раз не спросишь. Возможно, шкипер выдумал того высокого черного господина, чтобы выиграть время…

Фон Гейделиц покачал головой:

– Не думаю. Господин существует. Если бы Фернандо соврал, Кустодию, чтобы выслужиться, немедленно опроверг бы его существование. А тут он, пусть косвенно, но этот факт подтвердил.

Ивар сказал задумчиво:

– Возможно. Но, вот что пришло мне в голову. Мне кажется, вся суета вокруг наших ящиков началась лишь после того, как вы отдали письмо Кустодио.

– Хм… Пока не улавливаю твоей мысли.

– Я никогда не слышал, чтобы хоть один арматор шел жаловаться на пропажу корзины или ящика в таможню. Воровство на кораблях – это обычное зло, и у всех торговцев стоимость пропавших товаров всегда включена в цену тех вещей, что лежат у них на прилавках.

– Пока не понимаю, куда ты клонишь.

– Когда на «Золотой макрели» появились таможеники, с Йоханом во главае, Фернандо решил, что в ящиках находится что-то невероятно ценное. Уникальное. Невосполнимое.

Капитан хмыкнул:

– Собственно говоря, так оно и есть… Но, продолжай.

– А тут вы еще подлили масла в огонь, господин капитан.

– Каким образом?

– Вы лично явились на таможню и оставили там письмо. Опечатанное, как я понимаю, той же печатью, что и ящики? Меч и виноградная кисть?

Фон Гейделиц, поднял глаза к небу, хлопнул себя по лбу ладонью, а потом опять выругался.

– Верно. Молодец, Ивар. Ты прав. Боже, до чего же я болван. Я наивно рассудил, что серебряной монеты будет достаточно, чтобы заставить клерка поступить порядочно…

– А теперь вы думаете иначе…

– Да. Похоже, Кустодио сложил четыре факта: невиданный доселе скандал с нашими сундуками, интересом к ним черного господина и то, что на ящиках и письме стоит одна печать…

– А четвертый факт какой?

– Кустодио сам из Героны, поэтому, возможно, хорошо наслышан о моих похождениях под личиной Раймундо Гомеса. А я еще, как нарочно, попросил отдать письмо Макарио Санчесу, который орудовал в моей шайке. Он точно решил, что в ящиках – сокровища. Возможно, он и подбил Фернандо, вкупе с таможенным лейтенантом, на эту засаду.

– Получается, он и явился организатором разбоя? А мы его отпустили!

И фон Гейделиц выругался еще раз. Он продолжил:

– Когда засада сорвалась, он наврал нам с три короба, когда попал в плен. Я ставлю себя на его место: таможенный лейтенант убит, дон Фернандо повешен. В Марсель ему возвращаться нельзя. Его немедленно арестует префект, когда я заявлю о нападении на мое имущество и участии Кустодио в засаде. Единственный выход для него – попытаться найти покровительство. Того высокого господина в черном. А для этого…

Ивар кивнул и добавил:

–… он побежал в Марсель, чтобы завладеть письмом…

Барон фон Гейделиц помолчал, раздумывая над словами Ивара. Вздохнул и признался:

– Я ему поверил. Отпустил… А, похоже, зря. Черт бы побрал эту мою щепетильность… и веру во «второй шанс». Клерк и шага не сделал в сторону своей Героны. И не собирался туда идти. Кустодио со всех ног кинулся в Марсель, поскольку знал, что нами интересуется черный господин. Продать письмо тому высокому господину – значит, выручить хорошие деньги. Он знал, что я придаю большое значение этому письму. Следовательно, или вернусь, или отправлю кого-то за ним. А пожар – наилучший способ скрыть пропажу. Да еще таможенная касса впридачу…

– Хотите сказать, что это он и поджег таможню? Но ведь Пьер сказал, что поджигателей было двое.

– Может, у пьяницы в глазах раздвоилось. А может, у Кустодио был сообщник….

Фон Гейделиц помолчал, жалея, что рядом нет брата Гуго с его неизменным хитроумием. Тот бы уже придумал что-нибудь такое, к чему прямой солдатский ум барона был неспособен. Он поднял голову и приказал:

– Хватит разглагольствовать, солдаты. Нам нужно сделать еще два дела. Посмотреть, что с «Золотой макрелью» и наведаться в тот трактир… «Трезубец Нептуна», о котором нам рассказал Фернандо…

«Золотая макрель»

Шебека так и стояла у причала, когда фон Гейделиц, Йохан и Ивар поднялись на пирс.

Они окликнули вахтенного, но никто не отозвался.

На палубе никого, трапа нет, на судне ни огонька.

Ивар подпрыгнул, подтянулся на руках, перебросил ногу через планширь и скрылся в темноте.

Было слышно, как он зовет вахту, пробираясь по палубе. То и дело он натыкался на разные предметы и чертыхался при этом.

Фон Гейделиц готов был поклясться что Ивар трижды споткнулся об пустой бочонок. Сколько раз он спотыкался об пустые бутылки, барон после десятого раза перестал считать.

Наконец, голова Ивара появилась над фальшбортом:

– Я никого не нашел, господин капитан.

– А ты смотрел в кубрике? В капитанской каюте?

– Я туда попытался сунуться, но безуспешно. Там темень – глаз выколи. Вот если бы вы одолжили мне свой фонарь…

– Охотно одолжу, если ты сбросишь мне трап.

– Если бы трап был на месте, господин капитан… Вот, тут какая-то веревка. Она сгодится?

– Не веревка, а трос, солдат.

– Может и трос, я и днем-то отличить не могу… морскому делу не обучен.

Фон Гейделиц нахмурился:

– На судах нет веревок, Ивар. Все что сухопутные называют веревками, моряки называют тросами… Ты мне сбросишь трос или так и будешь зубоскалить?

Ивар, перебросил через фальшборт трос (который, как выяснилось позже, оказался ходовым концом гардели). Подал руку сперва капитану, потом Йохану.

Те вскарабкались на палубу шебеки.

Капитан второй раз за вечер запалил фонарь. Трепещущее пламя осветило разгром, который царил на палубе. Повсюду валялись бочонки, бутылки, разбитые кувшины. Трюмы были вскрыты. Груз овса, который накануне опускали в трюм, исчез.

В капитанской каюте был форменный разгром. Исчезли сундуки, обе койки, стол и два стула. Даже кованый фонарь, над столом дона Фернандо, пропал. Та же самая картина в матросском кубрике. Было вынесено все, вплоть до рундуков и матросских гамаков.

Бывший корсар Раймондо Гомез, а ныне барон фон Гейделиц, увидев все это, только покачал головой:

– Вот что бывает с кораблем, на котором нет вахты…

Ивар спросил:

– Как думаете, господин капитан, почему судно разграбили?

– Не знаю. Нет, впрочем, знаю. Новость о том, что Фернандо мертв, могла попасть в Марсель только от Кустодио. Когда мы обратили в бегство негодяев, вряд ли они стали возвращаться в город. Никто не хочет на виселицу. А у господина Лино был повод сюда вернуться. Даже целых два повода. Если в таможне Кустодио устроил поджог, чтобы скрыть исчезновение письма, то на «Золотой макрели» он мог искать ту записку, которая могла связать дона Фернандо с нашим неизвестным хриплым господином. Он мог пустить в кабаках слух, что «Макрель» осталась без команды с той же целью – скрыть пропажу документов…

Ивар хмыкнул:

– Получается, Кустодио отлично знал, кто такой этот господин, и теперь выслуживается перед ним, надеясь получить вознаграждение или покровительство. А возможно, и то и другое вместе.

Фон Гейделиц покачал головой:

– Он провел нас, как младенцев. Он так умело изображал испуг, раскаяние, страх и желание помочь, что я даже проникся к нему жалостью. Какое заблуждение!

Йохан, до сих пор молчавший, подал голос:

– Нам необходимо найти Кустодио, господин капитан.

– Каким образом? Он уже в Витроле. Отдает добытые документы и сведения нашему незнакомцу.

– А может, и нет, – возразил Ивар. – Он знает, что у нас на руках тяжелый обоз и мы намеревались двигаться на Авиньон. Он знает, что мы знаем, что в Витроле и Мартиге нас ждут. Он слышал, как Фернандо перед смертью сказал нам об этом. Или уже знал об этом. Он думает, что, зная это, мы изменим маршрут и двинемся либо на Кабриес, либо еще больше заберем к востоку и двинемся через Миме или Пепен. Меньше всего он ожидает, что мы вернемся в Марсель. Следовательно, как раз в Марселе он и будет чувствовать себя в безопасности.

– А почему ты думаешь, что, завладев письмами, Кустодио не побежал в Витроль?

Ивар хмыкнул:

– А зачем ему? Подвергать себя риску быть ограбленным среди ночи, своими же бывшими подельниками? У него два ценных документа. За них он надеется получить целое состояние. Может, он еще поживился кассой таможни и сундуком дона Фернандо. Кстати, вот и объяснение, откуда у него сообщник. Это вахтенный с «Макрели».

– Хм. Интересно. Продолжай, Ивар.

– Да я уже сказал, что хотел. Он знает, что высокий дородный дворянин, не дождавшись сегодня к вечеру наших ящиков в Витроле, завтрашним утром явится в Марсель. Чтобы взыскать и с дона Фернандо, и с таможенного лейтенанта, за нерадивость. А Кустодио тут как тут: и со сведениями, и с уликами против нас. Таким образом, он может дождаться хозяина в комфорте и безопасности.

– И где же он ждет хриплого дворянина?

– Единственно, что могу предположить, Кустодио не станет соваться в кабаки или таверны, где его каждая собака знает. Он прямиком пойдет туда, где живет наш хриплый господин. Вряд ли этот дворянин будет жить в таверне или постоялом дворе. Фернандо дал нам две зацепки: таверну «Трезубец Нептуна» и герб: желудь, лиса и лягушка.

Барон фон Гейделиц снял каску и почесал седой затылок:

– Ну что же. Пошли в «Трезубец Нептуна».

«Трезубец Нептуна»

В «Трезубце Нептуна» уже потушили свет. Ивар с Йоханом долго стучали, пока им не открыл заспанный трактирщик.

– Что угодно господам?

– Ужин, – буркнул фон Гейделиц. – На скорую руку, мы проголодались. Принеси хорошего вина.

Ужиная второй раз за ночь, гвардейцы проявили изрядный аппетит. Никогда не знаешь, что предстоит в дальнейшем, поэтому неизвестность лучше встречать с сытым желудком.

Трактирщик ожидал, держа над головой огарок свечи. Дождавшись, пока гости насытятся, хозяин поинтересовался:

– Желаете еще чего-нибудь, господа немцы?

– Нет, – сыто рыгнув, ответил фон Гейделиц, – мы спешим. Но хотим спросить дорогу.

– Вы путешествуете пешком?

– Нет, конечно. Прибыли морем.

– Позволено мне будет спросить, откуда?

– Из Цюриха.

На масляной физиономии трактирщика отразилось недоумение.

– Но ведь Цюрих…

Фон Гейделиц досадливо махнул рукой:

– Да, да. Конечно, Цюрих далек от моря. Как будто я не знаю. Мы расквартированы в Цюрихе. Сюда, в Марсель, мы прибыли через Милан.

Хозяин почтительно поклонился, изобразив полное понимание от услышаного.

– Понятно. Так куда вы торопитесь, господа немцы?

– Для начала мы ищем трактир «Трезубец Нептуна» в марсельском порту.

Трактирщик улыбнулся:

– Вы уже здесь.

– У нас в этом трактире назначена встреча.

– С кем же?

Седой немец нахмурился:

– Это секретная встреча. Весьма конфиденциально. Никто не должен знать, с кем я встретился.

– О…

– Сколько я тебе должен за ужин?

– Тридцать су, господин.

Фон Гейделиц выложил на стол золотой флорин2.

От вида золотой монеты у хозяина потекли слюни и завиляла спина.

Трактирщик помолчал немного, потом предположил как бы невзначай:

– Но вы знаете человека, с кем должны встретится?

– Конечно, – отрубил фон Гейделиц. – Но, из-за конфиденциальности, не могу назвать его имя.

Трактирщик развел руками. Его лицо выразило отчаяние.

Фон Гейделиц побарабанил пальцами по столу, изображая затруднение:

– Я не знаю, находится ли человек, которого я ищу, здесь, в Марселе. Мне еще предстоит разыскать его.

– Может быть, вы хоть намекнете, господа? – медовым голосом пропел хозяин гостиницы. – Я очень хочу помочь таким щедрым господам.

– Ты прав. Трудно найти человека, не назвав его по имени. Но я могу описать его внешность.

– Естественно. Я все понимаю. Полная конфиденциальность.

– Ну ладно. Тот, кого я ищу – высокий дородный господин, говорит хриплым шепотом, с неаполитанским акцентом…

Трактирщик счастливо засмеялся:

– Ах, господа, так ведь это ведь синьор Витолдо Русо!

Фон Гейделиц нахмурился, кивнул, и сказал, как бы нехотя:

– Да. Это он. Значит, нет смысла играть в прятки. Ты знаешь, где найти этого синьора?

– Да, месье немец. Знаю и совершенно точно.

– И где мне его искать?

– Этого синьора нет в Марселе. Он накануне покинул город, во главе отряда своих грандов.

– Откуда такая уверенность?

– Он частый посетитель моей таверны.

– Само собой, ведь мне и назвали твое заведение, болван, как место, где я наверняка найду своего собеседника.

– Он, действительно, мой частый посетитель. Он время от времени снимает комнату у меня, наверху, чтобы без помех обсудить свои дела с разными людьми.

– Так откуда ты узнал, что он покинул город? Где мне его искать?

– Я слышал, как он отдавал приказ капитану своей стражи, чтобы проверил людей, перед тем, как скакать в Витроль.

Седой немец нахмурился:

– Витроль? Что это?

– Небольшая деревушка в шестнадцати с небольшим милях отсюда.

– Значит, мне придется искать лошадей?

– Может и не придется. Вы можете дождаться синьора Витолдо в «Трезубце», сняв комнаты у меня.

Фон Гейделиц усмехнулся:

– Вижу, ты своей выгоды не упустишь… Сколько мне придется ждать? День? Неделю? Месяц?

– Этого я не знаю.

– Вот видишь. А дело у меня очень срочное.

Он поднялся из-за стола, взяв флорин со столешницы и зажав между двух пальцами, так чтобы был виден золотой гурт:

– Солдаты! Поищите у себя в кошельках тридцать су! Расплатитесь с хозяином за ужин!

Вид готового исчезнуть золотого флорина привел хозяина в истерику. Он отчаянно заверещал:

– У синьора Витолдо Русо в Марселе есть дом!

– Вот как?

Фон Гейделиц сел на место, снова положив флорин на столешницу. Хозяин сказал:

– Это долго объяснять… Мне гораздо проще будет отправить с вами своего провожатого…

Капитан покачал головой:

– Чтобы он подглядывал за нами? А потом растрезвонил по всему городу? Благодарю покорно. Я ведь уже сказал тебе о конфиденциальности. Ты что, меня не слышал?

– Конечно, слышал, но…

Капитан показал пальцем на флорин:

– Этого хватит, чтобы ты меня хорошенько понял?

– Да. Я все понял. Я вам сейчас расскажу дорогу, а потом буду нем, как рыба. Вы можете дождаться его там.

– Где найти этот дом?

– Совсем недалеко отсюда. Сейчас, когда выйдете из «Трезубца», повернете направо. Пройдете два квартала, до улицы Montee des Accoules3. Поднимайтесь по ней направо, пока не увидите перекрестка с Rue des Mulettes4. Здесь надо свернуть налево. Идите прямо, минут пять, пока не попадете на небольшую площадь перед церковью святого Иосифа. Днем это рынок, место торговли крестьян. С этой площади выходят три улицы. Вам надо идти в средний проулок – он там самый неприметный с виду. Через полсотни шагов вы очутитесь перед домом синьора Витолдо.

– Понятно. Направо, два квартала, налево, до улицы … как это… des Mulettes, идти пока не выйдешь на рынок. С рынка в средний проулок. Так?

– Да.

– Как я узнаю, что это тот самый дом?

– Вы его ни с каким другим не спутаете. Он там один такой. На тот случай, если вы все-таки засомневаетесь, у него над аркой ворот красуется герб.

– Какой герб?

– Желудь, лиса и лягушка.

– Желудь, лиса и лягушка… – задумчиво протянул фон Гейделиц. – Хорошо, хозяин. Думаю, я найду этот домик. На всякий случай: ты нас не видел, ужином не кормил, никаких сказок не рассказывал и вообще крепко спал. Это понятно?

– Совершенно понятно.

– Флорина, за твое молчание, хватит?

Трактирщик засмеялся, изобразил ртом и руками рог изобилия, и добавил:

– С избытком.

– В таком случае, ты можешь избыток оставить себе, а мне еще рассказать о синьоре Витолдо Русо, что посчитаешь нужным.

– Этот синьор, Витольдо Русо, из Неаполя. Большой вельможа, из знатного и древнего рода, страшно богат. Является, между прочим, правой рукой папы. А левая рука папы – его брат Игнасио Русо. Их фамильный герб – желудь, лиса и лягушка. Я слышал историю, что у братьев, в отрочестве, одна из любимых игр была в палачей. Они вешали слуг, чтобы посмотреть, как те дрыгают ногами. Некоторых слуг удавалось спасти, вытащив из петли вовремя, некоторых приходилось хоронить. Говорят, там был один прыткий малый, которого вешали три или четыре раза – и каждый раз он оживал. Так вот, этот мальчишка стал проситься, чтобы его повесили лишний разок. Он стал рассказывать, что, вися в петле, попадает в рай. Рассказывал удивительные истории про великанов, волшебников, драконов, фей, про поля изобилия и свежести. Старший брат, Витольдо, наслушавшись этих историй, решил сам посмотреть на рай, драконов и фей. Сказано – сделано. Игнасио накинул ему петлю на шею и повесил, в наилучшем виде. Не знаю, что там видел Витолдо, но глотку он себе повредил, пока болтался в петле, это точно. С той поры он говорит хриплым шепотом.