Сокровище страны Бохай

Воспоминания Путагу прервали его спутники-самураи, бесшумно появившиеся в темноте перед ним на палубе корабля. Они как всегда были в полном боевом снаряжении. Юноша-бохаец никак не мог привыкнуть к тому, что даже во время сна самураи не расстаются с оружием, особенно в пути. Немногословные, всегда собранные и готовые к любым испытаниям, трое японцев подошли к Путагу, не задавая лишних вопросов. Бездействие на корабле явно их угнетало. Какие могли быть вопросы, если корабль с повисшими парусами продолжал стоять на месте посреди «мёртвого» штиля; только рулевой, обнимая руль, как любимую девушку, старался не заснуть. Путагу рассматривал корабль, прислушиваясь к поскрипыванию деревянной палубы.

Старший из самураев – Мацумото ощутил сердцем волнение Путагу и посчитал нужным сказать:

– Мне приказано служить вместе с тобой Верховному правителю Бохая. Мы не близки с тобой, но я верю, что будем помогать друг другу, чтобы лучше исполнить свой долг. Сколько это будет продолжаться, нам неизвестно. Как гласит древняя мудрость: самый длинный путь оказывается самым коротким. Это относится не только к дорогам. Об этом стоит помнить всегда…

Вместо ответа Путагу почтительно склонил голову и вновь продолжил изучать устройство корабля.

Корабль был большой, бохайцы строили его по своим древним технологиям, в основном, из дуба и ясеня. На доски для днища и бортов использовали лиственницу. У Бохая было всего пять таких кораблей, они все были не боевыми, а торговыми. Это государство было мирным. Бохайцы предпочитали торговать с Японией, с государством Сулла в Корее, с Китаем и даже с племенами, живущими на далёких островах.

Корабль был длиной около четырнадцати шагов, а шириной – пять шагов. Одна мачта с квадратным парусом обеспечивала кораблю достаточную мореходность, а в случае штиля или в иных непредвиденных обстоятельствах, по обоим бортам корабля были отверстия с уключинами, по семь штук, для вёсел.

Только на рассвете, когда солнце медленно вставало, оживляя своими лучами всё вокруг, вдруг подул легкий ветерок, усиливающийся после каждого порыва. Корабль двинулся вдоль береговой линии в бохайский порт Кёгу. Вскоре можно было окинуть взглядом родной берег: ближние зелёные и каменистые сопки и дальние, покрытые голубой дымкой. Казалось, что впереди раскинулось настоящее таёжное зелёное море.

Горы, долины, берег моря – всё медленно двинулось навстречу, приближаясь и становясь ясным и чётким. Путагу, сдерживая дыхание, с восторгом рассматривал открывающуюся картину: округлые сопки, изрезанные мысами и бухтами с золотыми песками на берегу. Океан размеренно катил свои бесконечные воды к белой ленте пенного прибоя. Юноша поднял глаза к небу и в благоговении вдохнул полной грудью воздух родной земли, наполненный запахами лета. В синеве неба медленно плыли лёгкие облака.

Путагу огляделся: за голубой лагуной тянулась равнина, упирающаяся в величественное нагромождение сопок. Внизу, в толще изумрудной воды, уже хорошо просматривалось морское дно: где между колеблющимися водорослями медленно скользили косяки какой-то рыбы, мерцали панцири мидий. Путагу с трудом оторвался от созерцания таинственного подводного царства.

У берегов залива виднелись маленькие лодки рыбаков, на мелководье несколько человек ловили серо-зелёных креветок, одновременно вешая на плечи гирлянды морской капусты. Тут же солили в деревянных чанах свежую рыбу. Путагу вспомнил, что это место ему было знакомо: когда-то в детстве он с отцом приезжал в порт. После шторма берег залива был усыпан трепангами, устрицами и крабами. Мальчику было очень весело собирать их вместе с рыбаками. Теперь этот берег показался ему немного другим, только так же пронзительно кричали чайки, когда судно входило в бухту.

Корабль в конце концов приблизился к длинному деревянному причалу. На берегу было несколько деревянных строений без окон – для хранения товаров. Возле них суетилось несколько человек с мешками, очевидно, это были торговцы, ожидавшие прихода корабля. Недалеко от берега, у подножия сопки, виднелось небольшое рыбацкое поселение. Пахло рыбой, пожухлыми водорослями, а для Путагу это был долгожданный запах родины.

Родная земля! Как много дней и ночей мечтал о ней маленький мальчик, а затем и повзрослевший юноша, ставший воином. В детской голове сохранилось мало воспоминаний, но чем дальше откладывалась встреча, тем величественней и необыкновенней казалась ему далёкая родина. Он не переставал любить эти сопки, покрытые непроходимыми зарослями. Сердце Путагу ликовало так, что никаким чувствам и словам неподвластно было выразить это. Трепещущее сердце всегда верило, что всё, чему научился в далёкой стране молодой воин, пригодится его земле, его народу. Путагу всегда чувствовал долг перед своей страной. Даже обучаясь боевому искусству самураев, он знал, что выбирает только это место на земле – Бохай, и готов был отдать за него свою жизнь. Юноша мог бы с помощью Сато примкнуть к любому уважаемому и богатому клану в Японии, но он этого не сделал. Своё служение самурая он твёрдо решил посвятить этой земле: жить и умереть в Бохае. Путагу проследил за силуэтом летящей куда-то вдаль птицы и мысленно послал весточку своему отцу. Как он хотел его увидеть! Бохайские моряки сообщили, что он жив и здоров и продолжает помогать Верховному правителю управлять делами казны.

Долгий отдых освежил моряков и разбудил голод, но главное – появилось непреодолимое желание пройти по земле, ощутив её твёрдость ногами, после зыбкой палубы. Не отходя далеко от причала, они пошли осматривать окрестности и вскоре вернулись с дарами тайги: один принёс пригоршню мясистого сладкого кишмиша, другой набрал несколько гроздьев сизого с дымчатым налётом винограда, третий на ходу щёлкал вкусные и сытные орехи, вышелушивая на ходу из кедровой шишки. Самураи, спутники Путагу, невозмутимо за всем этим наблюдали, не сходя с палубы. Юноша мог понять их излишнюю осторожность: это земля была чужой для них.

Путагу поздоровался с торговцами на берегу и поинтересовался, куда они собрались плыть и какой товар везут. Это был волнующий для него момент – первые люди на родной земле. Но торговцы, не разделяя его радостного волнения, сообщили, что собираются нанять корабль и отправиться в Китай. Они приготовили много товаров, но был и особый товар – плавающее «серое золото». Заметив удивление юноши, они рассказали, что люди на берегу моря находят небольшие серые куски. Это были дары самой «большой рыбы». Вещество появляется в её внутренностях, и она время от времени избавляется от него.

– Китайцы дают за него золото! Из него делают благовония и целебные снадобья, – уверяли торговцы, заметив удивление Путагу.

Самураи, не обращая внимания на заманчивые предложения, купили у торговцев немного пищи: куски курицы, обжаренные в кунжутном масле, вяленую рыбу и солёные побеги папоротника.

Глава 3

В сокровенной глубине сердцаЖурчит источник Истины, припади к нему,Чтобы поиск увенчался успехом.

Задерживаться в порту Кёгу самураи не стали, их ждали столица Бохая – Тонид и встреча с Верховным правителем. До столицы было много дней пути, поэтому, купив лошадей в порту, самураи и Путагу двинулись в путь. Их сопровождал проводник, которого наняли здесь же, на побережье. Это был невысокий молчаливый мужчина, возраст которого было трудно определить. Он кутался в свой чёрный плащ из грубой шерсти, натянув под самые брови замшевую шапку, за спиной висела небольшая котомка. Путагу цепким взглядом сразу отметил, что у проводника не было никакого оружия, и это удивило юношу: он уже имел представление с раннего детства, как опасно, не вооружившись, выходить даже за порог дома.

Путагу, едва вступив на родную землю, легко вспомнил все слова языка своего народа, как будто исчезла невидимая пелена в его сознании. Он с удовольствием толкался среди людей в порту, после прихода корабля бохайцы собрались со всего ближнего побережья. Юношу о чём-то спрашивали, он что-то говорил, с радостью вдыхая воздух родной земли. Ушла куда-то его самурайская сдержанность, может, поэтому и лошадей он купил быстро, и проводника нашёл. Путагу надеялся, что в пути проводник будет его собеседником, но с первых минут пути понял, что из него невозможно вытащить ни одного слова. Враждебности с его стороны не чувствовалось, в нём было даже что-то притягательное и таинственное.

Три самурая и Путагу тепло простились с монахами, которые тоже пешком двинулись к столице: они по пути хотели посетить несколько храмов. У них был проводник, и за дальнейшую судьбу этих благочестивых людей можно было не переживать. Воинам-самураям предстояли другой путь и другая судьба: она притягивала в их жизнь те события, которые заставляли их выполнять своё предназначение.

Проводник, ловко управляя конём, возглавил небольшую колонну. Дорога была каменистой, но на ровной местности он пускал коня рысью и даже в галоп, не оглядываясь назад. Проводник понимал, что ведёт не простых торговцев и послов, а воинов, которых не надо излишне опекать в дороге. А самураи были рады такой разминке после долгого бездействия на корабле. Но больше всего радовался Путагу, он готов был скакать на коне, не останавливаясь, до самой столицы. Старший среди самураев, Мацумото поручил ему ехать за проводником и переводить его слова.

Скоро дорога сузилась, переходя в тропу, запахло таёжной сыростью, прелыми листьями и грибами. Путники спускались в глубокие распадки и вновь поднимались на сопки. Вокруг буйствовала свежая зелень, летали крупные бабочки необыкновенной красоты, но самураи вряд ли это замечали. Они время от времени внимательно смотрели вперёд и по сторонам тропы, окружённой стеной густой таёжной растительности, освобождённой из снежного зимнего плена.

Дорогу обрамляли оранжевые лилии, а стволы деревьев обвивали лозы дикого винограда. Такого буйства зелени Путагу никогда не видел в Японии, где каждый участок обетованной земли люди старались облагородить, внести черты своего присутствия. В тайге воздух был насыщен пряными запахами, путников сопровождали крики каких-то встревоженных птиц. Из-под копыт лошадей то и дело взлетали фазаны; пролетев немного вперёд, птицы снова садились в густую траву, совсем не страшась людей.

Тропа то расходилась ответвлениями куда-то в стороны, то снова сходилась в одну. Вдруг конь Путагу шарахнулся в сторону. Все встревоженно остановились. Юноша натянул повод: неужели впереди тигр… или барс? Но все облегчённо вздохнули, услышав треск сучьев и увидев промелькнувшие среди высокого кустарника рыжеватые спины крупных животных.

– Пятнистые олени! Старые знакомые. Я часто наблюдал за ними в детстве, – успокоил он своих спутников.

Путагу проводил оленей взглядом и подумал, что никогда не сможет стать охотником, тем более бессмысленно убивать этих замечательных обитателей тайги.

Проводник уверенно двигался вперёд по знакомым ему и охотникам тропам, это была прямая дорога к столице. Была и другая дорога – пошире, по ней приходили обозы в порт, но проводник выбрал эту тропу, потому что почувствовал величайшее волнение и нетерпение юноши, приплывшего из далёкой страны. Что-то очень важное в судьбе влекло его в столицу. Проводник умел разбираться в людях, и юноша был для него понятен: был наполнен честностью и добротой, хотя всё это было спрятано под одеждой самурая. Этого молчаливого проводника не касалось то, что творилось в душе юноши, он размышлял в седле о том, что таёжные тропы напоминают человеческие судьбы. Бесконечными лентами они тянутся среди зарослей, петляют и пересекаются. Один человек обходит буреломы, другой идёт напролом, раздирая одежду в клочья, а тело – до крови. У одного тропа впереди внезапно обрывается, а другой, сделав крюк, возвращается назад, испугавшись чего-то или передумав идти вперёд.

Тропа вновь сузилась, ветви хлестали путников по лицу, хватали за одежду, словно норовили выдернуть из сёдел. Проводник продолжал быстро двигаться вверх по тропе, хотя уставшие кони уже роняли на траву хлопья пены, храпели и поддергивали кожей: их горячие мокрые крупы густо облепили мошки.

Тайга, встревоженная вторжением людей, успокоилась и зажила своей жизнью: звенели цикады, где-то журчал быстрый ручей. Это спокойствие было обманчиво: где-то в глубине зарослей бродили хищники, готовые пролить кровь: тигры, барсы, медведи и хитрые красные волки. Но опаснее всего были двуногие хищники – люди…

Ближе к вечеру, когда люди и кони окончательно устали, самураи коротко намекнули Путагу, что пора остановиться на отдых. Юноша окликнул проводника, но тот не откликнулся на призыв и даже не придержал коня. В своём черном плаще он казался в сумерках выточенным из камня, усталость и голод ему были неведомы. Вскоре тропа пошла вниз к пересечению дорог, ведущих от порта. Всадники значительно сократили время пути. Видимо, проводник устремлялся именно сюда, теперь пришло время выбрать место стоянки. Вдруг раздался свист самурая Дзитуки, который замыкал цепочку всадников. Мацумото сразу понял, что это неспроста, и остановил коня.

Вся колонна остановилась, самураи сгрудились возле Дзи-туки. Он спешился и с опытностью следопыта осматривал дорогу. Проводник с пригорка с полной невозмутимостью наблюдал за своими попутчиками: он не собирался вмешиваться в их странные дела.

На лице Мацумото тоже не дрогнул ни один мускул, он терпеливо ждал, что сообщит Дзитуки. Тот вскоре оторвался от дороги и подошёл к застывшим в сёдлах самураям. Дзитуки, обращаясь к Мацумото, тихо проговорил:

– Здесь недавно прошла повозка, запряжённая парой лошадей. Колёса повозки были большие, не такие, какие мы видели на побережье. В повозке ехало трое, судя по клочку одежды на кустах, там были женщины. Их сопровождали три всадника. Позже следом за ними по дороге прошёл отряд всадников. Они догоняли повозку, искали следы колёс, останавливаясь на этом пересечении дорог… Так ведут себя воины, а не торговцы. Они преследуют эту повозку.

Мацумото молчал, обдумывая сказанное. Затем резким голосом задал вопросы, словно обращаясь сам к себе:

– Зачем воинам преследовать эту повозку с женщинами? Да ещё таким большим отрядом? Дзитуки мог ошибиться, здесь проходят и другие повозки.

– Всё происходило так, – уверенно ответил Дзитуки. – Отряд прошёл по противоположной стороне дороги, чтобы кони не затоптали следы колёс повозки.

– Мы тоже поедем за повозкой по этой дороге, – хмуро сказал Мацумото. Он, как опытный воин, чувствовал, что схватки в пути не избежать, но честь самурая не позволяла оставить слабых без защиты, особенно женщин. Никто из его спутников, несмотря на опасность задуманного, не сомневался в правильности решения.

– Дзитуки поедет впереди и будет исследовать следы, – Мацумото жестом руки показал в направлении дороги, куда поехала повозка.

Молчаливый проводник, не задавая лишних вопросов, присоединился к хвосту колонны, к удивлению Путагу, поняв без перевода, о чём идет речь.

Вскоре Дзитуки определил, что следы повозки удалились от основной дороги, а преследователи устремились за ней. Самураи тоже отошли от дороги и продолжили движение. В сгущающихся сумерках им открылась большая поляна, удобная для ночлега. На её противоположной стороне стояла повозка. Вокруг было очень тихо, никаких следов присутствия на поляне людей. Дзитуки тихо дал рукой знак – двигаться вперёд. Перед самураями открылась печальная картина: три воина охраны лежали убитыми у колёс ограбленной повозки. С их тел были сняты доспехи и даже часть одежды. Не было оружия, лошадей тоже увели. Чья-то дикая ярость обрушилась на это место, кругом виднелись бурые капли крови.

– Женщин похитили, – угрюмо отметил Дзитуки, продолжая исследовать место трагедии. – Но они живы, – заключил он.

Вдруг Путагу быстро спешился: в сгустившихся сумерках он увидел силуэт старика, сидящего под деревом, в груди его торчала стрела. Было очевидно, что жить бедняге оставалось недолго.

– Кто напал на вас? – спросил Путагу старика на языке бохаев.

– Китайцы… Они нас преследуют давно – с самого Китая, – едва слышно прошептал раненый.

– Кто эти женщины? – задал вопрос юноша, хотя понимал, что вряд ли ответ поможет понять всю суть случившегося на дороге.

– Они бохайские женщины, – прошептал старик и потерял сознание.

К удивлению самураев, проводник вдруг прытко соскочил с коня и произнёс:

– Давайте я помогу раненому, а вы выполняйте свой воинский долг.

С этими словами он склонился над стариком, быстро развёл небольшой костёр рядом и осмотрел рану. В его плаще оказалось много внутренних карманов, из них он доставал какие-то мешочки и свёртки.

Самураи отошли в сторону, они должны были принять решение – могут ли они вмешаться в события, происходящие на чужой земле. Темнота окутывала окрестности, накрывая своим покрывалом поляну. Только слабый свет луны помогал рассмотреть очертания ближних сопок.

Путагу решение его спутников волновало больше всего, он был готов и сам отправиться по следам злодеев, но ждал, что скажут старшие.

– Мы можем продолжить преследование ночью и внезапно напасть на грабителей, – наконец подал голос самурай Есиро. Он был самым молчаливым и выдержанным из спутников Путагу. Все молчали, решение было трудным, каждый соизмерял свои силы. Отряд, совершивший нападение, значительно превосходил по численности.

– Нет, так нельзя поступить, – произнёс Мацумото после затянувшегося молчания. – Мы не разбойники, которые нападают под покровом ночи. Да и лошади устали. Китайцы далеко не уйдут, тоже остановятся где-то на ночь. Отдохнём первую половину ночи и продолжим преследование. Никто не стал возражать этому решению. Не смутило дух самураев и то, что китайских воинов, судя по следам, было намного больше.

Во второй половине ночи в жидком лунном свете они продолжили преследование. Дзитуки быстро нашёл следы и уже до рассвета самураи добрались до места стоянки китайцев. Было очевидно, что грабители спешили и не продумали место для ночлега. Поляна невдалеке от дороги была так мала, что лошадей пришлось привязать в тайге, что было опасно не только из-за диких зверей. Китайцы в случае необходимости не смогли вскочить на лошадей и защищаться на поляне, там едва умещались пешие воины. Поляну освещал свет одного костра, возле него сидели, прижавшись друг к другу, две связанные женщины. Остальные расположились по кругу; те, кому не хватило места на открытом пространстве, устроились в тени деревьев. Дозорные сосредоточили своё внимание на лошадях. Мацумото быстро оценил обстановку, она устраивала его и маленький отряд.

– Нападаем с четырёх сторон, по моему знаку. Не забывайте, что мы – воины, и наш бой должен быть честным. Пусть они поймут, что гибнут от меча самурая. Не убивайте безоружных. Не теряйте мужества…

Мацумото не стал ждать ответа своих друзей, которые за долгие годы самурайского служения в клане стали для него как братья. Он первый шагнул в темноту зарослей. За ним бесшумно скрылись остальные самураи: надо было расправиться с дозорными, сделав это тихо. Мацумото первым вышел на освещённое луной место, раздался резкий и короткий боевой клич самураев. Сначала китайские воины увидели только одного нападавшего самурая и кинулись к нему, их было около восьми человек. Все остальные, вооружившись, ждали начала схватки. Соперников разделяли около двадцати шагов. Мацумото быстро их преодолел, но исчез с освещённого костром пространства. Как только первые воины достигли того места, где исчез самурай, в блёклом лунном свете сверкнул клинок меча. Два воина рухнули замертво. Остальные китайцы замешкались, кое-кто был готов повернуть назад, к поляне, но из этого ничего не вышло: двое из них даже не успели поднять мечи. У других воинов поднятые мечи так и не опустились на врага, а беззвучно упали на землю. Два последних оставшихся в живых китайца прижались возле дерева друг к другу спинами, они затравленно озирались. Китайские воины были закалены в сражениях и хорошо обучены военному искусству, но появление самураев вызвало парализующий волю ужас. Это было роковой неожиданностью для них на земле Бохая. Мацумото медленно шёл в их сторону. Один из китайцев был вооружён копьем, другой – мечом. Они собрали все остатки своего мужества и не собирались сдаваться. Один из них сделал резкий выпад копьем в сторону Мацумото, но самурай плавно отклонился, копьё пронзило пустоту, а шею воина пронзил самурайский меч. Пока воин медленно оседал, другой китаец стоял в нерешительности, он видел, что остался один, и отчаяние овладело его душой. Он был готов позорно бежать к поляне, где остались другие воины, сквозь ветви деревьев мелькали отблески костра. Мацумото молниеносно поднял копье погибшего и метнул его в убегавшего.

Самурай снова издал боевой клич, рука его спокойно и уверенно сжимала меч. Из тишины ночи раздался боевой клич его друзей, дыхание смерти коснулось поляны, где отдыхали грабители, которых ждала расплата… На месте стоянки началась суета, слышались обрывки каких-то команд.

Путагу выбрался из зарослей кустарника на поляну, перед ним одновременно выросло несколько воинов. Густые кусты мешали им окружить юношу. Первый удар меча сразил китайского воина, безуспешно пытавшегося прорваться сквозь кусты. Удар второго воина пришёлся на крепкий ствол молодого деревца; этого мгновения было достаточно, чтобы Путагу поразил и его одним ударом.

Следующий воин, который возник пред юношей, был опытен и силён, и он не торопился нападать, оценивая своё преимущество. Путагу почувствовал это каким-то особым чутьём: схватка с ним могла стоить ему жизни, а любая задержка привлекла бы к этому месту ещё несколько человек. Один из китайцев затаился за деревом. Путагу резким прыжком бросился на врага, прячущегося за деревом: он был ближе к нему, чем другой опасный соперник. Врага на месте уже не было, он бросился туда, где сражался Мацумото, которого воины обступили со всех сторон. Путагу поспешил на помощь своему спутнику. Ещё один удар, и поверженный воин упал к его ногам. Но вдруг Путагу снова заметил того китайского воина, который, как охотник за добычей, наблюдал за ним. От его взгляда веяло смертельной опасностью, но у юноши не было выбора – надо было принять бой. Его спутники-самураи уже теснили отряд к дороге, многие из китайцев вскакивали на коней и с позором убегали, бросая добычу. Путагу приготовился защищаться, а не нападать, сжимая рукоять меча. Память вернула ему все ценные советы старого самурая Сато. Удары посыпались один за другим, он их успешно отражал до тех пор, пока не понял слабину в действиях китайца. Тот защищался, хорошо владея правой рукой, но воин был уже в годах и не так поворотлив, левая часть тела оставалась часто незащищённой. Путагу несколько раз нанес удар мечом в правой руке, а затем быстро перебросил его в левую, и нанёс противнику удар в правый бок. Тот мешком стал оседать, уже не представляя никакой грозной опасности.

Путагу кинулся к костру, где были привязаны женщины: ради них он и его спутники рисковали в эту ночь жизнью. Вдруг на бегу он увидел, что в одну из них направил свой лук китаец, сидящий на коне. Не раздумывая, Путагу сделал ещё один широкий шаг к костру, прикрыв своей грудью женщину. С небольшого расстояния удар стрелы в грудь был очень сильным: она пробила защитные пластины и отбросила юношу на спину. Мацумото едва успел подхватить его у самой земли, чтобы раненый избежал удара. Рана была тяжёлой, Путагу стал задыхаться. Он уже не слышал свист кинжала, брошенного Мацумото вслед врагу, с предсмертным стоном упавшему с коня. Самурай поспешил к убитому, выхватил свой кинжал и вернулся к Путагу. Шансов выжить у юноши было мало. В это время Есиро освободил женщин от верёвок, они склонились над раненым юношей, который их спасал. Картина была печальной, но самураи не знали, как поступить. Они привыкли к смерти, и в Японии это событие не было трагическим, но этот юноша-бохаец так стремился на свою землю, так ждал встречи со своей семьёй…

Девушка, которую закрыл от стрелы своей грудью Путагу, попросила поднести его ближе к костру. Очевидно, она знала, что делать, и уверенно надломила один конец стрелы, который вышел через спину, ухватила рукой второй конец и резким движением выдернула стрелу из груди. Кровь обильно полилась из раны, но девушка не растерялась и прижала к ней платок. Другая женщина помогла ей закрыть рану на спине юноши. Тот не приходил в сознание, только тихо застонал, когда вытаскивали стрелу.

Мацумото хмурился, он был удручён произошедшим. Как воин, он знал, что в схватке может быть любой исход, предусмотреть всё было невозможно. Старший самурай дал несколько отрывистых команд: женщин посадили на лошадей, а Путагу осторожно подняли на коня Мацумото. Отряд медленно двинулся к месту своей стоянки, где их ожидал проводник. Когда рассвело, колонна отправилась в путь по дороге, а не по таёжным тропам. Раненых везли на повозке, которой управляли женщины. Проводник присматривал за ранеными и ворчал на женщин, когда они плохо справлялись с лошадьми и повозку трясло.