Бег на цыпочках по краю. Как быть, если жена и любовница стали подругами

– Но… нельзя мне ее потерять! Никак нельзя! Спекся я, в смысле… ну, втюрился. А она мне… сикараха, поставила условие, мол, если еще одна промашка в постели, то прощай, Вася. Не мужик я, не нужен ей, значит, понимаешь?! Короче, заноза у меня в сердце, док, без тебя не вытащить.

Доктору пришлось выдавить из себя жалкое подобие улыбки:

– Она, небось, моложе тебя намного?

– Точно, на десять лет почти, – закивал Васька, рукавом новой куртки смахивая слезы с глаз. – В бутике на Кастырской работает. Что делать, не знаю, выручай.

– К сожалению, я не по этой части, – развел руками доктор, закрыв последнюю амбулаторную карту. – У нас есть прекрасный врач уролог-андролог, зовут Матвей Исаакович, он большой специалист по таким расстройствам.

– Как это? – поперхнулся воздухом «разведчик». – Выходит, ты не хочешь получить важную информацию по вчерашнему взрыву?

– Хочу, но помочь тебе за это не смогу, не та специализация, – доктор поднялся, как бы подчеркивая, что разговор закончен.

– Смотри, я бы на твоем месте…

– Пусть каждый будет на своем месте, – предложил Илья, пройдя к двери и приглашая в кабинет Ниночку. – Будь здоров, Василь Щеглов!

Видя, как радушно доктор открывает дверь и просит его покинуть кабинет, доморощенный Пинкертон повиновался.

Сексопатолог поневоле

Усевшись за руль и повернув ключ в гнезде зажигания, Илья понял, почему Васька-разведчик с такой деликатной просьбой обратился именно к нему. Примерно пару лет назад доктору уже приписывали способность лечить женщин от фригидности – то есть от половой холодности.

Думается, что и в этот раз ноги у сплетни росли оттуда же.

Тогда к нему на прием вдруг зачастили семейные пары, в основном преклонного возраста. Сначала в кабинет заходил супруг, подмигивая, долго и туманно намекал на то, что у жены проблемы «с этим самым». Потом, краснея, умолял медсестру удалиться, просил осмотреть супругу и полечить «как вы умеете, доктор».

После чего в кабинет заходила стеснительная супруга. Мало что понимая в происходящем, Стерхов проводил обычный осмотр и, ничего особого не найдя, давал какие-то пустяковые рекомендации о здоровом образе жизни, назначал ничего не значащие препараты. Так, чтобы людям было не обидно – не зря же к доктору на прием пришли!

Через какое-то время являлась другая пара, причем супруг вел себя аналогичным образом. Та же загадочность, те же полунамеки на какие-то проблемы, та же просьба к медсестре. Все повторялось один в один, как в фильме «День сурка».

Дошло до того, что доктор научился простреливать ситуацию с полувзгляда, предвосхищая некоторые фразы озабоченных мужей. Тот еще мучительно подыскивал слова, а у Ильи уже слетало с губ: «Что, проблемы с женой? Привел? Где? Сидит в коридоре? Медсестре выйти? Так и быть, зоводи!».

Поток пациентов рос, причем с разных концов города, что особенно напрягало. Прием оформлялся как платная услуга, и доктор терялся в догадках – где здесь зарыта собака. Признаться, начал даже паниковать.

Выехавшего на проспект Стерхова неожиданно подрезал выскочивший слева черный «Порш», спутав у доктора в голове все мысли. Несколько секунд ушли на горячие выражения времен студенческой юности, а «Порш» тем временем на одном из перекрестков свернул направо и был таков.

Через минуту-другую Илья вернулся к событиям двухлетней давности, вспомнив ощущение своей совершенно непонятной популярности. Главное – знать бы, за что тебя так ценят. А так – полная загадка, словно ищешь черную кошку в темноте, и есть ли она там – не знаешь.

Неизвестно, сколько бы доктор мучился так, не разрушь однажды его сомнения коллега-уролог Глеб Сахацкий. Как-то в курилке он без церемоний задал Стерхову вопрос «в лоб»:

– Николаич, говорят, ты какой-то секрет знаешь, баб от фригидности излечиваешь. Мою жену не глянешь? То у нее голова болит, то на работе страшно устала, то завтра доклад готовить – короче, не дает уже вторую неделю!

Обалдевший и возмущенный от такой прямоты доктор начал докапываться – каким образом о его целительной способности могла сложиться подобная «слава». С трудом, но выяснил.

Несколько месяцев назад к нему на прием пожаловала весьма удрученная женщина бальзаковского возраста, признавшаяся под большим секретом в том, что нащупала у себя в животе раковую опухоль.

На бедняжку было больно смотреть: без косметики, простоволосая, с мешками под глазами – в общем, все признаки канцерофобии[1] угадывались без труда.

Женщина смирилась с мыслью, что ее дни сочтены.

Со всей внимательностью, на которую только был способен, Илья осмотрел пациентку и прощупал у нее в животе… нижний край опущенной почки. Объяснив и «разложив по полочкам» ее мнимую болезнь, направил напоследок к урологу.

Женщина вскоре преобразилась, воспрянула духом, расцвела.

По странному стечению обстоятельств, муж ее оказался таксистом. Проблема жены для него уложилась в примитивную схему: «до визита к доктору – ни-ни, после визита – чуть ли не каждую ночь». Через несколько дней о докторе-кудеснике знал весь город.

Разумеется, супруге таксиста в страшные дни неведения, пугающих догадок и подозрений было не до интима.

Сколько пауков в банке?

Когда Стерхов подъезжал к их с Зинаидой конспиративной квартире, которую от квартиры Ланы, его любовницы, отделяли каких-то два этажа, он подумал, что, возможно, с Васькой-разведчиком ему следовало себя вести иначе. Вдруг информация, которой тот собирался поделиться с доктором, заслуживала внимания!

Зря Илья пошел на принцип, дескать, я никакого отношения к взрыву джипа Барсукова не имею, поэтому не нуждаюсь ни в каких защитниках. Ведь еще неизвестно, как все закончится.

Тутынин явно копает под него, и неспроста он это дело начал. Значит, есть какой-то резон, просто доктор пока не видит его, поэтому и не чует опасности. Разве мало Илья читал детективов, когда опытные бандюганы, совершив черное дело, стрелки переводили на совершенно невинных людей. Простых лохов – будем вещи называть своими именами. И нередко эти самые лохи оказывались потом на скамье подсудимых.

Нельзя недооценивать действий майора!

Подходя к подъезду, Стерхов ощутил смутную нервозность. Вскоре понял, что панически боится столкнуться с женой и любовницей одновременно, скажем, в лифте. Он совершенно не знает, как себя при этом вести. Изобразить полное непонимание, дескать, девушки, вы меня с кем-то путаете – несусветная глупость!

Как и противоположный вариант: обнять лихо обеих за талии, промяукав при этом что-то типа «Привет, девчонки, куда собрались? Может, погулевоним?» – тоже не прокатывал, поскольку в девяносто девяти процентах случаев за подобную выходку мужики получали оплеухи как справа, так и слева, гарантированно теряя обеих женщин.

Демократично-голливудское решение пикантности, типа «О-ля-ля, будем жить втроем!», казалось Стерхову абсолютно неприемлемым. Это не Голливуд! Он отлично знал супругу, все это ей было несвойственно органически.

Подождав за углом, пока откроются дверцы лифта, и убедившись, что кабинка пуста, он быстро заскочил в нее, ругая себя за подобную «партизанщину» последними словами.

Однако делать нечего – он сам смоделировал сложившуюся ситуацию… Вернее, он моделировал другое, но сложилось то, что сложилось, и винить в этом, кроме себя, некого.

И информацию пенсионерки Копилкиной, местной мисс Марпл, доктор проигнорировал совершенно зря. О каком бутафоре с диковинной собакой, которая едва не вызвала у старой женщины сердечный приступ, пыталась его предупредить Евстолия Фотиевна? Следовало до сути докопаться! Пенсионерка по-другому излагать информацию не умеет, ее винить не за что! Она искренне хотела помочь любимому доктору!

Кто этому ряженому мог позвонить на сотовый, после чего собака помчалась по тропинке во весь опор? Вдруг это часть плана, который доктору только еще предстоит узнать, чтобы спасти свою шкуру!

Ведь почему-то этот, казалось бы, несусветный бред пенсионерка изложила именно Стерхову, а не кому-то первому встречному. Значит, после беседы с Тутыниным, который опросил всех возможных свидетелей, у нее сложилось устойчивое мнение, что ее любимый доктор может пострадать. А доктор даже толком не выслушал изложенную, пусть и сумбурную, информацию.

Кто он после этого?

Когда кабинка остановилась на этаже, Илья поежился: если сейчас за дверцами окажутся Зинаида с Ланой вдвоем, ему точно не отвертеться. За секундную паузу он успел несколько раз мысленно обратиться к Богу, умоляя его сделать так, чтобы жена с любовницей сидели по своим квартирам и носа не показывали.

Господь услышал его молитвы.

Добравшись благополучно до квартиры, Илья мысленно поблагодарил Всевышнего. Чмокнув Зинаиду в щеку, скинул в прихожей куртку, разулся и прошествовал в комнату.

Проходя мимо кухни, уловил запах жареной рыбы.

После пары ничего не значащих вопросов о погоде и работе жена наконец приступила к той самой теме, начала излагать, что он уже знал. И, в принципе, был готов услышать. Главное – не подавать вида…

Однако это оказалось не совсем то, что он ожидал. Вернее – совсем не то. Череда сюрпризов продолжалась, и конца ей не было видно. Пока, во всяком случае.

– Представляешь, познакомилась в гипермаркете с одной молодухой, прости господи, – доносилось с кухни вместе с аппетитным ароматом. – Зовут Светланой. Простая, как разменянный полтинник. Не поверишь, живет двумя этажами выше. Тут же пригласила к себе в гости посекретничать за чаем.

– И ты пошла? – настороженно уточнил Илья, забыв надеть второй рукав халата. – Ты у меня такая доверчивая. А вдруг у нее шалман, полно горячих мужчин с Кавказа, что бы они с тобой сделали?

– Не сгущай краски. Отчего бы не пойти, – Зинаида внезапно изобразила танцевальное «па», отставив ножку в сторону. – Подъезд новый, с соседями надо налаживать как-то отношения. А я женщина коммуникабельная. Мне явно не хватает общения.

– И о чем вы с ней… секретничали?

– Она оказалась доверчивей меня. Про всех своих любовников рассказала как на духу. Она их меняет как перчатки. Короче, вертит мужиками, как хочет. Не то что я, дура, приклеилась к одному тебе и никак не могу отлипнуть. До сих пор, хотя… давно пора.

Услышанное требовалось как-то переварить, на него надо было соответствующе отреагировать, а у Стерхова речевой аппарат отказывался подчиняться хозяину, будучи парализованным вместе с ним. В голове плавала, словно скалярка в аквариуме, мысль о том, что у Ланы он – далеко не единственный «экземпляр», такой же паук в банке, что у нее есть еще… И она может сравнить его с каким-нибудь другим «претендентом» и в конце концов сделать выбор.

И совсем не факт, что этот выбор устроит доктора.

Сколько же их, этих пауков в банке?

Он вдруг осознал, насколько узка тропинка, по которой ему приходится передвигаться, пытаясь сохранить статус-кво, чтобы ни одна из женщин не узнала правды. Иначе вспыхнет цепная реакция, и мало ему не покажется. Мало никому не покажется!

Не стоит все яйца класть в одну

Корзину

Почему-то вспомнился читанный когда-то в юности рассказ Рэя Бредбери «И грянул гром», где в прошлом нельзя было даже раздавить бабочку. Его тропинка – по сути та же антигравитационная тропа, и он рискует ничуть не меньше охотника-любителя Экельса, главного героя того самого рассказа. Один неверный шаг – и ты засвечен, тебя ничего не спасет.

– Почему ж ты дура, – возразил он, выйдя на кухню и приобняв жену за талию. – Ты мудрая женщина, выбрала лучшего. Эта твоя… знакомая… как ее? Светлана, кажется… Она не может выбрать, ей попадаются все какие-то… Помнишь, как у Евтушенко:

А ходят в праздной суетеРазнообразные не те.

Зинаида шутя отмахнулась от него:

– Иди уж, не готов у меня еще ужин. Дай еще четверть часика. Нашел когда поэзию вспоминать!

– Ты лучше поведай, как у нее в квартире, – не отставал супруг, изнемогая от любопытства. – Я имею в виду, большое количество любовников наверняка накладывает какой-то отпечаток на интерьер. Или я ошибаюсь?

– По крайней мере, я ничего такого не заметила. Она коллекционирует фиалки, их у нее огромное количество – целая оранжерея. Говорит, что пару недель назад ее коллекция значительно пополнилась. Практически в два раза, один знакомый по дешевке распродавал свою коллекцию, короче, ей очень повезло.

– Эти коллекционеры – люди… как бы тебе сказать… Немножко больные. Как врач заявляю. Как музыканты, шахматисты, математики, скульпторы, художники. У них система ценностей не та, что у нас, у нормальных людей, она сдвинута.

– Куда сдвинута? Туда или сюда?

– Не юродствуй, не делай вид, что не понимаешь, о чем я говорю.

– Ну, не скажи, – обиженно протянула супруга. – Просто люди они… увлекающиеся, Светлана, к примеру, о цветах может рассказывать часами. Прикинь, расстраивалась, что сортов у нее много, а самого элитарного – я даже название помню… Кок-Кёль – у нее нет. Причем готова была расплакаться. Так что ты зря так.

– Как знать, как знать…

Если до этого разговора о фиалках у Ильи оставалась пусть крохотная, но надежда на то, что это могло быть простым совпадением, то теперь пришлось эту самую надежду кремировать и пепел развеять по ветру: двух таких совпадений совершенно точно быть не могло.

Он незаметно ущипнул себя: ему не снится и не мерещится: любовница и жена стали подругами, между которыми нет секретов. Каким-то неведомым образом они сблизились и начали доверять друг дружке абсолютно все.

Действительно: какие могут быть секреты между подругами!

Стерхов, это западня!

Самым отвратительным было то, что назад ситуацию уже не отмотать: жена не поймет, с чего бы вдруг муженек, так ратовавший за этот переезд, вдруг начал настаивать на возвращении в родные пенаты.

Неужто дух авантюризма перестал его вдохновлять?

Илья обнаружил, что чрезмерно углубился в свои проблемы, а тем временем Зинаида, переворачивая на шкворчащей сковороде куски минтая, о чем-то убежденно талдычит. Он прислушался:

– Всегда завидовала таким девчонкам. Круть-верть несколько романов одновременно. И когда только успевают?! Еще в школе, помню, у некоторых получалось. Зулька, подружка моя… Зачем, говорит, привязываться к одному, все равно что все яйца класть в одну корзину. Этого делать не стоит, потом, если что, будет очень больно. А когда у тебя несколько подпорок… Ты чувствуешь себя намного устойчивей.

– Подпорки – это лохи-пацаны, – вставил Илья уточнение, чтобы у супруги не возникло ощущения, будто она разговаривает сама с собою, – которые ни сном ни духом не ведают, что составляют собой целый мужской гарем?

– Гарем – это, конечно, чересчур, – усмехнулась Зинаида, доставая из подвесного шкафчика две тарелки. – Так, лоховское трио или квартет.

После ужина Илья вышел на лоджию покурить. Автоматически прикинул: лоджия Ланы находилась на другой стороне дома, его увидеть девушка никак не могла. Конечно, существовал определенный риск, что любовница его «сфотографирует» снизу, прогуливаясь вечером по аллее парка. Однако в сумерках это было маловероятно.

Неожиданно взгляд зацепился за мужской силуэт, медленно фланирующий по асфальту вдоль аккуратно подстриженных тополей. Доктор не сразу понял, чем прохожий мог привлечь его внимание.

Куртка, джинсы, кроссовки, спортивная шапочка…

Может, походка?

Догадка явилась вместе с очередной затяжкой: на мужчине была точь-в-точь такая же стеганая импортная куртка с вельветовым воротником, которую доктор сегодня видел на Ваське-разведчике.

Но это было не главное. Стерхов вспомнил, на ком еще он видел такую же. Проходя в тот злополучный «взрывной» день по вестибюлю поликлиники, он боковым зрением зафиксировал, как недавно выскочивший из его кабинета Барсуков получал в гардеробе одежду, точнее, такую же стеганую куртку. Совпадало все: цвет, фасон, воротник, даже размер, кажется. Доктор готов был поклясться в этом!

Здесь была эпилепсия, где она?

Мечта любого участкового врача – пустой коридор: никто не кашляет, не чихает, не норовит проскочить без очереди… Можно расслабиться, перевести дух, сходить куда-нибудь, съесть конфету или, на худой конец, просто полюбезничать с медсестрой.

Илья решил возникшую в приеме паузу использовать для того, чтобы прояснить окончательно ситуацию с припадком Хохрина. А именно – сходить в отделение неврологии. Случай задевал его профессиональное самолюбие: никогда еще он так не ошибался в диагнозе.

Пару дней назад, когда взорвался джип с Барсуковым, он, в принципе, двигался тем же маршрутом, но сейчас следовало пройти несколько дальше. Путь лежал мимо физиотерапевтического отделения.

Кабинет доктора Лилии Феоктистовой был чуть приоткрыт, и Стерхов не упустил возможности туда заглянуть.

Каково же было его удивление, когда он разглядел на кушетке квадратную фигуру майора Тутынина. Все в той же папке, уже знакомой Стерхову, следователь старательно записывал показания заметно нервничающей Лилии. Илья решил им не мешать.

«Проговорится или нет? – стучало в его мозгу, когда он подходил к ординаторской неврологии. – В принципе, мне даже на руку, если майор узнает об истинной причине моего отсутствия в тот день. Как мужик мужика следователь должен меня понять».

Зайти на полчаса к симпатичному доктору – не преступление. Если же в это время кто-то умрет по причине того, что ты отсутствовал на рабочем месте, – это намного серьезней. Все остальное – из области моральных осуждений общественности. Илья Стерхов это как-нибудь переживет.

В ординаторской бородатый доктор Лева Лобанов стучал молоточком по белоснежным коленкам симпатичной пациентки со вздернутым носиком, которая предусмотрительно приподняла полы бежевого халатика. Коленки напомнили Илье наливные яблочки сорта Гренни, чуть кисловатые на вкус, которые он обычно рекомендует есть диабетикам, так как в них меньше всего сахара.

– Ой, – вскрикнула пациентка, мигом спрятав под халатиком коленки от глаз вошедшего доктора.

– Ну что вы, Алла Альбертовна, – посетовал Лобанов, незаметно подмигнув Стерхову. – Это доктор Илья Николаевич, мой коллега, его стесняться не нужно…

– Я, наверное, тогда пойду, – покраснев, промямлила Алла Альбертовна, которой бы Стерхов больше двадцати пяти при всем желании никак не дал.

– Да, конечно, ступайте, – заключил невролог, провожая взглядом миловидную пациентку, – я в истории все запишу, эпикриз подготовлю.

Ни минуты не сомневаясь в том, что, если бы не его столь бесцеремонное вмешательство, Лобанов так дальше и продолжал бы постукивать по эротичным коленкам, Илья уселся на место той, что в этот момент элегантно выпорхнула из ординаторской.

– Я по поводу Хохрина, – безапелляционно обозначил он круг своих стратегических интересов. – Как так вышло, что у него не оказалось эпи? Что ж, выходит, я ошибся? Или меня провели, как лоха?

– Я так и понял, – кивнул Лобанов, пожимая протянутую руку. – Вышло действительно так, и по электроэнцефалограмме, и по статусу, и по анамнезу. Я не нашел ничего, что бы говорило о какой-то судорожной активности.

– Что тогда это могло быть? Гипогликемия?

– Мы проверили сахара, сделали сахарную кривую – все абсолютно нормально. Ни диабета, ни эпилепсии тут точно нет. Увы, коллега!

– Но он упал посреди коридора, на губах появилась пена.

Лобанов невозмутимо подошел к шкафу, нашел в одной из стопок историю болезни уже выписанного пациента, пролистал ее, взглянул на анализы, потом закрыл все и протянул Стерхову.

– На момент осмотра пены я не видел, прикусов на языке не было. Статус без особенностей. Да и сам он не тянет на эпилептика… по разговору. Хорошо выспался под действием транквилизатора, не более. Рефлексы опять же живенькие. Здесь что-то не то, Илья Николаевич.

«Что я, собственно, здесь сижу, дергаю тигра за усы, – мысленно спросил сам себя Стерхов, листая историю. – Очевидно, что Лобанова не сдвинуть с этих позиций, как ни пытайся. Значит, дело в другом… А в чем именно – надо искать ответ не здесь».

Тайна желтого фантика

Около своего кабинета Илья обнаружил мага и волшебника Ираклия Коцюбинского. Более странную личность на участке, который обслуживал доктор, найти было сложно. Поговаривали, что ориентация сорокалетнего холостяка с лысиной, бакенбардами и сережкой в правом ухе несколько отличается от среднестатистической, именно поэтому Коцюбинский не женат до сих пор. Квирт он и есть квирт. Хотя жених из него хоть куда: трехкомнатная квартира в центре города, престижная иномарка, дача.

Еще маг и волшебник арендовал офис, в котором занимался снятием порчи, сглаза, приворотами и заговорами. На вопрос, почему он ходит по врачам, если сам владеет методиками исцеления, маг и волшебник без заминки отвечал, что пополнить собственную энергетику, к сожалению, ему не дано.

– Здравствуйте, доктор, у меня, по-моему, язва обострилась, – начал Коцюбинский, едва оказался в кабинете. – Как поем, сразу начинаются боли в области четырнадцатого грудного позвонка.

– Грудных позвонков, насколько я знаю, всего двенадцать штук, – уточнил Стерхов, глядя на Ниночку, которая проверяла в этот момент, прошел ли маг и волшебник в этом году флюорографию, снял ли электрокардиограмму. – Но у вас, как у любой экстраординарной личности, конечно, все несколько иначе.

Когда осмотр был закончен и лечение назначено, Коцюбинский уже у двери вдруг обернулся и, понизив голос, сообщил:

– Этот, которого здесь в коридоре колотило на полу дня три назад, странный какой-то.

– В чем же его странность? – от неожиданности доктор ручкой проткнул листок амбулаторной карты, на котором писал.

– Я за ним шел от самой остановки, – маг и волшебник, наслаждаясь произведенным эффектом, на цыпочках вернулся к столу и продолжил полушепотом: – И видел, как он достал из кармана… то ли конфету, то ли жвачку, распаковал, желтоватый фантик выбросил, а есть не стал, так в руках и держал. И когда пальто сдавал в раздевалку, и когда поднимался на второй этаж… Разве это не странно?

– Скажите, Ираклий, а вы заметили, – ощутив себя на миг майором Тутыниным, поинтересовался Илья, – куда он выкинул фантик?

– Мне кажется, – неуверенно промямлил Коцюбинский, – я запомнил этот куст акации. И смогу показать, если надо.

Пышная дама бальзаковского возраста, сидевшая возле кабинета, была явно не в восторге от того, что доктор вслед за странноватым пациентом куда-то направляется, в то время как должен принимать лично ее. Извинения Стерхова она восприняла весьма прохладно, махнув рукой, дескать, все равно ведь уйдете, так не теряйте зря драгоценных минут.

Тот самый куст акации в больничном парке Коцюбинский нашел достаточно уверенно. А с желтоватым фантиком возникли проблемы – в радиусе пяти метров искомой бумажки не наблюдалось.

Проходившие мимо пациенты чуть притормаживали, заинтересованно наблюдая за тем, как доктор в белом халате вместе с подозрительным мужчиной экстравагантной внешности осматривают куст за кустом, едва ли не на коленках ползая в траве.

Помог порыв ветра: буквально ниоткуда в поле зрения мага и волшебника «надуло» ту самую бумажку. Расправив ее в ладонях, доктор понял, что не зря был несколько минут посмешищем в глазах пациентов.

– Это не конфета и не жвачка, – сообщил он запыхавшемуся Коцюбинскому. – Это желатиновая капсула для имитации пены изо рта.

От услышанного глаза Ираклия настолько округлились, что Стерхов испугался – как бы они не начали крутиться подобно велосипедным колесам и не укатились куда-нибудь из глазниц мага и волшебника.

И ты молчала?!

Вернувшись, доктор пышной дамы бальзаковского возраста возле кабинета не обнаружил, хотя расстроился не особенно. Ну, отошла женщина по делам, пока доктор ходил улики разыскивать. Подумаешь, с кем не бывает!

Ниночка сидела в кабинете никакая, отрешенно уставившись в одну точку. Доктор подумал, что в его отсутствие кто-то расстроил ее, и хотел уже идти разбираться, но…

Разглядывая обертку от желатиновой капсулы, Ниночка неожиданно залилась краской, потом выпалила скороговоркой:

– Значит, он шел сюда с одной целью – изобразить припадок, разыграть нас. Вот гад! Ненавижу! Зачем ему это понадобилось?

– У-у-у, если мы ответим на этот вопрос, нам надо не в медицине работать… А знаешь, где! В принципе, я готов.

– Зачем, скажите, – истерично вскинув руки, вскрикнула медсестра, – он это сделал?! Подлец! Гаденыш! Ненавижу!

Взглянув на нее, Илья не на шутку испугался за жизнь искусного имитатора:

– Нинок, давай его пожалеем? Хотя насчет подлеца и гаденыша я полностью с тобой согласен. А зачем это ему – кто знает!

Ниночка сделала жест, от которого доктор мгновенно затих.