
Полная версия
Музыкальный приворот. На волнах оригами. Книга 3
– Ты то ли тонкий психолог, то ли тонкий тролль, – ткнула я ему кулаком в солнечное сплетение, а он поймал мою руку и поцеловал в запястье – вышло это очень изысканно, так, будто мы с ним оказались в высшем обществе какой-нибудь Викторианской эпохи.
– Никак не могу понять, что за духи, – вдруг сказал Тропинин.
– Какие духи?
– Твои.
– Сейчас на мне нет духов, – сообщила я.
– А чем пахнет запястье? – сощурился он – не верит, что ли?
Я высвободила руку и поднесла к носу. Никаких духов, естественно, не почуяла.
– Ты подозрительный, – сообщила я ему.
– Я потрясающий, – парировал Кейтон, приобнял меня и повел на кухню, где было весьма оживленно. Господин Бартолини успокоился и, казалось, вновь стал хозяином положения – он сидел во главе стола, взирая на блюда рук Алексея. По одну сторону от него сидел Томас, по другую – помощник, который, судя по всему, был голоден. Напротив господина Бартолини расположилась Нелька, держа в руках свою огромную любимую розовую кружку. Два стула были пустыми – видимо, предполагалось, что за стол сядем и мы.
– А вот и последняя партия. Садитесь жрать, пожалуйста, – весело отрапортовал дядя и поклонился. Томас, пока гости не видели, показал ему кулак. Тот состроил невинную рожу и сделал вид, что сплюнул.
– Алексей, – укоризненно проговорил Томас.
– Да-да, мой старший брат?
– Брат? – удивленно произнес переводчик, расслабляя галстук на шее и жадно глядя на накрытый стол. – Я думал, это ваш домработник.
Такого дядя вынести не мог. Он фыркнул и удалился, а потому за обслуживающий персонал остались по методу половой дискриминации мы с Нелькой.
Второй удар по самолюбию Алексея переводчик нанес, попробовав солянку:
– М-м-м, – причмокнул он, – вкус из детства! Моя русская бабушка готовила точно так же! Вы повар? – вежливо обратился он к заглянувшему на кухню Алексею.
Того перекосило. Нелли закрыла рот ладонью, чтобы не расхохотаться. Томас улыбнулся – торжествующе.
– Я раб, – отвечал побелевший от ярости дядя. – Бесправный. Если у вас будет плохое настроение, можете меня пнуть. А сейчас прошу простить. Мою жалкую персону ждут в местном клубе любителей боли и унижений. Спешу откланяться, – и дядя исчез.
– У моего брата весьма специфическое чувство юмора, – попытался сгладить ситуацию Томас. Итальянец стал, бурно жестикулируя, что-то рассказывать, и его помощник принялся переводить, изредка тоскливо поглядывая на тарелки. Отец и сестра смеялись. А я просто наслаждалась тем, что Антон – рядом и все, кажется, хорошо.
– Это просто сумасшедший вечер, – улыбнулась я, не веря, что все это происходит со мной.
– Я бы предпочел сумасшедшую ночь, – вырвалось у Антона.
– Что-что? – не расслышала я, но он лишь поцеловал меня в щеку. Это легкое, почти невинное прикосновение губами длилось чуть дольше, чем того требовали приличия.
Вечер прошел на довольно позитивной ноте. Господин Бартолини попробовал все, что было на столе, то и дело разражаясь громкими восклицаниями, которые его помощник едва успевал переводить. А после пары бокалов домашнего южного вина, которое Томасу недавно презентовал его товарищ, живший на берегу моря, итальянец и вовсе подобрел, превратившись в этакого доброго богатого дядюшку.
Правда, как он уезжал вместе со своей охраной, я не застала – уснула, уронив голову на плечо Антону – немного вина, усталость и миллион эмоций, подаренных сегодняшним днем, сделали свое дело.
Глава 4.
Спала я без снов, спокойно и, когда распахнула глаза, поняла, что уже утро – за окном дребезжит бледно-розовый, с золотыми прожилками, рассвет, а я нахожусь в своей комнате, заботливо укрытая тонким пледом. Рядом сопит Нелли, за распахнутым настежь окном шумит утренний ветер и бодро чирикают птички, а косые оранжевые лучи солнца падают на стену.
На душе было легко и немного волнительно. Словно груз, висевший за моими плечами, пал.
Я в недоумении потянулась, разминая затекшие мышцы. На мне все еще были джинсы и майка.
Интересно, кто был так добр, что отнес меня с кухни в комнату? Неужели Антон?
Едва я подумала о нем, как поняла, что улыбаюсь.
Я приняла душ, вымыла голову и, обвязав вокруг нее полотенце, пошла на кухню за порцией кофе. Там я встретила Томаса, который, судя по всему, еще не ложился спать.
– Катенька, – улыбнулся он мне. – Рано встала. Выспалась?
– Выспалась, – отозвалась я, доставая медную турку. Нежиться в кровати действительно больше не хотелось. Зато откуда-то появилась уйма энергии, которую хотелось потратить на что-нибудь полезное.
– Влюбленные спят мало, – подмигнул он мне.
– И всем известно, почему, – раздался голос дяди, который только что вернулся домой со своей очередной творческой тусовки.
– Почему? – не подумав, спросила я.
– Времени нет, – ухмыльнулся он. – Томас, воспитывай дочь лучше! Она с этим твоим «сынком» вчера чуть в кладовке… – И дядя многозначительно замолчал.
– Что – чуть в кладовке? – заинтересовался папа.
– Чуть оркестр не устроила, – насмешливо посмотрел на меня Леша.
– Не говори глупости, – мне было так хорошо на душе, что было лень сердиться. – Что за пошлые намеки? Если ты в своем возрасте с первого и даже с третьего раза понять не можешь, что мы искали гитару, то что с тобой будет через десять лет? А через двадцать?
– Не ворчи. Лучше сделай и мне кофе, – распорядился Алексей. – Должен признать – молодец. Не упускаешь такую выгодную партию. Столько денег, столько связей…
– Какой ты меркантильный, Алексей, – покачал головой папа. – Антон – просто хороший человек. Порядочный, ценит искусство, мои работы, к примеру, – не упускал случая поговорить о себе Томас и добавил с умилением:
– Вчера сынок был так трогателен. В каждом движении – любовь. Катенька уснула, положила голову ему на плечо, а он сидел неподвижно, чтобы ее не разбудить. А потом унес ее…
– В кладовку, – вставил дядя.
– Отнюдь. В спальню. Юность, романтика… – вздохнул Томас с ностальгией.
– Этой романтики у тебя, вечно юный, до сих пор хватает, – отозвался Алексей со своей вечной усмешечкой прожженного жизнью человека. – Как поживает твоя очередная муза? Натальей ее зовут? Или как там твою личную Га́лу Дали по паспорту кличут? – вспомнил он главную вдохновительницу и супругу великого Сальвадора Дали, которую тот восхвалял и чтил едва ли не как современную икону.
Как-то у нас в гостях был папин друг, правда, не художник, а скульптор Владлен. Он печалился, что никак не может отыскать себе такую женщину, ставшую бы ему «и музой, и страстью, и богиней».
– Либо дуры, либо стервы кругом, – сказал он и опрокинул стопку с огненной водой, а потом глянул на меня и выдал фееричное:
– Вот была бы Катенька постарше…
– Мне уже почти двадцать, – напомнила я тогда. И родитель, и его друзья вечно считали меня маленькой девчонкой, и это возмущало.
– Я тебе свою дочь не отдам, – решительно возразил Томас. – Даже не думай и не помышляй.
– У тебя же их две, – искренне недоумевал Владлен.
– Да хоть три! Это не значит, что я готов пожертвовать одной из них!
– Знаешь, старик, я бы тебе даже свою тещу не отдал, – вмешался и дядя Боря, луч адеквата в творческом царстве. – А ты, Владик, на молодую девчонку глаз положил.
– Я все кладу на прекрасное, – закивал согласно скульптор.
– И на всех, – вставил дядя Боря, и они долго потом спорили…
Вспомнив это, я улыбнулась.
Хотелось бы мне быть музой для Антона?
Мне хотелось быть его любовью. Но если моя любовь подарит ему вдохновение, я буду только рада. Любовь должна вдохновлять.
И я мысленно улыбнулась.
– Что ты мелешь? – гневно воскликнул в это время Томас, воровато взглянув на меня. – Мою музу зовут Каллиопа.
– Смешно шутишь, братик. У художников, помнится, нет музы, – улыбнулся мстительно Леша. – Как-то обошли вас стороной древние греки. И с чего бы это?
Томас окинул младшего брат гневным взором. Среди девяти муз действительно не было той, которая покровительствовала бы живописи.
– Папа, если у тебя кто-то есть, познакомь ее с нами, – легкомысленно предложила я, но заслужила только гневный родительский взгляд.
– Меньше слушай этого болтуна, дочь! Белый свет клином сошелся у него на женском поле! – явно считал себя выше подобных глупостей наш художник.
– Вот как ты заговорил, – окрысился дядя, который, видимо, все еще переживал психологическую травму по поводу домыслов о том, что он – домработник и повар. – Да на мне весь дом держится, – завел он любимую пластинку. – А ты бездельник.
– Жиголо, – тотчас умело припечатал его старший брат. Это оказалось ударом ниже пояса.
– Я – жиголо?! – заорал Алексей, крайне возмущенный. – Я?! Я-то?!
– А кто тебе цацку подарил? – посмотрел Томас на руку Леши, на указательном пальце которой сиял перстень из белого золота с большим прозрачным камнем.
Тот почувствовал себя крайне неудобно и тотчас убрал кисть за спину, словно невзначай решив почесать спину.
– А это мне подарила поклонница, – нашелся Алексей. – И не принять ее подарок – ответ на мое творческое оригинальное решение ее гардероба, я не мог! Не привык обижать женщин, знаешь ли!
Пока они препирались, я налила себе ароматный свежесваренный кофе, заодно разлив его по кружкам отца и дяди. И вышла на балкон, с высоты глядя на просыпающийся город. Настроение было потрясающим, и перед глазами стоял, как бы глупо это ни казалось, образ Антона.
Я общалась с ним несколько месяцев, но, кажется, только сейчас начала открывать его заново. Нет, по-настоящему узнавать его. И потому во мне жило предвкушение.
Его игра еще не забылась, и до сих пор мне было и больно, и обидно, но я дала Антону шанс доказать, что он действительно хочет быть со мной.
И я верила в него.
Как мне нравится наша гордость. Отполирую-ка я ее до блеска, чтобы ярче сияла!
– Анэ! Твой телефон меня достал! – послышался сонный голос Нелли.
Я обернулась – позади стояла взлохмаченная сестра в пижаме и держала мой мобильник.
– Пиликает и пиликает, – пожаловалась Нелька, сунула телефон мне в руку и с ворчанием удалилась досыпать.
Я посмотрела на экран: куча сообщений от Нинки, с неизвестного номера и от того, кто заставлял мое сердце биться сильнее.
Сообщения подруги открылись первыми.
«Я скоро сдохну от скуки! Здесь нет даже на четверть нормальных мужиков. Ощущаю себя единственным человеком среди тюленей, оленей и поленьев», – жаловалась она, как всегда, весьма заковыристо обзывая других людей.
«А ты там спишь, Катька, да? Надеюсь, одна, ха-ха-ха», – гласило второе сообщение, в котором стояла куча дьявольских смайликов.
«Если что, я неплохо умею обращаться с секаторами!» – воинственность третьего просто зашкаливала.
«Смотри, какие мы с Иркой сделали снимки. Я даже в роли чудовища идеальна!» – хвасталась в четвертом она.
«Почему ты мне не отвечаешь! Подруге скучно, а ты спишь!» – гневалась подруга. На меня уставился с десяток злобных красных рожиц.
Нинка прислала много фото. Золотистый песок и голубые волны, раскинувшиеся под бездонным небом, казались такими притягательными, что я немедленно захотела на море, под солнце, дышать соленым воздухом, плавать и загорать. Обгоревшей Нинке, впрочем, все эти прелести изрядно приелись. Если на первых снимках не обгоревшая еще Нинка позировала в волнах и на песке в лучших традициях женских типичных фото, то на вторых, где она была красная, как рак, начался откровенный стеб.
Подруга принялась пародировать типичные мужские фотографии: демонстрировала несуществующие бицепсы и трицепсы, грозно смотрелась в зеркало, приподняв майку так, чтобы видно было пресс, позировала в баре, капая слюной на алкоголь, строила грозные рожи в лифте, с независимым видом терлась около чужих тачек, многозначительно потирая подбородок. Нашла даже где-то накладные мексиканские усы и очки без линз и с многозначительным видом поглядывала на камеру телефона, пытаясь выглядеть брутальной.
Но Нина не была бы самой собой, если бы не поиздевалась и над другими людьми. Вдвоем с Иркой они ходили по пляжу. Сестра делала милые селфи с парнями, а сзади вклинивалась с разными злобными рожами усатая Нинка, портя всю красоту и романтику.
Посмеявшись над фото, я написала большое сообщение подруге, а в ответ получила лишь:
«Спасибо, что разбудила! Я сплю, позвоню завтра».
В этом вся Нинка: будить других – всегда пожалуйста, а вот ее – нельзя.
Но эти слабости я подруге прощала.
Таких, как Журавль, либо принимают с их достоинствами и недостатками, либо не принимают вовсе.
Я принимала.
Следующим было сообщение от Антона, который проснулся еще раньше, чем я. Или вовсе не спал?
«С добрым утром, моя девочка, – писал он. – Сегодня я заеду за тобой в десять. Отказы не принимаются. Надеюсь, к этому времени проснешься».
В этом сообщении причудливо сочетались Антон и Кей – что-то новенькое. И очень интересное.
Я улыбнулась сама себе.
«Доброе, Антош. А если ты приедешь, и меня опять не будет?:)» – не удержалась я от шпильки.
«Думаешь, не отыщу тебя вновь?» – тотчас спросил он, и я почти как наяву увидела его лицо, иронично улыбающееся.
«Ты так в себе уверен…)»
«Это не моя уверенность», – прислал он почти мгновенно сообщение.
«А чья же?» – поинтересовалась я.
«Одной сумасшедшей стервы по имени Любовь», – отвечал Антон.
Мне любовь казалась чем-то трепетным, нежным, манящим – как бархатные облака, тронутые теперь позолотой и присыпанные по воздушным краям розовой пудрой.
А для него любовь была волной – накрывающей с головой, сбивающей с ног, ярой.
Только вот волны – рабы Луны. Сейчас на берегу Антона сизигийский прилив. Но если начнется отлив, что мне делать?
Или это лишь мои подозрения?
«Здорово же ты говоришь о своих чувствах!» – написала я парню.
«Любовь – это сумасшествие, Катя. Жди», – был краток он.
Я послала несколько разноцветных сердечек и долго провожала взглядом рассвет, а после вернулась в пустую уже кухню: Томас и Алексей соизволили разойтись по комнатам.
Следом за мной туда притопал и Эдгар, с мешками под глазами, всклокоченными волосами, но весьма довольный. Он разговаривал по телефону, не замечая меня, стоящую у плиты с туркой. Беседа его была крайне забавной.
– Да там вся пати слегла, Кира, – вещал он крайне подозрительным тоном: обычно в его глухом голосе не было столько эмоций. – Такое рачье собралось дикое из их клана, что даже ньюфаги себя богами почувствовали.
Кира, видимо, что-то стала говорить в ответ, а брат ее внимательно слушал, так и не видя меня – летал где-то в своих виртуальных мирах.
– Да, вместе пойдем в данж, – говорил он. – Апнусь только. Ты во сколько в реале входить будешь?
– Что за Кира? – спросила я громко.
Брат дернулся и как-то затравленно на меня посмотрел, закашлявшись от неожиданности.
– Я тебе потом перезвоню, – сказал он в трубку и отключился.
– Ну-ка, ну-ка, это кто? – уставилась я на него с интересом. – Та девочка из Владивостока? – вспомнились мне слова сестры, которая подсмотрела его переписку с какой-то девчонкой.
– Мальчик из Калининграда, – огрызнулся Эд, взлохматив волос.
– Такой большой, а все как ребенок. Что такого, что ты общаешься с девушкой? Мужчина, как-никак, – с сомнением сказала я. – Было бы странно, если бы тебе нравились другие мужчины…
– У малолетнего монстра наслушалась? – спросил Эдгар, явно имея в виду Нелли.
– Лучше ответь все-таки, что за Кира? – не отставала я от старшего брата. – А лучше фоточку покажи. Я твоя сестра, как-никак! Дам оценку выбору.
Вместо фоточки мне показали кулак. Эд не хотел раскрывать секреты своей личной жизни.
Я рассмеялась, а он надулся.
Мы сидели за столом, поедая бутерброды. Как и все остальные Радовы, кроме меня, Эдгар еще не ложился спать. Однако, в отличие от них же, брат ел быстро и совершенно молча. Но весь завтрак странно на меня смотрел: то ли осуждающе, то ли подозрительно.
Вспомнив, что не прочитала сообщение с неизвестного номера, я потянулась к телефону.
«Привет. Как ты? Просто сегодня увидел девушку, похожую на тебя, и вспомнил. У нас отличная погода. Максим».
Что ответить своей первой детской любви, я не знала, а потому просто убрала телефон подальше. Не стоило мне встречаться с ним в кафе…
Я задумчиво застучала пальцами по столу. Эдгар вновь окатил меня нехорошим взглядом.
– Чего ты на меня так подозрительно пялишься? – не выдержала я.
– Вчера твой Га… – он зачем-то глухо откашлялся в кулак. – Гад приходил?
– Антон? – зачем-то уточнила я.
– Он самый, – улыбнулся старший брат совершенно деревянной улыбкой. С такой он, наверное, в своих онлайн-играх истребляет монстров.
– А что? – не поняла я.
– Зачем он тебе нужен? – прямо спросил Эдгар.
– А Кирочка тебе зачем нужна? – нараспев произнесла я.
Брат одарил меня новым весьма неприязненным взором.
– Ты тупая, Катя, – сказал он со вздохом. – В следующий раз я их сайт взламывать не буду.
– Сам тупой, – возмутилась я, но скорее по инерции. – Беспокоишься, что ли, за сестру? – удержаться от подкола было сложно.
– Мне не нравится этот ботовод, – честно сказал недовольно Эд, проигнорировав мой вопрос, и, чуть подумав, выдал почти глубокомысленно: – Он из тех танков, которые убивают своего приста.
– Чего-о-о? – протянула я, ничего не поняв.
– Ничего, – посмотрел на меня, как на отсталую, добрый братик и велел: – Чая мне налей. С молоком. И сахар не забудь.
– Вот сам себе и налей, – фыркнула я.
Лучше бы я сама это сделала, честное слово! Эд умудрился разлить молоко из пакета и решил стереть лужу, пока я стояла спиной, моя посуду, кухонным полотенцем… Это, конечно, было не сравнить с тем случаем, когда он решил протереть стол тряпкой для мытья полов, но чай ему, в конце концов, пришлось делать мне.
– Слишком холодный, – вместо благодарности услышала я от брата и лишь одарила его не слишком добрым взглядом. Он же, на пару секунд замерев в проходе, сказал тоном странствующего философа:
– Какие же вы, девчонки…
– Какие? – поинтересовалась я живо.
Продолжать свою глубокомысленную фразу Эдгар не стал, а направился в комнату, оставив меня в недоумении.
Все остальное время я приводила себя в порядок, решив, что должна выглядеть на все сто. А после долго и придирчиво выбирала, что бы надеть. Сонная Нелли недовольно наблюдала за моими сборами со своего дивана.
– Откровенное что-нибудь возьми, – неожиданно посоветовала она, глядя, как я верчусь перед зеркалом в воздушном летнем платье с пояском и легкомысленным цветочным узором.
– Что значит – откровенное? – недовольно уставилась я на сестру. Как по мне, платье было и так не слишком длинным – на ладонь выше колена.
– Ну, это же Кей-сама, – закатила глаза Нелли, вскакивая в постели. – У него же куча поклонниц! Ты должна быть среди них самой крутой и сексуальной! – без задней мысли выкрикнула она.
О, Боже, ей всего четырнадцать, а она что-то говорит о сексуальности, словно знает в этом толк.
– Я не его поклонница, – отчего-то рассердилась я: не на сестру, а на саму себя. И правда, Тропинин наверняка привык к невероятным девушкам – да та же Алина весьма эффектна и соблазнительна!
– Ой, какая разница, – махнула сразу двумя руками Нелька. – Давай, я тебе дам бледно-розовое платье? Оно коро-о-откое, Кею-саме понравится!
Сестра имела в виду платье, которое заказала с одного популярного китайского сайта. Оно было прехорошеньким, нежным, с открытыми плечами и спиной – в общем, типичным девочкиным, но при первой же стирке ужасно село и едва прикрывало то, ради чего была создана юбка. Такую длину стеснялась носить даже сама Нинка. А выбрасывать сие великолепие было жалко.
Глядя на себя в зеркало, я задумалась. На той вечеринке в честь дня рождения дочери мэра я была с прической, майкапом, на каблуках и в открытом платье, и на меня засматривались мужчины – тот же Келла отвешивал комплименты, правда, в своем похабном стиле. Да и Кей смотрел на меня тогда весьма оценивающе…
Может быть, действительно?..
А ты в трусах пойди – будет верх сексуальности.
Я улыбнулась своему отражению и тряхнула волосами. Решено!
В трусах пойдешь?!
В ошеломительном наряде. Буду ошеломлять.
Кейтон и так уже «ошеломленный». Не стоит ошеломлять его психику еще больше.
Свой внутренний голос я не послушала и стала с азартом собираться на предстоящую встречу.
Час спустя при полном параде я стояла в прихожей, в последний раз проводя расческой по ставшим волнистыми волосам. Таких же безупречных локонов, которые выходили у Нинки, у меня не получилось, но выглядела я, по своему собственному мнению, «ничего так». Правда, чувствовала себя жутко неудобно. Мне казалось коротким то самое платье, что подарил мне дядя, но по сравнению с этим бледно-розовым нарядом оно было просто рясой. Зато на ногах удобно сидели нежно-бежевые босоножки на каблучке – в тон свежему маникюру. А вместо сумочки я держала в руке клатч, который по цвету был чуть темнее платья. Его мне отдала Нелька, правда, перед этим ей пришлось снять с него устрашающего вида кучу брелков. Сестра от усердия даже сломала ноготь, а потому изворчалась на меня, мол, где это видано, чтобы дети собирали на свиданки здоровых девиц.
Я мазнула кисточкой персикового блеска по губам и вновь критично посмотрела на себя в зеркало. Что-то было явно не так…
И это что-то называлось «Катей».
– Ты куда? – вытаращился на меня Алексей, который, потягиваясь, вышел из спальни. Даже в пижамных штанах, которые, по его словам, собственноручно сшил какой-то там модельер из Питера, весьма знаменитый в узких кругах, он умудрялся выглядеть самодостаточно.
– На свидание, – с достоинством отвечала я, брызгая на запястье и на волосы духи, которые, как мне казалось, пахли миндальным печеньем – так причудливо сочетались в их аромате сладость и горечь.
– Ну, удачи, племяшка, – буркнул мне в спину дядя. – Вот так и вырастают дети. Хотя… Погоди! – весело окликнул он меня. – Я тебе кое-что принесу. Последний важный штрих. Завершит твой образ, так сказать.
Я не придала значения лукавству в его глазах и оживилась. Дизайнер должен знать толк в подобных вещах. Может быть, Леша мне украшения какие-нибудь даст – из своих на мне лишь серьги-гвоздики и простое серебряное колечко на пальце.
С самым невозмутимым видом, под хихиканье высунувшейся из спальни Нельки, Леша принес простыню и накинул ее прямо мне на голову.
– Ты чего?! – заорала я, пытаясь выпутаться из простыни. – Прическу испортишь!
– Того, – заявил наглый родственник, который о содеянном явно не сожалел. – Лучше бы ты одеялом обмоталась, толку больше было. Хочешь быть эффектной на свиданке? Веди меня в свою комнату, я тебе помогу выбра…
Больше я дядю не слушала – просто ушла, мстительно хлопнув дверью.
Антон уже ждал меня на улице.
По своему обыкновению он прислонился к боку темно-синего блестящего автомобиля, и вид у него был весьма независимый: солнцезащитные очки, в которых отражалось небо, кепка с длинным козырьком, закрывающая глаза, простая темная футболка, джинсы – в их карманы Антон засунул руки. Вроде бы и ничего особенного, но Тропинин привлекал взгляд.
Увидев меня, он отлепился от машины, сделал несколько шагов навстречу, и едва только мы поравнялись, обнял, осторожно прижав к себе. После отстранил и весьма заинтересованно осмотрел снизу вверх – его взгляд особенно задержался на моих ногах выше колен, и я почувствовала себя весьма неуютно.
Он приподнял очки.
– Почему ты так смотришь?
– Катя… – произнеся мое имя, Антон замолчал, будто не зная, что сказать.
– Что? – вздохнула я, с трудом подавляя желание одернуть платье – мне казалось, подол задрался неприлично высоко, но это была иллюзия – просто само по себе платье выглядело таким коротким.
– Интересный наряд, – аккуратно отвечал Антон. Но я поняла, что ему весело.
– Спасибо, ты тоже ничего так выглядишь, – пригладила я юбку, чувствуя себя очень некомфортно, и вдруг подумала: а что же мне делать, если поднимется ветер?
В этот момент, крайне не вовремя, из подъезда выплыли под ручку престарелые соседки Фроловна и Семеновна, бурно обсуждая «наркоманов из пятого», которые со своими друзьями вчера весь вечер сидели на лавке около подъезда, мешая общественности своими шумом и гамом.
– Ржали как дикие кони! Девок лапали! А намусорили-то, а намусорили-то сколько! – причитала Семеновна, которая, видимо, пристально наблюдала за компанией.
– Есть у меня способ, – важно проговорила Фроловна, женщина мстительная, – как этих полудурков от нашего подъезда отвадить.
Тут они заметили нас. Пристально оглядели. Оценили длину моей юбки.