Музыкальный приворот. На волнах оригами. Книга 3

Только еще несколько минут назад он был спокойным, как море в штиль, а теперь я чувствовала, как в нем бушует настоящий шторм, которому он, однако, не дает выхода. А что мне делать, если вдруг этот шторм все же вырвется наружу? Как его успокаивать?

А Антон продолжал:

– И, поверь, малыш, они куда более ловкие, чем Томас Радов со своей наивностью. Я понял, в кого ты пошла, – он со странной улыбкой вдруг провел большим пальцем по моим губам. – В своего отца. Я боюсь отдавать тебя реальности. Она тебя съест.

– А тебя пожалеет? – почувствовала я, как вспыхнули щеки. Кажется, Тропинин задел какие-то мои внутренние душевные струны.

– Мы с ней в конфронтации, – сообщил Тропинин. Кажется, все-таки он успокоился. – И моя борьба с ней вполне успешна.

Я тяжело вздохнула.

– Вы что-нибудь выбрали? – вовремя вклинилась в наш разговор подошедшая официантка.

Антон, мельком глянув в раскрытое перед ним меню, заказал мясо с овощами с каким-то чудным соусом и холодный кофе.

– Катя? – посмотрел он на меня.

Я лихорадочно принялась переворачивать страницы, выбрав, в конце концов, какой-то салат и клубничный лимонад.

И мы вновь остались вдвоем.

– Катя, я понимаю, что времени прошло совсем мало, и ты еще не могла… – Антон на несколько секунд замолчал, то ли подбирая верные слова, то ли задумавшись над чем-то. – Хорошо узнать меня.

– То есть ты считаешь, я тебя плохо знаю? – со вздохом спросила я.

Он кивнул.

Честно говоря, я считала, что довольно-таки хорошо изучила Тропинина, особенно после того, как он открылся мне, рассказав обо всем, что было с ним, его братом, матерью… Но, наверное, не стоит принимать доверие человека за понимание его души. Понимание дарит не только откровенность, но и время. А знакомы мы с этим человеком не так уж и давно.

А вот кто-то знает Антошика очень даже хорошо!

Слишком хорошо.

– Наверное, ты прав. Алиночка знает тебя отлично, – вдруг вырвалось у меня. – Вы ведь столько лет вместе были. Наверное, чувствовали себя мужем и женой.

– Даже так? – поднял бровь парень.

– Что – так? – захотелось мне удушить Тропинина.

А кто недавно пел, как счастлив? Куда все делось, а, Катечка?

– А мне определенно нравится, как ты ревнуешь, – вкрадчиво произнес Антон, приподнимая мой подбородок, чтобы я смотрела именно в его глаза. – Хочешь, это станет одной из наших игр?

– У меня аллергия на слово «игры», – помрачнела я, убирая его руку.

– Не вспоминай прошлое, – лениво потянулся музыкант. – Или еще не забылся твой господин с камерой и печальным взором? – замысловато обозвал он того, кто действительно был частью моего прошлого.

– При чем тут Максим? – опешила я, не ожидая подобных слов. Надеюсь, Антон не знает, что он мне писал сегодня. Мелочь, конечно, но ему явно будет неприятно.

И почему у Тропинина такой сложный характер…

А может быть, меня именно это и привлекает в нем?

– Просто так. К слову пришелся наш милый Максимка, – тон у Антона был весьма и весьма язвительный. Она даже имя его произносил так, словно говорил о каком-то таракане, что умудрился пролезть ночью в холодильник, да там и замерз.

Я перевела взгляд с лица Антона и вдруг совершенно случайно увидела в дверях кафе крайне знакомую женщину – у меня не слишком хорошая память на лица, но ее я узнала сразу!

Коротко стриженные темные волосы, ухоженное деловое лицо, брючный костюм фисташкового цвета…

В «Старый парк» уверенным шагом вошла Альбина, та самая экстрасенс, к которой мы с Нинкой однажды попали на прием. Женщина огляделась, выцепила взглядом длинноволосую девушку и решительно направилась к ней. Та не замечала ее, пока Альбина не дотронулась до ее плеча.

Они поздоровались. Экстрасенс села напротив и принялась что-то говорить. Девушка внимательно слушала и кивала в ответ. Вид у нее, честно говоря, был не очень веселый, какой-то даже растерянный и немного грустный.

– Знаешь их? – спросил Антон, недовольный, что я не обращаю внимания на него.

– Показалось, – улыбнулась я, посчитав, что не стоит посвящать его в наш с Нинкой экстрасенсорный позор.

– Так вернемся к нашим баранам, – перевела я разговор.

– Фотографишко – баран, – был совершенно согласен Тропинин.

– А Алина – овца, – фыркнула я. – Так почему ты Макса вспомнил?

– Если ты вспоминаешь мое прошлое, значит, и свое – тоже, – была железной логика у Антона. – Думаешь об Алине, значит, и о своем Ма-а-аксе, – он непередаваемым тоном упомянул имя моего бывшего парня, явно передразнивая меня. Нет, если бы он знал, что Максим мне пишет, точно бы пришел в ярость.

Эта мысль показалась мне слаще лимонада.

– Нападение – лучшая защита? – сощурилась я.

– Я нападу на тебя, детка, – многозначительно пообещал светловолосый. Он вдруг встал, переставил свое кресло так, чтобы сидеть не напротив, а рядом со мной, и привлек к себе: его касания были уже не такими осторожными, а более уверенными и чуть-чуть властными.

– И ты от меня не отобьешься, – прошептал он мне на ухо, едва касаясь губами. – А знаешь, почему?

Его дыхание щекотало кожу, и мне вновь стало смешно. Да что же такое у меня с эмоциями?!

Это, наверное, нервное. Сейчас еще и бабочки активизируются.

– Почему же? – повернула я голову, и мои губы дотронулись до его губ – случайно, слегка, почти незаметно, но между нами от этого легкого невинного касания словно искра вспыхнула. И нас обоих словно накрыло.

– Потому что у тебя не будет ни сил, ни желания, Катенька, – отвечал Антон.

Серые глаза его блестели, и в них застыло какое-то странное выражение: нежность перемешалась с невероятной тоской – тоской по чувствам, ласке, но, самое главное, – по искренности и взаимности.

– Или у тебя, – коварно шепнула я, положив одну руку ему на шею, а ладонью второй проводя по его плечу, спускаясь к груди, касаясь живота – Антон даже вздрогнул от неожиданности, и первой поцеловала: с напором, горячо, почти требовательно. Ответить менее чувственно он не мог, да, наверное, и не хотел. Мне кажется, Антон вообще не знал, что такое любить без эмоций, страсти, внутреннего надрыва…

Лед – лишь материал для его маски, а под ним бьется пульс живой воды.

И мне так нужна эта живая вода…

Глава 5.

Мы забыли, что находимся в кафе, что тут есть люди, что на нас могут смотреть, что наши действия могут быть неприличными, и дарили друг другу новые и новые поцелуи. И это было словно состояние транса – одного на двоих, нежного забытья со вкусом беспамятства – мы даже не увидели, что нам принесли напитки и приборы. Нет, конечно, ничего непристойного не было, но целовались мы, и правда, словно сумасшедшие. И эмоции от этого зашкаливали. У меня от наплыва чувств приятно кружилась голова, а у Антона – сбивалось дыхание и под моими ладонями напрягались мышцы под тонкой футболкой.

– Ты знала, что заплывать за буйки – опасно? – проговорил Антон через несколько минут, первым отстраняясь – зрачки у него были расширены, а нижняя губа – мило закушена, но не игриво, как у девушек, а с силой, наверняка почти до крови. И волосы – немного взлохмачены. Он попытался выровнять дыхание, но выглядел при этом так забавно, прям как какой-то мальчишка, что мне захотелось улыбнуться.

Тропинин же, неотрывно глядя на мое лицо, вдруг пригрозил:

– И не смейся!

– Я и не смеюсь, – отвечала я, гладя его по руке.

Его руки мне нравились безумно – сильные, в меру рельефные, с широкими надежными запястьями, на которых с внешней стороны выступала косточка, с довольно изящными кистями, под светлой кожей которых проступали сухожилия и видны были вены… Но главная ценность этих рук заключалась для меня даже не в том, как они выглядели, а что делали: как ласково касались, как прижимали к себе, как могли защищать.

– Ты такой хороший, – проговорила я ласково.

Мышцы под моими пальцами вновь напряглись. Антон резко убрал руку и залпом выпил свой холодный кофе.

– Что с тобой? – спросила я. И погладила его по взлохмаченным волосам.

– Не понимаешь? – усмехнулся он почти весело.

Я вопросительно глянула на Тропинина. Даже бровь приподняла.

– Сейчас приду, малыш, – коснулся он губами моего виска и резко встал, хватая со стола телефон.

– Ты куда?

– Позвонить, – отвечал он, не оборачиваясь.

И просто-напросто ушел, оставив одну. Я сделала пару глотков ледяного клубничного лимонада, мысленно похвалив себя, и от нечего делать принялась рассматривать картины. Вскоре к нашему столику подошла официантка – принесла блюда.

– Извините, а я могу походить и посмотреть работы? – спросила я – не все было видно хорошо.

– Конечно! – оживилась девушка. – Это картины нашей управляющей.

– Она художник? – заинтересовалась я.

– Рисует на досуге, – пожала плечами официантка, и я едва не поправила ее «рисует» на «пишет». – И образование, кажется, художественное. У всего персонала ее картины есть. Обалденные!

Ну, хоть кто-то со мной согласен.

Я, словно находясь в галерее, пошла вдоль стен, благо что за столиками никто почти не сидел и я никому не мешала. Акварель завораживала своей мягкостью и простотой. Чудные лесные пейзажи, городские тихие улочки, морские глади, в которых тонул закат, возрождаясь рассветом, нежная девушка с голубями, цветочный солнечный натюрморт, цветущая сакура, роняющая лепестки в неподвижную водную гладь, люди под дождем, отражающиеся в витринах, – каждая картина была со своей изюминкой, со своей порцией искренности, и сложно было решить, какая же их них лучше. Но мне неожиданно больше всего понравилась работа с морским прибоем, где пенистые волны растворялись в белоснежных облаках, а облака отражались в воде, и невозможно было понять, где граница между ними – горизонт был виден едва-едва, а где-то вдалеке была видна то ли яхта, то ли парусный корабль…

Мне даже стало обидно, что Томас не пишет таких замечательных вещей – а ведь может! Техника у него отличная, и твори он в другом стиле живописи, в том же реализме, работы бы его были ничуть не хуже – и не только этой неизвестной мне художницы, но и именитых мастеров! Но вот мой дорогой отец хочет работать лишь с тем, что интересно ему, а не другим. А ему интересны порой весьма и весьма странные вещи.

С такими мыслями я двинулась дальше – картин осталось не так уж и много, а я хотела до прихода Антона посмотреть все.

– Ты принесла фотографию? – услышала я смутно знакомый голос и резко обернулась.

Оказывается, я и сама не заметила, как подошла к столику, за которым сидели Альбина и длинноволосая девушка – от них меня отделяла лишь почти невесомая полупрозрачная занавеска. Они меня, правда, не замечали, поглощенные разговором.

– Принесла.

Девушка достала конверт из лежащей на коленях сумочки и, положив на стол белой стороной кверху, придвинула к Альбине. Та даже смотреть не стала, лишь и кивнула и покровительственно положила сверху конверта ладонь. На двух пальцах ее сияли не вульгарные желтые перстни с огромными аляповатыми камнями, а элегантные, неброские, но явно дорогие, из белого золота кольца с россыпью сверкающих бриллиантов – фианиты эта женщина явно игнорировала в ювелирном магазине. Ведь, судя по гонорарам, которые брала эта мошенница (а Нинка заплатила ей крупную сумму!), жила Альбина весьма и весьма неплохо. На широкую ногу.

– Что ж, думаю, помочь в этой ситуации – можно, – сказала женщина. Голос ее был таким же спокойным, как в тот раз, когда мы с Журавлем посещали ее шикарную квартиру. Интересно, а почему она теперь принимает не в своем «офисе» на дому, а в каком-то кафе?

– Но ты должна помнить, что мои услуги – недешевы, – продолжала экстрасенс. – Я – один из лучших специалистов в нашей весьма экзотической, – в ее голосе послышалась насмешка, – профессии.

– Я знаю. У меня есть деньги. И мне нужна ваша помощь, – тихо сказала девушка.

Голос у нее оказался негромким, довольно тонким, почти детским, но все же приятным. И в нем слышалась надломленная уверенность.

– Я больше так не могу. Действительно люблю его. Но он… Он бегает за ней. Ей… Ей стоит лишь позвать его, и он все бросает. – Брюнетка вдруг замолчала и с силой закусила губу, с трудом сдерживая себя, чтобы не заплакать, и закрыла лицо ладонями.

– Милая, не стоит так убиваться, – успокаивающе произнесла Альбина. – Я же сказала – помочь можно.

– Извините, – выдавила девушка и глубоко вдохнула, пытаясь, видимо, успокоиться.

Мне стало неловко, что я подслушиваю их. Однако меня терзали смутные догадки, что Альбина нашла очередную дурочку, которую решила развести на деньги. А ведь она молодец. Даже из Нинки их вытянула, а эту девочку, которой на вид было лет двадцать, и вовсе до нитки обдерет!

Нет, с одной стороны понятно, что приворот – дело гадкое, и в подобные вещи я не верила, одна мысль заставить человека тебя любить казалась мне гадкой. Но с другой, – жалко эту глупышку. Несчастная любовь часто затмевает разум.

– Вот аванс, как вы сказали, – протянула еще один конверт девушка. – Спасибо, что согласились помочь.

– Это моя работа – помогать людям, – в голосе Альбины вновь промелькнул едва заметный смешок. – Что ж, мне пора, милая. Увидимся на днях. Позвоню и договоримся о встрече. Тогда и передам все, что нужно, а ты заплатишь остальное, – женщина поднялась из-за столика, а я спешно пошла к другой картине – вдруг она меня узнает и пиши пропало моему плану. Однако экстрасенс прошла мимо, громко стуча каблуками, и вскоре вышла из кафе. Вот же аферистка!

А я направилась к длинноволосой девушке, которая неподвижно сидела за столиком. Итак, я лишь просто скажу ей правду. Не буду из кожи вон лезть, дабы доказать, кто такая Альбина, кто знает, может быть, эта девушка – ее постоянная клиентка, которой экстрасенс задурманила мозги, но просто так пройти мимо я тоже не могу.

Катя-Катя… В наше время никому не нужны советы. Особенно бесплатные. Ценят то, за что платят! Сколько раз тебе говорила это Нинка!

Надеюсь, она ценит меня просто так.

О, Боже! Какая ты трудная!

Я все же подошла к ее столику.

– Девушка, извините, я видела, вы разговаривали с женщиной… Ее ведь зовут Альбина, верно? – спросила я осторожно, чувствуя себя идиоткой.

Длинноволосая подняла на меня ярко-голубые, почти васильковые, словно в цветных линзах, глаза и слегка прищурилась – так часто делают люди с неважным зрением.

– Да, – растерянно произнесла она. – А что?

Итак, меня не послали, и это уже радует!

– Дело в том, что Альбина несколько месяцев назад оказывала услугу моей подруге. Точно такую же, как и вам, – крайне осторожно отозвалась я. – И она… – Я выдержала паузу. – Просто мошенница. Не тратьте деньги. Хотя, знаете, деньги – это еще ничего. Хуже всего – пустая трата времени. Вы будете ждать, надеяться, а в результате слишком поздно поймете, что вас обманули, – с горечью в голосе сказала я.

Васильковые глаза смотрели на меня почти испуганно.

– Оставьте эту затею. Хотя это, конечно, ваше дело, – я вдруг улыбнулась ей – со всей искренностью, на которую была готова. – Вы молодая, красивая и здоровая. Зачем вам убиваться по тому, кто вас не ценит? Самообман – это страшно.

Господи, Катя, зачем ты пристала к человеку?

– Альбина… действительно не помогла вашей подруге? – спросила девушка, явно с трудом подбирая слова.

– Совершенно не помогла! – решительно отвечала я. – Более того, все стало гораздо хуже.

И я вдруг подумала – не попадись Нинка на удочку нашей сокурсницы, мы бы не очутились на том знаменательном концерте в клубе, на котором познакомились с Кеем и Келлой. И, возможно, ничего этого бы не было. Или бы все пошло совершенно иначе.

– Спасибо, что… предупредили, – медленно сказала девушка, сцепив на коленях пальцы: не слишком длинные, но тонкие и ухоженные, с аккуратным маникюром. – Я не знаю, что на меня нашло. Альбину мне посоветовала подруга, сказала, что ей та очень помогла… Я даже не знаю, что и думать.

– Конечно же, ваше решение – за вами, – ответила я. – Но будет ли честно, если вы так поступите? В первую очередь, по отношению к вам самой… А этот метод – он нечестный.

Она вдруг грустно улыбнулась мне.

– Спасибо. Вы такая хорошая.

В ее глазах была благодарность, и это грело мне душу.

– Спасибо, – повторила она. – Когда любишь, не думаешь о методах.

Я хотела сказать ей, что когда любишь, напротив, думаешь о способах достижения взаимности, боясь причинить боль тому, кому отдано твое сердце, а о методах не думаешь, когда зависим, но промолчала.

– Не за что. Просто я не могла пройти мимо. И не отчаивайтесь.