Королевы и монстры. Яд

Я выпрямляюсь на стуле.

– Подождите, что? Живет по соседству?

Она смотрит на меня как на дурочку.

– Ты не слышала? Он купил дом рядом с тобой.

– Я не знала, что этот дом продается.

– А он и не продавался. Салливаны мне рассказывали, что этот Кейдж недавно постучал в их дверь и сделал предложение, от которого невозможно отказаться. Чемодан денег – буквально.

Я с удивлением смотрю на Слоан.

– Кто расплачивается за дом чемоданом денег?

Диана щелкает пальцами.

– Понимаете? Это до крайности странно.

– Когда они переехали? Я даже не знала, что их нет!

Диана поджимает губы, взглянув на меня.

– Не пойми меня неправильно, милая, но ты как будто немножко в своем пузыре. Конечно, никто не может обвинить тебя в некоторой рассеянности после всего, через что ты прошла…

Жалость. Худшая вещь на свете.

Я смотрю на Диану исподлобья, уже готовясь отбрить ее каким-нибудь хлестким замечанием по поводу того, через что сейчас может пройти ее уродская химзавивка, но тут вмешивается Слоан.

– Значит, горячий богатый незнакомец будет жить по соседству с Натали? Везучая сучка!

Диана цокает языком.

– О нет, я бы не сказала, что везучая. Совсем не сказала бы! У него внешность преступника, вы не можете этого отрицать, а если кто-то и умеет хорошо разбираться в людях, так это я. Уверена, вы с этим согласитесь. Вы, конечно, помните, что именно я…

– Прошу прощения, леди, – прерывает ее официант, благослови его бог. Он ставит на стол миску с гуакамоле и корзинку с кукурузными чипсами и улыбается. – Вы сегодня ограничитесь напитками и закусками или принести вам меню с горячими блюдами?

– Спасибо, вместо горячих блюд предпочитаю горячительную выпивку..

Слоан бросает на меня кислый взгляд и говорит:

– Принесите посмотреть меню, пожалуйста.

– И повторите напитки, – влезаю я.

– Конечно. Сейчас подойду.

Не успевает он исчезнуть, как Диана снова открывает рот и с жаром обращается ко мне:

– Хочешь, я позвоню шефу полиции и попрошу присылать к твоему дому патрульные машины часам к девяти, чтобы проведывать тебя? Меня ужасает мысль, что ты будешь совсем одна в этом доме, такая беззащитная. Бедняжка, то, что случилось с тобой, ужасная трагедия.

Она хлопает меня по руке. Как же хочется сломать ей гортань!

– А теперь, когда этот сомнительный элемент переехал в наш район, за тобой и правда стоит присмотреть. Это меньшее, что я могу сделать. Твои родители были для меня дорогими, дорогими друзьями, прежде чем переехали на пенсию в Аризону из-за здоровья твоего папы. Наш маленький уголок рая находится на такой высоте, что с возрастом это становится проблемой. Шесть тысяч футов над уровнем моря – испытание не для слабого сердца, и, помимо всего прочего, тут сухо, как в пустыне…

– Нет, Диана, я не хочу, чтобы ты просила полицию меня нянчить.

Она выглядит оскорбленной.

– Не надо раздражаться, милая, я просто пытаюсь…

– Сунуть нос в мои дела, я знаю. Спасибо, категорически нет.

Диана оборачивается к Слоан в поисках поддержки, которой не обнаруживает.

– У Нат есть большая собака и огромное ружье. С ней все будет в порядке.

Окончательно выпавшая в осадок Диана смотрит на меня.

– Ты держишь дома ружье? Господи, а что, если ты случайно выстрелишь?

Я с каменным лицом отвечаю:

– Вот это будет везение.

Тут в разговор вступает Слоан:

– Кстати, раз уж на то пошло, не могла бы ты поделиться своим невеорятно авторитетным мнением по теме, которую мы с Нат обсуждали только что? Хочется узнать твою точку зрения.

Диана вновь расцветает, поправляя прическу.

– О, ну конечно! Как вы знаете, я обладаю широкими познаниями по самым разным вопросам. Спрашивайте!

Сейчас что-то будет. Я делаю глоток вина, пытаясь не улыбаться.

С совершенно невозмутимым лицом Слоан спрашивает:

– Анал. Да или нет?

Повисает звенящая тишина, и тут Диана взвизгивает:

– Смотрите, это же Марджи Холанд! Сто лет ее не видела. Пойду поздороваюсь!

Она вскакивает и убегает, еле выдавив из себя «пока!».

Провожая ее взглядом, я сухо комментирую:

– Ты же понимаешь, что через двадцать четыре часа весь город будет думать, что мы сидим здесь и обсуждаем все за и против анального секса.

– Никто не слушает эту старую драную ворону.

– Она лучшая подруга заведующей нашей школы.

– Что, думаешь, тебя уволят за аморальное поведение? Ты практически монашка.

– Не преувеличивай.

– Не преувеличиваю. За последние пять лет ты встречалась с тремя парнями и ни с одним из них не спала. Если бы ты действительно была монашкой, у тебя хотя бы был секс с Иисусом.

– Не уверена, что это так работает. К тому же у меня полно секса. С самой собой. И моими друзьями на батарейках. Отношения – это слишком сложно.

– Не думаю, что твои кратковременные, асексуальные, безэмоциональные гуляния под ручку можно назвать отношениями. Чтобы так их классифицировать, с парнем нужно переспать. Ну и еще, наверное, что-то к нему чувствовать.

Я пожимаю плечами.

– Если бы встретила подходящего, почувствовала бы.

Она внимательно на меня смотрит, понимая, что моя проблема заключается скорее не в том, что я не могу встретить человека, с которым у меня установилась бы связь, а в том, что я вообще ни с кем не способна установить связь. Но Слоан решает не мучить меня и продолжает старую тему:

– К слову о сексе, там твой новый сосед смотрит на тебя так, будто ты – его обед.

– Буквально. И в этом нет ничего хорошего. По сравнению с ним большая белая акула покажется дружелюбной.

– Откуда столько негатива? Черт, он до одурения горяч. Тебе не кажется?

Я подавляю в себе неожиданно сильное желание повернуться и посмотреть в ту же сторону, что и она, и вместо этого делаю еще глоток вина.

– Не в моем вкусе.

– Детка, он во вкусе любой женщины. Не пытайся мне врать и утверждать, что не слышишь стонов своих яичников.

– Дай мне минутку выдохнуть. Меня полчаса назад бросили.

Она хмыкает.

– Да, и я вижу, насколько ты из-за этого подавлена. Еще оправдания?

– Напомни-ка, почему ты моя лучшая подруга?

– Потому что я великолепна, очевидно.

– Хм-м-м. Судьи всё еще совещаются.

– Слушай, почему бы тебе просто не побыть хорошей соседкой и не представиться? А потом пригласишь его на экскурсию по своему дому. Особенно по спальне. А там уже мы втроем сможем исследовать мир своих сексуальных фантазий, облившись смазкой и слушая «Пусть правит любовь» Ленни Кравица.

– О, ты ради меня готова на ЖМЖ?

– Не ради тебя, глупышка. Ради него.

– Мне понадобится гораздо больше вина, чтобы обдумать эту идею.

– Но ты подумай.

Я в ступоре смотрю на нее.

– Пожалуйста, скажи, что ты шутишь.

Слоан улыбается и зачерпывает гуакамоле чипсами.

– Шучу, но выражение твоего лица было почти так же бесценно, как и Дианы.

Официант возвращается с меню и еще двумя шардоне. Через час мы изничтожаем две тарелки энчилад с креветками и столько же бутылок вина.

Слоан стыдливо рыгает в кулачок.

– Думаю, домой на такси, детка. Я слишком надралась, чтобы садиться за руль.

– Согласна.

– Кстати, я остаюсь у тебя.

– Тебя никто не приглашал.

– Я не дам тебе проснуться завтра в одиночестве.

– Я буду не одна. Со мной будет Моджо.

Она делает жест официанту, чтобы принес счет.

– Если только не укатишь со своим горячим новым соседом, ты застряла со мной, сестренка.

Неуместная ремарка, ведь Слоан прекрасно понимает, что у меня нет никаких намерений уезжать отсюда с загадочным и необъяснимо враждебным Кейджем. Но если так пойдет, то она завтра весь день будет заботливо хлопотать вокруг меня из страха, как бы я на годовщину своей несостоявшейся свадьбы не вскрыла себе вены. Эта удручающая мысль пронимает как ведро ледяной воды на голову.

Я кидаю взгляд на его стол.

Кейдж беседует по телефону. Вернее, только слушает, время от времени кивая. А потом поднимает глаза и смотрит на меня.

Наши взгляды встречаются. Сердце подскакивает в груди. Странная и незнакомая комбинации возбуждения, напряжения и страха горячей волной прокатывается по шее.

Слоан права. Надо быть приветливой. Вы теперь соседи. Из-за чего бы он ни делал такое лицо, его проблемы не связаны с тобой. Не надо сразу все принимать на свой счет. Наверное, у бедного парня просто плохой день.

Все еще глядя на меня, он что-то бормочет в телефон и вешает трубку.

– Сейчас вернусь.

Сказав так Слоан, я встаю, пересекаю зал и подхожу прямо к столику Кейджа.

– Привет. Я Натали. Могу к вам присоединиться?

Не дожидаясь ответа, я усаживаюсь. Он молча и неподвижно смотрит на меня своими темными непроницаемыми глазами.

– Мы с подругой выпили слишком много вина и не можем сами добраться до дома. В нормальных обстоятельствах это не было бы проблемой – мы бы просто взяли такси и забрали ее машину завтра. Но минуту назад подруга сказала, что, если я не уеду отсюда с вами, она останется ночевать у меня. Долгая история, почему бы мне этого не хотелось, но не буду перегружать вас деталями. И, опережая ваш вопрос – нет, обычно я не прошу незнакомцев подвезти меня. Но мне сказали, что вы купили дом рядом с моим, на Стилхед, и я подумала, что убью двух зайцев одним выстрелом и попрошу вас любезно подвезти меня домой, раз уж нам по пути.

Его взгляд останавливается на моих губах. У него гуляют желваки. Он ничего не отвечает.

О нет. Он думает, я с ним флиртую.

– Это не попытка подкатить, клянусь, – быстро прибавляю я, сгорая от стыда. – Мне правда просто нужно, чтобы меня подвезли до дома. Ну и еще, эм… добро пожаловать в наш город!

Какое-то время в нем, видимо, происходит внутренняя борьба, а я сижу и смотрю на него с дико бьющимся сердцем, осознавая, насколько чудовищную ошибку совершила.

Потом Кейдж наконец заговаривает низким и хриплым голосом:

– Извини, принцесса. Я не чертов рыцарь в сияющих доспехах.

Он резко встает, оттолкнув стол и оставив меня наедине с обжигающим чувством унижения.

Так, понятно. Очевидно, забегать к нему за стаканом сахара я не буду.

С горящими щеками я возвращаюсь к нашему столу. Слоан смотрит на меня, пораженно открыв рот.

– Это что сейчас было?

– Я попросила его отвезти меня домой.

Пытаясь оправиться от удивления, она медленно закрывает и открывает глаза, а затем спрашивает:

– И?

– Он ясно дал понять, что лучше прищемит член дверью автомобиля. Мы готовы ехать?

Слоан встает, нашаривая свою сумку на спинке стула, и качает головой.

– Вау. Он отшил нас обеих. Может, ты и права, что он женат.

А потом, когда мы уже идем к двери, задумчиво добавляет:

– Или просто застенчивый.

А может быть, он просто окажется серийным убийцей и освободит меня от страданий.

Хотя, наверное, нет. Я не настолько везучая.

3

Кейдж

Меня не должно волновать, что она великолепна, но волнует. Она настолько вызывающе красива, что я чуть не рассмеялся, увидев ее.

Я был готов ко всему, кроме этого. И она меня удивила.

Ненавижу удивляться. Обычно, если меня застают врасплох, это заканчивается кровью.

Но теперь я уже знаю и в следующий раз, увидев ее, буду готов. Нельзя позволить этому лицу, этим ногам и этим невероятным глазам отвлечь меня от задания.

И еще эти волосы. Я никогда не видел таких гладких и черных волос. Они как будто из сказки. Мне хотелось запустить руку в эту густую, блестящую массу локонов, запрокинуть ее голову и… Черт.

Мне давно известно, что нельзя мешать работу с удовольствием. Нужно просто сосредоточиться и сделать то, ради чего я здесь.

Но лучше бы она не была такой чертовски красивой. Не люблю ломать красивые вещи.

4

Нат

С утра я просыпаюсь с пульсирующей головной болью и Моджо, храпящим у меня под носом.

– Господи, пес, – бормочу я, утыкаясь в его шерстяную грудь, – можно немножко потише? У мамочки похмелье.

Вместо ответа он ворчит, зарывается еще глубже в подушку и портит воздух так, что обои от стен отходят.

Перевернувшись на спину и тяжело вздохнув, я в очередной раз задумываюсь, не совершила ли чего-то ужасного в прошлой жизни. Нынешняя – просто водоворот дерьма, и это единственное разумное объяснение.

Звонит телефон. Я шарю рукой где-то в районе прикроватной тумбочки и нащупываю мобильный. Нажимаю на «Ответить», но Слоан начинает тараторить мне прямо в ухо, прежде чем я успеваю поздороваться:

– Дело раскрыто. Он вдовец.

– Что? Кто?

– Не тупи. Ты знаешь кто. Красавчик, отбривший двух самых горячих штучек Западного Побережья, потому что… – Она делает театральную паузу. – Он скорбит!

В представлении Слоан мужчина может ею не заинтересоваться лишь в том случае, если он гей, женат, слабоумен или его жена недавно скончалась. Очень недавно. Ну, неделю назад. А еще, думаю, втайне она считает, что ее чары способны заставить мужчину любой из вышеприведенных категорий все равно в итоге сдаться – стоит только дать им чуть больше времени.

Мне бы ее уверенность.

Я провожу языком по шершавым зубам и молюсь о материализации феи-крестной, которая принесет мне воду и аспирин. А вдогонку еще и пиво.

– Почему ты так рано звонишь, бессердечная ты ведьма?

Она смеется.

– Сейчас не рано, сейчас десять часов. Я уже провела два занятия по йоге, позавтракала и разобрала шкаф. И ты обещала мне к этому времени позвонить, помнишь?

Не помню. Но это, наверное, из-за белого вина за ужином… и красного после возвращения домой. Слава богу, я не переключилась на бурбон.

Впрочем… у меня впереди еще целый день.

– А почему я обещала тебе позвонить?

Повисает напряженная тишина.

– Мы относим твое платье в «Секонд Винд».

О господи.

Я постанываю, закрываю лицо рукой и зажмуриваю глаза, будто это поможет мне спрятаться.

Слоан твердо продолжает:

– Даже не пытайся придумывать отговорки. Мы относим твое свадебное платье в комиссионку, Нат. Сегодня. Тебе нужно убрать эту штуку из дома. Этот призрак достаточно долго тебя мучил.

Я могла бы обвинить ее в излишнем драматизме, но «призрак» – вполне подходящее слово. Эта чертова штука является мне во снах, гремя цепями и завывая. Я не могу пройти мимо шкафа, не почувствовав, как по спине бегут мурашки. В нем явно обитает потусторонняя сущность – и не вполне дружелюбная.

– Ладно. – Мой голос падает. – Но… но вдруг…

– Пожалуйста, не говори этого.

Какое-то время мы слушаем тишину, но потом Слоан смягчается.

– Если Дэвид вернется, купишь себе другое.

Я закусываю губу, очень сильно. Подруга, которая так хорошо тебя знает, – это одновременно и дар, и огромное, жирное проклятие.

Когда я слишком долго молчу, она начинает нервничать.

– Слушай. У нынешнего платья плохая аура. Оно впитало слишком много негативной энергии. Слишком много болезненных воспоминаний. Если тебе когда-нибудь в будущем понадобится платье, купишь себе новое. Ты же не оставишь то, при виде которого всегда плачешь, правда?

Когда я задумываюсь, Слоан громко повторяет:

– Правда?

Я с таким усилием выдыхаю, что шлепаю губами.

– Ладно. Да. Ты права.

– Конечно, права. А теперь принимай душ, одевайся и закинь какой-нибудь еды в желудок. Я буду где-то через час.

– Да, маменька, – бурчу я.

– И не надо дерзить, юная леди, а то будешь наказана.

– Ха!

– Я заберу все твои электронные приспособления, – хихикает она, – особенно вибрирующие.

– Ты ужасная подруга, – спокойно констатирую я.

– Поблагодаришь потом. Ты, наверное, теперь и оргазм не сможешь получить с нормальным пенисом, потому что разнесла свою вагину всеми этими отбойными молотками. Твоя пилотка теперь – как стройплощадка.

– Я вешаю трубку.

– Не забудь поесть!

Я отключаюсь, не отвечая. Мы обе знаем, что этим утром у меня будет жидкий завтрак.

Пять лет. Как я продержалась так долго, не знаю.

Я вытаскиваю себя из постели, принимаю душ и одеваюсь. Добравшись до кухни, я обнаруживаю Моджо, который лежит у холодильника как старый, потрепанный и улыбчивый ковер.

– Не хочешь пописать перед завтраком, дружок?

Он приподнимает и опускает хвост, возя им по полу, но не встает, ясно обозначая свои приоритеты. У этого пса мочевой пузырь размером с городской бассейн. Не будь Моджо таким плотным, я бы подумала, что у него одна или пара ног полые, и там он держит свою мочу.

– Значит, завтрак.

После того как я кормлю его и отвожу на прогулку, где он все же делает свои дела и резвится на природе, гоняясь за белками, мы возвращаемся. Моджо устраивается на своем обычном месте на ковре в гостиной и мгновенно засыпает, а я вооружаюсь «мимозой» с символическим количеством апельсинового сока. У меня не выйдет исполнить задуманное без алкоголя.

Мысль пришла ко мне, когда я на заднем дворе наблюдала, как Моджо писает на куст. Это глупо, понимаю, но если сегодня – день расставания со свадебным платьем, то я должна разок его примерить. Типа как последнее прощай. Символический шаг в будущее.

Я почти надеюсь, что оно мне больше не подходит. Встающие из могил призраки могут быть опасны.

Руки у меня начинают трястись ровно в тот момент, когда я встаю перед закрытой дверью шкафа в гостевой комнате.

– Так, ладно, Нат. Будь мужиком! Нет, будь бабой! Неважно. Просто… – Я глубоко вдыхаю. – Соберись же! Ты должна быть спокойна, когда придет Слоан, а то она психанет.

Игнорируя тот факт, что разговаривать самому с собой вслух странно, я делаю большой глоток «мимозы», ставлю фужер на комод и осторожно открываю дверь.

И – вот оно. Черный вспученный чехол для одежды, алтарь всех моих разбитых грез. Это – саркофаг, нейлоновый склеп на молнии, а внутри – мой похоронный саван.

Вау, мрачно. Пей до дна, депрессарик.

Я залпом выпиваю остатки «мимозы», но еще несколько минут хожу взад-вперед и заламываю руки, прежде чем заставляю себя расстегнуть чехол. Когда это происходит, содержимое с легким вздохом высвобождается.

Я смотрю на него. Глаза наполняются слезами.

Оно красивое, это глупое проклятое платье. Роскошное, пошитое на заказ облако из шелка, кружев и мелкого жемчуга. Самый дорогой наряд, что у меня когда-либо был. Самый любимый и самый ненавистный.

Я быстро раздеваюсь до трусов, снимаю платье с вешалки и просовываю ноги в широкую юбку. Пытаюсь игнорировать ускорившееся сердцебиение, натягивая его на бедра. Ныряю головой в петлю топа и выворачиваюсь, чтобы застегнуться. А потом медленно иду к ростовому зеркалу в другом конце комнаты и смотрю на себя.

Платье – без рукавов, с фиксирующимся на шее топом, глубоким декольте, открытой спиной и утянутой талией. Оно отделано шелком и декорировано крошечными жемчужинами и кристаллами. Шлейф пышной юбки украшен точно так же. Длинная фата висит в шкафу в собственном чехле, но я не настолько смелая, чтобы надевать весь комплект целиком. Надеть одно платье – уже достаточно травматично. И тот неприятный факт, что оно плохо сидит, ранит не меньше.

Нахмурившись, я оттягиваю несколько сантиметров провисшей на талии ткани.

Я потеряла в весе с момента последней примерки за две недели до свадьбы. По правде сказать, я никогда не была особо фигуристой, но только сейчас поняла, что слишком сильно похудела.

Дэвид не одобрил бы такое тело. Он всегда призывал меня лучше питаться и усерднее заниматься спортом, чтобы быть больше похожей на Слоан. Я только сейчас вспомнила, как это ранило мои чувства.

Я медленно кручусь в разные стороны, погрузившись в воспоминания, и зачарованно наблюдаю за переливающимися на свету кристаллами, пока резкий звук звонка не вырывает меня из забытья.

Это Слоан. Приехала пораньше.

Первый порыв – сорвать с себя платье и стыдливо запихать его обратно в шкаф. Но потом мне приходит в голову, что появиться перед Слоан в нем, будучи совершенно спокойной, – лучший способ убедить ее, что всё в порядке. Она не должна так бдительно за мной следить. Ведь если я могу справиться с этим, то справлюсь с чем угодно, верно?

– Входи! – кричу я в сторону входной двери. А потом спокойно становлюсь перед зеркалом и жду.

Дверь открывается и захлопывается. В гостиной звучат шаги, а потом стихают.

– Я здесь!

Снова слышатся шаги. Наверное, Слоан в ботинках, потому что звук такой, будто по дому бродит лось.

Я приглаживаю топ платья, ожидая увидеть просунувшуюся в дверь голову Слоан. Но появившаяся голова принадлежит вовсе не ей.

Я ахаю, разворачиваюсь и с ужасом смотрю на Кейджа.

Он занимает собой весь дверной проем. Он снова весь в черном – кожа, деним, берцы. В его больших руках – посылка, картонная коробка, заклеенная скотчем. На его лице – выражение полного изумления.

Он смотрит на меня приоткрыв рот. Его пылающий взгляд изучает мое тело вдоль и поперек. Кейдж шумно выдыхает.

С таким ощущением, будто меня застали распростертой на кухонном полу во время мастурбации, я прикрываю грудь и кричу:

– Какого черта ты здесь делаешь?

– Ты сказала входить.

Господи, этот голос… этот богатый, хриплый баритон. Не будь я в таком ужасе, я бы подумала, что он сексуальный.

– Я ждала другого человека!

Его немигающий взгляд снова изучает меня с головы до ног: острый и пронизывающий, как лазер. Кейдж облизывает губы – почему-то это простое действие кажется одновременно сексуальным и угрожающим.

Его голос опускается до рыка:

– Выходишь замуж?

Не знаю, из-за смущения или удивления – а может, из-за грубости, с которой он вчера со мной обращался, – но я внезапно взрываюсь. Мой голос дрожит, лицо краснеет, и я надвигаюсь на него.

– Тебя не касается. Что ты здесь делаешь?

По какой-то причине моя злость его веселит. На губах Кейджа проскальзывает полуулыбка, но потом мгновенно исчезает. Он приподнимает коробку, которую принес.

– Это оставили у меня на крыльце. Оно адресовано тебе.

– О.

Теперь я еще больше смущена. Он просто пытался поступить по-добрососедски. Хотя, если судить по его вчерашнему поведению, легче было представить, что он подожжет коробку и зафутболит ее через забор, а не передаст из рук в руки.

Закипевшая во мне ярость успокаивается.

– Хорошо. Спасибо. Можешь просто оставить на комоде.

Но он не двигается, а так и стоит на месте и смотрит на меня. Поэтому я просто складываю руки на груди и смотрю на него в ответ.

После секунды мучительной неловкости Кейдж неодобрительно показывает на платье.

– Тебе не идет.

У меня глаза вылезают из орбит.

– Прошу прощения?

– Слишком вычурно.

Ему повезло, что фата осталась в шкафу, потому что иначе я бы обмотала ей его шею и придушила.

– На будущее – если ты видишь женщину в свадебном платье, то единственный приемлемый комментарий, который можно высказать, – это что она выглядит прекрасно.

– Ты прекрасна, – следует немедленный ответ. – Но не из-за платья.

Сказав так, Кейдж крепко сжимает губы. У меня возникает ощущение, что он жалеет о своих словах.

Потом он подходит к комоду, бросает на него коробку и вылетает из дома, оставив меня в полном шоке, с открытым ртом и колотящимся сердцем. Когда входная дверь захлопывается, я все еще стою на месте, пытаясь понять, что сейчас произошло.

Через несколько минут начинает раздаваться странный шум. Это ритмичный звук, похожий на приглушенные удары – бах, бах, бах, – как будто кто-то выбивает старый ковер. Я подхожу к окну, выглядываю, пытаясь отыскать источник звука… и тут замечаю его.

Моя улица немного поднимается под углом, и каждый дом располагается на несколько футов выше предыдущего. Такой перепад позволяет заглянуть в соседский двор, так что со своего места я могу увидеть, что происходит за забором другого дома. Еще отсюда прекрасно видно окно гостиной Кейджа. Салливаны держали занавески задернутыми, но сейчас они раздвинуты.

Посреди комнаты с массивной металлической рамы свисает груша для битья: с такими занимаются профессиональные спортсмены. Она кажется единственным предметом обстановки в гостиной. И эту грушу голыми руками жестоко избивает Кейдж.

Он без рубашки. Я застываю на месте, наблюдая, как он снова и снова бьет по груше, как отскакивает и пританцовывает, как играют мускулы у него на торсе… Как с каждым ударом двигаются и искажаются его татуировки.

Он весь ими покрыт – грудь, спина и обе руки до кистей. Свободен от чернил только его пресс, и я благодарна за это, потому что могу рассмотреть его рельефный, мускулистый живот.