Солнечная Мельница

Вот бы можно было остаться на фабрике. Улечься спать тут, прямо в раздевалке. На широкую скамейку можно навалить всякого мягкого тряпья, тут его полно в ничейных шкафчиках. Над головой будут стрекотать станки – некоторые цеха работают и по ночам. Алиса свернётся клубочком, пригреется и будет мечтать до тех пор, пока глаза не закроются сами собой. И наверняка под неумолчный стрёкот ткацких станков ей приснится что-нибудь чудесное.

Но бабулю нельзя оставлять одну. Ей надо рассказать, как прошёл очередной рабочий день Алисы, какая погода на улице, принести воды и накапать в стакан лекарство, если у неё снова замельтешат чёрные мушки перед глазами. А тётка должна была сварить макароны из Алисиных запасов, отнести тарелку бабуле и оставить немного самой Алисе, она обещала утром. Тётка ведь вовсе не злая, просто пришибленная по жизни и до ужаса боится дядьку, своего мужа. Алиса тоже его боится. Из-за него она теперь вообще мужчин боится, любых, даже совсем молодых и хилых.

Так есть хочется. Надо идти домой. А эти, в коридоре, всё никак не наговорятся.

Алиса поднялась с корточек, расправила юбку. И снова вздрогнула, сильнее прежнего – за дверью отчётливо прозвучало её имя.

Точно её, ей в отделе кадров сказали, что она на всю фабрику одна с таким именем.

Алиса на цыпочках подбежала к двери и прижалась ухом к тонкой щели возле косяка.

– Да ну, нах её – ни жопы, ни титек. На лицо, правда, ничего, симпотная.

– Зато целочка, Геха.

– Чё, проверял?

– Проверил бы, если б догнал. Бегает быстро, даже не здоровается, сучка.

– Да ей лет-то сколько? Ваще ж девчонка. Не, ну нах. Заяву накатает, кукуй потом на зоне.

– Не накатает, если по обоюдному.

– Чё?

– Во колхоз, а? Ничего не будет, говорю, если сама согласится!

– И чё сказать, чтоб дала?

– Ща научу, слушай сюда.

Алиса заткнула уши. Это всё про неё. Это у неё – ни жопы, ни титек, и всех достоинств, что на лицо не уродка. Это она – «сучка», которая не здоровается и быстро бегает. Это её собираются обмануть, чтоб «сама дала». Бабуля сказала, что на фабрике её никто не обидит, что здесь помнят её маму. Всё так и получилось, женщины в прядильном цехе никогда её не обижали. И в отделе кадров написали возраст постарше, чтобы Алиса могла работать полный день. Им с бабулей очень, вот просто очень-очень нужны деньги, в магазинах и аптеке всё такое дорогое. Бабулина пенсия целиком уходит на лекарства, а дядя не даёт им ни копейки, иногда даже забирает продукты из их с бабулей половины кухонного шкафа. Алиса так радовалась, что её взяли на работу. Она изо всех сил старалась скорее научиться всему, про что не рассказывали в училище. И ей даже уже один раз дали премию! Как же так… Почему это происходит? Почему про неё сейчас говорят такие ужасные вещи? Ведь бабуля сказала, что никто не обидит… Все мужчины такие? Такие же, как Алисин дядя – при каждой встрече окидывающий её каким-то неприятным, липким взглядом? Будто примеряется, какой кусок от Алисы отрезать и зажарить себе на ужин. Или он думает о том же, о чём сейчас болтают эти… эти… те, которые за дверью? Но у него же есть жена!

Алису ещё в школе считали чуть ли не дурочкой, не от мира сего. Она и была такой – тихая мышка в уютной норе, с любимыми мамой и бабушкой, такими же серыми мышками. Всегда с головой в своих мечтах, Алиса не шла по жизни и даже не плыла по её течению, она скользила поверх реальности, не оставляя на ней следов. Мамина смерть не разрушила уютную мышиную нору – Алиса всегда чувствовала мамино присутствие у себя внутри, рядом с сердцем. Когда умрёт бабуля, внутри у Алисы найдётся уголок и для неё. А когда придёт пора умереть самой Алисе, они просто снова будут все вместе – где-то, в тиши и забвении, в неимоверной дали от шумного злого мира и недружелюбных людей.

Однако пока Алиса не собирается умирать. Ей ещё надо ухаживать за бабулей. И к Новому году обещали дать премию. А через месяц у неё день рождения, бабуля мечтает дожить до этого дня. Нет, пока умереть не получится. Но теперь придётся бегать по цеху ещё быстрее, ещё ниже наклонять голову при встрече с рабочими-мужчинами, и с работы придётся уходить вместе с кем-то из прядильщиц – чтобы не перехватили на выходе.

А как выбраться наружу сейчас? Эти люди за дверью – они уже ушли? Как проверить? Выглядывать страшно – вдруг они всё ещё там, просто больше не болтают и не смеются, потому стало так тихо в коридоре. А есть хочется уже так сильно, что голова кружится.

Алиса скрестила пальцы и шагнула к двери.

Коридор был пуст. Алиса побежала, пугаясь звонкого эха от дробота собственных каблучков, и бежала до самой проходной, судорожно сжимая в руках потёртую сумочку.

Рядом с турникетом стояли давешние болтуны – Гена, Павел, сантехник Андрей. И ещё там стояли двое совершенно не знакомых Алисе людей – женщина в очень красивом синем комбинезоне и мужчина в чёрном строгом костюме. Мужчина был такой огромный, что на его фоне даже здоровяк Андрей казался подростком, зачем-то отрастившим бородку. А комбинезон на женщине из натурального шёлка. Так красиво переливается гладкая ткань. У Алисы уже глаз намётан на подобные вещи – пошито на заказ и наверняка стоит кучу денег.

Если опустить глаза к полу и быстро-быстро пробежать мимо них – всё же будет хорошо? В будке вахтёра никого нет, странно. Обычно тут всегда дежурят баба Клава или баба Зина, и кто-нибудь из вневедомственной охраны – какой-нибудь бодрый дяденька в возрасте.

Алиса засеменила к турникету, стараясь как можно тише стучать каблучками. Уже видно распахнутую настежь уличную дверь, на улице ещё совсем светло, листья на деревьях зелёные, в просветах голубое небо. Всё будет хорошо, ещё чуть-чуть, ещё самую капельку добежать…

– А вот и ты, – женщина в шёлковом комбинезоне раскинула руки, словно собираясь обнять Алису. – Ты долго. Я уж думала, ты останешься тут ночевать.

– Вы-вы-вы кто? – Алиса отступила назад, вцепившись в сумочку так, что заболели пальцы. – Я в-в-вас не знаю… Что-то случилось с бабушкой, да? Вы из соцзащиты?

– С твоей бабушкой всё хорошо, Алиса. – Женщина не двинулась Алисе навстречу, опустила руки вниз. Зато дружно, словно выполняя команду «налево кругом», к Алисе повернулись четверо мужчин. – А вот ты в беде, милая. И тебе никто не поможет, бедная девочка. Ведь ты не успела научиться летать.

– Что такое вы говорите? Вы кто? Вы зачем… – Алиса не смогла договорить, от ужаса у неё перехватило горло. Гена, Павел, Андрей и незнакомый мужчина в чёрном костюме шагнули прямиком к ней. Но не это напугало Алису. Она смотрела на лица людей, и от страха ей хотелось сесть на пол, как маленькой девочке, и разреветься в голос. Всё равно убежать не получится, у Алисы подкашиваются ноги. Она думала, что умирать ей пока рано? Кажется, она ошиблась. Умирать она будет прямо сейчас.

Во взглядах неторопливо шагающих к Алисе мужчин не было и признака разума. Пустые, широко открытые глаза смотрели прямо в лицо перепуганной девушке, и в них колыхалось алое пламя.

– Беги, малышка, – донёсся до Алисы свистящий шёпот. – Беги, пока не остановится твоё сердечко. Мои слуги хотят поиграть. Тебе будет весело, обещаю.

И Алиса побежала. Обратно в коридор, мимо дверей женской и мужской раздевалок, мимо поворота в хозблок, к запертой двери прядильного цеха. Ну, как запертой – всего лишь на задвижку. Алиса рванула тяжёлую металлическую полосу засова, толкнула дверные створки и побежала между станками – а за ней, нарастая подобно грому, гулко раздавался топот тяжёлых мужских ног.

Глава пятая. Извлечение Гонца

– Мы торчим тут второй час! – взъерошенный иссиня-чёрный ворон нетерпеливо переступил лапами, царапнув когтями серый шифер. – Я бы уже успел облететь весь город по периметру и разбудить каменные зёрна! Да они бы у меня уже всходы дали за это время! Книжник, какого чёрта?!

– Валерьяночки дать, Зодчий? – у некрупного изящного ворона висел на шее кожаный мешочек, стянутый золотой ленточкой. – У меня есть с собой пара листиков.

– Засунь себе эту валерьянку в… клюв! – Зодчий распахнул крылья, словно готовясь взлететь с крыши.

– А в глаз за такие слова? – Знахарка, незаметным движением сместившись Зодчему за спину, ловко клюнула его в основание правого крыла. Крыло тут же сложилось, как автоматический зонтик, а не ожидавший такой подлянки Зодчий качнулся вперёд и чуть не пропахал клювом шиферную крышу.

– Вы каждый раз так ссоритесь, будто женаты сто лет и обрыдли друг другу хуже горькой редьки, – еле сдерживая смех, проговорил синеглазый Книжник. Он единственный из троицы воронов сидел на крыше неподвижно, больше смахивая на искусно вырезанную статуэтку из эбонита, чем на живую птицу. – Как же я рад видеть вас снова… жаль, что это всегда происходит лишь в опасные времена.

– Кажется, в последний раз мы собирались все вместе лет двести назад? – Знахарка всё-таки вытащила из своего мешочка вялый зелёный листик и сунула в клюв Зодчему. Тот недовольно сверкнул чёрным глазом, но листик не выплюнул, а задрал голову кверху и с видимым усилием проглотил.

– Так и есть. Двести один год и три месяца назад, если уж совсем точно.

– И тогда не случилось ничего плохого. Мы только всласть переругались между собой, потом помирились, а потом…

– Да уж, про наш тогдашний загул даже в «Московских ведомостях» писали, я читал.

Вороны переглянулись и расхохотались. Одинокий прохожий, невесть зачем шагавший вдоль забора возле замороженной стройки, вскинул голову. Углядел раскаркавшихся птиц, хмыкнул и снова уставился себе под ноги. Само собой, обычный человек не расслышал в резком вороньем грае ни серебристого смеха Книжника, ни тоненького хихиканья Знахарки, ни гулкого, как у Деда Мороза, «хэ-эх-хе-хе» Зодчего. Обычные птицы, разорались чего-то на крыше трансформаторной будки. Хлебную корку не поделили, наверное.

– Как ты жил всё это время без нас, Книжник? – Зодчий перестал ворчать о впустую потраченном времени. В конце концов, Книжнику виднее, что делать сначала, он же главный среди Стражей. А заграды из каменных зёрен вокруг Белой Башни можно вырастить и позже. Просто уже не терпится приступить к любимой работе!

– Ну… просто жил. Работал в городской библиотеке, в архивах, читал, наблюдал. Умирать пришлось два раза.

– Слухи пошли? – понимающе кивнула Знахарка. – Умирал-то хоть своей смертью? Не как в тот раз, когда вместе с избой сожгли?

– Весело тогда было, а? – лукаво прищурился Книжник. В то пробуждение Стражей, о котором вспомнила Знахарка, они провели все вместе несколько десятилетий. Ткань меж мирами утончилась и натянулась, как воловья кожа на барабане, Пряхе приходилось свивать Нити сотнями, чтобы удержать Башню на своём месте. Но дело шло туго: мешали затяжные бури на Солнце и на нескольких других звёздах поблизости. И Зодчий в те годы трудился не покладая рук, и Гонец не знал покоя. Знахарка сбилась с ног, врачуя пострадавших от нападений чужаков людей. Беда была в том, что люди не видели чужаков. Не могли увидеть: Слухач вовремя отслеживал их появление, и Книжник успевал накинуть на пришлецов дымку для отвода глаз. Зато самого Книжника спасённые очень даже хорошо разглядели. Да ещё припомнили, что нелюдимый парень, обосновавшийся в брошенной избе под стенами града Солёная Мель, вот уж, почитай, два десятка вёсен там обитает, а на рожу всё едино – отрок отроком. А люди в граде мрут почитай зря! Кто виноват? Ясно дело – колдун проклятущий, которого ни старость не берёт, ни добрые стрелы, ни охотничьи копья. И пошёл народ палить колдунову избу вместе с хозяином.

– Веселее всего было потом наращивать плоть на твой обгорелый костяк, – поморщилась Знахарка. – До сих пор терпеть не могу жареное мясо. И рыдать над полуживым тобой на пару с Пряхой было ой как весело!

– Да ладно, что мне сделается? – Книжник поводил плечами, утратив сходство с эбонитовой статуэткой. – Готовьтесь, други. Гонец на подходе.

– Ну наконец–то! – Зодчий подскочил на месте, потом и вовсе перелетел на бетонную плиту ограды. – Где наш лихач?

– Вот он! – одновременно воскликнули Книжник и Знахарка, тоже перелетев на ограду.

По пустой улице вдоль бесконечного бетонного забора неслись мотоциклисты.

***

Миллионы людей с жадным любопытством отслеживают сплетни о жизни тех, кому подфартило родиться с «золотой ложкой во рту», завидуют им, мечтают жить так же – купаясь в роскоши. И всему, что вытворяют богатые люди, находят лишь одно объяснение: «С жиру бесятся».

Артуру было плевать на зависть клошаров и буржуа. Он знал, для чего родился на свет, и был доволен, что родился именно в семье своих родителей – безобразно богатых, по меркам этой страны, и постоянно занятых. Отцу проще было заткнуть рты папарацци толстой пачкой денег и накинуть такой же денежный поводок на гайцев, чем заниматься воспитанием сына. А у матери были свои любимые куклы – старшие сёстры Артура, из которых мать с упорством маньячки лепила акул большого бизнеса. Артур же беззастенчиво пользовался положением «беспутного младшенького» и жил так, как хотел.

А хотел он только одного – скорости.

К своим двадцати Артур взнуздал и объездил всё, к чему открывали доступ отцовские деньги. Велосипеды, ролики, беговые коньки, горные лыжи. Лошади, ездовые собаки, даже ездовые страусы. Машины, байки, личный биплан. Тарзанки во всех частях света, сёрфы, сноуборды, скейты, парусная яхта, глиссер. Даже электропоезд – ага, получилось погонять один раз. Отцу Артура пришлось потом раскошелиться на новую станцию городского метро, но он был из тех людей, к которым деньги сами липнут – и получилась не трата, а весьма прибыльное вложение средств. Ведь на этой самой новой станции потом мать Артура открыла знаменитый на всю Солёную Мель ресторан «Подземка».

Точно так же, как деньги к его родителям, к Артуру липла фортуна. Ему везло – он падал с лошадей на полном скаку и отделывался лёгкими ушибами, дёргал за кольцо неисправного парашюта и приземлялся точнёхонько в центр огромного мата во дворе школы каскадёров, тонул в океане вместе с обломками яхты и через пару часов его подбирал круизный теплоход. Липли к Артуру и женщины, но он замечал лишь тех, кто уверенно держался в седле или прятал длинные волосы под глухим мотоциклетным шлемом. А таким женщинам Артур был больше интересен как соперник, чем как потенциальный жених.

Родители Артура могли не беспокоиться о том, что беспутный младшенький приведёт в дом неподходящую невестку. Пока в мире существуют игрушки, на которых можно гонять и получать адреналиновый кайф – большой мальчик останется в игре, не заморачиваясь на любовь.

В тот день, на который пришлось пробуждение Стражей, Артур, поломав собственные планы, зависал в родном городе. Вообще-то он должен был уже выбирать себе горнолыжное снаряжение для спуска по самой сложной слаломной трассе Арепо. Но он отложил поездку, узнав, что в город съехались его старые, ещё школьные приятели. Кстати, тоже баловавшиеся стритрейсингом в старших классах. И один из этих приятелей уговорил Артура и других парней опробовать новые байки из своей коллекции.

Коллекционные байки – не тот вид транспорта, который можно без жалости раздолбать о фонарные столбы или обшарпанные тачки мирных бюргеров. Поэтому заезд решили провести на окраине Солёной Мели – там, где вдоль замороженных строек тянулись километровые бетонные заборы.

Артур оседлал выбранный мотоцикл ровно в шестнадцать ноль-ноль – когда подлеченный Знахаркой Зодчий уже начал ныть о зря потерянном времени, а Пряха–Алиса ещё только подумала о том, что скоро закончится её сегодняшняя рабочая смена.

***

– И как мы собираемся его вытащить? Он же несётся как угорелый! – Зодчий в нетерпении подпрыгивал на месте, не решаясь сорваться с места без команды Книжника.

– Им уже недолго осталось нестись. – Книжник, в отличие от Зодчего и Знахарки, смотрел не на бешено мчащихся мотоциклистов, а в противоположную сторону. Там, из боковой улочки, на пустынную дорогу медленно выезжала грузовая фура.

– Боже мой! Они же сейчас все разобьются! – Знахарка тоже заметила фуру. Мотоциклисты не могут увидеть неожиданное препятствие, дорога резко поворачивает влево. И уж тем более эти бесшабашные не успеют затормозить!

– Вылечишь людей, как всегда. Заодно малость мозги им на место поставь. А мы с Зодчим подхватим Гонца. Готовы? Летим, други!

Пять мотоциклов по очереди накренились к самой земле, совершая резкий поворот. Завизжали дымящиеся покрышки, взревели двигатели. Три ворона понеслись наперерез мотоциклистам, а с недостроенных зданий, заборов, пыльных деревьев с обломанными ветвями стая за стаей поднялись в небо вороны, галки, воробьи, голуби.

Артур мчался первым, поэтому и врезался в фуру раньше всех. Его подбросило кверху, как выпущенный из рогатки комок жёваной бумаги, и перекинуло через высокий борт большегруза. Собранные Стражами птицы ринулись под летящее к земле тело и облепили его живым галдящим коконом.

Четверо других гонщиков всё-таки успели затормозить, но в сёдлах байков не удержался никто. Молодых людей некому было подхватывать, поэтому Знахарка отчётливо услышала хруст переломанных костей и плеск крови, хлынувшей из разорванных сосудов. Мотоцикл Артура загорелся, огонь моментально охватил брезентовый тент фуры и дотянулся жадным жгучим языком до кабины водителя. Знахарка ударилась о землю со стороны водительской двери кабины, принимая человеческий облик – для работы ей сейчас нужны руки, а не крылья и клюв.

Водителя фуры она успела вытащить до того, как пламя охватило машину целиком. Оттащив обеспамятевшего мужчину подальше от полыхающей техники, Знахарка уложила его под бетонным забором и обернулась к раненым мотоциклистам. Всё лучше, чем ожидалось. Переломы им пускай залечат в больницах, может, пока валяются в гипсе, задумаются – стоит ли так беспечно разбрасываться драгоценным даром жизни? А вот кровь всем четверым надо остановить и срастить порванные артерии, иначе эти бестолковые не дождутся медиков живыми. Ох ты ж, одному позвоночник переломило. Это тоже надо поправить, совсем же ещё мальчишка – не дело такому желторотику до конца дней разъезжать в инвалидной коляске.

Знахарка обходила истекающих кровью юношей одного за другим, запирала кровь внутри тел, замораживала на время беспощадно-острую боль. Книжник сказал, мозги на место поставить? Да запросто. Каждый миг смертного ужаса, чёткое осознание неизбежной гибели, сожаление о собственной глупости – эти воспоминания теперь у них будут самыми яркими долгие годы. И ещё штришок добавить – лицо водителя фуры. Гонщики не могли его видеть, дорогу перегораживал уже кузов фуры. Но Знахарка постаралась придать этому воспоминанию максимум достоверности. Лицо человека, случайно оказавшегося на пути беспечных ездоков. Чужого человека, которому дурацкая прихоть чуть не сломала судьбу, чуть не оборвала саму жизнь. Боль в чужих глазах, отчаяние, ужас – пусть запомнят накрепко, пусть больше никогда не решатся подставить под удар невинных. Пусть сто раз подумают, прежде чем прибавить скорости. А лучше пусть вообще больше не садятся за руль машины или в седло мотоцикла. Малолетние эгоистичные глупцы!

Последним Знахарка полечила водителя фуры. Ничего страшного – синяки, царапины, небольшой ожог на спине. Но ему Знахарка вылечила всё до последней ссадинки. А заодно поставила в мозгу шлагбаум – там, где временами прорывалось желание этого нестарого ещё одинокого мужчины напиться до поросячьего визга. Нечего, нечего. Будет теперь вместо пива и водки пить кефир. И ходить в спортзал. А как сбросит пивной живот, мигом отыщет себе подружку и будет счастлив. Знахарка не могла сказать, случится ли всё в жизни водителя фуры именно так, как она напридумывала, она же не Книжник, судеб переписать не может. Но она очень надеялась, что всё сбудется по её желанию.

С бетонной ограды за работой Знахарки наблюдали три ворона – двое сидели смирно, временами оглядываясь по сторонам. Следили, как разлетаются по своим делам городские птицы, как вдали клубится пыль под колёсами едущих на место аварии полицейской машины и «Скорой помощи». А третий ворон нарезал круги вокруг Книжника и Зодчего. Гонец был в полном восторге от своих крыльев и не собирался чинно восседать на ограде – ему не терпелось скорее опробовать крылья в деле. Это ж ни с чем не сравнить – нестись сквозь пространства и миры быстрее звёздного света, тащить в клюве Нить от Пряхи, пробивать дыры в краях межмировых прорех и, продев в отверстие Нить, лететь обратно в Башню. С той же самой сверхсветовой скоростью, расщёлкивая миллиарды километров за один вздох, как орешки! Разве может хоть что–то в мире сравниться с таким? Гонец был счастлив снова стать собой и мечтал лишь об одном – вытащить из передряги Пряху, найти Слухача и летать, летать, лета-а-ать! А куда и зачем – пусть решают другие, они умные. Дело же Гонца – лета-а-ать!

– Валерьяночки дать, адреналиновый наркоман? – Знахарка, взлетая на забор, легонько тюкнула Гонца по гладкому чёрному лбу. В ответ на подначку поджарый ворон так же легонько толкнул Знахарку – ей пришлось помахать крыльями, чтобы сохранить равновесие.

– Теперь за Пряхой? – Зодчий ещё раз внимательно оглядел пустую улицу. Тут под заброшками полно каменных зёрен, их стоит разбудить в первую очередь. Новорождённым бастионам нужно много еды, а здесь такое обилие бесхозного камня и металла. Решено, сюда он и прилетит сразу же, как отыщутся Пряха и Слухач.

– Да, – ответил Зодчему Книжник. Птицы лишены богатой человеческой мимики, поэтому синеглазый ворон выглядел как обычно, но Стражи видели своего лидера одновременно в двух ипостасях, и от них не укрылось мрачное напряжение на лице Книжника. – Нам надо спешить. Нынешняя колдунья сильна, как никогда.

– Но мы же справимся? – Знахарке не хотелось самой есть листики валерьянки, это замедляет скорость реакции. Но, видимо, придётся. Книжник не просто напряжён, он встревожен до крайности.

– Мы должны. Иначе… – Книжник не стал договаривать. Стражам и так всё понятно: если они в этот раз не удержат Белую Башню, ткань между мирами лопнет. В мир людей хлынут полчища чудищ, которым сладка человеческая плоть, а ещё больше – страдания и муки. И первым погибнет прекрасный город, взрастивший Белую Башню, родной город Стражей – Солнечная Мельница.

– Слухач убит, как будем выкручиваться? – Гонец наконец-то уселся на ограду рядом со Знахаркой, на миг дружески прижавшись к ней крылом.

– Слухач в этот раз возродился в близнецах. Убит мальчик, но девочка жива. Мы успеем найти и разбудить её до наступления темноты, – с этими словами Книжник расправил крылья и взлетел. – Нам пора! За Пряхой началась охота. Время вытащить её из силков.

Часы на здании краеведческого музея пробили половину шестого, когда четверо воронов по одному влетели в чердачное окно здания прядильно-ткацкой фабрики имени потомственного мануфактурщика А.Б.Киселёва.

Глава шестая. На волоске от погибели

Алиса бежала так, как ещё никогда в жизни не бегала. Пока что её спасало то, что в прядильном цеху ей давно знаком каждый укромный закуток. Преследователи тоже бежали быстро, но то и дело застревали в лабиринте проходов между станками. Там, где без труда проскальзывала худенькая девушка, широкоплечие мужчины протискивались с трудом, отчаянно мешая друг другу.

Новым слугам Марины хотелось выслужиться перед прекрасной госпожой и схватить девчонку раньше Каина. Каин же не собирался уступать своего места любимого прислужника. Алиса об этом не знала, но остановки преследователей были ей на руку – за эти короткие мгновения она успевала отдышаться и прикинуть, куда бежать дальше.

Из цеха ей не удрать, в широком главном проходе её настигнут в два счёта. Остаётся только один выход – лезть наверх.

Здание фабрики было построено в те давно минувшие времена, когда Архип Богданыч Киселёв ещё не именовался потомственным мануфактурщиком и носил короткие штанишки со штрипками под коленями. С той поры старинные постройки лишь подновляли по мере надобности изнутри и снаружи, да заменяли станки на всё более мощные. Прядильный цех по всему периметру опоясывала решётчатая галерея с кованой оградой – по ней некогда расхаживали надсмотрщики, следившие за работой прядильщиц с высоты. Раньше на галерею можно было взобраться по такой же кованой, как ограда, узкой лесенке. Но потом лесенку убрали, чтобы никто не лазил на верхотуру без дела – опасно. Если требовалось подняться к высоченному потолку цеха, то из подсобки прикатывались массивные раздвижные стремянки.