Солнечная Мельница

Елена Васкирова

Солнечная Мельница

Часть первая. Стражи Белой Башни

Глава первая. Агнец на заклание

«Уи-и-и… А-а-а… А-ха-ха-ха…»

Голоса в голове сегодня разошлись как никогда. У них какой-то праздник? Авель открыл глаза, заранее готовясь снова крепко зажмуриться – если из окна брызнет нестерпимо ярким солнечным светом. От слишком яркого света голоса в голове начинали звучать громче.

За окном не было солнца. И не было неба. С уличной стороны к стёклам, забранным частой решёткой, липла серая влажная хмарь. И это не голоса в голове Авеля завывали и хохотали на все лады. Это выл и бесновался ветер.

Ветер. Пришёл ветер.

Пришли ветра…

«Ты поймёшь, милый друг, что настала пора,

Когда листья сорвут молодые ветра,

Когда скроется небо дождя пеленой,

Ты поймёшь, милый друг, и уйдёшь вслед за мной».

Авель улыбнулся и откинул тонкое больничное одеяло. Переодеться было не во что, поэтому он просто как следует отряхнул и разгладил на себе блёкло-бурую пижаму. Старательно заправил постель, так, чтоб ни одной ненужной складки и подушка строго по центру. Смахнул с пустой тумбочки невидимые крошки. И замер навытяжку спиной к окну, дожидаясь, пока за ним придут. Ветер продолжал швырять в стекла пригоршни дождевых капель, в щелях оконных рам тонко посвистывало. Скоро у Авеля замёрзла спина от сквозняка.

Не беда. Через несколько минут за ним придут, и по дороге до нужного места он сто раз успеет согреться. А пока можно внимательно рассмотреть стены, потолок, пол этой скучной безликой комнаты. Запомнить каждое пятнышко на обоях, каждую трещинку в побелке, проследить расплывчатые линии на затёртом линолеуме. Будто головоломка, так забавно. Сильнее всего невнятный рисунок на линолеуме затёрт на узкой тропке от кровати до двери. Оно и понятно, там чаще всего ходят. Те, кто был здесь до Авеля, сам Авель, те, кто будут здесь после него. Кто окажется в этой комнате уже сегодня вечером? Или маленькая палата пока что побудет пустой?

На двери мигнул зелёный огонёк, потом скрежетнул ключ в замке. Здесь не доверяют одной электронике, памятуя о том, что могут быть перебои с электричеством. Поэтому палаты запираются ещё и на механические запоры.

– Ты уже готов? – удивился вошедший в палату санитар. Авель радостно улыбнулся – этот могучий добродушный дядька ему нравился. Жаль, что дядя Женя будет спать и не увидит самого интересного. – Ну ты и молодец, Славка. Идём, что ли?

Авель только кивнул. Ответить вслух не получилось бы при всём желании: горло сжалось от волнения так сильно, что даже уже дышалось с трудом. Ничего. Это пройдёт. Скоро всё станет совсем по-другому.

Маленькая комната осталась позади, вот снова звякнул ключ в замке, вот широкая ладонь дяди Жени аккуратно и плотно обхватила плечо Авеля. Шаг, шаг, третий, пятый. За коридорными окнами деревья в парке размахивали ветвями, сбрасывая листья целыми охапками. Поворот направо – кабинеты врачей, процедурная, комната отдыха, комната для свиданий. Нет, туда Авелю не надо. Ему нужно прямо, только прямо, до самого конца коридора. А потом – вверх, вверх, вверх.

Ладонь санитара на плече Авеля напряглась и тут же расслабилась, мягко и тяжело придавив плечо. Всё, дядя Женя спит. Но его глаза открыты, а ноги продолжают шагать по коридору – прямо, до самого конца, до решётки, закрывающей выход на чёрную лестницу. Короткая остановка, Авелю нужно достать из кармана санитара магнитную карточку и приложить к панели замка. Готово. Других засовов тут нет, ведь никому и в голову не придёт соваться в этот неприметный закуток, ведущий к служебной лестнице. Здешние обитатели не мечтают о свободе, они давно забыли, что это такое. Авель тоже забыл, но ему рассказала Марина. И теперь он должен выбраться на крышу. Потому что свобода – там, наверху.

И это что-то очень классное – эта самая свобода. Так сказала Марина.

Подниматься тяжело. Ступени крутые, их так много. Дяде Жене хорошо – он спит и не чувствует усталости. А вот Авель уже начинает задыхаться, ведь он давно уже только лежит или сидит, стал совсем слабым.

Дверь на крышу тоже заперта, но это просто задвижка. Авелю пришлось собрать остатки сил, чтобы сдвинуть в сторону массивный стальной прут.

Ветер, ударивший в лицо, пах мокрыми листьями, дождём, солью. Это запах свободы? Какой вкусный.

Марина сказала, что дядя Женя поможет, когда они выберутся на крышу. Это хорошо. А то Авель так сильно устал.

Санитар повернул голову к Авелю. Широко раскрытые пустые глаза скользнули по тощей мальчишечьей фигуре, облепленной влажной бурой пижамой. Авель обхватил дядю Женю за шею, позволяя сильным рукам поднять его.

«Уи-и-и… А-а-а… И-ха-ха-ха-а…»

С деревьев слетали уже не только листья – с громким треском ломались толстые ветки. Дождь превратился в рой несущихся к земле водяных копий, над размытыми дорожками в парке то и дело взметались в воздух грязевые фонтанчики.

Санитар донёс Авеля до парапета, ловко взобрался на широкое ограждение и вытянул руки вперёд. Авель отпустил шею дяди Жени, напоследок ласково потёршись лбом о его плечо.

«Ты взлетишь, милый друг, это наша игра,

И тебя понесут молодые ветра

В край, где нет сожалений, печали и зла,

Где земля, словно райские кущи, светла».

– Отпускай меня, – прошептал Авель, глядя в пустые, широко открытые глаза санитара. – Отпускай меня, я хочу летать.

Он и в самом деле летел – совсем недолго, несколько секунд. Ветер больше не завывал и не хохотал беснующимся зверем – ветер пел, торжествующе и ласково, заглушая собственный крик Авеля, обещая чудо.

Чуда не произошло. У Авеля не выросли крылья, и ветер не подхватил его у самой земли. Марина обманула.

Умирать было очень больно, хорошо, что это было недолго.

Как только Авель умер, ветер резко затих, а серую хмарь над городом прорезали солнечные лучи.

***

– Марина Андреевна, вы осознаёте последствия? Владислав Мартьянов был вашим пациентом! Я уже отчитался родителям, что мальчик скоро придёт в норму! Вы в курсе, кто его родители?! Они… его отец… да они в порошок вас сотрут, Марина! И меня заодно с вами! И всю нашу богадельню, прости господи! Вы это понимаете?! Как собираетесь оправдываться?

– Никак, – Марина затушила сигарету в пепельнице и встала, одёргивая короткую синюю юбку. – Я не собираюсь оправдываться, Геннадий Борисович. Ни перед кем.

– Что-о?!

– Меня никогда не было. Меня никогда не существовало. Меня никто никогда не видел, и звать меня никак, – Марина поводила пальцем перед лицом застывшего в своём кресле мужчины. Главный врач городского психоневрологического диспансера никак не отреагировал на столь вольное поведение своей бывшей подчинённой. Широко раскрытые пустые глаза доктора смотрели в никуда.

– Произошёл несчастный случай, дорогой Геннадий Борисович. Один из ваших санитаров сошёл с ума… с кем поведёшься, верно? Он вытащил бедняжку Славу на крышу и сбросил его вниз. Прямо на каменные плиты, ай-яй-яй, какой злодей… А потом этот ваш санитар сбежал. Вы заявили на него в полицию, его уже ищут, ищут… – Марина погладила главного врача по щеке. Пустые глаза мужчины всё так же смотрели в скрытую от людского взора даль. – Но Евгения никогда не найдут, милый мой Геннадий Борисович. Потому что этот человек теперь принадлежит мне. А меня нет… никогда не было… никогда…

Перед уходом Марина внимательно оглядела кабинет, задвинула стул, на котором сидела. Свои документы из отдела кадров она уже забрала, и кадровичка точно так же не вспомнит её, даже если кто-то назовёт полное имя Марины. Человеческое имя, какое убожество. Лишь отдалённо схожее с настоящим именем великой волшебницы, последней надежды своего великого народа. Но в этом мире придётся пользоваться им – пока этот мир принадлежит людям.

Ничего, это ненадолго.

– Идём. – Повинуясь приказу Марины, из-за портьеры у окна выступил пожилой санитар, с такими же пустыми глазами, как у главного врача. – Я буду называть тебя Каин.

– Да, госпожа, – ответил тот, кому ещё совсем недавно радостно улыбался Слава Мартьянов. Ему удивительно подошло имя Авель, этому невинному мальчишке. Первому Стражу, которого Марине так легко удалось найти и убить. Первому из шестерых.

Осталось ещё пятеро. Какой пустяк.

Дверь деликатно хлопнула, выпустив в коридор Марину и Каина. Главный врач провёл в трансе ещё несколько минут, прежде чем его вырвал из забытья телефонный звонок.

Глава вторая. Островок покоя Знахарки

День начался обычно – как сотни предшествовавших ему. И, наверное, как начнутся сотни последующих дней. В жизни Розы уже давно всё шло по раз и навсегда установленному порядку. Даже если случалось что-то необычное, оно потом вносилось в список дневных дел как дополнительный пункт и становилось частью всё того же незыблемого распорядка.

Будильник, зарядка, душ. На завтрак овсянка или гречка, хрустящий хлебец с тонкой полоской сливочного масла, кофе. Из джезвы на плиту выплеснулось несколько коричневых капель, но это подождёт до пятницы – уборка по расписанию в последний день недели, а до этого времени жилище Розы могло обрастать пятнами и пылью по своему усмотрению. Если сейчас потратить драгоценные минуты на оттирание плиты, то можно опоздать на самый удобный автобус до работы. И придётся ловить такси или трястись в автобусе кольцевого маршрута – всегда забитом до отказа, шумном и пропахшем потом.

Воспоминания о пролитом кофе немного нервировали Розу, пока она спускалась на лифте до выхода из подъезда. Но стоило ей открыть тяжёлую металлическую дверь, как все посторонние мысли выдуло из её головы. В буквальном смысле.

На улице бушевала буря.

С высоты своего пятнадцатого этажа Роза видела только почти монолитные стены таких же высоток, в одной из которых жила сама. Ещё на десяток этажей выше располагалось небо, но Розу мало интересовал его цвет и наличие туч. Плохая погода никогда не становилась поводом для испорченного настроения или причиной пропустить работу. К тому же у Розы в сумке всегда лежали складной зонт и дождевик.

Ураганный ветер, нынешним утром пригибавший к земле фигурно выстриженные кусты, отметал возможность открыть зонт и добежать под защитой плотной ткани до автобусной остановки. И поэтому Роза вытащила из сумки-торбы аккуратно сложенный дождевик.

Под козырьком подъезда столпились соседи с разных этажей. На каждого из этих людей в мысленной картотеке Розы была заведена отдельная карточка с необходимым минимумом информации, и она знала, почему соседи не торопятся выходить под проливной дождь.

У Алины, молодой мамочки со второго этажа, хронический гайморит, она как огня боится любого сквозняка и точно так же, как себя, постоянно кутает в миллион одёжек свою крохотную дочку. Немудрено, что у ребёнка постоянные опрелости и непрекращающийся ринит. Старичок с пятого, Александр Игнатьевич, страдает ревматизмом, но свято верит, что эту старческую напасть можно победить регулярными долгими прогулками. До сегодняшнего дня ему везло, двор их дома с раннего утра затапливало только водопадами горячего солнечного света. А вот к ручьям ледяной воды бедный ревматик явно не был готов. Мужчина в деловом костюме, Игорь с восьмого – он просто выжидает, когда дождь слегка поутихнет. В руке у Игоря брелок сигнализации, а на пятачке асфальта рядом с детской площадкой уже помаргивает фарами его массивный, как сам бизнесмен, автомобиль. Понятное дело, Игорь не хочет портить костюм. Ведь не у всех в сумках припасены складные зонты и дождевики, как у Розы.

Тревога и уныние на лицах соседей царапали стены вокруг островка внутреннего покоя Розы. Она очень не любила, когда кто-то или что-то пыталось посягнуть на этот островок. И старалась устранить помехи сразу же, как они возникали.

Что ж, драгоценные минуты, которые не были потрачены на оттирание кофейных пятен с плиты, пригодятся сейчас.

– Розочка! – Алина обрадовалась соседке как родной. Ещё бы, самые благодарные уши для выслушивания жалоб на любимые болячки. – Какой дождище! А мне в молочку надо… Ой, какой кошмар, чуть дерево не упало, видели, видели?!

– Роза Анваровна, – за неимением цилиндра на шёлковой подкладке, Александр Игнатьевич церемонно прикоснулся к козырьку бейсболки. – Доброе утро. Разверзлись хляби, мда… На работу?

Бизнесмен Игорь молча кивнул и снова уставился на дождевую завесу, словно пытался раздвинуть её силой мысли.

– Как всегда, Александр Игнатьевич, – отозвалась Роза, расправляя дождевик. – Я бы рекомендовала вам сегодня отложить прогулку. Лучше сделайте три раза вашу гимнастику для суставов в качестве компенсации.

– Вы тоже полагаете, что мне не стоит соваться под это светопреставление? – с видимым облегчением спросил Александр Игнатьевич. – Да-да, Роза Анваровна, вы совершенно, абсолютно правы. Именно три раза! Что ж, в таком случае… – козырёк бейсболки снова вежливо колыхнулся, пиликнула, открываясь, дверь.

– Алина, – Роза мягко подхватила под локоть молодую мамочку, оттаскивая от края сухой зоны, – молочная кухня работает до вечера. Сходишь туда вместе с дочкой, когда погода наладится. Вы же всё равно сегодня выйдете гулять.

– Да, но…

– А на завтрак детям вашего возраста уже пора давать каши. У тебя есть детские каши?

– Конечно! Манка, рис, гречка, пять злаков…

– Пять злаков, – тоном, не допускающим возражений, отрезала Роза и подтолкнула Алину к двери. – Хорошего дня.

– Спасибо, Розочка! – скорость, с которой за Алиной захлопнулась дверь подъезда, просто умиляла. Роза улыбнулась: как же людям нравится, когда кто-то всё решает за них.

Бизнесмену Игорю Роза молча протянула складной зонт. Сильный мужчина уж точно удержит зонтик в руках даже при таком ветре. Деловой человек на мгновение поднял брови, затем коротко кивнул в знак благодарности, раскрыл зонт и быстро зашагал прямо по лужам. Можно было не сомневаться: нынче же вечером зонт будет возвращён хозяйке в целости и сохранности. А что до ответной любезности – ну, к примеру, подвезти до работы на большом, как океанский лайнер внедорожнике – то Роза даже не надеялась. Игорь работает в пригороде и вот прямо сейчас у него нет ни одной лишней секунды, чтобы нарушать отработанный маршрут. Время в его случае – в прямом смысле слова деньги.

Роза не обиделась. Когда-нибудь Игорь тоже окажет ей услугу – мелкую, но крайне важную. Это неизбежно. Мир строится на двух незыблемых законах, общих для всех: законе равновесия и законе бумеранга. Используя перлы народной мудрости: не бывает худа без добра и как аукнется, так и откликнется.

К тому же на автобус Роза успевает аккурат минута в минуту. Отлично. Стены островка внутреннего покоя не повреждены, о досадных пятнах на плите можно забыть до пятницы, а ливень и резкий ветер – ну и что? Это просто причуды природы, в которой нет и не может быть понятного людям распорядка. Но никакие причуды природы не могут помешать человеку добраться до работы вовремя. Это уже личный закон Розы, и из него не бывает исключений.

Буря стихла так же резко, как началась.

Роза как раз готовилась выйти из автобуса на нужной остановке, накинула на себя влажный дождевик, как вдруг махом перестал завывать ветер и солнечные зайчики весело заскакали по глубоким лужам.

За несколько кварталов от места работы Розы на мокрых каменных плитах больничного двора только что умер Слава-Авель.

Роза ступила на быстро высыхающий асфальт, перекинула уже ненужный дождевик через руку и внезапно для себя самой задрала голову вверх, в совершенно не интересное ей небо.

Высоко в небе, прямо над головой Розы, кружила стая каких-то чёрных птиц, и с каждой секундой их становилось всё больше.

***

– У вас осталась последняя прививка, Антонина Власовна, – Роза сняла перчатки и опустила их в контейнер с дезинфицирующим раствором. – Через шесть месяцев ревакцинация, я вас вызову.

– Спасибо, Розочка, – главбух отняла спиртовую салфетку от ранки на плече, с сомнением оглядела крохотную дырочку и снова зажала её салфеткой. – Так пока похожу, у меня кровь долго не останавливается.

– Давайте прилеплю пластырем.

Выпроводив пациентку за дверь, Роза посмотрела на часы и поняла, что вполне успевает выпить чаю до того момента, как в её кабинет начнётся паломничество «офисных девушек». В администрации наступило время кофе-брейка, после которого многочисленные младшие секретарши, помощницы менеджеров и прочие бабочки-одноднёвки начинают искать причины смыться с работы. Роза никогда не отказывалась выписать страдалицам липовую справку о внезапно скрутившей мигрени, не собиралась становиться принципиальной и сейчас. Всё равно стажёрки уволятся через месяц-другой, а постоянным работникам капнет неплохая премия за увеличение объёма работы. На обед Роза ходила позже всех остальных, в половине третьего – ближе к закрытию столовой. Она любила обедать вдумчиво и желательно в полном одиночестве. Побаловать же себя свежезаваренным чаем с домашней выпечкой (условно домашней, на самом деле пирожки куплены вчера вечером в одной очень приличной кондитерской) сам бог велел – утренние пациенты отбыли, послеланчевые только подумывают о визите в медкабинет. Вот и ладушки.

Чай, рекомендованный знакомым продавцом, был хорош – в меру терпкий, в меру душистый. Пирожки с яблочным повидлом кулинарам удались на славу. Роза открыла ежедневник и добавила к списку вечерних дел посещение той кондитерской: теперь очередь за пирожками с капустой, они окажутся такими же вкусными или нет? На всякий случай нужно будет взять и с повидлом – вдруг капустные разочаруют.

После чаепития Розу традиционно начало клонить в сон, и она позволила себе на пару минут прикрыть глаза. Оформление груды рабочих журналов займёт всё оставшееся до вечера время, спешить всё равно некуда. Как приятно сидеть у окна, подставив лицо тёплым солнечным лучам… какие интересные узоры плывут по изнанке век: это отражение капиллярного рисунка в склерах или уже какой-то лёгкий волшебный сон?..

– Роза Анваровна! – дверь кабинета взвыла всеми петлями, чего не могло случиться в принципе – она же пластиковая. Но если в дверь с доводчиком врезаться наподобие тарана, она поневоле взвоет. – ЧП! У нас там это! Упал! Лежит!

– Катюша, спокойнее, – Роза не позволила дородной девахе в чёрном комбинезоне внутренней охраны протаранить заодно и свой рабочий стол, аккуратно перехватила её на подлёте и усадила на стул. – Где у вас? Кто упал и лежит?

– У нас на пропускном! Парень какой-то! Белый весь! Губы синие! Сердца нету! То есть не услыхали, ни я, ни Мишка!

– Что за парень? Работник? Посетитель? – Роза вручила охраннице стакан с водой, предварительно капнув туда корвалола, отработанными движениями извлекла из шкафа чемоданчик со средствами оказания неотложной помощи, поправила бейдж на халате, подхватила второй чемоданчик – с портативным кардиографом. Катюше не стоит доверять ни один из баулов, она ж с полным правом может претендовать на звание «Мисс Неуклюжесть». Да и идти недалеко, всего лишь спуститься на первый этаж. Сама дотащит.

– Не знает никто! Вроде не работает у нас! Краси-и-вый… как куколка… – с неожиданным томным придыханием протянула охранница и совершенно по-девчачьи смутилась, даже покраснела. Вот и скажи, что этой мощной девице уже перевалило за тридцать. Натуральная школьница и умом недалеко ушла.

– Ну, веди, где там у вас упала и лежит эта куколка?

Следом за Катюшей Роза спустилась по лестнице, пересекла просторный холл административного корпуса и свернула в технический коридор – там располагались электрощитовые, хозяйственные подсобки, комната отдыха охраны. В этой самой комнате отдыха и обнаружился пострадавший – уже не лежащий, а вполне себе вольготно восседающий на кушетке с подложенной под спину подушкой.

Роза сумела сохранить профессионально-невозмутимое выражение на лице, хотя ей самой захотелось, как великовозрастной девчушке Катюше, распахнуть глаза широко-широко, а для верности ещё и кулаками их потереть – вдруг мерещится? Просто невероятно, самая настоящая куколка. Только живая и шевелится.

– Здравствуйте. Что с вами случилось, где болит?

– Здравствуй, Знахарка, – удивительной красоты юноша с трудом приподнялся, опираясь обеими руками о кушетку, и так радостно улыбнулся Розе, словно встретил самого дорогого на свете человека. – Я успел. Как хорошо.

***

«Офисные девушки» наверняка уже не раз и не два стукнули кулачками – а то и носами модельных туфелек – по ни в чём не повинной двери медкабинета. Вот она, несправедливость в высшей степени. Разве ж дверь виновата в том, что заперта на замок? А ведь ей уже и так сегодня досталось, бедняжке – от бронтозаврихи Катюши.

Роза размышляла о нелёгкой судьбе двери своего кабинета единственно затем, чтобы сохранять спокойствие. В такие моменты, как этот, именно отвлечённые и даже несколько абсурдные размышления помогали ей строить стены вокруг островка внутреннего покоя. Иначе этот островок мог погибнуть под цунами эмоционального перехлёста.

А перехлёст имел место быть. Странный юноша, назвавший Розу знахаркой (к её немалому возмущению, кстати), нёс какой-то бред, при нём не нашли никаких документов и никто не знал, откуда он вообще взялся на закрытой территории. Роза измерила ему давление, послушала сердце – оно обнаружилось в грудной клетке на положенном ему месте, это просто обоим охранникам нужно вовремя чистить уши. Всё в пределах нормы, разве что самую малость пульс частит. Уходить из дежурки парень отказался, вцепился в Розу и снова изобразил умирающего. Кто-то предложил вызвать психбригаду. Пока все вокруг бегали, спорили и всячески изображали бурную деятельность, Роза отдала ключ от медкабинета охраннику Мише и попросила отнести туда не пригодившиеся баулы для неотложки. А потом принялась уговаривать «куколку» хотя бы назвать своё имя и домашний адрес. Безуспешно – «куколка» только жалобно моргал и дрожал всем телом. Тем временем бригаду из дурки всё-таки вызвали. «Куколка» задрожал ещё сильнее и ни в какую не соглашался подняться с кушетки. Согласился только при одном условии – что Роза отправится с ним и будет всю дорогу держать его за руку.

К моменту торжественного выдворения нежданного гостя на пропускном пункте было не протолкнуться. Роза вела «куколку» через живой коридор – те самые «офисные девушки», бухгалтерия в полном составе, отдел кадров, даже из рекламщиков кто-то спустился в холл. А уж уборщицы и прочие подсобники вообще расселись на подоконниках с видом завсегдатаев галёрки. Ну как же, такой переполох в местном болотце, такой пикантный скандальчик! Пересудов хватит на несколько месяцев, если не лет. Роза подозревала, что в скором времени услышит новые факты из своей биографии, которые неизвестны даже ей самой. И теперь у этих слухов будет вполне реальная и очень симпатичная подоплёка – в отличие от прочих домыслов, разросшихся вокруг её одинокой замкнутой жизни подобно кустам чертополоха.

Почему людям не даёт покоя жизнь других людей? Особенно жизнь самодостаточных и привлекательных женщин, не обременённых детьми, мужьями, кредитами и прочими непременными атрибутами так называемого «семейного счастья»? Откуда берутся фантастические подробности про таких женщин, сделавшие бы честь самой мыльной из телеопер? Роза никогда не могла этого понять. И, наверное, уже и не поймёт.

– Красивый пацан, – заметил один из фельдшеров, усевшийся напротив Розы и её невольного подопечного. – И чего все такие симпатичные парнишки у нас в городе на голову двинутые? Вот верите – как псих, так обязательно красивый. Как этот вот. Нет чтоб уродики какие-нибудь с ума сходили, таких не жалко. А то без слёз не взглянешь, зато нормальный, как все. Прям какой-то природный феномен, честное слово.

– Правда? – Роза спросила лишь из вежливости, мысли её крутились вокруг собственных дел, оставшихся незавершёнными. То, что здешние красивые мальчики чаще некрасивых страдают психическими расстройствами, её в данный момент волновало меньше всего.

– Ага, – фельдшер явно был настроен поболтать с миловидной заводской медичкой. Роза незаметно вздохнула и изобразила на лице самую доброжелательную заинтересованность. Людям нравится разговаривать с ней, на работе это приносит немало пользы, когда нужно разобраться в причине недомогания. Но и вне работы Роза постоянно оказывается то бархатной жилеткой для чужих слёз, то тем самым случайным попутчиком, жертвой широко известного синдрома. Раньше это неимоверно бесило – ей хватает и своих мыслей, почему она должна выслушивать чужие философствования? Но с возрастом Роза научилась слушать не вникая, ни на секунду не меняя выражение доброжелательной заинтересованности на гримасу откровенной скуки. Иногда люди рассказывали ей что-то действительно увлекательное, о чём Роза потом, оставшись в желанном одиночестве, могла поразмышлять уже для собственного удовольствия.