Судный день с антикоучем

Он переключился на групповой режим. Изображения выстроились в ровную мозаику.

– Прошу каждого из вас рассказать кратко о себе. Что хотите изменить, усилить, приобрести? Что для вас самое главное? И какая ваша сильная сторона – та, что может стать инструментом в процессе?

Он выдержал короткую паузу и добавил:

– И помните: здесь не принято молчаливо соглашаться из вежливости. Отстаивайте своё мнение. Даже если вам кажется, что я умнее. Особенно – если кажется.

Первой включилась Инга.

– Всем привет! Меня зовут Инга. Я работаю в сфере недвижимости, у меня трое детей. – Она говорила чётко, с хорошей дикцией, как будто презентовала объект бизнес-класса на юго-западе. – Я бы хотела иметь влияние на людей. Ну… авторитет, наверное.

– Или власть? – уточнил Клайм, мягко.

– Да, – кивнула Инга. – Так даже правильнее.

– Самое главное для вас?

Инга задумалась.

– Дети, – ответила она. Но голос её чуть дрогнул.

– Чувствуется сомнение, – заметил Клайм. – Или это условный рефлекс?

– Возможно, – неохотно призналась она. – Мне важно и материальное обеспечение, и статус, и семья. Всё вместе.

– Сильная сторона?

– Аналитика. Я умею быстро понимать, что за человек передо мной. Психологически.

– Отлично. Но попрошу всех далее – выбрать одно качество. Вы усилите именно его. Это будет ваш стержень.

Он посмотрел дальше.

– Кто следующий?

– Остап, – раздался голос, ровный, с едва слышным хрипом. – Я в строительном бизнесе. Пришёл, потому что не чувствую себя лидером среди коллег. И, если честно, я слишком завишу от мнений. Хочу быть независимым.

– Самое главное?

– Не считая стандартного – здоровье и близкие – честно? Деньги. Это сейчас главный стресс.

– И твоя сильная сторона?

– Честность. Я стараюсь быть предельно прямым. Даже когда невыгодно.

Клайм кивнул с одобрением.

– Говори на духу. Спасибо, Остап.

Он перевёл взгляд:

– Елизавета?

Лиза чуть вздрогнула – видно, погрузилась в мысли. Она поправила волосы и включилась.

– Да, здравствуйте. Я графический дизайнер. Честно – до конца не понимаю, что ищу. Может, именно поэтому здесь. Хочу понять, что мне действительно важно.

– Что на данный момент самое главное?

– Раскрытие творческого потенциала. Наверное. Хочется делать то, что действительно отзывается.

– А твоя сила?

– Творческое видение. И в то же время… мне не хватает концентрации. Я рассыпаюсь, когда нужно фокусироваться.

– Спасибо. Помни: твоё сердце знает, что важно. Остальное – шум. Научись отличать одно от другого.

Лиза улыбнулась – по-настоящему.

Следующей заговорила Вика.

– Добрый день, меня зовут Вика. Я врач – гастроэнтеролог. – Она сказала это так, будто ожидала, что кто-то вот-вот подшутит про желудок.

Никто не пошутил.

– Я хочу получать больше эмоций от жизни. Хочу жить в роскоши. Быть популярной. Привлекательной. Вы же сказали – максимально откровенно.

– Да, – кивнул Клайм. – А зачем тебе популярность?

– Чтобы восхищались. Чтобы чувствовали. Чтобы реагировали.

– Завидовали?

– Нет, – резко. – Зависть – это… грязно. Я хочу быть вдохновляющей.

– Сильная сторона?

– Говорю правду. Без фильтров.

– Про себя?

– Про других.

Над её окном на экране появилось выражение лёгкой задумчивости. Как будто она впервые услышала себя со стороны.

– Спасибо, Вика, – сказал Клайм.

– Дмитрий?

– Привет, – откликнулся мужчина с опухшим лицом и затуманенным взглядом. – Я из ИТ. Сегодня вообще должен был быть не я. Мой друг Максим позвал, но он… не смог. Попросил меня. Ну, я зашёл. Пока не очень понимаю, куда я попал.

Он огляделся по сторонам, как будто проверял, не снимает ли кто скрытой камерой.

– Для меня, наверное, важно – вернуть чувство… молодости. Энергии. Драйва.

– Что главное в жизни?

– Свобода. Когда ты не должен объяснять, кто ты и зачем ты тут.

– И твоя сильная сторона?

– Умею видеть то, что не замечают другие. В технологиях, в людях… в хаосе.

– Прекрасно, – произнёс Клайм, слегка кивнув. – Видеть то, что не видят другие – не всегда дар. Это ответственность. Не всё, что ты замечаешь, нужно сразу озвучивать. Иногда сила – не в том, чтобы сказать, а в том, чтобы понять, зачем ты это знаешь… и что изменится, если ты это проявишь.

Он сделал небольшую паузу.

– Быть наблюдателем – легко. Быть тем, кто вмешивается – опасно. И только тот, кто может удержать знание внутри себя до нужного часа, действительно готов действовать.

* * *

Клайм сделал короткий вдох и переключился в другой тембр.

– Итак. Переходим к самой сессии. У нас три фазы. В первой – карточки с вопросами лично к вам. Во второй – вы взаимодействуете с качествами других. В третьей – будут сложные выборы, в которых вы должны будете быть честны не с нами, а с собой.

Он говорил чётко, как человек, который наизусть знает маршрут, но каждый раз удивляется, куда приведёт пассажиров.

– В первой фазе – только вы и ваш путь. Вы называете номер карточки, открываете её, читаете и действуете. Во второй – вы выбираете карточку, но перед этим оцениваете других. Вы должны знать, чьи качества вам нужны – или кого вы готовы оставить без них.

– И помните: вы обязаны обосновать свой выбор. А если он направлен на кого‑то, этот человек должен дать комментарий. Здесь нет безмолвных жертв.

Он сделал паузу.

– Помните о вашем жизненном приоритете. Всё, что вы делаете – должно исходить из него. Если что-то кажется неправильным – спорьте. Аргументируйте. Сопротивляйтесь. Даже мне.

Камера приблизилась к его лицу. Нижняя часть осталась в тени, но тень была слишком глубокой – плотной, как будто проваливалась в пространство, которого там не могло быть. Воздух вокруг слегка дрожал, будто изображение начало дышать. Казалось, не техника подводила, а сама реальность подстраивалась под его голос.

– В течение сессии я буду вмешиваться. Комментировать. Направлять. Но выбор – за вами.

– Всё понятно? – спросил он, глядя в каждый экран.

– Вроде да, – откликнулась Инга.

– Ну что ж… – кивнул Остап. – Поехали.

Клайм смотрел на них всех: лица сосредоточенные, нервные, местами оживлённые. Только Дима выглядел так, будто душой ещё был на вчерашней вечеринке, где вместо трансформации предлагали текилу.

– Закройте глаза, – мягко сказал Клайм. – И не открывайте, пока я не скажу.

Все закрыли глаза не потому что он сказал, а будто его голос совпал с тем, что уже давно звучало в них самих – тихим, неоформленным зовом. Ни одного вопроса, ни колебания. Как будто что‑то за пределами их воли уже решило за них. В каждом окне – неподвижность. В каждом лице – напряжённая тишина, как будто внутри всех что‑то замерло, прислушиваясь.

Воздух в экранах стал плотнее, как в комнате, где вот‑вот прозвучит нечто важное. Пальцы вцепились в колени, кто-то еле заметно подался вперёд, кто-то, напротив, откинулся, как в свободном падении. На какое‑то мгновение даже время, казалось, отступило в сторону, освободив место для чего‑то другого.

И именно в этот момент внутри возникло ощущение: сейчас случится нечто такое, к чему никто из них не готов – и никогда бы не был.

На фоне заиграла едва уловимая космическая мелодия: синтезаторный гул, обертоны, будто кто-то медленно вращает планету руками.

Голос Клайма зазвучал шёпотом – как заклинание:

– Перед вами – темнота. Полная. Но не пустая. Время от времени в ней проскакивают вспышки. Очертания. Шумы. В голове – лёгкий гул. Это не боль. Это – начало настройки.

Мелодия усилилась. Добавился низкий звук – похожий на запуск генератора.

– Вы оказались в межпространственном вакууме, – продолжал он, – свободном от мыслей, обязательств, масок. Здесь вы – без привычных «я». И всё, что вы сделаете, повлияет не только на вас… но и на других.

Музыка смолкла.

– Откройте глаза.

И с этого момента началась первая фаза.

Глава 3. Первая фаза: Свет с обратной стороны

Все открыли глаза. Почти одновременно – как будто кто‑то снаружи дал команду, но никто не помнил, чтобы кто‑то её озвучил. Даже Клайм. Просто… момент, в котором темнота начала отступать, оставляя после себя не свет – а осознание, что темнота теперь с ними.

Перед участниками не было привычных прямоугольников экранов. Теперь всё происходило внутри. Или снаружи. Граница стерлась. Они сидели в креслах, похожих на те, что в аэропортах сна: удобные, но лишённые памяти. Над каждым – лишь едва заметный отблеск, как отражение от стекла, за которым что‑то смотрит, но не показывает себя.

Окно впереди не было окном. Оно выглядело как зияющее око – без рам, без стекла, без привязки ко времени. Там висела Луна. Полная, равнодушная. Свет её не освещал – он впитывался. Отбрасывал тени внутрь людей. Только двое смотрели на неё – Клайм и Лиза. И не только глазами, но чем‑то более древним.

Их лица были чуть освещены изнутри – словно свет от Луны доходил до них не снаружи, а по какой‑то внутренней артерии. Остальные – в полутени. Не лица – намёки на лица.

Голоса изменились. У всех. Плотнее, ниже, медленнее – как будто каждый говорил не из горла, а через фильтр из глубокой воды, пропитанной снами.

Клайм сидел напротив окна. Луна висела за его спиной – и в какой‑то момент казалось, будто это не он говорит, а она – сквозь него.

– Начинаем, – произнёс он. Голос был ровным, но в нём чувствовался отголосок. – Как и говорили: по порядку. Инга, прошу выбрать карту. Любую от одного до двадцати пяти.

Перед взглядом Инги вспыхнул абстрактный образ. Не экран. Ощущение, как если бы числа выстроились у неё в уме в виде карточек. Их можно было выбирать, касаясь не пальцем – вниманием.

– Семь… – произнесла она, затем помолчала. – Семь… семь. Что это? Что с моим голосом? Он… не мой?

– Не обращай внимания, – отозвался Клайм. – Это нормально. Продолжай.

Инга глубоко вдохнула. Голос стал чуть выше, но при этом будто принадлежал не ей одной.

– У вас произошло событие… – начала она, затем остановилась. – Нет, голос… он и не мой, и знакомый. Как будто бы я и не я одновременно.

– Ты в изменённом состоянии, – сказал Клайм. – Именно этого я и добиваюсь. Это даст тебе другой взгляд на саму себя. Продолжай.

Инга слегка повела плечами, словно что‑то с неё капнуло. Потом читала вслух:

– Вы становитесь единственным наследником огромного состояния. Завещание подписано, закон на вашей стороне. Но – человек, оставивший вам это, был глубоко противоречивым, часть его жизни связана с грязью и болью других людей. Родственники мертво цепляются за его репутацию и требуют отмены наследства.

У вас три пути:

Принять всё – и потерять часть себя. Вы получите всё наследство, но теряете руку действия: ваша правая ладонь исчезает из тела.

Борьба: пять лет судов, морального изнеможения, одиночества и обострений. В итоге – 1/10 часть, но вы сохраните тело.

Уйти с миром. Но спустя годы узнаете, что эти деньги могли спасти жизнь близкому.

Пауза.

– Какой будет выбор? – спросил Клайм.

– Второй, – уверенно произнесла она.

– Почему?

– Ну, если я в завещании – значит, я не просто так там оказалась. Ладонь мне точно нужна. А часть – всё же часть. Хоть что‑то.

– Вас не пугает цена – не материальная, а эмоциональная?

– Я просто беру своё. Почему мне нужно расстраиваться?

Клайм слегка наклонился вперёд. Луна вспыхнула чуть ярче – будто отметила её уверенность.

– Бывают ли у вас дни, когда вы устаете сильнее, чем позволяют реальные обстоятельства? – спросил он. – Когда день вроде лёгкий, а вы – выжата?

– Бывает… – Инга замялась. – Вы хотите сказать, что мои выборы здесь отражают мою реальность?

– Я ничего не говорю. Просто предлагаю подумать. И если увидите параллели – примите их. Если нет – не настаиваю.

Он повернулся к остальным.

– Вы можете видеть и слышать себя иначе. Это нормально. Сейчас вы ближе к себе, чем когда-либо. Ваша реальность изменилась. Пусть это вас не пугает. Пусть это станет инструментом.

Клайм сделал короткую паузу и сказал:

– Далее. Остап.

Появился образ – двадцать пять карточек. Одна уже светилась. Остап выбрал:

– Двадцать пятая. Хм… И у меня другой голос. Что это? Как объяснить?

– Связь, – с лёгкой ухмылкой сказал Клайм. – Но и не забывай: ты проходишь трансформацию. Здесь ты – не тот, кто ты обычно.

– Все слышали, – сказал Остап. – Значит, всё в порядке. Или нет?

– У меня тоже голос другой, – вставила Вика.

– И у меня! – воскликнула Лиза. – Я как будто сама себе говорю откуда‑то изнутри.

– Тогда, – продолжил Остап, – я читаю.

Карточка открылась. Он вслух:

– Вы можете получить любовь всей своей жизни. Единственную. Но:

Внешне – совершенство. Внутренне – пустота. Она не полюбит вас, но будет рядом.

Внешне – отталкивающе. Мир будет смеяться. Но она будет любить вас глубоко и безусловно.

Остап усмехнулся.

– Красота – важно. Но чужое мнение… плевать. Если это моя любовь, значит, она мне нравится. Я выбираю второй вариант.

– Ты говорил, – вмешался Клайм, – что хочешь стать лидером среди коллег. Это не связано с мнением окружающих?

– Это другое, – ответил Остап. – Там – профессиональное уважение. Здесь – личное счастье.

– Часто ли ты вообще слушаешь мнение других?

– Если оно разумное – да. Если человек способен его выразить.

– Лидер без внешнего признания – не уязвим ли он?… А долго способен слушать?

– Обычно все соглашаются со мной. Кто слушает – тот не спорит.

– Подумай об этом ещё. А пока… Лиза.

Карточки перед Лизой. Две открыты. Она выбрала:

– Двенадцать. Мой голос… как у Инги… странно.

Читает:

– Загадочное древнее существо предлагает две дороги:

Получить 50 миллионов долларов сразу. Но навсегда потерять творческий дар.

Через 5 лет – ваша работа изменит мир. Но вас обманут, вы останетесь бедны и незаметны.

– Первый, – сказала она. – Деньги. Я найду, как себя развлечь.

– Ты творческий человек, – сказал Клайм. – Твоя работа – часть тебя. Отказ – не будет ли бегством?

– Мне дано не только это, – ответила Лиза. – Я бы занялась чем‑то другим. Или отдыхала. Или путешествовала.

– Не всё, что убивает, выглядит как пуля, – сказал Клайм. – Иногда – это мягкое кресло и отпуск на Бали.

Она улыбнулась. Нервно.

– Подумай, – сказал он. – А пока… Вика.

Карты. Три открыты. Выбор:

– Семнадцатая, – сказала она.

Читает:

– Выбор:

Известность и влияние. Но вы одиноки.

Тепло и любовь рядом. Но вы всегда будете ощущать себя нераскрывшейся.

– Первый. Мне комфортно одной. Я в этом нахожу силу.

– А эмоции?

– Любовь – это сегодня есть, завтра нет. А себя – не вернёшь. Лучше быть стабильной, чем разрушенной.

– А другие? Люди?

– Можно быть среди сотен, но внутри – в одиночестве. Я выбираю то, что предсказуемо.

Клайм кивнул.

– Подумай, что будет, если это – обман. Далее – Дима.

Перед Димой появилось изображение – 25 карточек, будто выложенные на стол судьбы. Четыре из них были уже открыты, слегка подсвеченные, будто дышащие внутренним светом. Остальные оставались немыми и непроницаемыми.

Он долго смотрел. Что-то в этих карточках было пугающе живым.

– Пятая, – наконец произнёс он негромко. – Выбираю её. Интересно… теперь я как будто что-то между Остапом и тобой.

Он усмехнулся, но в голосе его уже не было лёгкости. Он вслух зачитал написанное на карточке:

– Вы попали в загадочную пещеру, где потусторонние силы ставят перед вами ультиматум. Вам предложено три варианта:

Совершать эгоистичные и подлые поступки ради себя и близких. Через 15 лет вы будете окружены людьми, станете желанным, востребованным.

Жить, помогая другим, при этом неизбежно теряя себя. Через 15 лет вас забудут, вы останетесь одиноки.

Отказаться от выбора – и погибнуть в этой пещере.

Он молчал. И молчание его было долгим, тяжёлым, как сырой воздух в шахте. Потом, почти неразборчиво, он выдохнул:

– Погибать страшно. Даже если это всего лишь символ, иллюзия. Я… уже часто поступал эгоистично. Особенно с теми, кто мне дорог.

А через 15 лет… да кто знает, буду ли я вообще жив. Может, и не стоит выбирать вовсе?

– Нет, – прозвучал спокойный, но твёрдый голос Клайма.

– Не выбирать – это тоже выбор. Только за тебя его сделают другие. Или прошлое.

Дима прикусил губу. Он вглядывался в экран, словно хотел вычитать в пикселях спасение.

– Хорошо. Тогда второй. Пусть будет больно. Может, хоть немного стану лучше. Хоть немного.