Цитадель последней колыбельной

О да, она помнила. Это было еще до того, как мир окончательно рухнул в тартарары, но уже после того, как ее личный мир был уничтожен. Тогда, в первые месяцы после гибели ее детей и Алекса, она работала как одержимая. Не над лекарством от той первоначальной чумы – было уже поздно. Она работала над контролем. Над подчинением. «Проект Феникс» – ее первая попытка не просто остановить вирус, но перепрограммировать его, заставить служить. И на какой-то момент ей показалось, что это удалось.

Первые модифицированные образцы… они перестали быть просто агрессивными машинами для убийства. Они начали проявлять признаки… организации. Они слушались ее команд, передаваемых через ультразвуковые излучатели. Она чувствовала себя создателем, дирижером этого чудовищного оркестра. Она думала, что сможет использовать их как щит, как армию, чтобы защитить остатки человечества, чтобы навести свой порядок.

А потом случился «Прорыв Зеро».

Один из ее «усовершенствованных» штаммов мутировал непредвиденным образом. Вместо подчинения командам, он развил нечто вроде примитивного коллективного разума. Они начали общаться друг с другом, координировать свои действия без ее участия. И их агрессия… она стала не просто животной, а осмысленной, направленной. Они стали умнее. Хитрее. Они научились обходить ее системы защиты. Они вырвались из лаборатории, которая тогда еще не была этой неприступной крепостью. И они унесли с собой секрет этой новой, улучшенной заразы во внешний мир. Это был ее самый страшный провал. Ее личный призрак в машине этого апокалипсиса, который она сама помогла сконструировать.

«Мы ошиблись, Стивен, – прошептала Арис, ее дыхание оставляло на стекле легкий налет пара. – Гордыня. Мы всегда платим за гордыню».

«Объект Альфа» снова издал свой странный, вздыхающий звук и медленно протянул к стеклу огромную, деформированную руку, оставив на нем смазанный след.

Арис отстранилась. Воспоминания всегда оставляли этот горький привкус пепла во рту. Но они же и подстегивали ее. Тот провал не сломил ее. Он сделал ее сильнее. Осторожнее. И еще более одержимой. Она не повторит прошлых ошибок. Она доведет начатое до конца. Любой ценой.

Она вернулась к своему рабочему столу. Красная строка на мониторе все еще горела, как насмешливый укор. Арис взяла планшет и начала вносить коррективы в формулу. Ее пальцы двигались быстро и уверенно. В ее глазах снова зажегся тот лихорадочный, нечеловеческий огонь.

«Деградация, значит, – пробормотала она. – Что ж. Иногда, чтобы создать нечто новое, нужно сначала довести старое до полного распада».

Она работала до тех пор, пока первые, робкие лучи серого рассвета не начали пробиваться сквозь бойницы замка. Но для Арис Торн это был не рассвет нового дня. Это было лишь продолжение одной бесконечной, сумеречной ночи, в которой она была одновременно и пленницей, и верховной жрицей. И никто не знал, что принесет ее следующая молитва этому умирающему миру – спасение или окончательную гибель.

Глава 6

Шепот и тени

Дорога, если этот клубок из разбитого бетона, оползней и скелетов неведомых тварей можно было так назвать, вела Рекса через местность, которую сам Дьявол, вероятно, пометил бы на своих картах как «Обходить десятой стороной, даже если опаздываешь на шабаш». Воздух здесь был тяжел не только от вездесущей вони распада, но и от какой-то невидимой, гнетущей ауры, словно само пространство было пропитано страхом и отчаянием тех, кто сгинул здесь раньше. Солнце, казалось, вообще забыло об этом уголке проклятой земли, и даже в полдень тут царили вечные сумерки, в которых каждый куст мог оказаться затаившимся хищником, а каждая тень – предвестником быстрой и грязной смерти.

Рекс двигался осторожно, его «Усмиритель» лежал в руке так естественно, будто был продолжением его собственной кости. Карта, найденная у мелкого мертвяка, была до смешного примитивной, но общее направление указывала. И это направление вело его прямиком в пасть чему-то очень нехорошему.

Поселение, или то, что от него осталось, он учуял раньше, чем увидел. Сладковато-приторный запах свежей крови и горелого мяса, смешанный с едкой вонью химикатов, которые не использовались обычными гнилозубыми упырями. Это было несколько наспех сколоченных хибар, прилепившихся к руинам старой водонапорной башни, как лишайник к умирающему дереву. Теперь это место напоминало растерзанный муравейник. Стены домов были проломлены, крыши сорваны, а на земле виднелись следы недавней, яростной бойни. И не только бойни.

Некоторые тела… они были не просто разорваны или покусаны. Они были… изменены. У одного из мертвецов конечности были вывернуты под неестественными углами, словно его ломали на дыбе, а из груди торчали какие-то хитиновые отростки, блестящие и черные. Рекс такого раньше не видел. Это была работа не обычных «бродяг». Здесь порезвился кто-то с фантазией. И с ресурсами.

«Вечеринка была что надо, – пробормотал Рекс, осматривая это пиршество смерти. – Жаль, приглашение потерялось по почте».

Он начал методично обыскивать руины. Информации было мало. Пара гильз от оружия, которое он не смог идентифицировать. Странные символы, нацарапанные на стенах – не то руны, не то просто каракули безумца. Но один символ повторялся – что-то вроде искаженной спирали с точкой в центре.

В одной из полуразрушенных хибар, забившись под остатки стола, он нашел его. Выжившего. Если так можно было назвать это дрожащее, хрипящее существо, в котором едва теплилась жизнь. Мужчина, или то, что когда-то им было. Одна нога была неестественно вывернута, живот вспорот, и он зажимал рану грязными тряпками, пропитанными темной, почти черной кровью. Глаза его, запавшие и лихорадочно блестящие, сфокусировались на Рексе с огромным трудом.

«Воды… – прошелестел он, каждый звук давался ему с нечеловеческим усилием. – Они… они вернутся…»

«Кто «они»?» – Рекс присел на корточки рядом, его голос был лишен всякого выражения. Он не доставал флягу.

«Ее… слуги… – выдохнул мужчина. – Из… из Замка Плача… Мама… она… она их послала… Забрать… сильных… Остальных…» Он закашлялся, изо рта потекла тонкая струйка крови.

«Замок Плача?» – переспросил Рекс. Звучало как название для дешевого хоррора. Но в этом мире самые дешевые хорроры часто оказывались документалистикой.

«Там… на севере… Неприступная… Говорят… она там… ставит опыты… создает… новых… тварей…» Он снова закашлялся, его тело мелко дрожало. «Они… они забрали мою дочь…»

Рекс молчал. Очередная душещипательная история. У каждого в этом мире была своя. И каждая заканчивалась одинаково. Он видел, что этому парню осталось недолго. Пара часов, может, меньше.

«Какой он, этот замок?» – спросил Рекс.

«Черный… как сама ночь… И… и машины… странные… летают… без крыльев…» Голос умирающего становился все тише, превращаясь в едва слышный шепот. «Она… она всех видит… Говорят… у нее глаза… повсюду…»

Рекс поднялся. Информация была скудной, больше похожей на бред умирающего. Но этот символ – спираль. И упоминание о «летающих машинах». Это было что-то новое.

Мужчина смотрел на него с отчаянной, угасающей мольбой. Его рука слабо дернулась, пытаясь ухватиться за штанину Рекса.

Рекс на мгновение посмотрел на него. Потом достал из кармана ту самую наполовину съеденную галетку, которую нашел в фермерском доме. Разломил ее и положил одну половинку на пол рядом с рукой умирающего.

«Держи, – сказал он безразлично. – Пригодится. Там, куда ты отправляешься, шведский стол не каждый день накрывают».

Он не стал ждать благодарности. И не стал добивать. Зачем тратить патрон? Природа сама доделает работу. Или те, кто мог вернуться. А галета… ну, может, она подсластит ему последние минуты. Или просто привлечет крыс чуть позже. Рексу было все равно. Он просто сделал то, что сделал. Без всякой задней мысли. Или почти без всякой.

Выходя из разгромленного поселения, он еще раз оглянулся на символ спирали. Замок Плача. Летающие машины. Мама, у которой глаза повсюду. Это начинало походить на серьезную заварушку. А Рекс, как ни странно, начинал чувствовать что-то похожее на азарт. Или просто предвкушение хорошей драки. В конце концов, скука убивала не хуже зомби.

Он пошел на север, туда, где по слухам чернел замок безумной королевы. И тени вокруг, казалось, стали еще гуще. А шепот этого проклятого мира – еще настойчивее.

Глава 7

Хрупкое понимание

Буря. Она обрушилась на замок с яростью голодного зверя, колотясь в вековые стены ледяным дождем и завывая в трубах так, словно целая армия призраков справляла там свою жуткую тризну. В такие ночи казалось, что сам мир за пределами этих каменных бастионов корчится в агонии, и замок Матриарха – единственный незыблемый утес посреди бушующего океана хаоса.

Лену вызвали в главную обсерваторию Арис – помещение на самой вершине центральной башни, с огромным, почти панорамным, бронированным окном, выходившим на север. Обычно Арис проводила здесь время в одиночестве, наблюдая за своими «владениями» или за звездами, если те удостаивали этот проклятый мир своим холодным сиянием. Сегодня звезды были надежно укрыты ревущим мраком.

Арис стояла спиной к Лене, глядя в окно, на которое обрушивались потоки воды, искажая и без того безрадостный пейзаж до неузнаваемости. На ней был тот же белый халат, но волосы были распущены, что случалось крайне редко, и темная волна инея рассыпалась по ее плечам, придавая ей сходство с какой-то древней, скорбной жрицей.

«Они боятся бури, знаешь ли», – произнесла Арис, не оборачиваясь. Голос ее был странно спокоен, почти медитативен, но Лена уловила в нем знакомые стальные нотки. «Мои… дети. Инстинкты. Первобытный ужас перед стихией, которую они не могут контролировать. Забавно, не правда ли? Я дала им подобие вечности, избавила от страха смерти, но они все еще трепещут перед громом».

Лена молчала, ожидая. Такие монологи Арис обычно были прелюдией к чему-то… важному. Или опасному.

Арис медленно повернулась. В тусклом свете, исходящем от приборных панелей, ее лицо казалось высеченным из слоновой кости, а глаза горели тем самым лихорадочным огнем, который всегда пугал Лену до дрожи в коленях.

«Ты ведь считаешь меня чудовищем, Лена?» – вопрос прозвучал без вопросительной интонации, как констатация факта.

Лена почувствовала, как по спине пробежал холодок. Это был прямой удар. Она осторожно подбирала слова: «Я считаю, что вы… делаете то, что считаете необходимым. В обстоятельствах, которые трудно даже вообразить». Это была не ложь. И не вся правда.

Арис усмехнулась – едва заметное движение уголков губ, отчего ее лицо стало еще более хищным. «Дипломатично. Но предсказуемо. А что, если я скажу тебе, что этот мир… он заслужил свою участь? Что человечество было злокачественной опухолью на теле планеты, и мой… вирус… стал лишь тем скальпелем, который вскрыл этот нарыв?»

Она сделала шаг к Лене, и та невольно отступила.

«Посмотри вокруг, – Арис обвела рукой пространство за окном, где бушевала стихия. – Войны. Ненависть. Жадность. Саморазрушение. Они называли это цивилизацией. Я называю это агонией вида, изжившего себя. Мои дети… они проще. Чище. У них есть одна цель. Один инстинкт. Никаких моральных терзаний, никакой лжи, никакого лицемерия. Они – следующая ступень. Или, если угодно, возврат к первозданной чистоте».

Ее голос набирал силу, в нем звучала почти пророческая убежденность. Лена слушала, и внутри у нее все сжималось от смеси страха и какого-то извращенного, почти гипнотического восхищения силой этой безумной веры.

«Но ведь… – Лена сама удивилась своей смелости, ее голос прозвучал тихо, но отчетливо в реве бури за окном. – Если они – следующая ступень… зачем тогда пытаться их изменить? Зачем ваши эксперименты? Если они совершенны в своей простоте… зачем стремиться вернуть им то, от чего вы их якобы избавили – разум, чувства?»

На мгновение в глазах Арис мелькнуло что-то похожее на удивление. Или это была ярость? Лена затаила дыхание. Она перешла черту.

Арис медленно подошла почти вплотную. Лена чувствовала холод, исходящий от нее, и тот самый, едва уловимый запах озона и химикатов.

«Любопытно, – проговорила Арис, ее взгляд буравил Лену. – Ты не просто винтик, который боится быть выброшенным. Ты пытаешься анализировать. Опасно. Но… интересно». Она усмехнулась снова, на этот раз чуть шире. «Моя дорогая Лена, даже в «первозданной чистоте» есть место для… совершенствования. Я не стремлюсь вернуть им старый, порочный разум. Я стремлюсь создать новый. Послушный. Управляемый. Мой. Представь себе мир, где нет неповиновения. Где каждый импульс направлен на созидание… или на разрушение, если такова будет моя воля. Мир без хаоса. Мир абсолютного порядка».

Она произнесла это с такой ледяной убежденностью, что у Лены по коже пошли мурашки. Абсолютный порядок. Порядок кладбища.

«Но разве порядок, основанный на отсутствии выбора… разве это не еще одна форма клетки?» – слова вырвались прежде, чем Лена успела их обдумать.

На этот раз Арис не ответила сразу. Она смотрела на Лену долго, изучающе, словно решала какую-то сложную головоломку. Буря за окном, казалось, на миг стихла, и в наступившей тишине напряжение стало почти осязаемым.

«Ты ходишь по очень тонкому льду, Лена, – наконец произнесла Арис, ее голос снова стал тихим, почти вкрадчивым. – Но, возможно… возможно, именно такой собеседник мне и нужен. Тот, кто не боится заглянуть в бездну вместе со мной». Она протянула руку и коснулась щеки Лены кончиками холодных пальцев. Жест был почти материнским, но от него по телу Лены пробежала дрожь отвращения и страха. «Подумай над моими словами. Понимание – это первый шаг. К принятию. Или к… иным последствиям».

Арис отвернулась и снова устремила свой взгляд в бушующую за окном тьму. Аудиенция была окончена.

Лена медленно вышла из обсерватории, чувствуя, как ее ноги становятся ватными. Хрупкое понимание. Оно больше походило на танец на минном поле. И каждый неверный шаг мог стать последним. Она узнала больше. Увидела больше. Но ясности это не прибавило. Только чернота за окном и чернота в душе Арис, казалось, стали еще бездоннее. И Лена чувствовала, что ее затягивает в эту бездну все глубже.

Глава 8

Цена прохода

Город. Или то, что от него осталось. Когда-то, наверное, это был один из тех муравейников из стекла и бетона, где миллионы двуногих копошились, считая себя венцом творения. Теперь это был скелет, обглоданный дочиста временем и мертвецами. Небоскребы, словно выбитые зубы гиганта, криво торчали на фоне неизменно тоскливого неба. Улицы превратились в каньоны, заваленные ржавеющими машинами, обломками зданий и тем, что когда-то было людьми. Воздух здесь был особенный – смесь гари, сырости, нечистот и того самого, фирменного запаха разложения, который стал визитной карточкой нового мирового порядка.

Рекс стоял на окраине этого кладбища амбиций, изучая его, как хирург изучает безнадежно запущенную опухоль. Карта, найденная у мелкого, вела его через это гиблое место. Прямой путь к «Замку Плача» лежал через сердце города. Цена прохода обещала быть высокой.

«Ну что, мегаполис, – пробормотал Рекс, проверяя «Усмиритель». – Посмотрим, остались ли у тебя зубы, или ты уже совсем беззубая старая шлюха».

Первые несколько кварталов он прошел почти на одном дыхании, используя канализацию и разрушенные подземные парковки. Вонь там стояла такая, что даже крысы, казалось, предпочитали совершать самоубийство, бросаясь под ноги редким зомби. Но это было лучше, чем лезть на рожон на открытых улицах. Рекс двигался как призрак – бесшумно, экономя каждый патрон, используя нож или самодельный томагавк, когда это было возможно. Его цинизм был не только философией, но и тактикой выживания. Мертвые были предсказуемы в своей тупости. Живые – вот от кого всегда стоило ждать подлянки.

Проблемы начались на центральной площади, когда-то, наверное, бывшей средоточием городской жизни. Теперь это была открытая арена, кишащая «статистами». Сотни. Они бродили бесцельно, спотыкаясь друг о друга, их коллективный стон сливался в монотонный, давящий на уши гул. Обойти было невозможно.

Рекс засел в полуразрушенном кафе с когда-то веселеньким названием «Солнечный Зайчик». Теперь тут единственными солнечными зайчиками были осколки стекла на полу, играющие бликами от тусклого света. Он нашел почти целую бутылку виски за барной стойкой – «Старина Джек», сто лет не видел. Сделал большой глоток. Огонь пробежал по жилам, смывая усталость и привкус канализации.

Именно тогда, глядя на эту бездумную, копошащуюся массу на площади, его и накрыло. Воспоминание. Незваное, как судебный пристав с ордером на выселение души.

* * * …Солнце тогда еще было желтым, а не этим больнично-серым недоразумением. И Лена смеялась. Ее смех был похож на звон колокольчиков. Они застряли в таком же городе, только в самом начале всего этого дерьма. С ними была еще пара – Макс и Юлька, друзья Лены. Связь не работала, по телевизору показывали какую-то рябь и генералов с постными лицами, вещавших про «временные трудности». Временные. Ха.