Необычайные приключения нигилиста

– Надеюсь, вы меня извините, но мне необходимо вас покинуть. Не смущайтесь, ужинайте. Я сейчас пришлю сюда слугу, – с этими словами Мария Игнатьевна быстро удалилась. Митенька поспешил вслед за ней.

Глава 4

Здесь происходит что-то странное…

Опустевшая столовая окончательно испортила мне настроение, даже вошедший с блюдами на подносе Сидор не смог его улучшить. К тому же и есть уже абсолютно не хотелось. Приличия ради, я позволил положить себе на тарелку жаркое, но кусок в горло не лез, – наоборот, под пристальным взглядом слуги, вставшего у прохода, как будто, чтобы не выпускать меня отсюда, я успешно подавился при первой же попытке что-то проглотить. Закашлявшись, я попросил стакан воды. Нехотя покинув свой пост, Сидор наполнил мне бокал и внимательно наблюдал, как я его пью. Всем своим видом он откровенно показывал, что я сейчас всем мешаю, и вообще непонятно, что здесь делаю. Внезапно он напрягся, и будто услышав что-то, быстро исчез, плотно прикрыв за собой дверь, а меня еще сильнее охватила непонятная тревога.

“Здесь происходит что-то странное, и я должен выяснить, что именно. Не могу больше сидеть в бездействии и ждать, как безмозглый баран!” – с этой мыслью я вскочил с места и решительно отправился на поиски хозяев.

Пройдя столь понравившуюся мне гостиную, и выйдя в коридор, я услышал неясный говор за одной из дверей и направился туда – к счастью, она оказалась неплотно прикрыта. “Будь что будет”, – решил я, и собравшись с духом, тихо вошел в комнату – и в ту же минуту пожалел об этом. До тех пор я ничего подобного не видел. Большая лужа крови вокруг одного из кресел и ее тошнотворный металлический запах вызвали у меня внезапный приступ тошноты. Я даже не заметил, кто истекал кровью. Симбирская бойня, которую я как-то посетил с одним из своих друзей, служивших в городской управе, и та не произвела на меня такого впечатления. Хозяева, суетившиеся около кресла, сначала не заметили мою согнувшуюся фигуру, но тут Петр Афанасьевич, не принимавший участия в хлопотах, и с виду безучастно взиравший на лежавшего в кресле человека, обернулся и гневно нахмурился.

– Что вы здесь делаете? – резко спросил он. Митенька и его мать, вздрогнув, отскочили прямо в центр уже начавшего подсыхать по краям тошнотворного озерка. Только сейчас я смог разглядеть, чья же кровь столь щедро пролилась на пол. Оцепенев от ужаса, я увидел смертельно бледную Верочку, которая с запрокинувшейся головой бессильно съезжала вниз с сидения, – очевидно, она была без сознания. Вся ее юбка была пропитана кровью, до сих пор лившейся из распоротой до кости правой руки,– похоже, им так и не удалось остановить ее. Неужели они так растерялись, что даже не подумали наложить жгут? Надо скорее перетянуть руку и забинтовать ее – даже я об этом знал. Рядом с креслом валялись окровавленные ножницы, очевидно именно они и послужили причиной несчастья. Но тут на меня снова обрушился гневный окрик: – Что вы тут делаете? Вам здесь не место! Где же Сидор?

И Болотов решительно направился ко мне. Митя и его мать, забыв про девушку, тоже кинулись к нам, но тут появившийся из-за моей спины Сидор крепко схватил меня за руку и быстро отдернул назад, заслонив собой.

– Спокойно, барин, сейчас все будет в порядке, – негромко сказал он Петру Афанасьевичу. – Ведь тут дело какое, нехорошее, немудрено, что они растерялись. А вы, – обратился слуга ко мне, – будьте такие добренькие, уходите отсюда. Вам здесь делать нечего, а барышне мы и так стараемся помочь. Только, видно, напрасно… – мрачно заключил он.

– Но, позвольте, разрешите вам помочь. Дайте я хотя бы жгут наложу, да и врача нужно срочно позвать, – ведь она в любую минуту умереть может! – возмутился я, выходя из ступора, вызванного неожиданным зрелищем.

Петр Афанасьевич еще больше нахмурился, его глаза сузились, губы сжались в тонкую ниточку, – странно, что он, так, казалось бы, спокойно наблюдавший за агонией молодой девушки, теперь столь бурно реагирует на мои слова. Возможно, что еще немного, и у него начался бы припадок ярости, но тут вмешалась Мария Игнатьевна:

– Сидор совершенно прав, вы оба должны вернуться к столу, а мы с Митенькой постараемся сделать все возможное. Не волнуйтесь, идите спокойно, ведь мы же не будем нарушать порядок, а мы скоро придем к вам, – успокаивающе сказала она мужу. Тот немного успокоился и нехотя кивнул.

– Проводи их, Сидор, и спасибо тебе. После сочтемся…– многозначительно кивнула Мария Игнатьевна слуге. Тот воспринял эти слова как призыв к действию и решительно повернул меня к двери. Я попытался вырваться, но при внешней почтительности, обладавший как оказалось недюжинной силой, слуга держал мою руку как в тисках. Все еще не придя в себя от увиденного, я позволил увести себя в столовую и усадить за стол. Вслед за мной важно шествовал Петр Афанасьевич. Похоже, его-то нисколько не потрясла трагедия, участниками которой мы невольно стали. Но что же могло заставить такую молоденькую девушку решиться на самоубийство? Неужели и в этой такой дружной с виду семье есть свои скелеты в шкафу, – впрочем, Верочка только воспитанница, может быть, ее здесь унижали и оскорбляли? Скорее бы пришла Мария Игнатьевна с сыном и рассказала о самочувствии Веры, – надеюсь, ее удастся спасти.

Глава 5

Бунт на корабле!

Оставив меня за столом в одиночестве, Сидор отозвал Петра Афанасьевича в угол и начал что-то ему шептать. Разговор, очевидно, был неприятен старику, который, все больше мрачнея, молча слушал слугу. Наконец, он резко отвернулся от Сидора и сел на свое место – теперь и Болотов выглядел не лучше меня, настроение ему явно испортили. Никто из нас не сделал даже попытки поесть, – я думал о бедной девушке, хозяин тоже погрузился в собственные мысли и нервно барабанил пальцами по столу.

“Зачем я только постучал сюда! Мерзнул бы сейчас в колымаге, но зато не терзался бы тревогой за судьбу совершенно незнакомой девушки, не пришлось бы сидеть в комнате с бесчувственным жестоким стариком, которого не волнуют даже собственные домочадцы”, – в тоске думал я.

Похоже, я опять оказался неправ. Петр Афанасьевич все заметнее нервничал – постукивание по столу перешло в громкую дробь, затем к этому прибавилось еще и злобное бормотание. Хотя слов разобрать было невозможно, но, судя по взглядам, которые он исподлобья кидал на слугу, виновником его раздражения являлся именно он. Господи, скорее бы убраться отсюда! Пожалуй, мне пора встать и откланяться… Но как раз в тот момент, когда я собрался подняться из-за стола и тихо удалиться, в комнату спокойно вошла Мария Игнатьевна.

– Неужели вы все-таки ждали нас!? – воскликнула она, увидев наши нетронутые тарелки. – Господи, из-за этой девчонки у нас полностью распорядок нарушился. Я ведь просила не волноваться, сказала же, что все будет хорошо! Сейчас придет Митенька, и мы все должны поужинать. Особенно стыдно вам, Петр Афанасьевич, вы же здесь главный и отвечаете за наше благополучие, а так несдержанны, – с укором обратилась она к мужу. Под ее красноречивым взглядом я трусливо рухнул обратно на стул, решив, что не стоит еще больше раздражать старика, но твердо решив про себя убраться отсюда сразу после ужина.

Вошел Митенька и, коротко кивнув нам, уселся на свое место. Судя по его довольному лицу, кровотечение удалось все-таки остановить. У меня немного отлегло от сердца, и я уже пожалел, что так поспешно обвинил всю семью в равнодушии к ближним. Хотя не похоже, чтобы Петр Афанасьевич успокоился; правда, злобное бормотание прекратилось, но глаз он так и не поднял. Сидор отделился от стены и принялся обходить нас с блюдами. Отказываться было уже неудобно, и я позволил положить себе немного на тарелку. Когда дошла очередь до хозяина, тот брюзгливо потребовал подать себе графин с водкой, которую должен был непременно пригубить до еды. Слуга потянулся за графином, но когда он уже держал его, Петр Афанасьевич неожиданно развернулся, толкнув Сидора так, что тот невольно опрокинул содержимое графина на себя. Я невольно вздрогнул, а Мария Игнатьевна, настороженно посмотрев на мужа, жестом отослала слугу от стола. Но отойти он не успел – Болотов, как будто стремясь разглядеть, что он натворил, схватил со стола подсвечник с зажженными свечами и поднес так близко к несчастному, что тот вспыхнул как факел. Водка попала ему и на лицо, и на волосы, так что голову его, казалось, окружил огненный нимб. Дико воя, Сидор опрометью выскочил из столовой и начал кататься по коридору, пытаясь погасить одежду и волосы, но, видно, боль от ожогов была так сильна, что он снова вскочил и выбежал во двор.

Шок от случившегося был так силен, что все просто оцепенели – вернее, все, кроме Петра Афанасьевича, который только сейчас стал с аппетитом поглощать содержимое своей тарелки, как будто все произошедшее было в порядке вещей.

Увидев это, я наконец взорвался. Для спивающегося неврастеника, которым я был, вообще-то нужно немного, чтобы впасть в истерику, а уж события нынешнего вечера ординарными никак не назовешь. Короче, нервы мои не выдержали. Я вскочил и, не пытаясь сдерживаться, закричал: – Боже мой, что вы за люди! Ему же надо помочь, он может умереть от ожогов, сгореть заживо, а вы спокойны, как статуи! Вы настоящие убийцы! Если никто не хочет, я сам пойду его спасать!

Едва я открыл рот, как Митенька вздрогнул и вышел из оцепенения. Предостерегающе глядя на меня, он отчаянно замотал головой, как будто просил замолчать, но меня уже понесло, мне хотелось побольнее уязвить хозяина, чтобы он наконец почувствовал хотя бы часть той боли, что пришлась на долю его домочадцев:

– Я думал, что вы настоящий джентльмен, заслуженный морской офицер, а вы – жестокий бессердечный старик, которому безразличны все остальные! Вы – не настоящий моряк! – Лучше бы я этого не говорил…

Не успел я закончить последнюю фразу, как оказался на полу, будто брошенный порывом урагана и почувствовал, что кто-то, больно вцепившись в мои волосы, тащит меня за собой. От неожиданности я сначала даже не сделал попытки сопротивляться, а только покорно позволял тащить себя по полу, слушая, как над головой гремит тот самый звучный бас:

– На корабле бунт! Кругом мятежники и заговорщики! Измену выжечь каленым железом, а зачинщиков заковать в кандалы, кинуть в трюм и завтра повесить на рее! Я никому не позволю нарушать дисциплину и порядок!

Глава 6

Скорее в полицию!

Меня на миг охватило знакомое многим по ночным кошмарам отвратительное чувство вязкой беспомощности, когда ты четко знаешь, что как ни пытайся, а спастись не удастся. “Этого не может быть наяву, я наверно просто допился до белой горячки и брежу”, – на удивление спокойно подумал я. И тут резкая боль от удара о порог комнаты привела меня в чувство. И с осознанием реальности происходящего меня охватил дикий ужас. Я начал отчаянно извиваться, пытаясь развернуться, чтобы взглянуть на безумного силача, что с такой скоростью волок меня уже по коридору, но это никак не удавалось, поскольку мои волосы были надежно намотаны на руку неизвестного. Он уже почти добрался до спуска в погреб, когда я понял, что держу в судорожно сжатой руке вилку, с которой вскочил из-за стола. Не помня себя от страха, я с размаху ткнул вилкой назад, стараясь попасть в своего мучителя, чтобы освободить волосы. К моему великому счастью, я сразу попал в цель, – над головой раздался громкий вопль, и меня с силой отшвырнули к стене.

От сильного удара у меня на миг отнялись ноги, – валяясь на полу, я, наконец, смог развернуться, чтобы увидеть сумасшедшего, что прятался в доме. И – теперь я был в этом совершенно уверен – являлся истинным виновником всех несчастий обитавшей здесь семьи, совсем как в английских готических романах. Даже если бы я мог двигаться, то от увиденного я бы точно застыл на месте. Передо мной, вопя и размахивая рукой, из которой торчала спасительница-вилка, стоял Петр Афанасьевич. Его лицо было искажено от злобы. Но глаза его горели еще более зловещим огнем – огнем безумия, вызвавшего у меня такой глубинный первобытный страх, что я забыл о боли и, вскочив, опрометью кинулся от него обратно.

Добежав до столовой, я увидел Митеньку, спокойно прислушивавшегося к шуму нашей борьбы в коридоре. Очевидно, он совершенно не ожидал увидеть меня, потому что его лицо выразило совершенно детское изумление и даже обиду.

– Помогите! – задыхаясь, крикнул я, – Ваш отец сошел с ума, его нужно связать и позвать врачей!

– Конечно, я вам помогу, – спокойно отозвался он, медленно подходя ко мне, – Но в первую очередь я должен помочь папеньке.

И примерный сын замахнулся на меня тяжелым графином, который быстро схватил со стола. С нечленораздельным воплем я шарахнулся от него и, увернувшись, бросился к окну. Видно, мой ангел-хранитель еще не окончательно махнул на меня рукой, потому что окно было широко распахнуто, и я с разбегу вывалился из него прямо в небольшую кучку навоза, Даже не ушибившись после такого мягкого приземления, я вскочил и, не разбирая дороги, бросился на улицу. Честно говоря, я до сих пор не могу вспомнить подробностей ночного бегства по улицам города. Одно могу сказать твердо – я никогда не занимался спортом, но в ту ночь наверняка опередил бы всех знаменитых бегунов мира. Только когда мои затуманенные глаза смогли различить тусклый фонарь полицейского участка, я смог немного уменьшить скорость. Задыхаясь, я ввалился в обшарпанную комнатушку маленького деревянного домика, в котором располагался участок. Сидевший за деревянной загородкой дежурный полицейский удивленно вскинул на меня глаза.

– Скорее! Там буйный сумасшедший, он опасен и может убить кого-нибудь. Девушка скоро истечет кровью и умрет, они ее нарочно хотят уморить, – скороговоркой выпалил я, и только потом сообразил, что больше всего на сумасшедшего здесь похожу именно я.

Но, на мое счастье, полицейский не удивился. Внимательно посмотрев на меня, он обернулся и крикнул: – Хохлов! Иди-ка сюда! Где ты подобрал этого обожженного? – Из внутренней комнаты, вытирая усы, появился дюжий городовой. Похоже, мы оторвали его от чаепития.

– Да в Тупом переулке, – отозвался он. – Бежал по улице и орал как резаный. Доктор ему сейчас перевязку делает. Как это его так угораздило?

– Это же Сидор! – обрадовался я неожиданному свидетелю. – Он слуга Болотовых и подтвердит все, что я вам рассказал. К тому же я и адреса не знаю, правда, там перед домом пустая пролетка без лошадей стоит. В огромной луже…

– Ну, луж у нас городе достаточно, – усмехнулся полицейский. – А вот с вашим Сидором мы сейчас поговорим. Уж больно странная история получается.

С этими словами он встал и направился в соседнюю комнату, поманив меня за собой. Я поплелся вслед за ним, чувствуя себя полным дураком, воняющим к тому же навозом. “А вдруг мне все пригрезилось спьяну, и слуга пострадал нечаянно. Тогда ведь самого за клевету либо в суд потянут, либо в желтый дом упекут”, – от таких неприятных мыслей стало еще хуже.

Но мои опасения были напрасны. Едва мы вошли в комнату, где полицейский врач заканчивал бинтовать голову и руки несчастного, как тот встрепенулся.

– Будь они прокляты! Вся их гнусная семейка! Я все про них расскажу, господин полицейский, про все их мерзости, и к дому отведу. Только надо сейчас идти, а то они несчастную барышню уморят, как уже двоих уморили. Я все про них знаю.

Полицейский насторожился: – Говоришь, они какую-то девушку убить хотят? Вот и этот господин, – он кивнул на меня, – тоже про нее рассказывал. Ты его знаешь?

– Видел, – неохотно отозвался Сидор. – Он сегодня к ним ночевать напросился, сказал, что заплутал. А вы-то как здесь оказались? Неужто он и на вас набросился?

Глава 7

Где у вас погреб?

Ответить мне не дали. Убедившись в истинности наших слов, полицейские не стали терять времени даром. Узнав у Сидора адрес, где находился дом Болотовых, наш маленький отряд спешно двинулся в Тупой переулок. Еще через полчаса возглавлявший нас участковый пристав, которого срочно вызвали из дома, громко стучал в дверь знакомого дома. Посредине лужи все еще торчала одинокая колымага, но мне казалось, что прошла целая вечность с того мига, как извозчик завез меня сюда. Хотя прошло не больше полутора часов, как я выпрыгнул из окна, дом казался заброшенным – темные окна, мертвая тишина внутри, – все навевало самые мрачные предположения. “Что они сделали с Верочкой?” – и я с ужасом представил, как вся сумасшедшая семейка, собравшись в саду, роет яму, чтобы зарыть труп.

– Да ломайте же дверь! – отчаянно выпалил я. – Нельзя терять ни минуты!

Пристав с сомнением покосился на меня: – Если то, что вы рассказали, не подтвердится, мне будет очень трудно объяснить начальству, почему мы вломились в приличный дом среди ночи. Для вас, да и для меня лучше, чтобы все оказалось правдой… – но колебался он недолго. Еще секунда – и дверь была распахнута настежь.

Тишина оказалась обманчивой. Едва мы ввалились в сени, как тусклый свет лампы упал на нас из гостиной.

– Кто вы, господа? Какое вы имеете право врываться к мирным людям как разбойники с большой дороги? У нас в доме тяжелобольной. Извольте объясниться! – голос вышедшей нам навстречу Марии Игнатьевны дрожал то ли от страха, то ли от негодования.

– Извините, сударыня, но ваш слуга и вот этот молодой человек утверждают, что у вас в доме находится истекающая кровью по вашей вине девушка. Мы должны осмотреть дом.

При упоминании Сидора хозяйка вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.

– Не знаю, о чем вы говорите. Этот юноша действительно попросился сегодня к нам ночевать, сказав, что не может добраться до гостиницы. Но, к сожалению, наша доброта не пошла ему впрок. За ужином он безобразно напился и учинил настоящий дебош – кинул подсвечником в слугу, так что тот сильно обжегся, напал на моего мужа и, наконец, выпрыгнул в окно и убежал. Мы не хотели звать полицию, потому что нам было жаль портить ему будущее, но теперь… Извольте полюбоваться, что он натворил!

С этими словами Мария Игнатьевна, кинув на меня ненавидящий взгляд, повернулась и пошла в столовую. Войдя туда, я не поверил своим глазам – еще недавно такая уютная и хорошо обставленная комната выглядела так, будто по ней пронесся ураган. Скатерть была сдернута со стола, посуда разбита, стулья опрокинуты.

– Мой муж так потрясен происшедшим, что с ним случился сердечный приступ, и он лежит у себя. Сын сидит с ним. Убедились теперь, что у этого господина просто белая горячка? Я решила заявить вам официальную жалобу на него. Пусть возмещает нам убытки!

Пристав явно заколебался и хмуро посмотрел на меня. Потеряв дар речи от подобного бесстыдного вранья, я в первый момент даже не знал, что сказать. Но возмущение и тревога за судьбу Верочки быстро взяли верх: – Она в сговоре со своими сумасшедшими родственниками! Если все было так, как она рассказывает, почему Сидор подтвердил мои слова? Пожалуйста, осмотрите дом, надеюсь, еще не поздно помочь девушке. Они могут ее где-то прятать.

Какое-то время пристав раздумывал, но, видно решив, что не зря же он тащился сюда среди ночи, обратился к Марии Игнатьевне: – Простите, но мы обязаны проверить такое серьезное обвинение. Нам все-таки придется осмотреть ваш дом. А если его слова не подтвердятся, обещаю, что помимо вашей жалобы, ему придется отвечать еще и за клевету и лжесвидетельство. Обещаю, что мы постараемся не потревожить вашего мужа.

Деваться было некуда, и хозяйка, раздраженно пожав плечами, вернулась в гостиную, предоставив нам обследовать комнаты. После короткого распоряжения двое городовых начали с мансарды, осматривая все помещения вплоть до кладовых и чуланов. Пристав остался с Марией Игнатьевной. Я неловко топтался в коридоре, – находиться рядом с человеком, чью ненависть ощущаешь почти физически, было выше моих сил. Наконец, полицейские прошли все комнаты, кроме той, где находился больной Петр Афанасьевич с Митей. Заглянув сквозь щелочку приоткрытой двери и, убедившись, что там никого нет, кроме больного и его сына, они даже не стали заходить, чтобы их не тревожить. Не нашли даже следов крови…

Недовольный пристав начал извиняться перед хозяйкой.

– Ну, а вы, – обратился он ко мне, – пойдете с нами. Вам придется объяснить свое поведение, и от души желаю, чтобы это объяснение было как можно более убедительно. Иначе вы горько пожалеете, что вообще появились на свет.

В более неприятное положение я еще не попадал ни разу в жизни. В какой-то момент я даже пожалел, что не остался в доме, и не дал себя убить. Видно, страх перед полицией передается нам с молоком матери – он пересиливает все остальные эмоции. “Куда же они могли спрятать девушку?” – лихорадочно размышлял я. Нужно было срочно решить эту загадку – ведь меня уже бесцеремонно подталкивали к выходу. И тут – вспомнив свое путешествие волоком по коридору, меня осенило.

– Погреб! – воскликнул я. – Вы осмотрели погреб?

Пристав вопросительно посмотрел на городовых. Те замялись – судя по всему до погреба они не добрались. Устало вздохнув, их начальник обернулся к хозяйке, которой так не терпелось нас выпроводить, что она вышла за нами.

– Где у вас погреб? – поинтересовался он. Услышав эти слова, Мария Игнатьевна побледнела, лампа затряслась у нее в руках.

– У нас… у нас его нет, – пробормотала она, но ее смятение говорило само за себя.

– Вы лжете, сударыня. Лучше покажите сами, пока мы не начали искать всерьез, – голос пристава, казалось, резал как острый нож. От его учтивости не осталось и следа. Величавость и дородность Марии Игнатьевны таяли на глазах, она даже как-то усохла.

– Там, – наконец пробормотала она, неопределенно махнув рукой в сторону кухни, и внезапно съехала по стене как тряпичная кукла. Но нам было не до нее. Через мгновение мы оказались у люка в погреб, скрытого в полу рядом с кухней. Откинув тяжелую крышку, мы заглянули вниз, и в лица ударил запах тяжелой застоявшейся сырости. Но к нему примешивался и едва ощутимый оттенок чего-то знакомого – крови. Значит, Верочка все-таки там!

– Скорее вниз! – воскликнул я и, не дожидаясь полицейских, первым полез вниз по лестнице, не захватив даже лампы. До сих пор не понимаю, как я не сорвался и не сломал шею. Городовые полезли за мной, но они оказались умнее и захватили с собой из прихожей керосиновую лампу. Ее неверный свет выхватил из темноты только небольшую часть погреба, но и этого оказалось достаточно, чтобы увидеть кучу тряпья в углу, покрытую темными пятнами. От нее и исходил этот тошнотворный металлический запах. Упав на колени, я с ужасом разглядел в ней маленькое бледное до синевы личико. Это была Вера. Очевидно, она уже давно лежала здесь без сознания, руки мертвенно холодны, но грудь еще еле заметно поднималась. Слава богу, жива! Подозвав к себе полицейского с лампой, я наскоро осмотрел ее искалеченную руку. Слава богу, кровь уже почти не шла, но рана выглядела жутко. Кое-как наложив жгут из оторванного от подола ее юбки лоскута ткани, мы подхватили несчастную девушку и с трудом вытащили ее из погреба. Даже полицейским было не по себе от того, что мы увидели. Мария Игнатьевна все еще сидела у стены, похоже, даже не пошевелившись за это время. Казалось, жизненная энергия ушла из нее, как воздух из надувного резинового шарика.

Наклонившись к ней, пристав тронул ее за плечо. – Госпожа Болотова, – голос звучал подчеркнуто официально. – Мы вынуждены арестовать вас и вашего сына, и препроводить в участок для дознания. К господину Болотову будет прислан врач для оказания помощи. Как только станет возможно, его отправят в больницу.

Но женщина так и не пошевелилась. Похоже, в докторе нуждалось все семейство, включая Митю, который так и не появился из комнаты отца. Сгорая от тревоги за девушку, которой необходим был врач, я вызвался отправиться за ним. К тому же пребывание в этом доме навевало на меня такую тоску, что я с радостью отсюда сбежал.

Глава 8

Не нужно мне такой романтики…

Преодолев еще раз дорогу до полицейского участка, я отправил врача к Болотовым, а сам, не в силах пошевелить даже пальцем, остался дежурить около Сидора, которого до утра оставили здесь, тем более, что боль от ожогов немного утихла, и он заснул.

Сидя у его лежанки, в тепле, меня так разморило, что я начал клевать носом. Измученный мозг не мог больше воспринимать мрачную реальность и увлекал меня в блаженные фантазии забытья. Перед глазами уже плыли цветные круги, которые всегда предвосхищают крепкий сон, но тут меня как будто толкнули. Встрепенувшись, я открыл глаза и увидел Сидора, который уже не спал, а сидя, напряженно смотрел на меня. Я так и не успел понять, что произошло, как вдруг у меня перед глазами как будто вспыхнул яркий свет, а затем наступила долгая тьма…

Очнулся я в больнице, как мне потом сказали, только через сутки. Голова болела страшно, пузырь со льдом только немного облегчал страдания. К тому же после перенесенных волнений меня охватила такая страшная слабость, что я не мог толком даже сесть в кровати. Сильное сотрясение мозга вызвало у меня еще и полную апатию и безразличие ко всему. По крайней мере, так мне объяснил врач. Поскольку тревожить меня первую неделю было нельзя, полицейские в больнице не появлялись. А затем после дачи показаний я уехал в заждавшуюся меня деревню.