Чудо чудное

«Надо сказать что-то близкое к правде, – лихорадочно подумала Верея. – Чтоб не заподозрил вранья. Что-то личное».

– Память, – выдохнула она, делая вид, что опускает глаза, играя в смущение. – Вернуть хочу. Кусок жизни вырван, будь оно неладно. Пустота в голове, провалы. Думаю… цветок может помочь. Или подскажет путь. Он ж чудесный.

– Память… – протянул бог, и в его голосе впервые прозвучало что-то похожее на искреннее, пусть и минутное, сочувствие. – Тяжелая ноша. Пустота вместо прошлого… Спасибо за честность, Верея. Ценю. И что же? – Он выпрямился, снова становясь важным и деловым. – Объединим усилия? Дорогу я знаю. Силы у меня побольше будет. Вместе шансы возрастут. Цветок, конечно, я тебе не отдам, уж прости. Бремя силы мне одному нести. Но помочь с памятью… постараюсь. Слово Велеса.

– Посмотрим, кто первым найдет, – усмехнулась Верея, снова поднимая на него свой хищный, насмешливый взгляд. – Договор дороже денег, но удача – дама капризная и слепая. Кто его знает, чья нога первой ступит на ту самую вершину?

– Да, – согласился Велес, его губы тронула тень улыбки, но глаза оставались холодными. – Интрига. Чувствую, ты не одна, – вдруг добавил он, его взгляд скользнул мимо нее, в сторону темной чащи, где прятались Кощей и Баюн. – Не только твой кот мерзкий из кустов подсматривает, уши навострив. Чую еще… кого-то. Старого знакомого. Очень старого. – Он прищурился, всматриваясь в густую, непроглядную листву. Его брови медленно поползли вверх, выражая крайнее, неподдельное изумление. – Ах! Не… не может быть! – воскликнул он, делая резкий шаг вперед, к опушке.

Верея прикусила губу до крови.

«Ну нет! Не должен был он учуять Кощея! Проклятье! Все Баюну под хвост!»

В голове ее мелькнула отчаянная, безумная мысль: «Давно я не целовалась… Не помню даже, как это. Ох, с ним-то, с Велесом, я в последнюю очередь сближаться стала бы…»

Но выбора не оставалось. Нужно было отвлечь бога. Сейчас же. Прямо сейчас.

Велес уже начал было движение в сторону леса, его внимание полностью, как щупальцами, переключилось на невидимую, но остро ощущаемую угрозу. Верея действовала на чистом инстинкте, на отчаянной решимости. Она резко шагнула ему навстречу, преградив путь своей грудью.

– Велес! – выкрикнула она не своим, срывающимся голосом.

Бог машинально остановился, обернулся к ней. В его глазах еще горело изумление и настороженность, сознание еще было там, во тьме липовых зарослей. Верея, не дав ему опомниться, вскинула руки, вцепилась пальцами в богато расшитый ворот его дорогой рубахи и резко, со всей силы потянула к себе. Их лица оказались в паре дюймов друг от друга. Велес замер, ошеломленный, опешивший от такой наглости.

– Заболтала, говоришь? – прошептала Верея, глядя ему прямо в глаза, в самые зрачки, стараясь одурманить его этим взглядом. – А может, просто… скучала?

И прежде чем он успел что-то понять, сообразить да ответить, она прижалась губами к его губам. Жестко. Решительно. Без нежности, только расчет и необходимость. Велес вздрогнул. Замешкался на долю секунды, тело его напряглось от неожиданности… а потом его руки, мощные и властные, обхватили ее талию, прижали к себе с такой грубой силой, что у ведьмы перехватило дыхание и, кажется, хрустнули ребра. Его губы ответили – не лаской, а требовательным, жадным, почти звериным натиском. Когда она попыталась отстраниться, его язык грубо, насильно проник в ее рот, скользнул по ее языку да зубам.

У Вереи сердце забилось, как пойманная птица, бешено и беспомощно. На мгновение сознание помутилось, в глазах поплыли круги. По телу разлился жар, волной накативший откуда-то из глубины, из забытых инстинктов. Дикое, необузданное, давно забытое желание, смешанное с омерзением, ворвалось в мысли, сметая осторожность и расчет.

«Колдовство его… наваждение… или просто…» – мелькнуло где-то на самом краю затуманившегося сознания. Но длилось это лишь миг, одно-единственное мгновение.

Велес вдруг напрягся всем телом, его объятия ослабели, губы замерли. Верея отпрянула, отдышавшись, и увидела, как его глаза закатились, колени подкосились, и он рухнул на землю как мешок с картошкой, тяжело, с глухим стуком, лицом прямиком в траву.

За его спиной стоял Кощей. В руке он держал толстую, увесистую, суковатую дубинку, явно только что снятую с пояса какого-то несчастного лешего. Колдун с отвращением швырнул ее в ближайшие кусты. Потом его взгляд – черный, беспощадный – упал на Верею, на ее припухшие, покрасневшие от грубого поцелуя губы, на разметавшиеся белые волосы. В глазах Кощея мелькнуло что-то темное, стремительное, нечитаемое – вспышка чего-то, что могло быть и гневом, и… чем-то еще.

– Молодец, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Поцелуй… любого мужчину собьет с толку. Особенно такой… страстный.

Колун почему-то нахмурился, его бледное лицо омрачилось, будто он съел что-то кислое. Он резко, с силой пнул ногой небольшой, поросший мхом камешек. Тот с свистом пролетел по воздуху и угодил со звонким, издевательским чпоньк! прямик в висок лежащего без сознания Велеса.

– Ну и чего он взбеленился? – растерянно, вслух пробормотала Верея, все еще чувствуя на губах привкус браги, а в памяти – жар грубых рук и влажного языка. – Знания выудила, тебя не выдала… Чего злишься теперь? Не понимаю…

Она оглядела поляну. Навские жители застыли, как вкопанные, в немой сцене, увидев падение своего бога и дубинку в руках незнакомого мрачного типа. На лицах читался шок, недоумение и нарастающая, как волна, паника. Верея вопросительно, почти беспомощно посмотрела на Кощея.

Что теперь? Весь план к чертям!

Кощей не растерялся. Он вскинул руку, драматично указывая пальцем в небо (где, разумеется, не было ничего, кроме веток да черноты с луной и звездами), и его голос, усиленный колдовством, низкий и громоподобный, прокатился по поляне, заглушая музыку и гул:

– Бей вурдалаков!

Эффект был мгновенным. Поляну накрыла волна хаоса, в десять раз громче и яростнее прежнего веселья. – Бей вурдалаков! – заревел здоровенный, облепленный хвоей леший, хватая соседа-оборотня за шерстяные плечи и тряся его. – Бей вурдалаков! – завизжали водяные, опрокидывая стол с яствами, и брага рекой потекла по земле. – Бей их! Бей гадов! – пронзительно, исступленно кричали полуденницы, пускаясь в дикую пляску с серпами наголо. – Бей гадов вурдалачьих! – орали навки, хватая что попало под руку – кости, поленья, кувшины.

– Бей! ВСЕХ БЕЙ! КТО НЕ БЬЕТ – ТОТ ВУРДАЛАК! – неистовствовали мавки, создавая общую, тотальную сумятицу.

Началась форменная, всеобщая потасовка. Кощей, не теряя ни секунды, схватил Верею за локоть и потащил прочь с поляны, в спасительные заросли лип. Баюн юркнул за ними, ловко лавируя между дерущимися телами.

– Двести лет прошло, – бросил Кощей через плечо, пробираясь сквозь колючие кусты, – а методы разгона праздника все те же. Примитивно, но чертовски эффективно. Как та дубинка.

– Да-а! – промурлыкал Баюн, отряхивая лапку от прилипшей грязи. – «Бей вурдалаков» – классика жанра. Вечная. Никогда не подводит. Универсальный ключик к любой панике. Прямо ностальгия нахлынула.

– И правда сработало, – констатировала Верея, с облегчением оглядываясь на удаляющийся шум, крики и звон разбитой посуды. – Как по маслу. Всегда работало.

– Вурдалаков жаль, конечно, – сказал Кощей без тени сожаления, его лицо светилось мрачным довольством от удачно проведенной диверсии. – Но им в Небытие зачтется, ежели там что есть, разумеется. Ради благого дела пострадали. Высокая честь для нечисти.

– Ладно. Выяснила я, где на сей раз папоротник зацветет. Идем на Кудыкину гору.

– Отлично, – кивнул Кощей, но его глаза сверкнули знакомой хитринкой, предвещающей новую пакость. – Но сначала… маленькое, совсем крошечное отступление от маршрута. Сущая безделица. Заглянем по дороге в замок Марьи Моревны. Надо кое-что забрать. Вещь мою личную. Меч Кладенец.

– Мы так не договаривались! Никаких замков! Никакой Марьи! Только цветок! Ты сам сказал!

– Именно! – поддержал ее Баюн. – Сам полезай в пасть к этой истеричке! Нас туда не заманишь! Мы не самоубийцы!

– Вот-вот. Добудем сначала цветок, и только потом, если выживем, может быть, я помогу тебе Кладенец умыкнуть. И то подумаю сперва.

– Понимаю ваши опасения, – сказал Кощей, разводя руками с показным, театральным сожалением, хотя в его глазах читалось лишь холодное, непоколебимое упрямство. – Хотя мне, честно говоря, до них дела нет. Но… – он сделал паузу для большего драматизма, – если ты, Верея, дашь мне свое нерушимое, железное слово, что поможешь мне добраться до замка и добыть Кладенец… я отпущу твоих друзей. Прямо сейчас. Василису отправлю прямиком в твою избушку на курьих ножках, целой и невредимой, хоть сейчас. А Змей Горыныч с царевичем… пойдут с нами. Для подстраховки. И помощи. Сила Змея нам пригодится.

Верея не поверила своим ушам. Она замерла, уставившись на Кощея, чувствуя, как подкашиваются ноги от этой неожиданности.

– Да, – пролепетала она, и голос ее дрогнул. – Даю слово. Нерушимое. Отпусти Василису и Змея… И царевича. Сейчас же.

– Еще на крови связь сделай, – с деланной, наигранной небрежностью посоветовал Баюн, очевидно, насмехаясь над колдуном.

– Точно! – воскликнул Кощей, приняв слова кота за дельный совет. – Совсем запамятовал! Клятва на крови – вот что скрепит наш договор! Без нее – все это пустой звук, шелест листьев!

– Ну спасибо, Баюн, – саркастически, сквозь зубы протянула Верея, бросая на кота убийственный, полный ярости взгляд. – Большое спасибо! Язык без костей!

– Е мое! – Баюн прижал уши, его глаза округлились в искреннем, неподдельном ужасе. – Неужели всерьез воспринял? Я ж пошутил! По кошачьей привычке подколоть! Вот я дурак, дубина, пустая башка, зачем ляпнул?!

– Клятва на крови, – повторил Кощей, и в его голосе не было и тени шуток или сомнений. Он вытащил из складок своего черного одеяния небольшой, кривой, словно коготь, нож с черной, костяной рукоятью. Лезвие блеснуло в пробивающемся сквозь листву лунном свете холодным, голодным блеском. – Или нет договора. Выбор за тобой, Верея. Так что? Готова пролить кровь ради своих друзей?

Верея вздохнула. Глубоко и тяжело, будто этот вздох вытянул из нее все силы. Выбора, как всегда, не было. Она посмотрела на Баюна, но тот лишь виновато опустил морду и замурлыкал что-то невнятное и раскаивающееся. Тогда она подняла на Кощея взгляд. Суровый. Принимающий вызов. Полный той самой старой, дремучей силы, что таилась в ее глубинах.

– Давай свою клятву на крови, Кощей Бессмертный, – сказала она едва слышно, но так, что слова прозвучали четко и хлестко, как удар стали о камень в лесной тишине. – Но помни – за каждую каплю моей крови я с тебя спрошу. Сторицей. И мне плевать, бессмертный ты или нет.

Глава 8. Клятва

Клятва на крови требовала тишины и уединения, подальше от людских, да и не совсем людских, глаз. Потому Верея, Баюн и Кощей отошли прочь от шумного празднества, что гудело, словно растревоженный улей.

Они пробрались сквозь заросли крапивы, которая, к слову, даже не думала никого кусать, разумно побаиваясь проклятий со стороны ведьмы и колдуна, миновали несколько ручейков, журчащих в темноте, и оказались на крохотной полянке. Та плавно перетекала в пологий берег спрятанного меж деревьями озера с удивительно бирюзовой водицей, что поблескивала в лунном свете, точно рассыпанное серебро.

Воздух здесь был густой, сладковатый, пахло влажной землей, ночными цветами и тиной. Отсюда уже не слышались веселый хохот, затейливая музыка и мелодичное пение, прославляющее великий праздник. Поляна, будто незримым куполом, была накрыта плотной, звенящей тишиной, от которой, наверное, у любого явского жителя волосы повставали бы дыбом и на руках, и на ногах, и на голове. Лишь изредка где-то в камышах чмокала рыба, да ветерок лениво перебирал листья на ветвях старых ив, склонившихся над водой.

– Здесь будем клятву давать, – произнес Кощей, и его голос, низкий и хриплый, грубо врезался в благоговейную тишину.

– Место хорошее, – отвлеченно согласилась Верея, окидывая взглядом укромный уголок.

Сердце ее ныло от предчувствия, но мысль о Василисе, заточенной в неволе, добавляла решимости.

– Сомневаешься, моя ведьма? Быть может, обдумаешь еще? – предложил Баюн, потирая бок о ее ногу.

В его зеленых глазах светилась тревога, и Верея знала – кот чувствовал недоброе.

«Эх, Баюн, милый, да разве есть выбор?» – пронеслось в ее голове. Однако вслух она ответила твердо:

– Думать нечего. Из-за меня колдун ни в чем неповинных людей схватил. Ваську мою заточил, Змея да царевича. Надобно выручать их.

Тем временем Кощей Бессмертный вернулся с берега озера на поляну. Он осматривался, выясняя, нет ли здесь ничего, что может помешать ритуалу. Поймав устремленный на него взгляд Вереи, полный ненависти, Кощей ледяным тоном проговорил:

– Приступать пора. И не смотри на меня волком, Верея. Каждый в своих интересах поступает. Ты мне никто, ровно, как и друзья твои.

«Никто я тебе? Хах! Лжешь, колдун. Не все так просто. Чую я это», – подумала ведьма, чувствуя, как по спине бегут противные мурашки.

Она не смогла сдержаться и сохранить хладнокровие, хотя следовало бы.

– Ну да, ты же всех подряд на руки хватаешь и на черном коне катаешь, – съязвила Верея, стараясь скрыть внезапную дрожь в голосе.

Кощей жестко ухмыльнулся, и в его улыбке не было ни капли тепла.

– Не думай, ведьма, что мне не все равно. То я сделал лишь для своего развлечения. А коли и тебя позабавил, пусть так. Мне не жалко было.

Однако скользнувший на мгновение взгляд в сторону поведал ведьме о притворстве Бессмертного. Не могла она быть уверенной, однако нутром чуяла, что колдун сам себе врет.

– Ясно. И через костер ты со всеми подряд прыгаешь, – продолжала Верея, не отводя от него глаз.

Кощей вскинул бровь. Холодом от него повеяло так, что воздух вокруг, казалось, покрылся инеем.

– Скучно было в темнице сидеть, вот и решил развлечься, – проговорил он.

Они окинули друг друга хмурыми, испытующими взглядами, будто два хищника, готовые вцепиться в глотку, но связанные временным перемирием.

– Пусть будет по-твоему. Знать тебя не желаю, колдун. Как только дело закончим, помогу Моревне обратно тебя в башню на цепь посадить.

– Правильно. А то беды от него только, – поддержал ее Баюн, шипя в сторону Бессмертного.

– Хах! Ну хорошо, там и посмотрим, кто сильнее окажется. А сейчас пора клятвой заняться, – усмехнулся Кощей, и в его глазах мелькнуло что-то опасное, древнее.

Баюн не желал наблюдать за клятвой, а потому нырнул в кусты, где тут же развалился на травке, словно его происходящее на поляне не касалось ни коим образом. Однако привязанность к хозяйке взяла верх. Кот дремал, но в то же время был начеку, каждым волоском чувствуя напряжение. Баюн был готов в любой миг броситься на защиту своей ведьмы.

– Помнишь правила? – спросил Кощей, сплетая из тьмы кривой нож с костяной рукоятью. Лезвие блеснуло в лунном свете зловещим синим отсветом.

– Конечно, помню.

Колдун кивнул, одарив ведьму улыбкой, от которой стало еще холоднее. Верея взмахнула руками, собрав волю в кулак. Ветер послушно поднялся и закружился вихрем над их головами, завывая тихую, тревожную песню.

– Природу призываю стать свидетелем договора. Явись ветер, дабы рассказать миру о клятве, – произнесла она, и слова, звонкие и четкие, разнеслись по поляне.

Кощей провел ладонью в воздухе, и с безоблачного, звездного неба внезапно полил крупный, тяжелый дождь. Настоящий ливень. Капли, холодные и крупные хлестали по коже, заставляя ёжиться. Голос колдуна прозвучал еле слышно, но в то же время грозно, заглушая шум воды:

– Дождь призываю, дабы омыл он нас ради священного ритуала.

Следом снова Верея колдовала, чувствуя, как сила земли отзывается на ее зов. По ее ногам и рукам медленно, почти нежно поползли травы и лозы, упругие и живые. Кощея они тоже оплели, и по его лицу, искаженному на мгновение гримасой, было понятно – не любил Бессмертный неволю, едва терпел он зеленые тяжи, что оплетали его запястья, будто толстые зачарованные цепи, напоминая о недавнем плене. Верея же, видя мимолетный страх в глазах колдуна, не сдержала злорадствующей улыбки.

– Землю матушку призываю. Благослови детей своих на искренность речей наших да на сотворение обязательства друг перед другом, – произнесла она, и голос ее звучал твердо, с едва уловимой иронией, которую Кощей, разумеется, заметил.

Оставался последний момент. Темному колдуну предстояло пламя призвать, однако знала Верея, что не его это стихия. Поэтому, не дав ему и шанса, она сама развела руки в стороны, щелкнула пальцами, и вокруг них очертилось огненное кольцо, жаркое и пульсирующее, отрезав путь к отступлению. Пламя лизало ночную сырость, отбрасывая на лица обоих колдунов дикие, пляшущие тени.

Кощей жестко усмехнулся, не ожидая от ведьмы иного поступка.

«Преуменьшает она силы мои. Что ж, быть может, однажды не дам ей усомниться в своей мощи», – промелькнуло у него в голове, и взгляд его на миг стал отстраненным, уносясь в далекие планы.

«Не доверяю я тебе, темный. И нечего так зыркать, все равно по-своему сделаю», – подумала Верея.

– Огонь, светоносный, опаляющий! Призываем тебя! Не дай никому из нас клятву нарушить, проследи за честностью и искренностью, – произнес Кощей, и слова его обожгли воздух, словно раскаленные угли.

Только произнес он последние заклинания, в тот же миг смешались стихии, образовав вокруг спутников сверкающий, гудящий купол нерушимый. Ветер свистел, дождь хлестал, земля дышала под ногами, а огонь пылал, сливаясь в единую магическую сферу. Пришло время клятву на крови заключать.

Кощей вытянул руку вперед, раскрыл ладонь и размашистым резким движением полоснул по ней кинжалом, сделав на бледной коже глубокий, кровоточащий порез. Темная, почти черная кровь медленно выступила и потекла по запястью. Верея, стиснув зубы, за ним повторила. Острая боль обожгла кожу, заставив ее непроизвольно ахнуть.

– Кровью скрепляю слово свое, – произнес Кощей, и голос его прозвучал торжественно и зловеще.

– Кровью скрепляю слово свое, – повторила Верея без лишнего пафоса.

Теперь надо было условия проговорить. Первым начал колдун:

– Освобожу из плена царевича, Змея и Василису, ежели Верея поможет мне добыть меч Кладенец, а затем и чудо чудное, что именуется чудесным цветком папоротника.

Ведьма взгляд на него недобрый подняла, сердце ее упало.

«Ишь чего удумал! Хитер, подлец. Хочет сначала все получить, а уж потом, глядишь, и передумает».

– Так говоришь, будто лишь опосля содеянного друзей моих воротишь, – съязвила Верея, впиваясь в него взглядом.

Кощей повел плечами, и неясно было, расстроен он недоверием ведьмы или тем, что план его раскрыли. На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Обязуюсь в ближайшие три дня из плена ведьминых друзей освободить, – заверил он нехотя.

Она довольно кивнула, чувствуя слабую, но победу.

«Ну вот, хоть это вырвала у него».

– В свою очередь я клянусь оказать посильную помощь темному колдуну Кощею Бессмертному в возвращении меча его Кладенца и в поиске чуда чудного, дива дивного, что именуется цветком папоротника. Готова клятву исполнять, как только увижу друзей своих – царевича Ярослава, Змея и Василису.

Закончив произносить клятву, Верея крепко, до хруста костей, пожала протянутую руку Кощея. Ладонь его была холодной, как могильный камень, от него веяло мертвенным льдом, навской сутью, древностью и тоской. Однако ведьма в тот миг могла думать только о том, что скоро, совсем скоро колдун освободит друзей ее. Скоро на душе ведьмы станет спокойно и тихо, и никакая совесть не замучает в ночи, не будет сниться испуганное лицо Василисы, страдающее выражение явского царевича или молчаливый укор в глазах Змея.

«Чувствую, как кровь наша сплетается в обещание. В клятву нерушимую, что крепче любых цепей», – подумала она, ощущая, как жар от огня и ледяной холод Кощеева прикосновения смешиваются, образуя странное, мучительное единство.

Жаром их ладони горели, творилось великое заклинание, созданное четырьмя стихиями, скрепленное болью и взаимной ненавистью. Знала Верея, что последний, самый страшный и интимный этап колдовства на крови – это поцелуй.

«Требует клятва, чтобы доверие меж двумя людьми было», – пронеслось в голове ведьмы, но мысль эта показалась ей насмешкой, ибо какое могло быть доверие меж стражницей межмирья и темным колдуном, несущим беды всему живому?

Они стояли друг напротив друга, скованные магическим куполом, что шипел и потрескивал вокруг, точно живое существо, вобравшее в себя ярость ветра, жар огня, влажность дождя и мощь земли. Световые сполохи отбрасывали на лицо Кощея причудливые тени, и Верея невольно размышляла:

«Выглядит Кощей достойно. Прищур его хищный да тонкие губы точно у зверя дикого. Однако в то же время есть в нем благородство, выправка царская, будто и впрямь кровь древних властителей течет в его жилах».

«Любопытно мне, будет ли ведьма поцелую противиться? Странно себя чувствую… Будто не равнодушен. Будто желаю я губ ее коснуться… Глупость! Не за тем ты здесь, Кощей. Очнись уже!» – внутренний голос колдуна звучал резко и осуждающе, но взгляд его, темный и глубокий, не отрывался от Вереи.

Ведьме показалось, что она впилась в его ладонь сильнее, чем следовало, чувствуя под пальцами шероховатую кожу и холодную влажность крови. Однако, к ее удивлению, Кощей, казалось, не заметил этого. Все его внимание было приковано к ее глазам, а затем плавно, неотвратимо спустилось к губам.

«Что ж такое со мной? Точно Верея меня околдовала, чары навела и морок», – с отчаянием подумал Кощей, чувствуя, как привычный лед в жилах начинает таять под странным, нарастающим жаром.

«Ну и кто начнет? Хочется мне вкус губ его ледяных ощутить. Но это любопытство только и не более», – пыталась убедить себя Верея, но дыхание ее участилось, словно она бежала по лесу Дремучему день и ночь без передышки.

Ночной воздух, напоенный запахом озера, дождя и магии, кружил голову.

Верея невольно затаила дыхание, точно боялась разрушить возникшую между ней и колдуном зыбкую, чарующую и пугающую атмосферу. Она не могла увести взгляд от его потемневших глаз, в которых плескалась целая буря непонятных эмоций, не могла заставить себя действовать, хотя ритуал того требовал.

Вдруг Кощей рвано вздохнул, словно его молниями прошибло, грудь его высоко поднялась, а потом – не успела Верея опомниться или отпрянуть – он порывисто наклонился к ней и впился в ее губы с неожиданной пылкостью и страстью. На мгновение ведьме показалось, что все ее тело превратилось в легкое облако, что оно растворилось в воздухе, как утренний туман с наступлением полудня, не в силах противостоять напору солнечных лучей. И сама того не осознавая, Верея тут же ответила на его поцелуй, без малейших сомнений, без капли раздумий, повинуясь какому-то древнему, животному порыву. Она запустила пальцы в его жесткие, прохладные волосы, и от этого Кощей сдавленно, почти беззвучно застонал.

«Что я делаю?! Мы должны остановиться! Это безумие!» – пронеслась в голове Вереи трезвая, но уже тонущая в накатывающей волне страсти мысль.

Она сделала слабую, почти нерешительную попытку отстраниться, но колдун, будто предугадав это движение, схватил ее за талию и резко, почти грубо притянул к себе. Верея уперлась ладонью в его твердую, закованную в тонкую броню грудь и вдруг, сквозь слои ткани и металла, с изумлением ощутила, как сердце Кощея, о существовании которого она даже не задумывалась, бьется с сумасшедшей скоростью, выбивая рваный ритм, совсем не под стать его ледяному спокойствию.

«Кажется… кажется… будто он в моей власти», – ошарашенно подумала ведьма, и от этой дерзкой, пугающей мысли ее всего бросило в жар.

С большей, почти отчаянной страстью она сплела свой язык с его, на что колдун в ответ схватил ее за шею, разорвал поцелуй и с неподдельным, диким безумием во взгляде судорожно прошептал, его голос сорвался на хрип:

– Что ты делаешь со мной?!

Ответить Верея не успела.

Кощей, не в силах вынести ни ее ответа, ни своего смятения, вновь приник к ее губам, оставляя жадные поцелуи, затем спустился на шею и к ключицам. И от каждого его ледяного прикосновения у ведьмы бежали мурашки от затылка до самых пят, смешиваясь с жаром, разливавшимся изнутри. На миг ей показалось, что стали они с колдуном единым целым – могущественным, разрушительным и прекрасным в своем безумии.

– Кровь скрепила клятву. Мы… мы можем остановиться, – прошептала она наконец, едва переводя дух, ее голос звучал чужим, хриплым и слабым.

– Д-да… да, пора это заканчивать, – ответил Кощей, отстраняясь так резко, будто его ошпарили.