Новенькая для 2х мажоров

Он опускается рукой ниже, соскальзывает на моё бедро, сминает ладонью юбку на нём, а когда касается открытого участка кожи под ней, я сильно дёргаюсь и вцепляюсь в его эту наглую руку, бешено дыша и смотря ему испуганно в глаза. Но ему плевать на мой протест, он откровенно говорит это глазами, и этим заставляет ослабнуть мои руки, даже замереть, а в моей голове мелькает непонятная и опасная мысль: это всё равно неизбежно, то, что между нами, дай ему сделать то, что он хочет.

И его рука быстро минует мою хватку, его пальцы быстро оказываются у края моих трусиков на внутренней стороне бедра под юбкой.

– Тебе понравится, – почти шепчет он сипло возле моей щеки, коснувшись невесомо её губами.

Дыша друг другу в шею, мы стоим напротив друг друга, и Ром пальцами соскальзывает ниже. Проводит ими по гладкой ткани белья вдоль половых губ, он тоже чувствует, как между моих ног горячо и даже немного влажно, но никак не комментирует это едко. Только дышать начинает глубже, пока я, напротив, не дышу от щекотных, переворачивающих всё внутри ощущений.

Из головы сразу вылетает всё постороннее. Это кажется естественным между нами. Хотя глубоко внутри есть красный свет понимания, что я неправильно расцениваю наши отношения и происходящее.

Ром медленно подводит меня к тому, что происходит дальше. Его пальцы, аккуратные и медленные, пролезают под ткань моего белья, и мне приходится обнять его за шею, чтобы устоять на ногах. Я зажмуриваюсь, окончательно теряя контроль над дыханием и телом от соприкосновения его сухих, тёплых пальцев с моей влажной, горячей и нежной кожей. Он давит чуть сильнее на клитор и средним пальцем скользит глубже, туда, где у меня всё сжимается.

– Какая ты мокрая, – хрипло шепчет Ром мне на ухо, массируя кожу на моём входе, и мы оба чувствуем, как с этими движениями из меня выделяется новая горячая влага, или как мышцы во мне сокращаются. – Опустишься для меня на колени, м? Теперь твоя очередь делать приятно…

Он ни капли не сомневается, что я это сделаю, хоть якобы и задан вопрос. И в момент, когда один его палец проникает в меня, это правда так, я готова на всё, ощущая его внутри. Сжимаюсь, колени подгибаются, лихорадочно дышу и одновременно удивляюсь тому, что возможно настолько сильно возбудиться вообще. Ощущение, что весь мир сжат до маленькой точки на твоём теле от простых прикосновений.

Кусаю нижнюю губу и прижимаясь к его груди сильнее, я тихо стону и киваю. Его палец делает во мне ещё одно движение и… исчезает. Это чувствуется с такой досадой, что хочется хныкать. Я разлепляю глаза, когда Нагорный обхватывает мой подбородок пальцами другой руки. Всё ещё чувствуя помутнение в голове, я тянусь к нему губами, думая, что Рома хочет меня поцеловать. Но когда я почти целую его сама, его ровный тон как отрезвляющая оплеуха.

– Молодец. Старайся хорошо, и в конце, может быть, даже получишь вознаграждение.

Что?

Пока я моргаю и быстро дышу, переваривая всё у этой колонны, Ром отстраняется от меня. Отворачивается затем и идёт в сторону дивана, кидая на ходу своему другу насмешливо:

– Вперёд, Мир. Ты же хочешь эту поломойку, я это сразу заметил.

Марк смотрит на меня как-то странно серьёзно и мрачно, когда меня саму разрывает от непонимания и обиды, даже слёзы на глаза наворачиваются. Что это сейчас было?

Нагорный, смотря мне в глаза, вытирает салфеткой те пальцы, которые были…

И я не сдерживаюсь, даже пока не обращая внимания на то, что Марк уже шагает ко мне:

– Мир? Ты!..

– Не привык совать свой член или язык куда попало, – заканчивает с насмешкой за меня, падая на диван.

– Только пальцы? – сиплю с презрением, на что Ром никак не отвечает, только вижу, как его желваки на скулах движутся.

Бесчувственная скотина. Называет меня поломойкой и считает, что я – это «куда попало». А я поверила… во что? В то, что я правда нравлюсь ему? Какой бред.

В этот момент ко мне подходит Марк, и я, наконец, могу обратить на него своё внимание. Дёргаюсь, чтобы быстро отстраниться.

– Не трогай меня…

Хочу закончить всё это, но он успевает перехватить меня за талию. С силой поднимает мой подбородок одной рукой и встречает наши взгляды.

– Ты, кажется, забыла, Обезьянка, кто перед тобой. Освежить память? Или сама дёргаться перестанешь?

В другой ситуации я бы даже думать о чём-то подобном не стала. Но сейчас…

Я опускаю взгляд на губы Марка, чуть пухлые, чувственные. Несмело рассматриваю его лицо, и он будто даёт мне на это время, когда сам дышит всё тяжелее. У него белые шрамики над правой бровью и на гладковыбритом подбородке. Нос с горбинкой, короткие реснички очень тёмные, и от этого кажется, будто его карие глаза обведены. Его красота такая истинно мужская, несовершенная, и именно этим сильно запоминающаяся, цепляющая.

Во что я вляпалась, чёрт возьми?! Вероника, какого хрена ты творишь?!

Все эти внутренние вопли на фоне, когда пальцы на моих скулах давят сильнее, и ко мне приближается лицо Марка. А я позволяю. Он целует меня. Мы смотрим друг на друга, все переживаемые эмоции как на ладони отражаются в моих глазах и в приподнятых или нахмуренных бровях от того, как губы парня сначала мягко кусают мои, а затем в мой рот погружается чужой горячий язык с привкусом вишни и алкоголя. Целоваться с тем, кого презираешь и кого хочет вся женская половина академии та ещё встряска. Пальцы на ногах в туфлях сжимаются, как и всё моё тело напрягается от вкуса чужих губ, вкуса страха, смешанного с терпким предвкушением мести.

Я знаю, что Нагорный смотрит на наш поцелуй, и хочется думать, что он злится из-за этого и хоть немного жалеет о своём скотском отношении, и, как же сложно контролировать это желание отомстить, я прижимаюсь грудью к Марку сильнее, ощущая рельеф его мышц под плотной рубашкой академии, закрывая глаза, даже вдруг получая удовольствие от поцелуя. Этот парень целуется слишком хорошо, чтобы такая неискушённая девушка как я могла остаться совсем равнодушной.

Миронов углубляет поцелуй, кажется, теряет контроль всё больше. Его губы становятся жёстче, как и хватка рук на моей талии. Он тянет меня за собой, не разрывая поцелуя. Мы делаем вместе пару шагов, и он спускается с покусываниями ниже, на шею, попутно расстёгивая пуговицы моей рубашки.

Когда она расстёгнута наполовину, он перемещается вбок, прижимается к моему боку пахом и одной ладонью пролазит под ткань рубашки. Сминает пятернёй одну мою грудь в лифчике, заставив меня этим втянуть живот и задержать дыхание. Я по-прежнему смотрю ему в глаза, испытывая непонятные чувства, где мешается всё: и страх, и смущение, и жажда мести, и злость, и даже всё ещё то желание, которое во мне изначально зажёг Ром.

– Ты, наверное, хотела сама это сделать, но что поделать, я люблю всё контролировать, – насмешливо произносит Марк, распахивая на мне уже вытащенную из-за пояса юбки и полностью расстёгнутую рубашку. Под мой судорожный вдох опускает взгляд и оценивающе осматривает небольшую грудь, сжатую бежевым полупрозрачным лифчиком, и подрагивающий живот. Касается его пальцами, скользит к чашечкам лифчика, пока я с внутренним хаосом наблюдаю за его рукой, кое-как стою на ногах от избытка эмоций. Всё… всё… это слишком…

И как только всё самое трезвое и разумное перевешивает остальное, со стороны Нагорного вдруг звучит равнодушно:

– Килограмм пять не мешало бы сбросить.

Так, будто он корову на рынке оценивает.

И это снова туманит мне разум, а ещё глаза. Я пару секунд жгу взглядом Рому, и не видя его, по сути, из-за пекла слёз в глазах, а потом просто зажмуриваюсь и сжимаю зубы до боли в челюсти, клокоча от ярости.

Марк около моего лица смеётся.

– А мне кажется, что эта обезьянка смотрится даже лучше наших местных куриц на типе Антроповой или Лапенко. У тебя слишком высокие запросы и много лишних заморочек, бро. Или моросишь. Находишь сто пятьсот отмазок, потому что на самом деле блюдёшь целибат перед своей ненаглядной?

– Заткнись, – выплёвывает Ром. – Просто кто-то за качество, а кто-то за количество. Тебе больше грязных шлюх достанется, радуйся.

– А я и радуюсь. Не видно?

Миронов снова смеётся, а я слушаю их, и у меня кишки внутри сжимаются от упоминания свадьбы и невесты Нагорного.

– А ты, Обезьянка, – тихо и низко обращается ко мне Марк, приблизившись к моей щеке, – очень даже ничего. Неожиданно среди куч мусора можно найти что-то такое… стоящее.

Какие же они ублюдки. Оба.

Но я не сопротивляюсь, когда Марк расстёгивает переднюю застёжку на моём лифчике, выпуская на свободу пылающую грудь. Только снова не дышу, теряясь в своих же чувствах. Сама не знаю, чего хочу сейчас больше. Продолжить то, что уже начала, или убежать подальше и больше никогда никого из них не видеть. Хоть и понимаю, что такое вообще невыполнимо.

Чашечки лифчика остаются висеть по сторонам, а ладонь Миронова начинает мять сначала одну мою грудь, а потом другую. И я уже готова в этот же момент провалиться или сгореть от этих ощущений. Прикусываю губу до боли и продолжаю держать себя на ногах. Смелости набраться, чтобы посмотреть на лицо Ромы, не могу. Смотрю Марку в его затянутые дикой похотью глаза.

Через несколько долгих секунд под грохот моего сердца в ушах Миронов наклоняется и больно всасывает одну мою грудь ртом, что я всхлипываю и хватаю его за волосы на макушке с желанием отодрать от себя, но почему-то не делаю этого. Моё тело колотит, а я кривлюсь и смотрю на то, как Марк держит мою грудь одной рукой и покусывает кожу на ней или всасывает, оттягивает сосок, а второй рукой, чувствую, как он мнёт мою ягодицу.

Неправильная реакция в виде накапливающейся тяжести внизу живота появляется в моём теле. Мир снова сжимается и сжимается вместе с моими внутренностями, а дыхание сильнее сбивается.

Марк резко поднимается, разворачивает меня к себе спиной и заставляет сделать шаг ближе к камину и опереться о его кирпичную кладку сбоку руками. Всё это происходит так быстро и неожиданно, что я не успеваю как-то осознать, что он хочет сделать.

– Мне всегда нравились эти чулки, – говорит Марк хрипло и с усмешкой, задирая на мне юбку кверху и открывая вид на мой зад и края тёплых чулок. Сминает пятернёй одну ягодицу так, что края трусов съезжают, и ткань собирается прямо между ними двумя и врезается в чувствительное место между половых губ. Я дёргаюсь от этого. – А тебе, Ром? Как вид сзади?