Новенькая для 2х мажоров

Рая Рок

Новенькая для 2х мажоров

Глава 1.

Я заворачиваю за угол мрачного длинного коридора, очень внимательно рассматривая нужные указатели. Лиля сказала, что заветная деревянная дверь находится между коридорчиком, ведущим в кухню, и преподавательским туалетом. При этом я успеваю воровато оглядываться, прислушиваясь к каждому шороху.

Стены академии каменные и очень толстые, но даже в глубине здания я слышу, как снаружи его атакует сибирская ледяная вьюга. Слышу завывания, какой-то приглушённый грохот, и всё это смешивается с леденящей тишиной внутри.

Чёртова вьюга, метель, буран, из-за которых я и заперта здесь уже неделю, в этой чёртовой элитной академии вместе с самыми отбитыми ублюдками этого места, которые плюсом жаждут меня прикончить с недавнего времени. Так повезти может только мне.

Все, кто не успел уехать отсюда перед Новым годом, а это несколько учеников, всего пара преподавателей, три охранника и пара поваров, пытаются как-то ужиться между собой это время, или не поубивать друг друга, пребывая в чертовски плохом настроении из-за того, что пропускают все праздники. Потому что такие погодные условия не позволяют приблизиться к нам никакой технике. Метёт и задувает адски.

Но сегодня утром кое-что произошло, из-за чего мне и приходится сейчас надеяться на единственный выход – заброшенную аудиторию, где я смогу спрятаться на какое-то время, пока не стихнет. Уж не знаю, по какой причине её забросили, неудобное расположение или ещё что, но это то, что сейчас мне нужно.

Лиля – моя соседка по комнате и единственный здесь человек, который отнёсся ко мне по-человечески. Ну и, по правде говоря, тоже не слишком любима здесь и это мягко говоря, но её хотя бы не поливают помоями буквально и не называют вонючей оборванкой. И это ещё самое безобидное, что произошло со мной за месяц пребывания здесь. Вот она из личного понимания-то и подсказала мне, где я могу спрятаться от самых устрашающих здешних обитателей – Ромы Нагорного и Марка Миронова, старшекурсников, которые устанавливают уже несколько лет здесь свои порядки. На них большинство даже смотреть боятся, не то, что заговорить.

Нет, обычно замучивать подобных мне учениц любят местные девчонки, королевы положения и расположения, и вообще всего, именно так они думают, когда смотрят на тебя с высоты своего пьедестала и морщат свои напудренные носики. Парни же с девчонками-вонючками, как здесь принято подобных мне величать, почти не трогают. Только смеются в основном, жгут неприятными взглядами и изредка отпускают мерзкие шуточки ниже пояса. Если ты ни коим образом не задеваешь их лично, естественно.

И угораздило моему терпению лопнуть прямо в столовой на сегодняшнем завтраке, прямо перед ними, из-за чего я раздраконила тех, на кого и смотреть-то лучше не смотреть. Но всему когда-то приходит конец, вот как моё терпение достигло предела. Хотя это ещё долго, учитывая мою не слишком-то мягкую натуру. Это пусть они ещё спасибо скажут, что я драться не полезла, а только высказала своё мнение по поводу их личностей и всего-то кого-то из них облила грибным крем-супом, апельсиновым соком и немного измазала картофельным пюре с мясной подливой.

И теперь меня ждёт возмездие. Девочки сегодня свершили одну из своих расправ, порезав все мои вещи, до единой, оставив мне только форму, что была на мне. И я знаю, что это ещё далеко не конец. А вот от парней я каких-то действий дожидаться не собираюсь. Спрячусь. Тем более через несколько часов Рождество, может, хоть в такой праздник их внутренние дьяволы немного остынут, и они забудут о моём существовании, как и раньше наверняка не подозревали?

И зачем я только приехала сюда? Нет, я, конечно, знаю причину, только слишком часто я задаюсь таким риторическим вопросом мысленно.

Меня сразу по приезде определили в рабыни, которые обязаны таскаться за элитными учениками и чуть ли не подтирать этим белоручкам зад. Правила у них здесь негласные такие. Есть несколько льготных мест, которые могут занять самые простые ребята, пройдя своеобразный отбор. Но! Предоставленное «нищим» место здесь эти самые нищие должны отрабатывать год за годом, буквально превращаясь в раба. Взамен ты получаешь проживание, трёхразовое питание и обучение у лучших, что по окончании даёт первоклассное образование, которому ещё выпускники лучших универов страны могут позавидовать.

С самого первого дня меня определи к Каталине, той еще высокомерной сучке. Вот она-то и виновата в том, что ударной волной задело и этих двух отморозков сегодня, потому что именно за их столом та сидела, как обычно, пускала слюни на Господина Нагорного, даже, уверена, и задержалась в академии из-за него, пока тот не обращал на неё никого внимания, потому что все знали, что у него имеется невеста за пределами этих стен, а он хоть и тот ещё ублюдок, но, видимо, боялся гнева своего грозного папы и в открытую, по крайней мере, вакханалию не устраивал.

И это очень раздражало одну из самых желанных девушек этого учебного заведения, ту самую Каталину. Из-за чего она и срывала злость на мне. А я, в свою очередь, сорвалась на них всех.

Черт! Черт!

Упираюсь взглядом в тёмный поворот с лестницей вниз. Лиля забыла упомянуть, что аудитория находится на нулевом этаже, то бишь в подвале. Ещё раз чёрт! Вот темноты я боюсь даже больше гнева тех ублюдков. Но страх быстро исчезает, когда я слышу приглушённые мужские голоса, отражающиеся от каменных стен эхом, и приближающиеся.

Срываюсь и бегу по ступеням в настоящий мрак. Но слава богу, когда я наощупь по стене прохожу вроде вправо, дальше в коридоре появляется тусклый свет от свечей на стенах.

Богачи, а денег на ремонт нормальный нет, что ли? Стены покрыты кое-где мхом, и здесь ощущается явный запах сырости, плесени. Даже изредка слышится звук падающих капель, будто я попала в какую-то канализацию. Или всё это для антуража типа такого мрачного средневекового замка? Мне никогда не понять причуды этих людей.

Пока иду по коридору будто какого-то подземелья, всё больше чувствую, как замерзаю здесь. Перед поисками укрытия я быстро сходила в душевые, хоть и думала, что там меня может поджидать очередная девичья месть. Но всё прошло, на удивление, спокойно. Пусто, я бы сказала. И сейчас мои волосы всё ещё влажные, да и наша форма не слишком согревает. Так как вещей у меня больше никаких не осталось, пришлось натянуть на влажное тело всё ту же белую рубашку, клетчатую юбку, чёрный пиджак с малиновыми вставками и тёплые чулки с чёрными туфлями на маленьком каблучке. Формой академии не предусмотрены колготки, что кажется полным абсурдом, учитывая, где мы находимся.

Холодная, но хоть не голодная. Спасибо Лиле, та принесла мне немного поесть с обеда. Потом все оставшиеся в академии собрались в общей комнате на первом этаже по велению Фёдора Ильича, нашего преподавателя по искусству, потому что как никак канун Рождества, а я решила использовать этот момент для того, чтобы спрятаться.

На какой-то момент даже кажется, что я себя слишком накручиваю. С утра от Марка и Рома не поступало каких-то угроз и не следовало каки-то действий. Но я не позволяю себе расслабиться, потому что знаю, они не те люди, которые умеют прощать. Да и не нужно мне их прощение. Я просто хочу уехать отсюда на оставшиеся каникулы в целости, а потом ещё раз двадцать подумать, стоит ли мне сюда возвращаться.

Наконец я вижу деревянную массивную дверь, похожую по описаниям Лили на нужную. С быстро колотящимся сердцем я толкаю её, и та распахивается с громким скрипом. Я залетаю в аудиторию так быстро, что не успеваю как-то проанализировать звуки или замеченный краем сознания тусклый свет в помещении.

Только когда я быстро закрываю дверь изнутри и прислоняюсь к ней спиной, впадаю в шок, и из меня вырывается громкий вздох при виде двух знакомых фигур в небольшом помещении, больше похожем на ещё одну комнату отдыха, чем на аудиторию.

У противоположной стены потрескивает камин, и кочергой в нём шевелит полешки Марк Миронов, он оборачивается ко мне головой с ухмылкой на лице. На нём красиво играют тени и свет от огня, а его тихий, низкий голос как удар плети по моей спине.

– Нашла всё-таки. Посмотри, Ром, как новенькая хотела от нас спрятаться. Что делает с людьми страх, они сами бегут в его лапы. Да, Обезьянка? – он смеётся тихо и, откладывая кочергу, выпрямляется, выправляет широкие плечи, белая рубашка на его груди натягивается, он становится во весь свой внушительный рост, пока я не дышу и пялюсь на него во все глаза, переваривая, что вообще произошло и почему так вышло. – Да ты проходи, не стесняйся, раз уж пришла. Вот если бы ты в комнате своей осталась, мы бы, может, и забыли об утреннем инциденте. Но ты здесь, а значит, мы просто обязаны провести с тобой разъяснительную беседу. И не только беседу.

Снова его ухмылка, бьющая по оголённым нервам. И я даже представить боюсь, что под беседой он имеет ввиду, вспоминая то, как они за косой взгляд могли приложить лицом об стену какого-нибудь ученика.

В этот момент сидящий на диване ко мне спиной Нагорный чуть поворачивает голову, и его скошенного взгляда в полумраке ярко-зелёных мерцающих глаз оказывается достаточно, чтобы меня прошибло очередной плетью электрического разряда. Его взгляд и молчание пугает особенно. Если Марк кажется более открытым и весёлым в обычные дни, то Нагорный больше похож на мрачного маньяка-убийцу. Неудивительно, что остальные ученики его и боятся больше. Я их очень понимаю.

Глава 2.

Первый порыв, это убежать, что я и пытаюсь сделать, быстро развернувшись и толкнув дверь. Но в следующее мгновение звучит какой-то шорох, а затем над моей головой что-то врезается с глухим, коротким звуком. Продолжая толкать дверь, быстро поднимаю голову и ошарашенно замираю вместе с дыханием, когда вижу воткнутый в дерево дротик. Всем остриём, в сантиметре от моей головы. И спокойный, но жуткий голос Рома.

– Ты должна понимать, что убежать от нас не сможешь.

Это он его кинул?!

А вот второй уже приходит трезвая мысль. Я правда не смогу убежать от них, это даже представить до абсурда смешно. Убежать от спортсменов, когда я и ориентируюсь в академии на пять процентов из ста, а ещё когда эти самые спортсмены дьяволы во плоти, и им поклоняются даже большинство здешних преподавателей. Каковы мои шансы на побег?

У меня только один вопрос. Лиля? Соседка, получается, подтолкнула меня в их лапы? Даже не задаюсь вопросами: за что? и почему? Это очевидно, она такая же их жертва.

И вот тут меня обжигает злостью. Я разворачиваюсь к ним лицом, снова прижимаясь спиной к двери, и приподнимаю подбородок, смело встречаясь взглядом с прищуренным Нагорного, уже стоящего рядом со своим другом в такой же белой рубашке и тёмно-малиновых брюках академии. Телами они как братья-близнецы. Ром тоже – вся эта косая сажень в плечах, спортивные длинные ноги и в принципе сгусток того, от чего пищат девчонки. Только если у Марка более грубые и угловатые черты лица, он больше похож на буйного боксёра-хулигана с короткими чёрными волосами и светлой кожей, то Ром загорелый блондин с выцветшими на солнце белыми прядками и имеет более аристократичные тонкие черты и даже выправку, что, в общем-то, он отлично совмещает с размахиванием кулаками и крепкими словечками, которые любит выплёвывать, никого не стесняясь.

Ладно, Ника, тебе ведь было любопытно, что они за люди такие. Вот сейчас ты и узнаешь лично и наверняка.

– Попытка не пытка, – цежу сквозь зубы, на что Марк ухмыляется.

– Дверь открывается вовнутрь, Обезьянка. Но это так, чисто факт, который тебе уже вряд ли поможет.

Чёрт. Может, у меня и имелся шанс, но я сама смыла его в унитаз.

Пропускаю мимо ушей его «обезьянку», ведь это прозвище самое безобидное из всех прозвищ, данных мне за месяц.

– И что дальше? Что вы со мной сделаете? Я думала, девочек вы не трогаете.

– Вот трогаем мы как раз только девочек, – со смешком говорит Марк, скрещивая руки на груди и прислоняясь к квадратной массивной колонне с правой стороны.

– Наверное, она имела ввиду, что девочек мы не обижаем, – спокойно и серьёзно отвечает уже Ром. Но в этом всём открытая насмешка надо мной. Они будто играются. Не набрасываются, не делают пока чего-то из рамок вон выходящего, но всё это до невозможности уже напрягает. Они как львы, играющие с бедной мышкой.

Ром подходит к маленькому столику и вскидывает на меня взгляд исподлобья после того, как берёт с него… конфету?

– Это так, девушек мы не трогаем. Но к тебе это не относится, – сказано им так пренебрежительно, что во мне поднимется новая волна злости.

Значит, он не считает меня девушкой? В этот момент я чувствую такой протест, какой не ощущала никогда, наверное. И именно это прибавляет мне смелости. И вредности.

– Ты только посмотри, как она пыхтит и взгляд какой! На тебя так когда-нибудь смотрела замарашка, Ром? Да вообще хоть кто-нибудь? – низко смеётся Марк, отлепляясь от колонны и делая первые шаги в мою сторону, пока наши с Нагорным взгляды жгут друг друга.

Но я быстро перевожу внимание на второго, потому что он приближается. И я автоматически вжимаюсь в дверь сильнее, хоть и колючий взгляд с Миронова не свожу.

– Значит, так. Сейчас я говорю, ты – слушаешь. Кивни, если поняла, – насмешливо приподнимает бровь Марк, остановившись в шаге от меня. Хватает меня пальцами за подбородок, когда глазами я показываю ему всё своё мнение, и сам больно дёргает за него, изображая мой кивок. – Вот так, Обезьянка. Мы говорим – ты слушаешь и слушаешься, – цедит уже со злостью, в нём уже нет ни капли лёгкости и открытости, которую мне удалось в нём рассмотреть в какие-то моменты. Сейчас они с Нагорным-маньяком мало чем отличаются.

Я делаю резкое движение головой, со злостью выдёргивая свой подбородок из хватки, а Марк продолжает цедить, хватая меня уже за один край воротника рубашка:

– На всё время, пока нас отсюда не вытащат, ты в полном нашем распоряжении, новенькая. Мы твои хозяева, ты – наша игрушка, которая скрашивает нам праздники в этих стенах. Скажем прыгать, ты прыгаешь. Скажем служить, и ты служишь, как самая послушная собачка. У тебя нет вариантов, кроме как слушаться. Иначе мы превратим твою жизнь в Ад. И не думай, что, сбежав из академии, у тебя получится сбежать от нас. Мы очень злопамятные и свои вещи не любим терять.

– Я, по-твоему, вещь?!

– Да, ты вещь, Обезьянка. Ты ещё этого не поняла разве? Стала ей, как только открыла эту дверь.

– Вы долбанные психопаты, страдающие манией величия, – цежу сквозь зубы, пока внутри меня идёт война между здравым смыслом, злостью и любопытством.

Мои слова смешат Марка. С громким смехом он дёргает меня в сторону за локоть так, что я оказываюсь дальше от двери, а он перекрывает мне путь к ней теперь.

– О, так культурно нас ещё не характеризовали.

Марк загоняет меня всё дальше назад, делая медленные хищные шаги мне навстречу, осматривая при этом оценивающе мою фигуру. Пока я не врезаюсь телом в другое твёрдое тело позади себя. Вздрагиваю, и мои плечи крепко обхватывает Нагорный. Кошусь на то, как его длинные пальцы сильнее впиваются в ткань моего пиджака, уже причиняя небольшую боль. Резко вскидываю голову, когда Миронов останавливается близко ко мне.

– Не советую сопротивляться. Будешь хорошей обезьянкой, и мы забудем обо всём, что ты выкинула сегодня утром. Будешь плохой, и… непременно узнаешь, чем это обернётся для тебя.

Я, конечно, в этот момент очень хочу послать его куда подальше. Но сдерживаюсь, дрожью в теле ощущая близость их тел. Это немного туманит здравый рассудок. И в голову лезут только всякие непотребства, которые они наверняка хотят проделать, но…

В следующее мгновение звучит неожиданное тихо от Рома позади, когда он резко отпускает мои плечи, что я чуть не падаю, теряя как будто опору.

– Для начала завари чай. Десертную ложку зелёного смешай с чёрным. И добавь корицу.

– Ч-что? – ошарашенно шепчу я, оборачиваясь и смотря на то, как Ром падает на диван напротив камина, растирая ладонями лицо. А потом снова смотрю на Марка, он продолжает рассматривать меня, его карие глаза, кажется, становятся всё темнее, но он тоже отходит, кидая на ходу:

– А ты надеялась, что мы тебя всё-таки потрогаем? – смеётся он хрипло. – Такими как ты мы только пользуемся. В качестве коврика, Обезьянка.

– Чай, – напоминает о себе Нагорный, повернув ко мне голову. Кивает на тумбу позади меня с таким выражение, где нет ни капли сомнения, что я выполню его прихоть.

Ладно. Выдыхаю сквозь нос горячий злой воздух. Это всего лишь чай. Могло быть хуже.

Сжимая челюсти, я иду к той тумбе возле небольшого столика с чайным сервизом и хрустальной чашей со всякими конфетами, и даже усмехаюсь. Странные какие. Я думала, они тут бухают или травку курят. Нет, они, конечно, тут и бухают, судя по той же начатой бутылке с коричневой прозрачной жидкостью на том же столике, но они ещё и чай с конфетами пьют.

В процессе заваривания я даже почти забываю в каком положении нахожусь. Мне даже не мешает пристальное наблюдение за моими действиями. Я нахожу всё, что нужно, и увлечённо закладываю ингредиенты в чайник. Заправляю шёлковую прядь уже полностью высохших волос за ухо и оглядываюсь в поисках кипятка. Наши с Ромом взгляды встречаются на мгновение, и моя злость немного улетучивается. Может, он не такой и плохой, каким иногда кажется? Они оба. Должно же в них быть что-то хорошее.

Заливаю кипятком и, выпрямившись, поднимаю взгляд на парней, уже обоих сидящих на диване, получается, напротив меня почти.

– Ему нужно завариться, – даже улыбаюсь уголками губ. Всё кажется совсем не таким уж и плохим!

Но на лицах парней вылезают дьявольские ухмылки, и я понимаю, что рано расслабилась. Хуже ещё будет, судя по всему.

– А теперь встань на колени и ползи сюда. Вычисти нашу обувь до блеска. Языком, – говорит так ровно Ром, будто о какой-то повседневной ерунде, и такое тёмное наслаждение своим непоколебимым положением горит в его зелёных глазах, что дрожь по телу.

– Ты шутишь? – спрашиваю в надежде, что послышалось.

– Языком, Обезьянка. Какие тут шутки. Служи, – отвечает за друга Марк, и как будто тоже наслаждаясь, только уже тем, что к чёрту пошёл этот чай, началось уже что-то более интересное.

– Я не буду этого делать, – шиплю, сделав маленький шаг назад.

– Ещё как будешь. Просто помни, что всегда есть что-то хуже, – говорит снова Ром спокойно, не отрывая от меня взгляда. Не знаю, вряд ли ему есть дело до моей гордости и чего-то такого, ему как будто просто скучно и плевать он на всё хотел.

– Хуже? – сипло повторяю я. И Ром кивает.

Я оглядываюсь, будто ища поддержки. Но комната хоть и очень уютная, и даже тёплая, что я очень согрелась тут, но так и давит на меня своими каменными стенами. Всё повторяю мысленно, что у меня есть козырь в рукаве в крайнем случае, но чёрт его уже знает, сработает ли он. Ведь эти ублюдки настоящие ублюдки без морали.

– Пошли вы оба к чёрту, – начинаю цедит с поднявшейся яростью. – Я пожалуюсь на вас. Вы ведь боитесь своих папочек? Если вы сейчас же не…

Я обрываюсь, сделав громкий вдох, когда Нагорный резко подрывается с коричневого кожаного дивана и в два размашистых шага приближается. Хватает меня за шею и припечатывает спиной к колонне.

– Как ты там утром говорила? Мы грязные животные с серебряным шилом в заднице? И что мы никто без своих папочек? – растягивает тихо и зло слова около моего лица, пока я не дышу и смотрю в его прищуренные глаза. И даже так он кажется почти расслабленным. – А кто ты такая? Наивная. Пустоголовая. Шкура. Раз допустила мысль, что твои слова останутся безнаказанными. Твой грязный язык должен работать по назначению.

Его губы перестают шевелиться как раз тогда, когда я опускаю на них взгляд.

– Кто я такая? – тихо переспрашиваю, а потом теряю мысль, когда уже хочу ответить ему на такой вопрос.

Мне сбивает дыхание то, что его лицо в такой близости от моего, как и его тело. Его руки уже на моих плечах, и, наверное, он сам не замечает, как близко находится к той, от кого у них принято шарахаться как от действительно грязных. И я всё-таки в своей реакции на него совсем обычная девочка, которая никогда таких вблизи не видела, не чувствовала кожей. Таких совершенных во внешности, совершенно уверенных в себе, хоть и ублюдков редкостных. Всё это не мешает моему сердцу колотиться как сумасшедшему, а дыханию сбиваться всё больше. Ром Нагорный, да в него влюблена каждая вторая в академии, а в Миронова вторая половина. Я не влюблена в Рому, но хорошо понимаю сейчас, почему другие так основательно теряют голову рядом с ним.

В Нагорном будто что-то меняется в настроении за эти секунды. Теперь от парня веет чем-то соблазнительным, хищным, и даже голос его становится каким-то сильно бархатным, что хочется его пить. Всё, мышка в капкане льва.

Он немного отстраняется и, отведя взгляд в сторону, будто принюхивается, отчего его ноздри трепещут.

– Я всегда думал, что такие как ты воняют. Но от тебя приятно пахнет, – даже удивление есть в его тоне, от которого мне хочется закатить глаза, но я быстро теряю такой порыв, потому что он вдруг подхватывает прядку моих волос пальцами одной руки, а второй вальяжно упирается в колонну над моей головой. Подносит прядку к своему носу и глубоко втягивает запах, посмотрев мне в глаза. – Манго? Кокос?..

– Правила меняются, – тихо и низко, медленно говорит он, отпустив мои волосы. – Ты раздеваешься, делаешь всё, что мы скажем, и даёшь нам делать с твоим телом всё, что мы хотим, в течении двух часов, а потом можешь валить на все четыре стороны. Даже могу обещать, что в этой академии тебя больше никто не тронет.

В его глазах что-то такое концентрируется тёмное, азартное, что не остаётся даже вопросов, почему он готов взамен на эти два часа дать так много для какой-то замарашки. А еще, это далеко не вопрос. И никаких вариантов других здесь просто нет для меня.