Синие крылья

– Я вернулся к тебе, мы снова поженились. Конечно, сумасшествие быть дважды женатыми друг на друге. Но мы же потом стали чуть ли не образцовой семьёй. А ты? Да ты же стала святой для меня! У тебя на руках умер мой отец, мы вместе хоронили девятилетнего сына моего брата, ты до последних дней заботилась о моей матери, выводила меня из запоев после этих смертей. Уговорила завести собаку, хотя знала, как тяжело я пережил смерть своего первого пса! – я был совсем пьяный и нёс все, что думал. Мысли предательски путались, но я мужественно держался. – А моя больница? Моя смерть там? Ты же до последнего колола мне обезболивающие, пока я занимался сделкой недвижимости. Ты настояла на отправке меня в больницу и, опоздай ты на неделю, меня бы уже не спасли. Сколько слёз ты пролила, когда меня в реанимации возвращали к жизни, и потом, когда лежал в палате. Да мне все мужики там завидовали, какая у меня любящая и преданная жена! Потом ты снова спасла меня, буквально выкрав из больницы почти лежачего, потому что поняла, что мне там становилось хуже, меня начали залечивать и я не вышел бы оттуда. Ты потом полгода ставила меня на ноги, ходила со мной под руку вместо костыля, организовывала ремонт у нас дома, гуляла с собакой, бегала по магазинам, готовила. Мы отпустили вместе дочь жить с женихом, и ты всё на себя взвалила! В том числе и меня всего.

Я перевёл дух. Лена тут же этим воспользовалась.

– Ты к чему это говоришь? – тихо спросила она.

– Просто хочу понять для себя одну простую вещь.. НА ХЕРА? Если сейчас ты всё это разом сливаешь в унитаз. Я не понимаю.

Возникла пауза. Я воспользовался её раздумьем, чтобы сходить в комнату и вытащить из заначки ещё одну бутылку. Бросил взгляд на кровать. Презервативов не видно, значит я не забыл их выбросить. Тяжело кашляя побрёл обратно на кухню.

– Будешь продолжать пить? – она курила с смотрела в окно на февральский снегопад – Да, – кротко бросил я, наливая очередную дозу – Меня на нервяке не рубит.

– Лёша, потом запой и снова капельницы. Ты после больницы сам не выходишь..

Тебе вытаскивать, – цинично согласился я – Ты пока ещё моя жена. Да и, если честно, мне сейчас посрать, что будет завтра.

Мы молча смотрели в окошко на засыпанную снегом проезжую дорогу, и как машины продираются с минимальной скоростью, пытаясь вовремя притормозить у светофора. Интересно, кому неймётся ездить в такую погоду в субботу, в третьем часу ночи?

– Я всё хотела спросить.. – неловко спросила Лена после паузы. – А как ты узнал про меня? И как узнал.. с кем?

Господи, вот чудеса дедукции! Тоже мне бином Ньютона! Хотелось для пущего эффекта соврать что-то из ряда вон входящее, но пьяный мозг не слушал трезвый разум, а пьяный язык залепетал правду.

– Ты стала через день работать допоздна, а денег зарабатывать всё меньше. Недавно сидел напротив тебя и случайно увидел, что ты нажимаешь пароль на телефоне. А раньше ты никогда не пользовалась паролем. Значит есть, что скрывать от меня. Ты стала часто бегать в туалет и подолгу там сидеть. Я делал точно так же, когда переписывался с Наташей, а ты была рядом. А то, что у тебя роман именно на работе, всё совсем просто как дважды два. Ты стала часто задерживаться допоздна, такси тебе я вызываю именно на рабочий адрес. Даже вопрос – с кем роман – особых сложностей не вызвал. Ты часто рассказываешь мне про своего охранника Сашу. А так как твой профиль есть у меня и в соцсетях, мне не составило труда посмотреть твоих друзей мужчин от 35 до 45 лет. Он по возрасту подходить один. Но.. всё это были просто догадки. Позавчера я тебя просто взял на понты. В лоб тебе заявил, что всё знаю, а ты взяла и раскололась. А знаешь, – горько улыбнулся я. – Я до последнего надеялся, что ты опровергнешь, и я ошибаюсь. Хоть я и не клинический идиот, но я бы попробовал поверить. А ты взяла и созналась, дурочка. – почти мягко закончил я и хлопнул очередную порцию.

– Да, ты прав..

Голос её стал совсем тихим, на красивые, большие глаза навернулись слезы. Она с надеждой посмотрела на меня.

– Что мы будем делать дальше?

– Я не знаю, Лена.. Честно, не знаю..

– Налей мне тоже.

Я достал рюмку, разлил порции.

– Ну, не чокаясь. Поминки всё таки! – зло рассмеялся я. Опрокинул, закурил и спросил, пытаясь пьяным взглядом поймать её глаза:

– Скажи, а ты его любишь? Обещаю, буянить не буду.

Нет.. Я пока сама не понимаю. – она заплакала и стала похожа на беспомощного ребёнка.

На всех нормальных мужчин женские слёзы действуют одинаково обескураживающе. Я почувствовал безумную усталость. Моральную и физическую. Я был полностью опустошен этим разговором, изменой, свиданием с проституточкой Дианкой и выпитым алкоголем.

К нам на кухню из комнаты пришел наш пёс , посмотрел умными глазками прямо мне в глаза и уткнул мордочку в колени плачущей Лены. Я протянул руку, погладил сначала его по лопоухим, рыжим ушам, а потом, подумав, поводил рукой по запястью жены.

– Дай мне время подумать и разобраться, – умоляюще произнесла она сквозь слезы – Я же ждала тебя. Больше шести лет ждала.

– Послушай, дорогая. За тот период у тебя было два романа с мужиками, о которых я знаю точно. Твой спившийся повар – дегенерат, у которого, с твоих слов, не стоял на тебя, твой молодой красавчик – альфонс, который жил со старой страшной женой. Первого твои дружки избили до полусмерти, вашими молитвами в больницу уложили. А второй зассал разоблачения перед своей женой и сам от тебя отказался. Это только те случаи, о которых я знаю точно. Ещё твоя Таня всё время водила тебя в компании к мужикам. И, когда я ушёл из дома, ты здесь жила с какой-то сомнительной подружкой – алкоголичкой, молдовашкой. И ещё один аргумент. У меня был роман, когда ты была молодая, красивая и здоровая. А ты меня предала старого и совсем больного.

– Что думаешь делать дальше? – спросила она после паузы.

– Пока буду пить.

– Я не про это..

– Знаю. Дай мне всё до конца переварить. После решим.

– Хорошо. Я пойду спать.

– Ляг, пожалуйста, в Машкиной комнате. Я боюсь спать с тобой рядом. Вдруг удушу тебя ночью подушкой.

– Ты шутишь? – вздрогнула она.

– Шучу, а может не шучу. Иди, Лена, мне надо побыть одному.

Она подошла, чтобы чмокнуть меня, но я уклонился и легонько подтолкнул её в сторону комнаты.

– Ебарьку своему передай привет! – я постарался придать весёлые нотки своему голосу, но вышло отвратительно и зло.

Снова включив музыку, я налил очередную дозу и закурил новую сигарету.

*

Алкогольная кома была для меня глубже реанимационной. Я слушал музыку, был уже невменяемо пьяный. Больница. У каждого человека есть в жизни этапы, которые делят жизнь на ДО и ПОСЛЕ. Чушь, что их всего четыре – детство, молодость, зрелость и старость. Их гораздо больше. Туда же входят этапы первой любви, свадьбы, рождение детей, смерть близких, армия, все отношения в жизни, и, конечно, тяжёлые болезни.

Впервые я почувствовал собственную смерть, когда в 18 лет бросился под поезд из за несчастной любви. Меня чудом спас близкий друг, но я впал в депрессию, месяца два родители водили меня к психологу чтобы вернуть интерес к жизни. Два раза в меня стреляли, один раз пытались зарезать, много раз избивали, однажды даже до полусмерти. У меня за жизнь было пять сотрясений мозга, дважды я лежал в психушке, потому что пил по полгода подряд, переживая расставание с Натальей, моей второй гражданской женой. Но так близко разглядеть смерть мне удалось именно в реанимации, когда врачи боролись за мою жизнь. Всего сделали пять операций, больше двух месяцев я провёл в больнице, и наверно уехал бы оттуда в морг, если бы моя жена и дочь на свой риск и страх не забрали бы меня оттуда. Дома я быстро пошёл на поправку, без врачей и лекарств, только благодаря родным стенам и любви своих близких.

А в больницу я попал со страшными болями в животе. В этот период я собирал документы на продажу квартиры, оставшуюся нам с братом после смерти родителей. Всю суету с документами взял на себя, а через месяц волокиты у меня случился первый приступ. Тогда я подумал на банальный гастрит, напился таблеток и порошков, сел на диету. В планах было крестить сына своей ближайшей подруги Марины, закончить сделку с квартирой, получить мою половину денег. У меня вся сумма была уже распределена – доля в бизнес, долги и хотелось наконец отремонтировать полностью свою собственную старую квартиру. Боли в животе становились всё чаще и сильнее. Я уже боялся сесть за руль своей Элантры и ездил на такси или городским транспортом. Когда на крестинах я взял в руки Маришкиного сына ( он был уже довольно крупный, двухлетний пацан), все, кто находился рядом с нами увидели, что со мной происходит что-то не то. У меня едва хватило сил пронести его по кругу. После у меня забрала мальчишку его крёстная, чему я был премного благодарен. Но сам факт, что я начинаю с трудом ходить даже с таким ничтожным весом на руках, изрядно напугал меня.

Перестали помогать таблетки, жена начала колоть обезболивающие уколы, но я ни как не соглашался идти к врачу. Сделка должна была состояться со дня на день, у меня на руках были собраны почти все документы.

Ну и случилось то, что должно было случиться, когда запускаешь болезнь. У меня поднялась температура, перестали помогать уколы. Жена и дочь, не слушая моего брюзжания, вызвали скорую, собрали мои вещи и мы поехали в больницу. По предварительным результатам УЗИ и анализов меня тут же определили в хирургию. Я ревел от боли как ребёнок и мне кололи что-то наркотическое, наверно морфин, чтобы хоть что-то успокоить эту безумную боль. На третий день перевели в реанимацию. Датчики ввели в позвоночник, трубку сунули в ноздрю, в шею и руки воткнули иглы со шлангами. В палате нас было шестеро. Двое мужчин и четыре женщины. Все были обнажены, и никто не волновался по этому поводу. Здесь не было разделения на половые признаки, потому что это были врата в морг, а затем в ад. Сзади меня была целая стена датчиков, аппаратов, пикающих и сверкающих, но я не мог толком повернуть голову, чтобы рассмотреть. Мешали шланги из шеи и носа. В вену постоянно капала жидкость из капельницы, по ноздре циркулировала по кругу вода. Очень хотелось пить, но питьё здесь под запретом. Время, казалось, остановилось. Часов в палате не было, а окно было плотно занавешено, и лишь по тусклому свету можно было различить, день сейчас или ночь. Именно так я себе и представлял чистилище.

– Что со мной? – шёпотом спросил я врача, который осматривал мой живот.

– Некроз. И побочные заболевания. Вероятно ещё и сепсис.– услышал я внятный и чёткий голос доктора.

– Это не язва?

– Нет. Это гораздо хуже и страшнее. Отмирает поджелудочная железа. В результате пошло загноение внутри. Плюс дало осложнение. Диабет – сахар двадцать пять. И подозрение на тромбоз воротной вены.

– Я ничего не понял – пробормотал я. – Я жить то буду?

Он внимательно посмотрел на меня, словно оценивая, говорить правду или соврать. Наконец решился и с цинизмом, свойственным врачам, изрёк :

– С такими диагнозом я бы не стал давать утешительные прогнозы. Процентов 40 что ты выживешь, и всего 20 что потом сможешь ходить. Держись!.

Он ушёл, а я остался лежать голый, между жизнью и смертью, в ожидании обезболивающего наркотического укола.

*

Очнувшись от своих мыслей, я с трудом вспомнил, что я дома, пью водку, от меня уходит жена и я несколько часов назад провёл вечер с проституткой. Внезапно мне стало безумно жаль себя и я заревел в голос, истекая пьяными слезами. На мой вой прибежал Фунтик и стал сочувственно на меня смотреть и подвывать в унисон со мной. Жена крепко спала в комнате дочери и не слышала эту вакханалию. А если и слышала, то не подала вида, давно привыкнув к моим пьяным истерикам. Остатки разума окончательно меня покинули, и я, упав в глубокую синюю яму, погрузился в алкогольную кому..

Следующий проблеск сознания спровоцировала резкая боль от укола в вену правой руки. Я забился, пытаясь вырваться. Но меня держали четыре пары рук. Я сделал огромное усилие, пытаясь разомкнуть глаза. Увидел смутно лицо жены и какого-то пожилого, крепкого мужчины, прижавшего меня к кровати и вставляющего мне в руку иглу. Капельница. Я дома. Запой.

– Сколько дней я пью? – хриплым шёпотом спросил я, ни к кому не обращаясь.

– Всего четыре. Ночью был пятый. Быстро ты начал сдавать, – ехидно проговорила Лена.

Я хотел что-то ответить, но снова провалился в небытие…

*

Когда я разлепил глаза в следующий раз, за окном было уже совсем темно. На стене горела плазма и показывала какое-то дурацкое ток шоу. Абсурд, у нас такую хрень сроду никто не смотрел. Интересно, может я уже в аду? Скосив глаза вниз, я увидел Фунтика, дремавшего у изножья кровати. Жив, иначе зачем здесь собака? У них свой собачий рай, ему нечего делать в человечьем аду. Хотя у Булгакова написано, что все любящие должны разделить участь того, кого любят.. Бред.

Сзади скрипнул стул. Я аккуратно попытался повернуть голову назад, поморщился от боли.

– Машка! – тихо и хрипло позвал я дочь

– Это я, друг мой, – сказал сзади женский голос – Маша с вами не живёт уже больше месяца.

Я наконец справился с поворотом головы и увидел тёщу. Почему-то не удивился. Видно заработал мозг

– Добрый вечер, Надежда Викторовна. Как вы себя чувствуете? Какими судьбами нас посетили? – спросил я как можно веселее, пытаясь представить, что лежу одетый, а не в трусах.

– Вот, Лена на работу уехала, попросила помочь.

Это фраза вернула меня к жизни. " Уехала на работу"! Хорошо хоть маму свою пригнала. Заботливая, блин.

– Спасибо, что приехали. – искренне сказал я.

– Куда ж я вас брошу. – Мне надо в туалет…

Я попытался подняться, но ноги не слушались, голова безбожно кружилась. Тёща взяла меня под руку. Я благодарно взглянул на неё, и мы поковыляли в сторону туалета.

Потом сели на кухне я закурил.

– Леночка сказала, что будет сегодня поздно. Я пока посижу с тобой, Алексей. – сказала она. – Ты бы поел чего. Леночка сказала, ты неделю ничего не ел.

Мысль о еде вызвала у меня приступ тошноты. Странно, что не хотелось пить. Интересно, знает она о похождениях своей дочери?

– Надежда Викторовна, а Леночка давно уехала?

– Как только тебе капельницу сделали. Вот я приехала. Хотели Машеньку вызвать, но не смогли ей дозвониться.

Обычное явление. Дозвониться до дочери, это вечная проблема отцов и детей. К тому же я с ней не очень ласково расстался в нашу последнюю встречу. Возможно, она ещё дуется и специально не берёт трубку, не зная, что у нас тут происходит.

– Я пойду ещё полежу.. – пробормотал я.

– Конечно. Давай провожу тебя. Тебе вкололи лошадиную дозу снотворного, Алексей, у тебя ноги совсем не ходят.

Мы преодолели коридор и я снова рухнул в кровать. Тёща села рядом на стул и продолжила смотреть телевизор.

– А что Лена не могла отпроситься? – борясь со сном спросил я.

– Алексей, она сказала, что ей предложили повышение, она теперь будет старший администратор. Допоздна сегодня будет переписывать договор и принимать дела.

Я мысленно поаплодировал наивности тёщи, хотя все родители одинаково считают своих деток святыми. А Ленка знала, как водить мать за нос. Не было не малейшего желания объяснять и рассказывать, что у нас произошло. Меня снова накрыл сон..

*

Проснувшись через несколько часов, увидел, что на кухне горит свет. Очень хотелось курить. Я попробовал встать. Ноги слушались, хотя в теле ощущалась сильная слабость. На кухне сидела Ленка и курила. Часы показывали двенадцать.

– Давно приехала?

– С полчаса. Как ты?

– Вашими молитвами.

Я сел и закурил.

– Как на работе?

– Мне предложили старшего администратора, Лёша. Я согласилась. Зарплата намного выше, правда и работы побольше.

Да куда уж больше, – пробормотал я. У неё хватило ума промолчать.

Встав, Лена открыла помойку и показала стоящий в ряд арсенал пустых бутылок из под водки. Не меньше дюжины.

– Ты посмотри, сколько ты выжрал! Ты с ума сошёл, с твоим здоровьем! Я снова тебя без капельницы вытащить не смогла. Врач сказал, что следующий раз может быть для тебя последним.

– Они все так говорят каждый раз.

– Вспомни отца. Ему тогда так же сказали, и он умер в следующий запой. – сказала она уверенно.

– Отец умер не от запоя! И ты это прекрасно знаешь! Он отравился спиртом. А у меня был повод – мне жена рога наставила между прочим!

Возникла неловкая пауза. Я прекрасно понимал, что произношу слова любого банального алкоголика. Было бы желание, а повод найдётся.

– Спасибо за помощь. Ты снова меня вытащила.

– Это в последний раз, – сказала она – У меня больше нет сил и желания откачивать тебя после запоев. Я устала..

– Мы что-то решили для себя? – вдруг решился спросить я.

– Не знаю. Давай пока не будем говорить на эту тему.

– Хорошо. Давай попробуем. Я твоей маме не проговорился, не волнуйся.

– Я нисколько в тебе не сомневалась. Пойдём отдыхать. Я устала.

И мы разбрелись по комнатам, словно были соседями и не было наших двадцати лет совместной жизни. Она как-то начала блекнуть, стираться и убегать в прошлое. Наступал очередной новый период в жизни.

*

Мои надежды на лучшее не оправдались. С каждым днем мне становилось всё тяжелее смотреть на неё и понимать, что на работе она, моя жена, продолжает отношения со своим охранником. Я чувствовал себя не только брошенным, но и ущербным. Самое страшное для меня, что это всё случилось именно тогда, когда я ещё не оправился после тяжелейшего заболевания и был практически зависим. Что же вдруг случилось? Я так был уверен в этом человеке, даже больше, чем в себе! Моим отношениям завидовали в больнице все соседи по палате! Мы по несколько раз в день общались с женой по видеосвязи, она плакала и смеялась, приезжала меня навестить через день, хотя посещение было запрещено из за этой чёртовой пандемии. Привозила мне всякие вкусности, забирала в стирку грязное бельё взамен везла чистое. Свидания получались мельком. Она звонила, когда приезжала ко мне в приёмный покой, я спускался на лифте на первый этаж. Оба в масках, на посту охраны обменивались пакетами, обнимались, пока охрана не начинала возмущаться нашему телесному контакту при действующем карантине. Иногда приезжала с дочерью. Мои две роднулички стояли в масках и смотрели на меня такими родными и любящими глазоньками! Обычно эти свидания вызывали у меня слезы. Я не был уверен, что когда-нибудь выйду из больницы, температура держалась и доктора ничего не могли сделать с воспалительным процессом. Я каждое наше свидание бывал растроган до слёз и очень гордился тем, какая у меня заботливая и любящая семья. Только они в моей жизни – жена, дочь, собака. Брат звонил время от времени, но скорее для проформы, мол, жив и слава Богу. Несколько близких друзей тоже позванивали, интересовались моим состоянием здоровья, предлагали приехать. Я отказывался. Еду и бельё мне привозила жена, а свидания всё равно запрещали.

И вот странность. Я раньше всегда считал, что у меня много друзей, больше шестидесяти контактов в телефоне.. Я никому не сообщал, что лежу в больнице, и было интересно для себя убедиться, кто из знакомых за этот период вспомнит обо мне. Их оказалось всего пятеро. Пятеро из шестидесяти, те, которые забеспокоились, что я пропал и давно не звоню. Пятеро!!! Три женщины и двое мужчин. Когда я убежал из больницы, встретился со всеми пятерыми и подарил дорогие подарки. Остальных вычеркнул из списка Своих Людей.

В этих безнадежных больничных коридорах, палатах, процедурных я пытался сохранить боевой дух и, конечно, чувство юмора. Это была своеобразная самозащита чтобы не сойти с ума и не упасть духом. Подсознательно я понимал, что если опущу руки и раскисну – я погиб. Шла борьба именно за выживание и я не мог себе позволить дать слабину.

В реанимации я провёл почти неделю. Двое из нас шестерых уехали оттуда в морг, ногами вперёд. Самое страшное, что я пережил, это отсутствие воды. Пить было нельзя. От жажды крышу сносило у всех пациентов. Когда проходил первый осмотр, меня смотрели сразу человек семь врачей, что-то обсуждали и бормотали. Напрягая слух я смог разобрать отдельные фразы : " Почти безнадежно", " Тромбоз воротной вены плюс сепсис поджелудочной", " Сахар за" ," Если вести дренаж, можно задеть печень".. Ничего толком не понял, кроме того, что дела у меня не ахти..

– Давно начал расти живот? – спросил один.

– Да месяца два назад. Растолстел. – я старался отвечать как можно бодрее пересохшими губами. – Дайте пожалуйста воды!

– Нельзя. Пить, есть. – ответила женщина лет сорока – Я ваш лечащий хирург. Скажите, когда был стул в последний раз?

– Дня два назад. Но это был не стул, а скорее стол. – попытался пошутить я – Что-то еле вышло, как камешек.

Она кивнула без тени улыбки.

Клизму, обезболивающее, гастроскопию. И смачивайте ваткой губы. – дала она кому-то распоряжение.

Привезли аппарат гастроскопии. Вставили шланг мне в желудок, одновременно вставляя какую-то трубку в ноздрю. Так как мой нос был когда-то сломан, трубка никак не хотела проходить внутрь, царапая ноздри и перегородку. Вытерли кровь. Потом, закончив, поднесли к губам мокрую ватку. Вода! Господи, я никогда не пил ничего вкуснее этой ватки, намоченной под краном! Я высосал её до такой степени, что она стала совсем сухая. Вот где реальный кайф в жизни – просто попить, когда мучает жажда! Как мало человеку иногда нужно для счастья. Потом долгожданный укол. Боль отступила, тело стало лёгким, как пушинка. Я взлетел над койкой словно облачко. Мрачные мысли ушли, вместе с болью. Жить! Как же хотелось жить! Пусть лежачим, ссущимся под себя, но ЖИТЬ! Дышать, пить, есть, курить, ощущать рядом женщину, любить, ненавидеть, радоваться, горевать, скучать, веселиться! Господи, только бы жить! Пожалуйста, жить!

После клизмы я перепачкал всю свою койку, уделался сам и часов пять, лёжа в собственных испражнениях, не мог дозваться санитарку, чтобы меня обмыли. Может, жизнь не так хороша, как мне казалось недавно? Чувствовал себя беспомощным вонючим поленом, к тому же находящемся между жизнью и смертью. Куда делась то облачко, которое улетало с кроватки совсем недавно?

Мужчина, который лежал по соседству, вдруг как-то неестественно крякнул, запыхтел. Привстал на кровати, стал срывать с себя датчики и вырывать иглы. Выпутавшись из кокона проводов, шатаясь и истекая сочившийся из ранок кровью, сверкая голыми причиндалами и безумным взглядом, добрёл до раковины, открыл кран и начал жадно пить воду. Господи, я в аду! На шум прибежал санитар, попытался оттащить его от крана с водой. Лёгким ударом кулака мужчина уложил его на пол, и с криком – " Больше не могу!" – продолжил жадно пить воду. Через минуту его скрутили прибежавшие на шум два амбала в белых халатах и куда-то увели. Больше я его не видел. Меня наконец отмыли от дерьма, дали новую ватку воды и новый обезболивающий укол.

*

Именно там, в реанимации, в состоянии между жизнью и смертью, я понял, что если когда-то выйду отсюда, то выйду уже совсем другим человеком. Я не видел никаких светлых загробных коридоров, умерших родственников, но голова была необыкновенно ясная. Как будто что-то в ней щёлкнуло, и она начала мыслить подругому, как будто думал не я, а совсем другой, не знакомый мне человек. Я совсем не спал, находясь в этом отделении. Стоило мне задремать, и сразу будила мысль, на каком я нахожусь свете? Я ещё Здесь или уже Там? К тому же, стоило закрыть глаза, в мозгу сразу вспыхивали образы фонтанов, родников, колодцев со свежей, холодной, ключевой водой.

Ещё одну странность начала подкидывать память. Мне стало сложно вспоминать, что было сравнительно недавно, и нахлынули чётко какие-то детские, давно забытые воспоминания. Я очень живо вспомнил себя трёхлетним, пятилетним, совсем маленьким. События моего раннего детства проплывали в голове так ясно, словно это происходило вчера, а не сорок лет назад. Наверно, это и было то состояние, когда жизнь проносится перед глазами.

Я начал понимать, что вся моя прошлая православная вера всего лишь условность, что весь мир устроен гораздо шире того мирка, в который нас вгоняет церковь. Её толкование, конечно, справедливо. Заповеди – Не убей, Не укради.. Всё это имеет смысл, чтобы не допустить хаоса. Но как примитивно нам пытаются навязать законы. Якобы где-то на облачке сидит дедушка, который сортирует плохих и хороших людей. Детские сказки, в которые верят миллионы. Конечно всё гораздо шире, и наш бедный мозг, заблокированный Кем-то на работу всего жалких 10 процентов, никогда при жизни не сможет понять систему миро воздания, как всё устроено, кто всё создал и для чего. Нет, я не отказался от мысли Высшего Разума. Просто пришло осознание, что всё гораздо многомерное, чем мне виделось раньше. Я понял, что самая большая мудрость именно в агностицизме. Есть Высшие Силы, которые мы не можем постичь нашим скудным умишкам. И раз эти знания сокрыты от нас, значит так нужно и правильно. Человек всегда имеет выбор. Всегда. В любой ситуации. Даже сейчас, корчась от боли в люльке в ожидании обезболивающего укола и мокрой ватки, у меня был выбор. Бороться за жизнь дальше или вырвать датчики и отойти в другой мир.