Самый сладкий сон на рассвете

Антон сунул магнитные карточки в карман джинсов, и они с Аней поспешили выйти из холла на шумную улицу.

– Тебе не кажется все это странным? – она подняла на Антона глаза.

Тот молчал, будто ожидая, что дальше снова произойдет какое-нибудь событие и его ответа не потребуется.

– У родителей отпрашивалась, – будто в подтверждение его мыслям, Юля возникла перед ними.

Антон закашлялся. Аня вымученно улыбнулась и предложила:

– Перекусим? – она кивнула в пролет между домами.

И они втроем ускорили шаг, покидая внутренний дворик, где была парковка и вход в отель.

Глава 5

Пиццерия при гостинице находилась на первом этаже, выходя окнами на проезжую часть. Вход в нее был с улицы, там же располагалась летняя веранда. Они выбрали место за одним из крошечных столиков с белой столешницей, которые стояли вдоль фасада на тротуаре. Через дорогу находился театр Оперы и балета, а время было вечернее, поэтому неудивительно, что почти все столики заняли наряженные мужчины и женщины, которые перед спектаклем зашли перекусить. Некоторые пили шампанское и грациозно орудовали маленькими вилочками, закусывая десертом, кто-то пил пиво и лакомился креветками, другие лениво потягивали лимонад из трубочек.

Юля плюхнулась в плетеное кресло и заявила, что есть ничего не будет и чтобы даже не смели ей предлагать.

– Аллергия! Вот такие прыщи, – сделала она жест пальцами, и от Антона не укрылось, что Аня слегка отшатнулась.

– Это не заразно, – презрительно зыркнула на нее Юля.

– Я и не думала… – покраснела Аня и как маленькая забавно шмыгнула носом.

– Я же знаю, – беспардонно перебила ее Юля и, смягчившись, добавила, – все думают.

– Но сейчас же нет прыщей, – то ли себя, то ли ее успокоила Аня.

– Это потому что я ничего не ем. А вы лопайте, если хотите. Кстати, здесь подают пиццу, приготовленную в этой… как ее… в дро-вя-ной печи.

– Откуда ты знаешь? – ребята удобно устроились рядышком на скамейке вдоль стены и, не сговариваясь, подоткнули под спину подушки.

– Прочитала там, – Юля махнула куда-то в сторону. – Я умею, вы не думайте.

– А… – протянул Антон и рассеянным кивком поблагодарил официантку, которая принесла два меню. Юля без остановки вертелась на стуле и оглядывалась, поэтому приносить ей меню было небезопасно. Вдруг порвет или испортит. Так, наверное, подумала официантка, потому что на девочку никак не отреагировала.

Через несколько минут ребята сделали заказ. Аня выбрала цезарь и чай «малина со сливками», а Антон – пиццу со странным названием «тонно». Юля же на еду отреагировала брезгливой гримасой, будто им принесли не огромную аппетитную пиццу, издающую восхитительный аромат, а блюдо с пауками и гусеницами. Хотя Антону всегда казалось, что маленькие девочки никогда не откажутся от кусочка теста с накиданными на него ингредиентами.

Юля недолго думая забралась с ногами в кресло, натянула на колени летнее платьице, поджала грязные пальцы в поношенных сандалиях и принялась раскачиваться из стороны в сторону. Так, вероятно, она демонстрировала, что ей скучно, неинтересно и неудобно.

Еда ребятам не понравилась, и, наскоро запихнув в себя некоторое ее количество, они поспешили покинуть заведение. Юля увязалась за ними.

– Родители не потеряют тебя? – строго спросила Аня.

– Ой, ты будто моя мама.

И передразнила противным голоском:

– Родители не потеряют тебя?

Аня фыркнула. Антон заржал. Эта малявка, сама того не желая, сблизила их. В автобусе они вместе раздражались на нее, вытирали ее руки и коленки. В гостинице вспоминали странности, с ней связанные, а здесь оба переживали, не потеряют ли ее родители и не замерзнет ли она ненароком. Аня, закатив глаза, стянула с пояса толстовку и протянула Юле, случайно задев ее руку.

– Ой, – отдернула она ладонь. – Совсем ледяная. Надень быстро.

– Вот еще, – непослушно запрыгала Юля. – Не нужна мне твоя кофта. Мама говорит, у меня прекрасная терморегуляция.

– Смотри, мама надерет тебе уши за то, что ты ушла с незнакомцами, да еще и заморозилась.

– Да они с папой и не заметят, – серьезно посмотрела на нее Юля. – Они только друг друга и замечают, а ребенок бродит бесхозный, никому не нужный, – с горечью совсем по-взрослому вздохнула она.

– Юль, а как тебя отпускают одну гулять по незнакомому городу? – всерьез озадачился Антон. – И где вот прямо сейчас твои родители? Чем занимаются?

– А, – махнула она рукой. – Пошли бродить по своим до-сто-при-ме-чательностям.

– А ты?

– А я сказала, что во дворе погуляю.

– Во дворе? – охнула Аня. – Во дворе же только парковка. Да и как вообще можно бросить пятилетнего ребенка?! А если они выйдут и тебя не обнаружат…

– Мне почти семь, – исправила Юля. – Они и не заметят, что меня нет. И я не ребенок.

– Ну конечно, – поджала губы Аня. – Не ребенок.

Они дошагали до Дворца земледельцев и, к своему неудовольствию, поняли, что внутрь им не попасть ни сейчас, ни завтра, ни в любое другое время и день. Это был не музей, а очередное министерство.

– Хотела бы я работать в таком роскошном здании с прекрасным панорамным видом на реку. Прям завидую! – цокнула языком Аня.

В парке Земледельцев им удалось передохнуть, посидеть на скамейках и полюбоваться пейзажами. Дышалось здесь настолько легко и приятно, что, казалось, можно было набрать полные легкие не воздуха, а непередаваемой свободы и радости.

Антон покосился на Аню, и ему отчего-то почудилось, что она представила себя Золушкой, попавшей в дворцовый сад и ожидающей, когда же принц принесет ей хрустальную туфельку.

Глава 6

Ребята неспешно шагали и озирались по сторонам, когда заметили, что на улице начало темнеть, а дворец уже украсила нарядная подсветка. Аня с Антоном переглянулись и, не сговариваясь, заторопились в гостиницу. День выдался тяжелый, и еще не хватало, чтобы Юлю стали искать родители. Антону и так не нравилась вся эта ситуация. Ведь Юлина чрезмерная навязчивость больше походила на то, что ребенком никто не занимается, не интересуется и рады избавиться, как от ненужной вещи. Более того, у нее даже не было телефона на случай, если она потеряется в чужом городе.

Антон пообещал себе подумать об этом завтра на свежую голову. А пока нужно было вернуться в номер и украдкой отправить отчет о прошедшем дне Никите Дмитриевичу. Они договаривались, что Антон будет выходить на связь хотя бы раз в день, а лучше два: утром и вечером перед сном.

С Юлей они расстались в холле:

– Ну вот мы и на месте, а вы волновались. Если что, мы остановились на третьем этаже в триста двенадцатом номере. Запомните? В триста двенадцатом, – и она помахала им рукой.

– Одна дойдешь? – испытующе посмотрела на нее Аня, и Антон, к своей радости, заметил, что его подруга стала прежней Аней: заносчивой, строгой, немного грустной, но живой и без этих своих надрывных и истерических ноток в голосе. За одно это он был благодарен их навязчивой новой знакомой.

Юля не ответила и исчезла, растворившись в сумраке лестничного пролета.

– Как думаешь, нормально будет, если завтра мы зайдем к ним в гости? Посмотрим, что за родители там такие, которые бросают шестилетнего ребенка одного? – Они стояли в холле, раздумывая, стоит ли возвращаться в номер или, может, отправиться гулять дальше.

– Неудобно как-то, – Аня не любила лезть в чужие дела. – Но, с другой стороны, ты прав. Интересно познакомиться с этими горе-родителями.

И они снова вышли на улицу. Аня вдруг захихикала.

– Ты чего? – поднял на нее глаза Антон.

– Да я представила, что сейчас перед нами опять очутится Юлька и скажет что-нибудь типа: куда собрались?

Они дружно рассмеялись.

– Милая она. И ты заметил, какая загорелая? Наверное, ее все лето за собой таскают, как собачонку. Аллергию еще придумала эту. Сказочница.

– Может, не хотела тратить наши деньги. Вдруг ей родители запрещают. Знают, что она такая проныра, вот и запрещают…

– Ага, гулять можно, а есть нет. – И неожиданно для себя вдруг спросил: – Может, выпьем вина?

Антон рассудил, что с Никитой они списывались утром, а значит, не случится ничего страшного, если он напишет или позвонит ему уже завтра. А сегодня хоть ненадолго хотелось забыть про всю эту ситуацию и Никиту Дмитриевича особенно. Ведь день на самом деле выдался не из легких – и ему, и Ане нужно привести свою нервную систему в порядок. Что хорошего произойдет, если от напряжения они рассорятся и Аня решит путешествовать одна? А вино – это для дела. Так он придумывал оправдание своему внезапному импульсу.

Аня вытаращила глаза:

– Хочешь меня споить и воспользоваться?

– Я-я-я? – неподдельно изумился Антон. – И в мыслях не было. Как тебе такое пришло в голову, – изумление получилось таким ярким, что выглядело скорее как неумело исполненная роль. «Твою мать», – выругался он про себя.

– Да шучу я, – она лукаво улыбнулась. – Я не против вина. Но я хочу тебя сразу предупредить, если ты злоупотребляешь…

– Я-я-я? – Антон опять изумился. – Я же спортом занимаюсь, да и не люблю я. Я просто так предложил. Знаешь, во всех романтичных фильмах они идут с бутылкой вина по парку и потом обязательно он читает стихи или дурачится, а она смеется. Было бы забавно так завершить сегодняшний день.

– Да ты романтик, Антоша, – Аня взяла его под локоть. – А ты знаешь, я совсем не против стихов в твоем исполнении. Ты какие знаешь? Только, чур, не матершинные.

– Ну-у… я Есенина люблю. Мама его читала всегда, а я так… выучил парочку, – он немного смутился. И, откашлявшись, начал:

Вечер сине-хмурый.

Я смотрю широкими глазами.

В Персии такие ж точно куры,

Как у нас в соломенной Рязани.

Тот же месяц, только чуть пошире,

Чуть желтее и с другого края.

Мы с тобою любим в этом мире

Одинаково со всеми, дорогая.

Ночи теплые, – не в воле я, не в силах,

Не могу не прославлять, не петь их.

Так же девушки здесь обнимают милых

До вторых до петухов, до третьих.

Ах, любовь! Она ведь всем знакома,

Это чувство знают даже кошки,

Только я с отчизной и без дома

От нее сбираю скромно крошки.

Счастья нет. Но горевать не буду —

Есть везде родные сердцу куры,

Для меня рассеяны повсюду

Молодые чувственные дуры.

С ними я все радости приемлю

И для них лишь говорю стихами:

Оттого, знать, люди любят землю,

Что она пропахла петухами.

Аня перевела на него изумленный взгляд:

– Вот уж не думала, что современные парни в состоянии запомнить и… и уж тем более рассказать, – она сдавила его руку своей, просунутой под его локоть, – с таким чувством.

Антон обиженно проговорил:

– Почему-то все думают, что если я каждый вечер нарезаю круги вокруг дома в спортивных трусах, то я неуч. Вот ни разу не так.

– Я ничего такого не думала никогда, Антон, – казалось, Аню это даже оскорбило. – А ты крут, несмотря на содержание стихотворения, – она пихнула его в бок. – Я вот единственное что помню, это письмо Татьяны к Онегину.

– О, да ты тоже ничего, тема-то самая что ни на есть девчачья… Я к вам пишу, чего же боле, – поддел ее Антон. – Я даже кое-что запомнил, пока у нас все пятнадцать девчонок по очереди рассказывали. Продолжишь?

– Не-а, пойдем лучше за вином. В школе мне учитель говорила, что стихи не мое. Я их тараторю, и никакого чувства.

Они дошли до магазина, где в освещенном окне виднелись полки с алкогольной продукцией. «А что, если рассказать ей про то, что я на самом деле никакой не романтик, а обычный стукач и обманщик», – пришла Антону в голову шальная мысль, пока они выбирали вино в магазине.

Глава 7

У Антона с собой была небольшая мужская сумка через плечо, в которой у него обнаружился складной штопор. Аня понимающе хмыкнула, и Антон начал убеждать ее, что это просто подарок от его друга-шутника.

– Ну, конечно, – ответила Аня и, подумав, спросила: – А если я выужу из рюкзака пару хрустальных бокалов, то что ты скажешь на это?

– Это будет неожиданно, – Антон сорвал с горлышка винной бутылки защитную пленку.

Они дошагали до набережной, где даже поздно ночью было светло и шумно, и удобно уселись на деревянном настиле. Надев толстовку, Аня дернула молнию рюкзака, из которого в номере выложила большую часть вещей, и действительно выудила бокал на тонкой ножке, обернутый белыми салфетками.

Антон в недоумении округлил глаза:

– Серье-езно, – протянул он. – Ты носишь с собой бокал? А что мне кое-кто недавно говорил о том, что нам не по пути, если я…

Аня промолчала и, подтянув колени к груди, тихо начала:

– Одно время мне казалось, что если я куплю, например, красивые бокалы, дорогое платье, свечи, ну или просто со вкусом сервирую стол к ужину, то это будет как бы начало чего-то хорошего. Начало новой жизни. Этим я словно говорила себе: с этой минуты ты счастлива. Вот прямо с этой минуты, когда ты надела это платье и пьешь вино из этого красивого бокала, ты счастлива. Теперь у тебя все будет правильно. Так было каждый раз. После каждого неудачного дня или ссоры с мужем я шла в магазин, предвкушая очередную спасительную покупку. Но… – Аня подставила бокал к горлышку бутылки, – это иллюзия. Ни один предмет или, если хочешь, атрибут человека счастливым сделать не в состоянии. Наоборот, каждый раз ты будто погружаешься в пучину безысходности еще глубже. Ничего не помогает. Ни платье, ни бокалы, ни, как ни странно, новая прическа или ногти. Ни-че-го.

Аня сделала глоток и протянула напиток Антону, держа бокал за тонкую ножку. Он протянул руку и коснулся пальцами ее прохладной кисти. Еле заметный электрический разряд прошелся по телу. Рука у Ани была прохладная. Точнее сказать, даже холодная.

– Замерзла? – с тревогой спросил Антон. За Аню он почему-то тревожился. Это было странно и даже необычно. Занимаясь с двенадцати лет кикбоксингом и получив за это время немаленькое количество спортивных травм, к чужому дискомфорту он относился безразлично. Что значит легкий дискомфорт или даже терпимая боль по сравнению с разрывом связок, переломами, рассечением в области надбровных дуг или сотрясением мозга? Но с Аней все было по-другому. Ее почему-то было жалко, и, несмотря на то что она никогда не жаловалась, ей хотелось помогать.

– Плохая терморегуляция. Всегда мерзну, – улыбнулась она, припоминая Юлино ледяное плечо.

– И все-таки зачем ты возишь с собой бокал? – Антон покрутил его за тонкую ножку.

Аня, слегка раскрасневшаяся от вина, улыбнулась:

– Знаешь, когда моя мама была маленькая, то в пионерском лагере ей отрезало пальцы хлеборезкой…

– Отрезало?! Прикалываешься? – Антон недоуменно поморщился.

– Да… несколько фаланг. Это значительно усложнило ее жизнь. Начиная от насмешек одноклассников и детей во дворе, заканчивая банальным неудобством. Когда она выросла, то купила себе такую же электрическую хлеборезку, как и та, которая ее покалечила.

– Зачем? – Антон поднял брови и в недоумении закусил нижнюю губу.

– А ты не понимаешь? – Она сделала еще глоток вина.

– Если честно, не очень.

Аня вздохнула:

– Вот и папу это всегда поражало. Он считает такое поведение чем-то вроде мазохизма. Но мама хотела видеть перед собой эту хлеборезку, чтобы каждый день помнить о том, что она справилась. Ведь такой изъян был очень тяжелым бременем для ребенка. Раньше и психологов-то не было. Все ремнем да уроками лечили, – снова вздохнула она.

– Я понял, ты захватила с собой бокал в качестве напоминания… Что ж, не могу сказать, что я понимаю, но в этом определенно что-то есть, – Антон придвинулся поближе. Анины развевающиеся на ветру волосы щекотали его нос и щеку. Двукратно сломанный нос, надо сказать. Аня обернулась, и ее лицо оказалось очень близко. Наверное, не пей они оба вино, могли бы различить, с каким вкусом у второго жвачка. Антон закинул пару подушечек со вкусом клубники, еще только ступив на набережную. Аня тоже выудила из кармашка рюкзака свою пачку.

Антон скосил глаза на ее пухлые, слегка тронутые блеском губы. Она забавно хлопала глазами и даже пару раз кхекнула, не понимая, как реагировать на столь неожиданное сокращение дистанции между ними. Антон же в свою очередь был рад, что на улице ночь и она не видит, как к его скулам прилила кровь.

Агния сообщила ему, что они больше не пара, два месяца назад, и Антону казалось неприличным, что он так быстро забыл их жаркие ночи и не менее горячие утренние часы в его квартире на одном из главных проспектов города. Впрочем, остатки воспоминаний улетучились сразу, как только он увидел свою соседку Аню всю в слезах. Она стояла за кустом с чайными розами в небольшом садике у подъезда и зло размазывала по щекам слезы. Это было пару недель назад. Антон, возвращаясь с тренировки, заметил ее, зашел за ограждение и встал рядом. Аня всхлипнула. Он прикоснулся к ее плечу, и Аня вдруг уперла голову ему в грудь и обхватила двумя руками за талию. В тот же миг что-то горячее возникло у него в груди. Через несколько секунд Антон ощутил влагу от чужих слез на своей спортивной футболке. Он неловко погладил Аню по волосам, а она, отняв лицо, с силой прижалась мокрыми и солеными губами к его рту. А в следующее мгновение уже прижимала железный ключ к магнитному замку подъездной двери.

Если бы не это, он бы, наверное, до сих пор находился в своей квартире на одном из главных проспектов города. И Агнию уже заменила бы Амалия, Миранда, Таисия или еще какая-нибудь силиконовая девица с пространным именем – из тех, которые вешались на него в зале, где он вел тренировки, в клубе, где отдыхал с друзьями, или в спортивном баре около дома.

Но сейчас он пил вино на набережной Казани в компании своей замужней соседки Ани и ему очень хотелось ее поцеловать. Останавливало только обещание, которое он дал Никите Дмитриевичу, и незавидная перспектива остаться без яиц, маячившая на горизонте.

Глава 8

Ребята вернулись в номер уже глубокой ночью, сопровождаемые звуками ночного города: открытых питейных заведений и звонкоголосых групп, в которые сбивалась местная молодежь. Не сумев победить неловкость и так и не поцеловавшись на набережной, они, как и договорились, спали по разные стороны кровати. И это выглядело так обычно, так естественно, так легко, что Антон в очередной раз подивился. Со всеми своими девушками он каждую ночь отбивал атаку: чужие ноги, руки, острые ногти, шаловливые губы, вездесущие волосы. Самым страшным были волосы. Сколько раз он извинялся, чертыхаясь, когда случайно, переворачиваясь в постели, прижимал локтем чью-то ухоженную гриву. Или во время горячих ласк девушка морщилась и с раздраженно вытягивала волосы из-под его руки. Удивительно, как моментально из милой кошечки она превращалась в раздражительную мегеру, когда дело касалось волос. Антон даже дал себе зарок, что со своей женой он по возможности будет спать хотя бы под разными одеялами, чтобы не рушить такие хрупкие грани отношений этим «больно», «жарко», «неудобно», «тесно».

Аня спала, повернувшись к нему спиной, подтянув колени к груди на своем правом конце кровати. Рядом на тумбочке, подключенный к зарядке, лежал ее новенький айфон. По нему она иногда переговаривалась с мамой. Антон считал это очень милым и особенно ценным. Во-первых, потому что у него уже год как не было мамы, а во-вторых, потому что везде трубили о родительском абьюзе. Аня же с мамой дружила и ей единственной рассказала, куда и зачем уезжает, оставляя своего дракона.

Он глубже погрузился под одеяло, накрыв им плечо, и осторожно продвинулся к Ане, аккуратно убрал ее волосы с подушки и положил рядом голову. Самый сладкий сон – на рассвете. Мама всегда так говорила и ужасно обижалась на отца, что он подскакивает в шесть утра, не желая нежиться с ней в кровати хотя бы до восьми. Хотя бы в выходные. Хотя бы в отпуске.

– Ты никогда об этом не задумывался, – говорила она, – но холодные утра разрушили не одни отношения.

– Ты знаешь, я не могу лежать, если проснулся, – отвечал папа.

– Я знаю, знаю. Но я ведь тоже не могу готовить каждый день ужин, а в выходные еще и обед. Но я же готовлю.

Антон положил руку на талию Ани. Ее дыхание прервалось, а в следующий миг она придвинулась к нему еще плотнее, прижалась спиной и ягодицами к его торсу, интуитивно почувствовав тепло, и ему пришла мысль, что дракон, вероятно, тоже рано вставал. И еще одна мысль: судя по реакции его собственного тела, его очень волнует эта ее сонная близость.

Теперь понятно, почему после поцелуя за кустом с розами он до самого вечера пребывал в приподнятом настроении.

Девушки всегда обращали внимание на рослого, симпатичного парня, но его самого никто и никогда так не волновал, как Аня. Со своей соседкой он познакомился четыре года назад, когда около подъезда остановилась «Газель» и с переднего сиденья выпрыгнула крошечная блондинка в разноцветных носках, кедах и джинсовых шортах. Каким-то чудом она купила квартиру в ипотеку и теперь перевозила вещи. Аня была на два года его старше, училась в вузе и уже даже подрабатывала в какой-то строительной фирме. После переезда в выходные она устраивала веселые и шумные квартирники, а в будние дни к ней постоянно таскались гости. Пока спустя два года ее башню не занял дракон. Никита. Никита Дмитриевич. Человек, которого двадцатилетний Антон никак не ожидал увидеть после восьми лет тишины.

Кстати сказать, Никита не был каким-нибудь нелюдимым затворником. Совсем наоборот. Улыбчивый, общительный и вполне симпатичный мужчина, который звал Аню Мышкой, из его уст это звучало очень даже мило и забавно. Профессия у дракона тоже была вполне серьезная. Он работал в следственном комитете и невольно вызвал уважение у всех соседей, когда те узнали, что он… кое-что может. Что это было за «кое-что», никто толком не знал, но обращались к нему по разным вопросам. И он часто помогал. Узнавал, разъяснял, способствовал.

И за два года Аня из дерзкой забавной девчонки превратилась в тихую и скромную Мышку. Она закончила вуз, уволилась с работы и все чаще сидела дома. А иногда можно было видеть, как она вытаскивала огромные пакеты с продуктами с заднего сиденья своего корейского внедорожника. Машина, кстати, у нее была еще до дракона. Иногда Никита Дмитриевич тоже садился в ее «корейца», хоть у подъезда его всегда поджидала собственная «Тойота».

Когда Антону исполнилось восемнадцать лет, его родители переехали жить на дачу и теперь были нечастыми гостями в его квартире. В один из таких приездов, привезя сыну какие-то вещи, мама вдруг остановилась у подъезда, увидев, как Аня тащит огромный пакет, перекладывая его из руки в руку. Антон придержал перед девушкой дверь, а мама вдруг сказала с горестью:

– Бедняжка…

– Почему ты назвала ее бедняжкой? – спросил Антон у мамы, когда они зашли в квартиру.

– Потому что ее жизнь сосредоточена вокруг этих пакетов.

– Может, ей это нравится? – встал на защиту соседки папа.

– Это никому не нравится, – мама посмотрела на мужа с усмешкой.

И Антон в очередной раз вспомнил, что она там говорила про холодные утра. Хотя девушкам, которые у него ночевали, никогда не требовалось, чтобы с ними валялись в кровати по утрам. Они всегда спешили: кто на учебу, а кто на работу. А если и случались любительницы поспать, то они прекрасно обходились без его компании. Наверное, все дело было в том, что никто из них не таскал домой пакеты с продуктами, решил он тогда.

Глава 9

Аня в очередной раз затихла. Ее дыхание прервалось, и в следующее мгновение она убрала его руку со своей талии и моментально села в кровати.

Всклокоченные волосы, заспанные глаза, слегка припухшее лицо. Его предательская часть тела под одеялом явно сигнализировала, что и такая Аня ему тоже нравится. Очень нравится. Даже больше, чем это может быть уместным в их ситуации.

– Ты чего? – безуспешно она пыталась пригладить руками волосы.

– Я сплю, – как можно более равнодушно произнес Антон.

– Ты меня обнимал!

– Я, наверное, во сне, – он усиленно делал вид, будто не понимает, что он такого особенного сделал и почему это ее так возмущает.

– Ты дышал не как во сне, – стояла на своем Аня, сидя к нему спиной.

– Ты различаешь такие вещи? – в свою очередь удивился Антон, приподнявшись на локте.

– Конечно, – Аня сняла с зарядки айфон. – Кстати, мы почти проспали завтрак, – недовольно пробурчала она. – Мог бы и разбудить… нас.

– Разве? – Антон потянулся к телефону со своей стороны. – Я вообще-то тоже спал.

– Ага, время девять. Там, наверное, уже все съели. – И, помешкав, с надеждой спросила: – Ты любишь поваляться в постели, да?

И Антон понял, что был прав. Ее дракон вставал рано.

– Когда никуда не нужно, – беспечно заявил он.