
Полная версия
Помещицы из будущего
Таня кивнула и полезла под одеяло с таким обалдевшим лицом, что несмотря на ситуацию, мне захотелось смеяться. Похоже, истерика скорее начнется у меня.
– Давайте водички родниковой, выпейте… давайте, Софьюшка, – старушка поднесла к губам Тани кружку. – Кричали-то как… небось горлышко пересохло…
Подруга принялась послушно пить воду, наблюдая за женщиной из-под края кружки, а я лихорадочно размышляла, как избавиться от заботливой нянюшки.
– Нянюшка, а молочка можно? – попросила я, надеясь, что это сработает.
– Молочка? Ах, вы моя деточка… Сейчас принесу! Сейчас! – она быстро пошла к двери, переливаясь как утка. – Молочко полезно! Оно силы дает!
Как только мы остались одни, Таня поставила кружку на столик и прошептала:
– Это что, розыгрыш какой-то? Галь, это правда ты?
– Я! Танечка, это я! – горячо заверила я подругу. – Только происходит нечто совсем непонятное!
– Помню только, как полезла в погреб за тобой, – прошептала Таня. – Потом темнота и вот этот вот все!
– Необъяснимое переселение в другие тела. Мы что, умерли? – от этой догадки у меня засосало под ложечкой.
– Если бы мы умерли, то попали бы на небеса… – как-то не совсем уверенно произнесла подруга. – А не в царские времена…
– Почему царские? – я все еще с трудом воспринимала происходящее.
– А какие? – Таня прищурилась. – Ты разве не обратила внимания, во что одеты женщины? Какой странный интерьер в этих комнатах?
– Ты и в этом теле плохо видишь? – спросила я, глядя, как она морщит нос.
– Нет, нормально вижу, – радостно заявила Таня. – Даже хорошо!
– Тогда не щурься!
– Не буду, – пообещала она и спросила: – У тебя тоже все тело ломит? У меня такая шишка на затылке…
– Да, старушка сказала, что мы с какого-то балкона упали, – вспомнила я ее слова. – Вернее не мы, а… Я совсем запуталась!
– Дела… – протянула Таня, потирая виски. – Умом понимаешь, что такого быть не может, а оно ведь есть!
– Значит так, давай действовать по ситуации, – мне очень хотелось быть в этот момент собранной, готовой к борьбе с трудностями, но от напряжения лишь еще сильнее разболелась голова. – Главное сейчас не орать на каждом углу, что мы это не мы. Иначе все может плохо закончится. Для нас.
– Думаешь, прибьют? – Таня снова прищурила глаза, но тут же широко раскрыла их, увидев мой взгляд. – Да не щурюсь я! Не щурюсь!
– Кто знает, где мы и что у них здесь за нравы, – мне очень хотелось посмотреть на себя в зеркало, но этот порыв сдерживал страх. – Как я выгляжу?
– Хорошенькая… – Таня принялась внимательно разглядывать меня. – Брюнетка, волосы волнистые, губки бантиком… На вид лет восемнадцать-девятнадцать.
– Ты видела себя в зеркало? – спросила я, ощущая, как меня начинает охватывать легкий мандраж.
– Да, – горько вздохнула подруга, осторожно прикасаясь к своему лицу. – Девчонка. Молоденькая совсем. Кстати, мы с тобой очень похожи.
– Судя по разговору старушки, мы сестры в этом мире или в этой реальности, или… – я застонала и откинулась на подушки. – Опять запуталась.
– Я все еще надеюсь, что это сон, – Таня прилегла рядом. – Лежим себе сейчас в больнице под капельницей, от наркоза отходим…
– Кто же нас в погребе нашел? – хмыкнула я. – Если только прошла неделя, и соседи всполошились. Так за это время можно…
Я не стала договаривать, но Таня поняла меня. Ее лицо стало хмурым, она сложила на груди руки и задумалась.
Вернулась нянечка с молоком. Она суетливо разливала его по чашкам, что-то приговаривала, но у меня так разболелась голова, что я с трудом понимала, о чем она толкует. Но вдруг знакомое название резануло слух, приводя в тонус.
– …а потому что «Черные воды» в упадок приходят. Когда ваш батюшка покойный последний раз ремонты делал? Все денег нет. Откуда ж им взяться, если в карты до утра играть, да последнее из дома тащить… Ох, душа заблудшая… Царствие ему небесное. Может, там успокоится…
«Черные воды»??? Мы в заброшенной усадьбе?! Вернее в усадьбе, которая в наше время была заброшенной.
Я покосилась на Таню. Подруга смотрела на старушку, приоткрыв рот, а ее глаза стали как два юбилейных рубля.
– Пойду я, скажу Евдокии, чтобы чего на стол собрала. Скоро доктор приедет. Надобно его попотчевать, чем Бог послал, – нянечка улыбнулась нам. – А вы отдыхайте, голубочки. Молочко пейте.
Она вновь ушла, а мы резко повернулись друг к другу.
– Галя, не нужно нам было вещи из тайника брать! – зашептала Таня. – Это из-за них все случилось!
Версия была правдоподобной. Ведь все произошло именно после того, как мы притащили домой библию и шпильку!
– Но зачем мы здесь? Ведь всегда есть причина и следствие. Просто так в прошлое высшие силы не забрасывают, – сказала я, покрываясь липким потом от страха. – Таня, а что если это навсегда?
Между нами воцарилось молчание. Я посмотрела на подругу и заметила слезы на ее глазах.
– Танечка, я прошу тебя, не плачь. Слышишь? Главное, мы вместе. Вдвоем ведь не так страшно!
– Да, ты права, – она грустно усмехнулась. – Мы вдвоем огромная сила. Только вот заперты мы в телах юных девушек, а с ними в прошлом уж точно не церемонились. Как бы нас замуж не выдали или в монастырь не отправили.
– Кто это сделает? – попыталась я ее успокоить. – Папенька отдал Богу душу, кстати, сестрица тоже. Глашка эта, о какой-то сестре убиенной говорила, мол, ты на нее похожа. Матери, видимо, тоже нет. Ведь узнай она, что ее дочери в себя пришли, уже примчалась бы…
– Еще одна сестра? – Таня сдвинула брови и медленно поползла по подушке вверх. – А не ее ли мы нашли вещи?
Я как-то даже об этом не подумала. Ничего себе!
– Нужно узнать, что здесь произошло, но сначала осмотреться, – на удивление во мне начал пропадать страх, уступая месту странному азарту. – Осторожно, не спеша, чтобы нас ни в чем эдаком не заподозрили.
– Да! А если что, мы всегда можем списать какую-нибудь оплошность на последствия от падения! – глаза Тани заблестели. – Скорей бы синяки да шишки прошли!
– Такой ты мне нравишься больше, – я обняла подругу. – Только вот непривычно видеть вместо своего «четырехглазика» молодую девочку.
– Зато, какие перспективы в личной жизни! – Таня снова вытянулась на кровати, закинув руки за голову. – Если, конечно, с умом подойти…
С такого ракурса я на наше перевоплощение не додумалась посмотреть. Ну и Татьяна!
Под окнами раздался стук лошадиных копыт, сквозь который слышался скрип. Что это? Переборов головокружение, я подошла к окну и, отодвинув штору, посмотрела на улицу.
– О Боже… – все, что смогла я из себя выдавить. – Это… это…
Передо мной раскинулся настоящий двор старинной русской усадьбы. Только не такой как я себе представляла… Из окна были видны белоснежные стены боковых пристроек, ротонды, окруженные лестницами и… грязь, по которой бегали куры, ходили вытягивая шеи здоровенные гуси. Но вишенкой на торте была лежащая в луже свинья. Она довольно похрюкивала, переворачивалась с бока на бок и выглядела очень счастливой. Возле лестницы стоял удивительный экипаж, похожий на старинную коляску, на козлах которой сидел бородатый мужик в красной рубахе.
– Галя, что там? – послышался взволнованный голос Тани. – Что ты увидела?
– Словами это не описать… – тихо ответила я, прижимаясь лбом к прохладному стеклу. – Иди, сама посмотри.
Глава 5
Таня подошла к окну и с минуту просто молчала, глядя на раскинувшийся перед ней пейзаж.
– Нет, это ведь просто невероятно… Никак в себя прийти не могу, – подруга прижалась носом к стеклу, чтобы увидеть еще больше. – Галь, а куры даже по лестнице ходят… Они что, не могут им загородку сделать?
– Мне кажется, сюда идут, – я потащила ее обратно в кровать. Куры меня сейчас интересовали меньше всего, даже если бы они ходили строем по этой спальне. – Наверное, это доктор приехал.
– Слушай, а ведь нам нужно быть очень осторожными. Не дай Бог, заподозрят что-то неладное… – Таня забралась под одеяло так глубоко, что наверху остался один нос. – И так здесь непонятно что творится. Мне страшно.
Дверь открылась, и в комнату вошел плотный мужчина с густыми усами. Он был одет в запыленный кафтан, под которым виднелся темный жилет, бриджи до колен и серые чулки. В руке доктор держал кожаный саквояж, на котором тоже лежал слой пыли. Но в этом не было ничего удивительного, ведь он ехал на том транспорте, что стоял под окном, да по проселочным дорогам…
– Добрый день, барышни, – произнес он гудящим басом и, подойдя к кровати, поставил саквояж на столик. – Как чувствуете себя?
– Лизонька меня не узнала, Иван Тимофеевич, – посетовала вошедшая следом нянюшка. – Вы бы порошков выписали.
– Не узнала, говорите? – доктор обошел кровать, чтобы оказаться рядом со мной. – Это правда, Елизавета Алексеевна?
Он оттянул мне нижнее веко, пощупал шишку и вопросительно уставился на меня.
– Помутнение нашло, – ответила я, глядя на него так искренне, как только могла. – Внезапное.
– Это бывает, бывает… У вашего соседа, Александра Васильевича, давеча конюха лошадь копытом огрела. Так он, болезный, долго глаза до кучи собрать не мог. Только через месяц один глаз на место вернулся. – Иван Тимофеевич погрозил мне пальцем. – Вы не балуйте, Лизонька, и не пугайте нянюшку, иначе придется поставить вам с сестрой пиявок!
– Иван Тимофеевич, дорогой, – старушка смотрела на него таким умоляющим взглядом, что он не выдержал.
– Будет уже, Аглая Игнатьевна. Будет. Оставлю я барышням порошки, так и быть, но мое мнение таково – шишки сами пройти могут, а боль потерпеть можно, чтобы неповадно было дурью маяться!
– Спасибо, голубчик! – радостно всплеснула руками Аглая Игнатьевна. – Да только не дурью они маялись, а хотели воздухами подышать свежими. Сколько ж девицам свинарник нюхать? А на балконах оно поприятнее…
– Глупости это все, – доктор направился к двери, а нянюшка посеменила за ним. – Девичьи капризы!
– Ох, капризы, батюшка! Капризы! – с этим старушка согласилась сразу. – То не так, это не эдак… Пойдемте в столовую, откушаете настоечки. Евдокия наша сегодня пироги с грибами стряпала…
Через несколько минут их голоса затихли, и Таня вылезла из-под одеяла.
– Он что, серьезно о пиявках говорил?
– Лучше здесь не болеть, – я опустила ноги на пол. – Не хочешь послушать, о чем они говорить будут? Многое может проясниться.
– А если застукают нас? – прошептала Таня, но тоже села в кровати.
– Что-нибудь придумаем. Скажем, есть захотели, – я пожала плечами. – Максимум в кровать вернут. Вот и все.
Любопытство перебороло даже недомогание, и мы осторожно выскользнули в коридор. Несмотря на то, что интерьер дома отличался от того, что мы привыкли видеть в наше время, в нем легко угадывались стены усадьбы «Черные воды». Кстати, в настоящем они были обтянуты холстом, который в некоторых местах порвался и был кое-как заделан неумелой рукой.
– Посмотри, это та комната, где мы нашли шпильку, – Таня остановилась возле приоткрытых дверей. – Гаааль…
Она прильнула к образовавшейся щели, и я тоже заглянула туда поверх ее головы. За исключением некоторых мелочей спальня почти ничем не отличалась от той, в которой я очнулась. Та же мебель, те же тройные занавеси на окнах…
Но мое внимание привлекла черная ткань на зеркале, тоскливо свисающая до самого пола. От мистического страха сжалось сердце, и я даже на секунду задержала дыхание. Так делали, когда в доме был покойник. Но ведь другие зеркала не были занавешены… Странно… Может это комната третьей сестры, которая оставила послание под паркетом?
– Пойдем отсюда, – тихо сказала я. – Жутковато, ты не находишь?
Таня, молча, кивнула, отходя от двери. Ей тоже было страшно.
Стараясь как можно аккуратнее ступать по скрипучей лестнице, мы спустились вниз и оказались в большой передней. Из нее вглубь дома вели четыре двери, за одной из которой слышались приглушенные голоса.
– Нам туда, – я нажала на изогнутую ручку. – Старайся не шуметь.
Это была просторная гостиная, залитая светом, льющимся из высоких окон. В простенках между ними висели зеркала, а под ними стояли ломберные столы. Перед диваном тоже стоял овальный стол, накрытый вышитой скатертью. В углу высилась этажерка, видимо, с лучшим чайным сервизом, затейливыми бокалами и фарфоровыми куколками. Здесь царила безупречная чистота, из-за чего не так сильно бросалось в глаза, что все приходит в упадок.
Я покосилась в сторону зеркала и на секунду застыла. О Боже… Девчонка совсем! Нет, я посмотрю на себя потом, когда соберусь с силами.
Гостиная была проходная и я догадалась, что следующая комната и есть столовая. Приблизившись к двери, мы с Таней замерли, превратившись в одно большое ухо.
– Вкушать пироги вашей Евдокии, сущее удовольствие. Умелица, что сказать! – голос доктора звучал довольно. – А настойка аж до души пробирает!
– Так сама делала, вот этими рученьками! – горделиво ответила нянюшка. – Рябиновая…
– А что с хозяйством, Аглая Инатьевна? – вдруг спросил Иван Тимофеевич. – Девицы ума усадьбе не дадут, да и средства откуда? Жаль будет, если пропадут «Черные воды»… Ох, жаль.
– Да что ж сделать-то? Ежели только кто замуж моих голубок возьмет… Хозяин появится, – вздохнула нянюшка. – Родственников ведь никаких не осталось. Одни они.
– Варвара Алексеевна, царствие ей небесное, покраше сестер была, что говорить… И такая судьба… – доктор помолчал, а потом спросил: – Что с мужиком-то стало? С Потапом?
– На каторгу его забрали! Будь он проклят, ирод! – всхлипнула Аглая Игнатьевна. – Душу невинную погубил, окаянный! Сгинет, и плакать никто не станет!
– И за что он девку придушил? Может, разозлила его?
– Да вы ведь знали хорошо Вареньку, разве могла она кого-то разозлить? Добрая да ласковая… – снова всхлипнула нянюшка. – Бедное дитя… ох, бедное… Я до сих пор не могу в ее комнату войти. Все как было, нетронуто. Матушка, Мария Михайловна, как увидели доченьку, так преставились. Сердечко не выдержало…
– Дааа… беда… – протянул Иван Тимофеевич. – А на чем же ваше хозяйство держится?
– Дворовым еще Алексей Федорович вольные раздали. Чего мучить людей? Остались только те, кому идти некуда, да такие, как я, что без «Черных вод» жить не могут, – ответила нянюшка. – Пока скотина да куры есть, не голодные. Поле хозяин покойный в пользование соседу отдали. От него, какие-никакие денежки капают…
– Нет, положительно Софье и Елизавете нужно замуж идти, Аглая Игнатьевна. Я могу в этом деле поспособствовать, если хотите, – предложил доктор, и мы с Таней испуганно переглянулись. Этого еще не хватало!
– Поспособствуйте, батюшка! Поспособствуйте, голубчик! – защебетала нянюшка, звеня посудой. – Давайте еще рябиновки!
– Я замуж не собираюсь! – прошипела подруга, отойдя от двери. – Уж лучше побег!
– Ну, конечно? – я потащила ее обратно в переднюю. – Ты как себе представляешь этот побег в никуда?! Никто нас насильно замуж не выдаст! Родных нет, приказывать некому! Мы сами себе хозяйки!
Глава 6
Вернувшись в спальню, мы улеглись в кровать и шёпотом принялись обсуждать все, что услышали.
– Сестрицу-то этих барышень задушили, – вспомнила я самый жуткий момент разговора нянюшки с доктором. – Может, это ее молитвами мы здесь?
– В смысле? – Таня сделала большие глаза. – Как это?
– Ну, я же говорила уже! Мы нашли тайник и что-то там активировали! Вот и попали сюда, чтобы правду узнать о ее смерти. Варвары Алексеевны этой… – предположила я. – Понимаешь?
– Пусть так. Но кто тогда ее убил, если не мужик крепостной? – Таня вдруг резко села. – Жених!
– С которым она венчаться собиралась? – нахмурилась я. – Какая-то уж слишком мудреная версия…
Но отбрасывать ее тоже было нельзя.
Примерно через час послышались голоса под окнами, скрип коляски, а потом и удаляющийся стук копыт. Доктор, похоже, отбыл. Пришла нянюшка, принесла наваристого бульона, теплого молока, в котором развела порошки, и проследила, чтобы мы все это выпили. Она открыла окно, чтобы впустить свежий воздух, но вместо этого в комнату потянуло дымком, словно кто-то развел костер.
– Мужики на реке. На карася пошли, – вздохнула Аглая Игнатьевна. – Вот оттуда и тянет. Прикрыть окошко-то или пущай открытое будет?
– Пусть открытое будет, – мне не хватало свежего воздуха, а дымок абсолютно не мешал, я даже с удовольствием вдыхала его горьковатый аромат. – Нянюшка, а сколько у нас кур?
– Курочек-то? – старушка удивленно посмотрела на меня. – А зачем вам, голубка?
– Интересно, – я пожала плечами. – Много?
– Да где там много?! Пять десятков если есть, и то хорошо, – Аглая Игнатьевна присела на кровать. – А раньше как хорошо было! Цесарок батюшка ваш держал, каплунов да пулярок*… Хорошо было!
– А гусей сколько? – мне вдруг пришло в голову, что если нам с Таней придется здесь остаться, то заняться мы сможем только тем, что хорошо умели. От этой мысли мне стало дурно. А что, если правда не удастся вернуться нам домой?
– Гусей? Два десятка не больше. Ути есть… Свиней пять голов… Буренок около того… – нянюшка говорила тихим протяжным голосом. – Нашей усадьбе хватает. И яичко есть, и молочко, и маслице… Небогато живем, мои красавицы, небогато… Сами ведь знаете…
Я слушала ее, а мои веки слипались все сильнее, наверное, действовали порошки, которые оставил доктор.
Проснулась я от того, что кто-то громко кричал под окнами. Сначала я не поняла, что происходит, а потом память начала стремительно возвращаться. Мы в прошлом! На улице кто-то ругал свинью, которая похоже вырвалась из сарая и теперь барахталась в своей любимой луже.
– А я так надеялась, что мне это приснилось… – услышала я хриплый ото сна голос Тани. – Эх…
Голова все еще немного болела, но в этот день лежать я не собиралась. Нужно было осмотреться, и начинать что-то делать. Или мы найдем отсюда выход, или начнем новую жизнь, как бы тяжело ни было об этом думать.
– Ну что, пойдем сегодня на разведку? – я повернулась к подруге, и та сразу же кивнула.
– Конечно. Еще один день в постели я не вынесу.
В дверь постучали, и в комнату заглянула уже знакомая нам Глашка.
– Барышни, чаи будете или молочка парного?
– Мы хотим встать и нормально позавтракать. За столом, – сказала я, потягиваясь. – Хватит лежать.
– Ой, как хорошо! – всплеснула она руками. – Сейчас я водички теплой принесу! Умоемся, оденемся… Хорошо как, барыньки!
Девушка исчезла за дверью, а Таня тихо сказала:
– Знаешь что, барынька, нам нужно привыкать друг друга называть теми именами, которыми девиц этих звали. Иначе будут неприятности.
– Да ты права, – с этим я была полностью согласна. – Софья Алексеевна. Теперь только так.
Глашка принесла теплую воду, налила ее в кувшин, и мы с Таней по очереди умылись. Тем временем девушка достала из шкафа нижнее белье, при виде которого у меня начался приступ изжоги. Итак, никаких даже завалящих панталон! Просто льняная сорочка! Отлично! Кроме сорочки еще были чулки и корсет из мягкой ткани со шнуровкой.
По лицу подруги я поняла, что мириться она с этим точно не будет, а значит, в скором времени у нас точно появится нижнее белье. Нет, а как зимой? В одной рубашке да с голым задом много не побегаешь.
Верхние платья были темного цвета, видимо, еще соблюдался траур. Двигаться в них оказалось не так уж удобно, и я боялась, что буду спотыкаться, наступая на подол.
Когда Глашка причесывала нас, я наконец-то как следует рассмотрела себя в зеркале. Было так непривычно видеть чужое отражение, что я с трудом боролась с желанием провести по поверхности стекла рукой. Милая брюнетка, с приятной девичьей внешностью… Ничего особенного… Как сказала Таня – хорошенькая.
Направляясь в столовую, мы молчали, думая каждая о своем.
– Нужно что-то с исподним делать, – первая заговорила Таня. – И с бровями… А то как первый Генеральный секретарь ЦК КПСС.
– Брежнев, что ли? – хохотнула я. Брови у нас были действительно что надо – густые, блестящие, с темной «махрой» вокруг. – Согласна, немного в порядок привести брови не помешает, а так хорошие.
Нянюшку мы встретили в передней, и она тоже заохала, радостно запричитала, а после повела нас в столовую.
Устроившись за столом, накрытым светлой скатертью, мы с интересом наблюдали, как Аглая Игнатьевна наливает в кружки чай из самовара. Я услышала его аромат и чуть ли не потерла ладошки от предвкушения. Еще на столе были яйца всмятку, горячий картофель, варенье, сливки и кренделя.
Вся еда оказалась такой вкусной, что я еле сдерживалась, чтобы не запихивать в рот все подряд. Вчерашний бульон совершенно не утолил мой голод.
– Видать, помогли порошки Ивана Тимофеевича! – нянюшка с умилением смотрела на нас. – Аппетит появился! Кушайте, мои голубки! На здоровье!
После завтрака мы отправились на разведку. Я немного нервничала, представляя, что увижу за дверью, но даже в своих фантазиях не представляла, в какое место нас занесло.
Выйдя в портик с колоннадой, мы на несколько минут просто застыли.
– Матерь Божья… – протянула Таня, бледнея на глазах. – Что тут творится?
Слева и справа от дома находились одноэтажные постройки, похожие на флигели. Они как бы замыкали с боков парадный двор, но назвать его парадным язык не поворачивался. Кругом была грязь, расхаживала птица, уже знакомая нам свинья все так же валялась в огромной луже, а на неработающем фонтане сидел петух с огромным гребнем, свисающим набок. Кроме того, в грязной воде, зеленеющей в облупленной чаше, плавали утки с утятами.
За гусями прыгали две девчонки лет шести, стегая их ивовыми прутиками, но ленивые птицы никак не хотели идти в нужную сторону. Гуси злобно шипели, норовили ущипнуть девочек, и те испуганно повизгивали, убегая о них. На ступенях стояли две корзины с мокрым бельем, возле которых суетилась женщина лет сорока. Она встряхивала каждую вещь, рассеивая мириады брызг, а потом вешала на веревку, натянутую прямо посреди двора. Ее подпирала рогатина, и простыни опасно развевались совсем рядом с грязью.
– Здесь вообще кто-то следит за хозяйством?! – я испытала настоящий шок от увиденного. – Кошмар!
В этот момент дверь одного из флигелей открылась, ударившись о стену. В ней появилась полная женщина с деревянным ушатом. Она выплеснула помои прямо на свинью, и та, недовольно хрюкнув, помчалась на нас…
Пуля́рка – жирная, откормленная стерилизованная курица.
Глава 7
– Спасайтесь, барышни! – испуганно закричала женщина с ушатом, отбрасывая его в сторону. – Ох, Господи! Беда! Заха-а-ар! Заха-а-ар, Хавронья взбесилась, пропади она пропадом!
Мы с Таней прекрасно понимали, чем может закончиться вот такая незапланированная встреча со свиньей. Даже совсем маленькая, она может сбить человека с ног. У них от природы очень плотные мышцы (одна из причин, почему они могут двигаться так быстро), и человеческое тело их не остановит точно. Но самыми опасными были челюсти хрюшек. Сила укуса их такова, что может оторвать руку до запястья. Вообще, по своей природы свиньи добродушны, но встречались и агрессивные особи. Похоже, одна из них сейчас была перед нами. Но ведь на ее пути могли оказаться и дети, сбившиеся в кучку в метре от лестницы. Сейчас она развернется и растопчет испуганных девочек.
– Быстро в дом! Уходите! – в нашу сторону бежал мужчина в грязной рубахе. В его черной бороде запуталась капуста, из чего я сделала вывод, что его оторвали от поедания щей. А свинья находилась уже в одном прыжке от нас. Вернее от меня.
– Гал… Лиза, лови! – крикнула Таня и, обернувшись, я увидела, что она схватила сушившийся на мраморных перилах здоровенный мешок, из которого торчали пучки соломы.
– Давай! – я ловко поймала средство для усмирения Хавроши, чувствуя всплеск адреналина. Свиная морда была уже совсем рядом, но мы были наготове. Накинув на ее голову мешок, я отскочила в сторону, и она со всей дури влипла в стену. Завизжав, хрюшка завалилась на пол, а мы с Таней упали на нее сверху. Свинья не переставала визжать, дергаясь всем телом, а мы отчаянно старались не свалиться. Мне это напомнило соревнование, в котором участники пытались удержаться на механическом быке.
Мужик с бородой подскочил буквально через несколько секунд. Он затянул на шее беглянки веревку, и только тогда мы слезли со свиньи.
– Отличная работа, кхм… эээ… Софья Алексеевна, – я улыбнулась, протягивая ей руку для хлопка. Мы всегда делали так, когда решали какую-то проблему.
– Несомненно, Елизавета Алексеевна, – хохотнула она. – А помнишь бешеного индюка, щипавшего каждого, кто подходил к нему ближе, чем на пару метров?
– О… это…
– Я сражен наповал, милые барышни Засецкие! Браво!
Мы с подругой медленно повернулись на этот голос и удивленно уставились на трех мужчин, держащих под уздцы своих лошадей. Хорошо одетые, лощеные, с сытыми, довольными лицами они сразу мне не понравились.