Изгнание. Мистический роман

Он посмотрел на статью снова. Ответа не было. Но под текстом оказался один единственный комментарий: "Это не самоубийство!" – Павел Островский. Дмитрий почувствовал, как холодок пробежал по спине. Почему этот человек так уверен? Кто он? Может быть, это ключ к разгадке? Или просто очередной случайный комментарий? Но нет, он не мог оставить это так. Что-то нужно было решать.

Он быстро понял, что сейчас для него важен любой шанс на перерыв, чтобы собраться с мыслями. Взять отпуск? Вопрос был не таким простым. Если не дадут – уйти за свой счёт. Он быстро набрал номер бухгалтерии.

– Здравствуйте, это Дмитрий Кузнецов. Подскажите, когда у меня отпуск по графику? Можно ли его передвинуть?

– Здравствуйте, Дмитрий. Сейчас посмотрю… У вас отпуск через два месяца, но его ещё надо согласовать с Павлом Николаевичем. Любочку он не отпустил, они сильно ругались, у неё билеты пропали…

Дмитрий слушал, стараясь не обращать внимания на слова о коллегах, но его мысли были уже не здесь. Он даже не ответил на последние замечания, слишком поглощённый собственными тревогами.

– Понял, спасибо.

Он повесил трубку и почувствовал, как напряжение немного ослабло. Но это было только временно. Всё это время, пока он разговаривал, его сознание продолжало крутиться вокруг одной мысли: Что это было? И что мне делать с этим?

Значит, отпуск не вариант. Может, как в детстве – выпить ледяной воды, заболеть и взять больничный? Мысль мелькала в голове, но тут же пришла другая: А если Николаевич узнает, что я сначала про отпуск спрашивал, а потом на больничный ушёл? Это будет как-то странно, некрасиво… Но тут же он снова подумал: Да плевать! Мне действительно плохо! Почему я постоянно боюсь, что подумают другие? Мне плохо, и мне срочно нужен врач!

Решение созрело, но ему всё равно не хватало решимости действовать. Он чувствовал себя растерянным и подавленным, будто потерял контроль над собой. Внутренний голос подсказывал ему, что нужно найти выход, но одновременно что-то внутри его тормозило. Он продолжал метаться между мыслями, не понимая, что будет дальше.

Выйдя с работы, он решил подождать попутчика – одному ехать было страшно. Обычно Дмитрий избегал попутчиков, наслаждаясь тишиной в дороге, но сегодня было иначе. Его сознание было не на месте, а голова тяжела от мыслей и тревоги. Он чувствовал, как одиночество давит на него, а звуки, шорохи вокруг казались ненастоящими, и мир был каким-то искажённым.

– Дмитрий, вы домой? – раздался знакомый голос.

Он поднял глаза и увидел её. Это была Любочка, о которой упоминала бухгалтерия. Высокая, стройная, с длинными светло-русыми волосами, которые свободно спадали на её плечи, и голубыми глазами, такими яркими, что казались почти искусственными. Одежда была идеально подобрана, чтобы подчеркнуть её фигуру. "Что она вообще забыла на нашем заводе? Ей бы по подиуму ходить или в кино сниматься…" – подумал Дмитрий, слегка отвлекаясь от своего внутреннего хаоса.

Он не мог не заметить, как её образ резал пространство, как если бы она была из другого мира. На какой-то момент всё остальное в его голове исчезло, и осталась только она.

– Да, садитесь. – Дмитрий едва заметил, как его голос прозвучал чуть слабее обычного, как будто он сам не был уверен, что делает. Она села, и они поехали молча, каждый поглощён своими мыслями.

Любочка всегда была скромной, несмотря на свою эффектную внешность, которая буквально притягивала взгляды. Дмитрий всегда удивлялся, как она умела оставаться такой сдержанной, несмотря на свою привлекательность, будто не замечала, как люди обращают на неё внимание. Он пытался немного отвлечься от своих мыслей и решил заговорить.

– Говорят, вы хотели в отпуск, но вас не отпустили? Билеты пропали?

– О, бухгалтерия сплетничает? – улыбнулась она, лёгкая усмешка промелькнула на её лице. – Да, хотела в Питер к сестре. Купила билеты, а сменщица заболела. Он меня не отпустил.

– Как всегда? – спросил Дмитрий, пытаясь придать своему голосу безразличие.

– Как всегда. Она всегда так делает, будто специально заболевает. – Люба чуть помолчала, оглядываясь на дорогу. Дмитрий заметил, как её глаза стали немного напряжёнными, когда она говорила об этом. Он знал, что за такими словами скрывается не только раздражение, но и разочарование.

Проезжая скалу, Дмитрий невольно вздохнул, но ничего не увидел. Просто дорога, как всегда, ровная и неинтересная. Может, всё и правда показалось? Он снова задал себе этот вопрос, но не нашёл ответа.

– Как семья? Дочка в этом году в школу идёт? – вдруг спросила Любочка, словно стараясь вернуть разговор в привычное русло.

Дмитрию не хотелось отвечать. Тема семьи была для него болезненной, как рана, о которой он предпочитал не вспоминать. Он ответил сухо:

– Да.

Тишина снова опустилась между ними. Дмитрий почувствовал, как внутри что-то тяжело обострилось, как будто он в очередной раз закрыл дверь на замок, не давая себе пройти дальше. В этот момент он осознал, что, возможно, Любочка всегда ему нравилась. Не только из-за её внешности, но и из-за того, как она могла быть лёгкой в общении, как будто ничего не требовала взамен. Но это было не важно. Сейчас он был поглощён совсем другими мыслями.

Дмитрий вырос в семье, где каждое утро родителей начиналось с грохота завода и запаха металла. Отец и мать – простые люди, закалённые в тяжёлых трудах, каждый день отдающие себя работе, как верующие молитве. Завод был их жизнью, а не просто местом работы – это было место, где они ощущали свою значимость, свою приверженность чему-то великому и неизменному.

В этом мире Дмитрий усвоил основные правила, что определяли его будущее. Всё было в строгих рамках, и не было места для сомнений или мечтаний. Его родители, как и все в те годы, жили по советским установкам, которым следовали без колебаний, не ставя под вопрос свою судьбу. Это был не просто менталитет, а система ценностей, не подлежащая изменениям, словно кирпичи в старом доме, которые нельзя потревожить, иначе всё развалится.

Что такое советский менталитет? Это как заученные наизусть заповеди, которые становятся частью твоего сознания. Первое и главное правило – работа. Работа – это смысл жизни. Это не просто способ зарабатывать на жизнь, это священный долг, которому нельзя изменять. Зарплата может быть мизерной, условия – тяжёлыми, но ты должен работать. «У всех так!» – всегда говорили ему родители, и это было бы уже неважно, если бы не их бесконечная уверенность, что всё так и должно быть. Перемен не жди, не смей их искать. Работать – вот что важно.

Его отец не знал других слов, кроме тех, что звучат как инструкции: «Не прыгай с места на место!» Папа говорил это с такой решимостью, будто на вопрос «почему» был уже подготовлен чёткий и неоспоримый ответ. Потому что в жизни все трудности преодолеваются через терпение. Никаких лишних эмоций, только постоянная и невидимая борьба, борьба, которая когда-нибудь принесёт вознаграждение. Ты пахал все эти годы, и в конце твоего пути – пенсия, пусть и не великая, но достойная. Ведь для советского человека пенсия – это как знак почёта за долгую и верную службу. Нужно думать о ней с самого начала, иначе как ты потом будешь жить?

Но что если ты не согласен с этим? Что если тебе хочется большего, чем просто ждать свою пенсию, умирать в кресле у окна, утопая в серых буднях и поедая эти мелкие кусочки счастья, которые жизнь тебе преподносит? Дмитрий никогда не мог понять, почему другие не видят, что мир больше, чем заводские стены, чем однообразие и затёртые по времени правила. Но ему приходилось жить в этом мире, слушать эти привычные фразы, поглощать их, несмотря на внутреннее сопротивление. В его душе всё время было желание вырваться, пробиться наружу, но как? И он снова слышал голос отца: «Не выскакивай!»

Второе правило: «не выскакивать!» Жить нужно тихо, почти незаметно, как тень на стене. Это правило, впитанное с молоком матери, становится как бы второй кожей для каждого советского человека. Он чувствует, как внутри его живет страх перед властью, будто это неизбежная часть его ДНК, передающаяся от поколения к поколению. Страх – тот самый, неуловимый и неизгладимый, который держит в узде каждый шаг, каждое слово. В памяти ещё живы те мракобесные времена, когда можно было оказаться в лагерях за ироничную фразу, пустое слово, взгляд, неповиновение.

И вот, когда они ругаются с женой – то не орут на весь дом, нет, никаких бурных сцены! Всё это должно происходить сдержанно, почти незаметно. Их ссора – это не буря эмоций, а тихий, едва слышный разговор, как будто каждый из них знает: слишком громко и ярко – и можно попасть под подозрение. Шепотом, сквозь зубы, так, чтобы только он и она слышали, чтобы весь мир оставался в стороне. И в этой тишине есть что-то тревожное, угрожающие звуки, как если бы каждый их разговор мог быть подслушан.

Про выборы тоже не стоит слишком переживать. Все решения уже давно приняты за закрытыми дверями, а люди в зале – лишь декорации для зрелища. "Там всё решат без нас", – думает он, стиснув зубы, ведь наивно полагать, что у простого человека есть реальный выбор в этом мире, полном теней и марионеток.

И, конечно, телевизор. Как и раньше, он остается тем самым механическим голосом, который вбивает в голову нужную мысль. «А по телевизору сказали», – как заклинание, как истина в последней инстанции. Все решения, все мнения, все обсуждения сводятся к этой магической фразе. Ведь, если сказал телевизор – значит, правда. И эта ложь в формате новостей становится тем фундаментом, на котором строится всё: жизнь, выборы, свобода. Всё, что за пределами экрана, кажется слишком страшным и непостижимым, как туман, скрывающий реальные события.

Третье правило – семья. Семья – это святое, без вариантов, и она как незыблемый бастион, в который никто не смеет вторгаться. Жениться нужно один раз, и только по любви, потому что только так жизнь будет иметь смысл. Разводиться – нельзя. Не только по причине общественного осуждения, но и потому, что существует неизбежный, как приговор, аргумент: «у вас же дети». И вот эти дети растут в доме, где атмосфера все время насыщена напряжением, словно скрытым под водной гладью штормом. Скандалы, взаимные упреки, молчаливые обиды – но об этом никто не говорит вслух. Не считается, что дети, окруженные такой атмосферой, могут быть эмоционально травмированы. Внешне же все должно выглядеть идеально, как нарисованная картина из благополучия.

И самое интересное: за отношениями не нужно ухаживать, ведь жена не уйдёт. «Куда она денется?» или «кому она с детьми нужна?» – это утверждения, которые все слышат, но мало кто задумывается о том, что за этим стоит не любовь, а некая уверенность, граничащая с самодовольством. Мужчины не стремятся поддерживать свою привлекательность: они отращивают пивные животы, сидя в кресле с бутылкой в руках. Они уверены, что ничего не изменится, что жизнь будет такой же. Женщины тоже перестают заботиться о себе: «хорошего человека должно быть много», – ведь главное в их жизни – это забота о семье, а не о собственном теле или душе.

Самое важное – это прическа. Ведь именно она становится символом того, что внешность всё равно важна, пусть и в минимальных проявлениях. Фигура может быть далеко от идеала, но если прическа на месте – значит, можно считать, что всё в порядке. На фоне этой суровой реальности прическа – это единственное, что не даёт полностью разрушиться тому, что когда-то называлось «семьёй».

Наверное, именно по этой причине Дмитрий так и не ушел в бизнес, хотя в глубине души всегда мечтал об этом. Его характер, насыщенный противоречиями, был сложен и многослоен, как старая карта, по которой никто не знал точного пути. С одной стороны, он не мог мириться с мыслью о том, что всю жизнь проведет на заводе, выполняя однообразную работу, не думая о пенсии и не надеясь на что-то большее. С другой – он не был готов к ответственности, которую накладывал бы на него любой более серьезный шаг. И хотя в его голове постоянно крутились мечты о другом, о более яркой и увлекательной жизни, день за днем он оставался на том же месте, поглощенный рутиной и безысходностью. На завод он устроился не потому, что это было его призвание, а скорее по обстоятельствам, как последний приют для человека, потерявшего надежду на перемены. Он хотел верить, что это лишь временно, что однажды наступит момент, когда он решит всё и будет жить по-другому. Но этот момент никогда не наступал.

Дмитрий, по сути, был авантюристом, или хотя бы стремился им быть. В его душевных поисках всегда было место для приключений, для страха и азарта, для стремления к чему-то большему. Он мечтал о путешествиях, о том, чтобы увидеть мир и покорить горы, испытывая в себе эти безумные, живые порывы. Однако все эти мечты оставались лишь воздушными замками. Он никогда не позволял себе идти на риск, оставался привязан к обыденности, и каждый день, вместо того чтобы быть шагом к его мечтам, становился шагом дальше от них.

Конфликты в семье становились неизбежными, особенно когда речь заходила о деньгах. Его финансовая безграмотность и расточительность, когда зарплаты хватало лишь на неделю, вызывали раздражение и отчаяние. Дмитрий не умел планировать, жил одним днем, а это накладывало отпечаток на его отношения с близкими. Его неуверенность в будущем, внутреннее сопротивление всему, что пыталось его сдерживать, сталкивалось с реальностью, где каждое решение имело последствия. Но вместо того, чтобы смотреть в лицо этим трудностям, он продолжал верить, что всё наладится, что однажды его мечты все-таки сбудутся.

У Любы был только один барьер, который она никогда не переступала – семья. Эта святая грань, которая всегда оставалась для неё непреодолимой, несмотря на все остальные обстоятельства жизни. Она не могла позволить себе разрушить то, что было создано. И несмотря на её слабости, её переживания, она всегда возвращалась к этим основам, как бы они ни заставляли её страдать. Её решение было ясным, как стекло, но в то же время скрытым за слоем неопределенности.

Они ехали вдвоем, перекидываясь незначительными, почти пустыми фразами, лишь бы не погружаться в тишину. Разговоры о погоде, о том, как прошел день, о мелочах – всё это было нужно для того, чтобы не оставаться в гнетущей тишине, которая могла бы выдать все их мысли и эмоции. Дмитрий, ощущая напряжение, нервно оглядывался по сторонам, стараясь не попасть в поле зрения знакомых. Он не хотел случайных встреч, не хотел быть пойманным в этот момент.

Когда они подъезжали к дому Любы, он остановился и, не дав себе повода задуматься о том, что происходит, бросил на неё последний взгляд. Она ушла, и это было неизбежно. Дмитрий не пытался осмыслить, почему она не могла быть его женой, почему он сам не мог быть с ней. Он просто смотрел на её уход, как на нечто уже случившееся, как на застывшую в воздухе неизбежность. В её глазах не было упреков, не было сожалений – она уходила, и всё.

Вернувшись домой, Дмитрий застал пустую квартиру. В какой-то момент эта пустота не вызывала у него боли. Жена с детьми уехала к своей маме, пообещав вернуться поздно, а может, и остаться с ночёвкой. Это оставило Дмитрия в тишине собственного пространства. Он почувствовал облегчение, будто весь тяжкий груз ответственности, который не оставлял его до сих пор, вдруг спал с его плеч. Он стоял в пустой квартире, и его эмоциональное состояние начало меняться. Это было странное облегчение, почти неуместное, но реальное. И хотя он не мог объяснить себе, почему именно так, он чувствовал, что, возможно, он наконец-то может хоть на мгновение быть собой, без всех этих обязательств, ожиданий и нагрузок.

Он решил поужинать. На плите стояла кастрюля с супом – привычное, повседневное блюдо. Но сегодня Дмитрию это не подходило. «Суп – это не для меня!» – мелькнула мысль, и он сразу же отверг его. В голове сразу нарисовался образ простого, но совершенно подходящего блюда для холостяцкой жизни. «Лучше пожарю яичницу с колбасой», – решил он с чувством лёгкости, почти с удовольствием. Это было то, что ему нужно в этот вечер, без заморочек и лишних сложностей.

Поход к психологу, который он откладывал уже давно, снова стал неактуальным. Этот чудесный вечер не мог быть потрачен на визит к специалисту. Дмитрий не хотел разбираться в себе, не хотел думать о своих переживаниях, о том, что его волнует. Всё это было слишком далеко. Он решил просто насладиться тишиной и спокойствием, тем временем, которое не должно было быть забито разговорами и анализом.

Принёс ноутбук на кухню, он снова окунулся в чтение. Его взгляд снова упал на статью о происшествии на скале, события которые не давали ему покоя. Он нашёл комментарий, который привлёк его внимание: «Это не самоубийство!» Автор – Павел Островский. Дмитрий почувствовал, как в нем проснулась тревога, как внутренний голос сказал ему, что здесь есть нечто важное. «Кто же это?» – подумал он. Возможно, Островский что-то знает, что может раскрыть больше, чем то, что сказано в официальных источниках.

Дмитрий быстро нашёл Павла Островского в социальных сетях. Среди множества людей с этим именем были два человека, но один из них оказался пятнадцатилетним подростком. Этот Павел был слишком молод, чтобы иметь отношение к делу, которое он расследовал. Но вот другой, более зрелый человек, что-то в его профиле настораживало Дмитрия. Он быстро нажал на его страницу и начал искать следы, которые могли бы привести его к разгадке.

Дмитрий долго не решался написать, думая, как задать вопрос, чтобы не выглядеть странно. Наконец, он написал: «Здравствуйте, Павел! Меня зовут Дима, вы оставили комментарий под статьей про самоубийство. Могу ли я обсудить с вами это? И это действительно вы, Павел?» Он подождал, нервно ходя по комнате, несколько раз подходил, чтобы удалить сообщение. «Ответит ли он? Что я скажу дальше? Кто я вообще?»

Он придумал, что можно сказать: «Я журналист, расследую это дело из-за вашего комментария». Эти слова подняли его дух. Он с нетерпением ждал ответа. Спустя час Павел ответил:

– Здравствуйте, Дмитрий! Вы правильно попали, это я писал комментарий. Что вас интересует? Кто вы? Из полиции? Я уже всё рассказал.

Дмитрий ощутил лёгкое беспокойство, когда прочитал эти строки. Он не был готов к такому вопросу, но быстро собрался и ответил, постаравшись не выдать своего волнения.

– Нет, я не из полиции! Я журналист. Я решил провести личное расследование из-за вашего комментария. Мне показалось, что эта история загадочная.

Ответ не заставил себя ждать. Павел оказался более открытым, чем Дмитрий ожидал.

– Понимаю. Я могу помочь вам, а вы мне, если придадите этой истории огласку. Я брат покойной Кати и дядя Матвея. Думаю, нам стоит встретиться. Я могу приехать к вам в редакцию?

Дмитрий замер на мгновение. Эта информация потрясла его. Брат покойной Кати, а Матвей его племянник… Он вдруг осознал, что это не просто случайная история, а нечто гораздо более личное и глубокое для Павла. Это было настоящим приглашением в мир, полный скрытых трагедий и тайн, мир, в котором Дмитрий пока не был, но чувствовал, что скоро окажется.

Он быстро набрал ответ.

– Конечно, Павел. Давайте встретимся. Я готов выслушать вас. В редакции вам будет удобно?

Процесс раскручивания этой истории, как клубок ниток, только начинался, и Дмитрий ощущал, как его сердце учащенно бьётся от предчувствия того, что вскоре ему предстоит узнать.