Зависть

Надежда Попова

Зависть

Девчонки дружили с детства. Буквально «с песочницы». И дружба их была круто замешана на зависти и желании подражать со стороны Ани и на упоении собственным превосходством и снисходительном великодушии со стороны Жанны.

Им было по пять лет, когда они встретились во дворе нового дома, на новенькой детской площадке. Аня с родителями только въехали, а семья Жанны жила в нём уже примерно месяц. В те времена – середина шестидесятых годов – пятилетние дети спокойно гуляли одни. Но район, дом, двор, были новыми, ещё незнакомыми, и Анина мама, устав разбирать вещи, накормила семью приготовленным на скорую руку обедом и, оставив мужа вешать люстры, вышла с дочерью во двор, немножко отдохнуть самой, приглядеть на первых порах за ребёнком, возможно, познакомиться с кем-то из соседей.

Аня сидела на бортике песочницы, старательно лепила куличики. У неё было с собой ведёрко, а в нём несколько формочек и совочек. В песочнице валялись ещё формочки, совочки, игрушечные грабельки, машинки, кубики, разрозненные кукольные тарелочки и чашечки. Аня их не трогала, потому что брать чужое без спроса нельзя, а чьи это игрушки, она не знала. Мама её сидела на лавочке неподалёку и уже разговаривала с какой-то тётенькой.

Вдруг на дорожке, ведущей от подъезда во двор, показалась девочка. Она была в нарядном платьице, новых сандаликах, а в руках держала красивую немецкую куклу. Девочка то ли шла, то ли бежала, то ли танцевала на ходу – вприпрыжку, с подскоком, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону – и что-то напевала, и смеялась, и поднимала на вытянутых руках свою куклу с длинными золотистыми волосами. Влетев таким образом на площадку, она огляделась, направилась к песочнице, села на бортик напротив Ани и, делая вид, что играет, стала демонстрировать свою куклу. Кукла была замечательная, в красивом розовом платье из плотного трикотажа, с полосатой грудкой, в белых носочках и туфельках. У неё было красивое личико, прямо как живое, густые загнутые ресницы и яркие голубые глаза. Девочка продемонстрировала, как кукла закрывает и открывает глаза, как у неё двигаются руки и ноги, поворачивается голова, как она громко произносит «мама!».

Аня забыла про свои куличики и во все глаза смотрела на девочку. У девочки были прямо подстриженные волосы, почти доходившие до плеч, густая чёлка по брови, пухлые губы и большие светлые глаза. Не поднимая головы от куклы, девочка из-под свесившихся волос всё чаще посматривала на Аню. Той стало неловко, и она вернулась к своим куличикам. Девочка поднялась, обошла угол песочницы и встала перед Аней.

– Это твои формочки?

– Мои. Я из дома вынесла.

– Когда будешь уходить, оставь их здесь. – Строго сказала девочка.

– Почему? – удивилась Аня.

Её мама, услышав разговор, повернула к ним голову и стала прислушиваться.

– Потому что так решили все родители, чтобы принести и оставить в песочнице игрушки, которые не жалко, чтобы они всегда тут лежали. Для всех. – Объяснила девочка.

Ане стало жалко своего ведёрка, и совочка, и формочек, среди которых были рыбка с большим хвостом и домик с трубой и тиснёным окошком. Это был новый набор, подаренный тётей, Аня играла с ним в первый раз и не хотела оставлять на улице.

– А если не оставишь, – коварно сказала девочка, заметив Анино замешательство, – значит, ты жадина!

Ане не хотелось расставаться с новыми игрушками, подаренными любимой тётей, но и прослыть в первый же день жадиной не хотелось тоже. Она восхитилась умением этой девочки так быстро и легко поставить в неловкое положение другого человека, но как из него выйти, желательно с наименьшими потерями, она не знала.

– Тебе сколько лет? – спросила девочка. – Мне уже пять.

– И мне пять.

– А мне уже пять с половиной.

– А мне пять и четыре месяца.

– Я старше! – с торжеством заключила девочка. – А на каком ты этаже?

– На третьем.

– А я на пятом, – сообщил проходивший мимо них мальчик, тянущий за верёвку нагруженный камнями самосвал.

– А я на шестом. Я выше всех!

– На девятом ещё выше живут, – сказала подошедшая мама Ани. – А как тебя зовут?

– Жанна. – Важно ответила девочка. – Жанна Прилуцкая.

Аня удивилась. Она никогда не слышала такого имени.

– А вы её мама, да? – спросила Жанна, кивнув на Аню. – А как её зовут?

– Ты у неё спроси, – подсказала мама.

– Как тебя зовут? – повернулась к Ане Жанна.

– Аня. Аня Мельникова.

– А вы в каком подъезде?

– Во втором.

– И я во втором! А у меня, смотрите, какая кукла! Немецкая! Мне папа купил!

– У меня тоже есть такая. Только у моей платье голубое. – Сказала Аня.

– Врёшь! – выпалила Жанна.

– Не вру! – возмутилась Аня. – Есть! Мне её на день рождения подарили!

– Тогда вынеси завтра!

– Мне не разрешают её на улицу выносить. Это не уличная игрушка.

– А мне разрешают! А у тебя, значит, нету!

– Есть!

– Докажи!

У Ани покраснел нос и стали кривиться губы. Она точно знала, что не врёт и что кукла, точно такая же, у неё есть, и не понимала, как этой Жанне удаётся заставлять её оправдываться и что-то доказывать.

– Правда, у неё есть такая кукла? – спросила Жанна маму, и Аня поразилась, как легко и непринуждённо она обращается к незнакомым взрослым, не стесняется, не боится.

– Правда. – Сказала мама. – И оттого, что ты не веришь, Анина кукла никуда не денется. Она сейчас придёт домой и будет с ней играть. Пойдём, Анюта, я до ужина папе помогу, а ты поиграешь. С куклой.

– Формочки оставь, – напомнила Жанна.

– Нет. – Спокойно сказала мама. – Эти формочки мы не оставим. Это новые игрушки, Аня ими ещё поиграть не успела. Но у нас много других игрушек, которые уже немножко надоели, мы с Анютой их переберём и часть вынесем для общего пользования.

– Ладно. – Согласилась Жанна и помахала им ладошкой на прощанье. – Выходи завтра!

Назавтра они встретились уже как старые знакомые и дружат по сегодняшний день.

Жанна была врушка и похвальбушка. Привирала она часто, но обычно без всякой выгоды для себя и не для того, чтобы избежать наказания, например. А просто, чтобы показаться интересней, чем она есть на самом деле, чтобы удивить, вызвать у других детей к себе восхищение, зависть. Хотя ей не было нужды что-то придумывать, похвастаться ей действительно было, чем.

Например, они втроём жили в трёхкомнатной квартире, у неё была своя комната, много нарядной одежды, игрушек и сладостей. Её родители – папа-завгар и мама-товаровед – имели больше возможностей для обеспечения своей дочки материальными благами, чем, например, родители Ани – инженер и медсестра.

Она выносила во двор импортных кукол, красивый игрушечный сервиз, белоснежного плюшевого зайца с морковкой в лапах, хорошенькую детскую сумочку на длинном ремне, набитую футлярчиками от маминой помады, флакончиками из-под духов, коробочками от пудры, в которых сложены значки и бусинки. Всё это богатство она охотно демонстрировала, но в руки никому не давала. Объясняла спокойно: мама не разрешает. И всё. Никто её не считал жадной. Аня удивлялась: почему, если кто-то другой не хочет давать свою игрушку, то его сразу обзывают жадиной, а кто постарше и понахальней, могут и отнять, а к Жанне относятся с пониманием – мама не разрешает, если ослушаться, может наругать, а то и наподдать.

И дети стояли напротив сидящей на скамейке Жанны и во все глаза смотрели, как она расчёсывает игрушечной расчёской длинные локоны немецкой куклы или запускает на бортике песочницы яркую юлу, и даже уже не просили. А она, наслаждаясь всеобщим восхищением и завистью, выбирала кого-нибудь из толпы и милостиво говорила: на, подержи, только покажи руки, вдруг они у тебя грязные! Осторожно, не сломай! Всё, хватит, отдавай, а то сейчас мама выйдет!

И ребятишки, у многих из которых дома были такие же игрушки или другие, не хуже, как завороженные, ждали – вдруг Жанна одарит их своей милостью? Чужие игрушки всегда кажутся интереснее своих, да и свои-то дома, а эти – вот они, у Жанны в руках. И так хочется поиграть с мягкой игрушкой здесь, во дворе, а родители говорят: испачкаешь в песке или под дождём промочишь. А потом придёшь домой и на диван кинешь. Нет уж, домашние, чистые игрушки во двор не таскать, вон, пожалуйста, мячик, прыгалки, старый железный грузовик.

Выбрав себе в подружки Аню, Жанна частенько давала ей свои игрушки на глазах у других детей, и те невзлюбили почему-то Аню, которая ничего не просила, а не Жанну, которая таким образом дразнила всех остальных.

Анин папа, с неудовольствием наблюдая табунок ребятишек, ходящих следом за Жанной, и среди них свою дочку, высказывал своё возмущение жене, а ребёнку чётко объяснил:

– Если берёшь с собой на улицу какую-то игрушку, должна понимать, что во дворе гуляют другие дети, они тоже захотят с ней поиграть. Играть самой и не давать другим – это некрасиво, это значит дразнить, жадничать. Таких никто не любит. Поэтому бери с собой то, чем готова делиться и даже, с чем готова расстаться, потому что кто-нибудь может игрушку сломать, испортить, просто потерять. И тогда жаловаться не на кого, сама вынесла на всеобщее пользование, а не все бережно обращаются с вещами, особенно не своими. И потом, есть игрушки домашние, чистые, а есть уличные, для песка, земли, снега. Вон, у тебя целый ящик в прихожей, бери из него, что хочешь, это как раз для улицы. Но мы ведь их в комнаты, на кровать, на стол не тащим, правильно?

Аня была согласна с папой, она и сама не хотела брать на улицу любимую куклу или мягкую игрушку, ведь они могут упасть, испачкаться. И потом, захочешь на качелях покачаться или в классики попрыгать, а куклу куда? Положить на лавочку, дать кому-нибудь подержать? Так их не найдёшь потом. Но, оказавшись во дворе, она не могла отойти от Жанны и во все глаза смотрела, как та озабоченно поправляет на кукле платье, всегда одно и то же, в то время как у самой дома сидела на спинке дивана точно такая же, но имеющая кучу нарядов, сшитых рукодельной мамой.

Дети…

Собрав вокруг себя девчонок – мальчишек она не любила и побаивалась: дураки какие-то! – Жанна рассказывала, как они ездили в воскресенье в цирк, и там был фокусник, который засовывал в большой ящик тётеньку в блестящем купальнике, перепиливал большой пилой, а тётенька продолжала шевелить руками и ногами, а потом снова сдвигал ящик, открывал, и тётя вылезала из него целая и невредимая, улыбалась, кланялась и посылала во все стороны воздушные поцелуи. Девочки ахали, но кто-то уже тоже был в цирке, кто-то видел этот фокус по телевизору. И тут Жанна добивала всех сообщением о том, что потом этот фокусник предложил кому-то из зрителей выйти на арену вместо артистки, и все боялись, а она, Жанна, подняла руку и побежала! И её перепиливали!

– Больно? – ужасались девочки.

– Ни капельки! Это же волшебная пила. Щекотно только немножко.

– А потом?.. – затаив дыхание, спрашивали девочки.

– А потом всё само обратно срослось. Даже шрама не осталось. Вот, смотрите!

И Жанна задирала кофточку и майку и демонстрировала гладкий живот. Девчонки восхищались отвагой Жанны и безоговорочно ей верили. Шрама-то действительно не было!

В другой раз, оттирая носовым платком с платья шоколадную каплю, она под большим секретом поведала, что на соседней улице, на углу, там, где большой универмаг, стоит киоск с мороженым, и в нём совершенно бесплатно дают любое мороженое, надо только сказать волшебное слово.

– «Пожалуйста»? – обрадованно спросили девочки.

– Нет. – Остудила их радость Жанна и снисходительно объяснила: – «Пожалуйста» – это простое волшебное слово, для всех, а то, для мороженого, особое, его никто не знает, это секрет.

– Скажи!

– Нет, не могу. Даже не просите. Если скажу, то мне перестанут давать. Понимаете?

Дети разочарованно, но с пониманием отстали. Кто же скажет, если после этого сам не получишь бесплатно мороженое? И опять Жанна – счастливая обладательница чудесной тайны, избранная девочка, а вовсе не жадина.

Или, когда в дождь девчонки забрались под деревянную горку и сидели там, тесно прижавшись, на корточках, она рассказывала, что они с мамой и папой скоро поедут на море, она уже была в прошлом году, и там у неё есть знакомый дельфин. Он отзывается на свист и подплывает к берегу. Раньше ему свистел папа, а сейчас он научил Жанну, и она сама будет подзывать дельфина свистом и кататься на нём верхом! И Жанна вытягивала губы трубочкой и пыталась изобразить свист, но выходило какое-то натужное сипение, и она, не смущаясь, объясняла:

– Зуб шатается, поэтому плохо получается.

И, широко разинув рот, демонстрировала помеху, помогая себе пальцами. Зуб, действительно, качался.

Девочки восхищённо слушали и, привычно завидуя, верили. И Аня верила. Жанка, она такая – она может и на дельфине верхом!

Ане очень нравилась Жанна. С ней было весело, интересно. Но Аня всё время боялась, что такая необыкновенная, яркая девочка, как Жанна, перестанет с ней дружить – ведь Аня-то совсем не такая интересная. Вдруг Жанна это заметит и ей наскучит самая обыкновенная Аня? И Анюта изо всех сил старалась соответствовать. Чтобы Жанна не пожалела, что выбрала её в подружки.

Жанна говорила, что она лучше всех прыгает в классики, и Аня, которая тоже прыгала очень хорошо, старалась, доводила мастерство до совершенства, чтобы, когда придётся прыгать вместе с Жанной, не ударить лицом в грязь.

Жанна рассказывала, как она умеет прыгать через скакалку – с подскоком, с поворотом, на одной ножке, и Аня, ловкая и прыгучая, подолгу тренировалась, чтобы не опозориться.

Жанна хвалилась, как ловко она играет во все игры с мячом – и Аня часами не выпускала из рук мяч.

Жанна выше всех раскачивалась на качелях и дальше всех с них прыгала.

Жанна умела залезать по столбу на высокий турник и висеть на согнутых ногах вниз головой.

Жанна каталась на двухколёсном велосипеде.

Умела съезжать с горки на ногах.

Жанна умела лучше всех… всё.

И Аня… Да, целыми днями тренировалась во всех видах дворового многоборья, чтобы не оказаться хуже.

Но странное дело – Жанна, умевшая всё это делать лучше всех, практически никогда не принимала участия в общих играх, всегда имевших элемент состязательности. Она судила, комментировала, критиковала, объясняла, но при этом сидела на лавочке или на бортике песочницы, или на тихо покачивающихся качелях, а в руках у неё всегда была красивая игрушка, которая занимала руки и которую нельзя было ни дать кому-то подержать: мама не разрешает! – ни отложить в сторону: ещё кто-нибудь возьмёт и испачкает!

А Аня очень быстро стала во дворе одной из самых ловких девочек, и её охотно брали играть с собой старшие, и когда делились на команды, все звали её к себе.

Рядом с домом было два детских садика. Аня ходила в обычный, а Жанна в ведомственный. Дети не понимали разницы. Но Аня слышала от взрослых, что в ведомственном лучше игрушки и вкуснее еда. И не удивлялась, что Жанна ходит именно туда. Но сама в этот садик не хотела. Во-первых, ей очень нравилось в своём, и у неё там было много подружек, «садиковских», а во-вторых, ведомственный садик был «пятидневкой». Нет, Жанна не находилась там безвылазно с понедельника по пятницу, но один-два раза в неделю родители оставляли её там ночевать.

Как-то Аня посочувствовала Жанне, что её не забирают домой и ей приходится ночевать в саду, но Жанна с чувством превосходства сказала, что тем, кто остаётся на ночь, дают на ужин пирожные, а перед сном нянечка читает сказки. Очень интересные, таких книжек дома нет. И читает до тех пор, пока не заснёт последний ребёнок. И конечно же, этим самым последним засыпающим ребёнком, который дольше всех слушал чудесные сказки, была Жанна. И в душе у Ани снова зашевелилась зависть. Хотя и пирожные ей покупали частенько, а уж сказок в домашней библиотеке было очень много, и читали ей родители, сколько она просила, и, конечно, перед сном – пока не заснёт. Но почему-то вот эта картинка, нарисованная Жанной – большая тёмная спальня, все дети уже спят, а добрая нянечка читает какую-то необыкновенную книжку только тебе – была очень соблазнительна.

В последнее дошкольное лето Жанна много говорила о том, как ей выбирают школу – самую лучшую! – и Аня не сомневалась, что, конечно, Жанна будет учиться в какой-нибудь особенной школе, одна из всего двора, но, к её удивлению, Жанна оказалась записана в их обычную районную школу, и они даже оказались в одном классе.

На линейке оказалось много знакомых ребят, и по двору, и по садику, все радовались встрече, договаривались, кто с кем сядет. Жанна сказала Ане, что лучше всего сидеть на последней парте, и велела ей сразу бежать назад и занимать. Но вышло всё совсем не так. Учительница завела их в класс строем, попарно и сама рассадила по какому-то своему плану. Аня оказалась на первой парте в среднем ряду и сразу поняла, что это самое лучшее место. Хорошо видно доску, учителя, все наглядные пособия, впереди никого нет, никто не отвлекает, и сосед по парте сидит с левой стороны, даже если нечаянно заденет, всё равно не помешает писать. На этом месте Аня просидела все десять лет. А Жанну посадили на предпоследнюю парту в ряду у двери, далеко от Ани. Жалко, конечно, но Аня была очень довольна своим местом и не расстраивалась. А Жанна сначала жалела, что она не вместе с подружкой, с которой можно было бы поболтать, а потом, когда уже началась настоящая учёба, – которая могла бы подсказать, поделиться ластиком или карандашом, дать списать.

Потому что Аня с самого начала оказалась собранной, дисциплинированной и училась очень хорошо, а Жанна оказалась ленивой, постоянно что-то забывала, путала, на уроках болтала, отвлекалась, была невнимательна, часто приходила с несделанными уроками.

Училась она на тройки, ей часто писали замечания в дневнике, но, видимо, дома её за это не ругали, потому что она никогда не расстраивалась и постоянно была в хорошем настроении. Вокруг неё, весёлой, беззаботной, нарядной, придумывающей необыкновенные истории, так же, как и во дворе, постоянно толпились девочки. У неё было школьное платье, сшитое на заказ в ателье, красивые туфельки, необычный ранец, в котором часто отсутствовали нужные тетрадки, линейка или учебник, но всегда лежала какая-то игрушка, картинки, яблоко, конфеты. И так же, как во дворе, она никому ничего не давала в руки, только посмотреть. И опять не была жадиной. И так же предлагала выборочно кому-то конфету, или дольку апельсина, или откусить от яблока, и первоклашки клубились около неё, как свита вокруг королевы, замирая в ожидании – кто на этот раз удостоится чести быть выделенным из толпы? И опять Аня восхищалась умением Жанны заставить всех крутиться вокруг себя. У самой Ани сложились ровные отношения со всеми ребятами в классе, и она даже подружилась с соседом по парте. Им оказался спокойный, крупный мальчик, добрый и справедливый. Он хорошо учился, не мешал и не отвлекал. И они в полном согласии обитали на своей первой парте и вместе дежурили по классу, и мальчик охотно и ловко выполнял всю тяжёлую работу – двигал парты, носил воду. А вот со стороны девочек, особенно тех, с кем она не была знакома до школы, чувствовался некоторый холодок, вызываемый ревностью к Жанне.

Но, несмотря на всеобщее обожание, Жанна была верна дружбе, и все знали, что настоящая её подружка – Аня. И она всегда её угощала. Но и Аня делилась с ней тем, что ей давала с собой мама и тем, что она прихватила сама, например, конфетами, мармеладками. Она даже заранее дома разрезала яблоко, чистила и разламывала апельсин, чтобы в школе не делать этого грязными руками и не пачкать пальцы соком. И в буфете они иногда складывали свои монетки, чтобы купить два одинаковых коржика или слоёных язычка, и никогда не считались, у кого больше, у кого меньше.

В ноябре первоклашек приняли в октябрята, и класс разделился на три «звёздочки». Парты стояли в три ряда, по шесть парт в каждом. Вот каждый ряд и стал отдельной звёздочкой. В каждой звёздочке ребята с помощью учительницы выбрали командира. Во второй звёздочке (средний ряд) выбрали Аню. И уже сама она назначила себе помощника, своего соседа по парте, Сашу. А Жанну выбрали санитаром – проверять чистоту рук и общую опрятность. Мама сшила ей красивую повязку на рукав из белой ткани с красным крестом, и Жанна гордо её носила, ощущая себя не меньше чем вершителем судеб, ведь у каждого во внешнем виде можно найти какой-нибудь недостаток.

Каждую субботу (а суббота тогда была и рабочим, и учебным днём) учительница по результатам полученных отметок сообщала, какая звёздочка по итогам недели вышла на первое место, и ставила на первую парту маленький красный флажок. Этот флажок стоял там до следующего подведения итогов. Все ученики очень радовались и гордились, когда флажок был у их звёздочки, и старались его завоевать, а потом удержать. Но так получалось, что самая сильная звёздочка, кому чаще всего доставался флажок и у кого подолгу задерживался, была вторая, Анина; та, что у окна, на втором месте, а самая слабая – третья, где была Жанна.

К концу первого полугодия первоклашки выучили все буквы, освоили навыки чтения и письма, отпраздновали праздник Букваря, и после зимних каникул началась серьёзная учёба – с диктантами, контрольными, ответами у доски. Аня, которая пришла в школу, хорошо умея читать, считать и писать печатными буквами, училась легко и с удовольствием. Жанне скучно было учить буквы и выводить в прописях палочки и крючочки. Ни к чтению, ни к письму у неё не было никакой охоты. Она любила уроки труда, рисования, пения, ритмики. Учительницы последних двух предметов её хвалили и даже сказали маме, что девочка способная. И следующим летом Жанна огорошила Аню новостью, что её записали в Дом пионеров на танцы и что она будет поступать в музыкальную школу. И вообще, будет артисткой, поэтому арифметика и письмо ей не нужны. В душе у Ани снова подняла голову никогда не засыпающая зависть. Она представила Жанну в красивом платье, с завитыми локонами танцующую на сцене или сидящую за роялем. И весь зал на неё любуется и аплодирует. Какая Жанка счастливая! Ей самой даже в голову не приходила мысль о музыке и танцах. А у Жанки способности! А у неё, у Ани, никаких способностей нет…

Она рассказала родителям, и они неожиданно сказали, что танцы – это хорошо, это осанка, походка, координация движений, чувство ритма, и, если Аня хочет, они её запишут тоже. Аня обрадовалась, но сильно опасалась, получится ли у неё, вдруг там будут все такие девочки, как Жанна, у которой способности и которая будет настоящей артисткой? Папа сказал, что главное – внимательно слушать преподавателя и стараться делать так, как он говорит, и всё будет хорошо. И добавил, что в любом деле одних способностей мало, нужна ещё старательность и работоспособность.

На первое занятие подружки пришли пораньше и с восхищением разглядывали развешанные в зале фотографии с выступлений, дипломы, грамоты за победы в конкурсах. А какие красивые костюмы на юных танцорах! Жанна воодушевилась и начала выбирать, какой костюм ей больше нравится. Вот этот – белая блузка с вышивкой и рукавами-фонариками, пышная красная юбка, в кружении стоящая колоколом, красные остроносые сапожки на каблучке. На занятии Жанна держалась поближе к женщине-хореографу, чтобы она обратила на неё внимание и выделила из всех, Аня, наоборот, старалась не привлекать к себе внимания, жалась в дальнем ряду.

Ансамбль, чьи фотографии украшали зал, назывался «Танцы народов Советского Союза», он существовал много лет и ездил на выступления и конкурсы в разные города. Но нашим подружкам до этого было далеко. Девочек поставили к станку, начали учить азам. Ещё на занятиях было много гимнастики и общефизической подготовки. Вообще, это напоминало уроки физкультуры и ритмики. Аня постепенно успокоилась. Ничего особенно сложного пока не было. Преподавательница была требовательная, строгая, хвалила редко и скупо, но объясняла и показывала всё чётко и понятно. Наряд начинающих танцоров – чёрный гимнастический купальник и чешки, а то и босиком, до пышных юбок и красных сапожек ещё работать и работать.

Тем же летом Жанну водили на прослушивание в музыкальную школу, но она не сдала экзамены, и её не приняли. Аня не могла понять – как могли не принять Жанну, у которой способности? Кого же тогда туда принимают? И радовалась, что сама не рискнула даже заикнуться родителям о музыкальной школе, уж у неё-то шансов вообще никаких не было, раз даже Жанну не приняли. И она утешала подружку, представляя, как та расстроена. Но Жанна в утешении не нуждалась.

– Подумаешь! – сказала она, – там просто набрали тех, кто уже умеет играть, и всяких знакомых, вот мест и не осталось. – Тут она явно повторяла слова взрослых. – Ничего! Мне зато мама наняла учительницу, самую лучшую. Она будет приходить ко мне домой и со мной заниматься. И мне купят пианино! И на будущий год я поступлю, самая первая!