Полная версия
Редакции писали благодарственные письма, сторис с обложкой публиковали модели и архитекторы, книжные блогеры цитировали авторские эссе.
Тираж распродался за четыре дня. Это был триумф. Безоговорочный.
Иногда ему казалось, что жизнь слишком ровна. Слишком идеальна, чтобы быть реальной. Но он отгонял эти мысли. Он работал. Он создавал. Он жил. И впервые за долгое время не боялся завтрашнего дня.
С каждым днём его лицо всё чаще появлялось в колонках светских хроник. Поначалу это смущало его – он избегал камер, не понимал, что говорить, как держаться. Но рядом были коллеги, которые уже давно чувствовали себя, как рыбы в воде. Они втянули его в глянец – в прямом и переносном смысле.
На ужине, посвящённом запуску нового номера, он впервые оказался за одним столом с актрисой, чьими постерами в юности обклеивал стены. Она назвала его “очень вдумчивым молодым человеком”. В другой вечер его представили знаменитому режиссёру, тот предложил ему провести интервью в формате документального рассказа. В фойе гламурного мероприятия к нему подошла певица с таинственной улыбкой и сказала:
– Это вы сделали номер с «Молчанием цвета»? Он потрясающий. Вы настоящий художник.
Марк кивал, благодарил, вежливо улыбался, а внутри ощущал себя наблюдателем: как будто смотрел на эту жизнь со стороны, всё ещё не до конца веря, что это его путь. Он всё ещё приходил на работу первым и уходил последним, всё ещё тщательно перечитывал тексты, словно искал в них нечто большее, чем просто стиль. Но теперь рядом были те, кто считал его не просто редактором – а голосом эпохи.
И это было началом.
По крайней мере, Марк в это поверил.
Глава 2
«Тьма не приходит одна. Она всегда приводит с собой того, кто давно искал повод вернуться.»
– Марк, ты в порядке?Этим вечером всё начиналось как обычно. Город за окном так привычно мерцал огнями, усталость после рабочего дня приятно ломила плечи.
Марк возвращался домой поздно. Машина мягко катилась по ночным улицам, мысли путались между планами на завтрашние встречи и ленивым ожиданием одиночного ужина перед экраном ноутбука.
Он вошёл в холл – высокий, блестящий, стерильный, с запахом свежего ремонта.
«Куинс Хайтс» реставрировали раз в десять лет – словно сам дом требовал обновления, сбрасывая старую оболочку, как змея кожу. Да и образ дорогого дома нужно было поддерживать. Когда его построили в 1980 году, он считался образцом нового городского жилья – фасад цвета шампанского, тёмные деревянные рамы окон, широкие лестничные пролёты с ковровыми дорожками. В холле висели латунные лампы, в воздухе стоял запах мебельного лака и паркетной смолы. Всё говорило о стремлении к уюту и статусу.
Первые жильцы были счастливы. Молодые семьи, одинокие старушки, студенты. На лестницах стояли детские коляски, во дворе качались на цепях скрипучие качели. Летом воздух наполнялся терпким запахом липы, окна были распахнуты настежь, и в каждом из них горел тёплый жёлтый свет.
Позже люди начали съезжать – и слишком часто, без объяснений. Официальной причиной называли «рост затрат на содержание».
Дом стал молчаливым.
Постепенно латунные люстры сменили на ледяные светодиоды, окна стали зеркальными. Лифт теперь скользил бесшумно, а его двери закрывались слишком быстро. Старые арки зашили гипсокартоном. Вместо деревянных дверей установили гладкие, золотистые, безликие панели.
С годами «Куинс Хайтс» перестал быть домом. Он стал элитным жилым комплексом – для бизнесменов, звёзд, или просто «для богатых». Слишком чистым. Слишком правильным. Но где-то внутри всё ещё жили старые жильцы. Будто всё, что было настоящим, теперь – вымысел. А прежняя жизнь – стёрта.
Марк нажал знакомую кнопку "11", почти машинально. Металлические двери сомкнулись перед ним, отражая уставшее лицо и глаза человека, который решил, что теперь в его жизни всё под контролем. Но что-то пошло не так.
Сначала – почти неощутимо. Легкий толчок, словно лифт споткнулся на ровном месте. Затем странный звук, будто глухой стук по стенке кабины. Марк нахмурился, но не придал значения. Всё это – мелочи. Наверное.
Однако шаг времени внутри этого лифта вдруг стал каким-то вязким, будто пространство вокруг начало плавиться, незаметно и коварно.
Он посмотрел на панель этажей. Кнопки размывались перед глазами. Его "11" казалось таяло, как краска под дождём.
– Стресс, – тихо сказал он себе. – Похоже, мне нужен отдых…
И всё-таки ему стало тяжело стоять. Будто лифт ехал не сквозь воздух, а что-то густое, вязкое, как вода или гудрон. Он присел прямо на пол – лишь бы удержаться от головокружения. Цифры на табло сменялись медленно, мучительно… 7… 8… 9… Каждая секунда казалась длиннее прежней жизни.
И вот – 10.
Лифт замер.
Механизм щёлкнул, и двери начали раскрываться.
Этаж был не его. Марк уже тянулся к панели, чтобы снова нажать «11», но цифры на кнопках были мутными, как под толстым слоем лака. Он нажал, ещё раз, снова – без толку.
Лифт не ехал.
Медленно, с внутренним сопротивлением, он вышел в коридор.
Воздух был влажным, будто в подвальном этаже. Свет приглушённым. Всё словно окутал тонкий, едва различимый туман. Ни одной души вокруг. Ни шагов, ни голосов, ни даже шума лифта в шахте.
Двери за его спиной захлопнулись.
Он обернулся.
Лифт стоял мёртвым. Погасший дисплей не показывал ни этаж, ни направление. Кнопка вызова тускло мерцала, словно звезда в мутной воде.
Марк нажал на неё один раз. Второй. Тишина.
Он посмотрел в сторону коридора. Пусто. Но когда он снова взглянул – там, в самом конце, где стены тонут в полумраке, кто-то стоял. Сначала он подумал, что это его отражение в стеклянной панели. Но стекла там не было.
Это была фигура – тонкая, будто вытянутая, с головой, чуть склонённой набок, как у куклы, чья шея сломана. Она не шевелилась. Не делала ни шага. Но всё её тело было напряжено, как перед прыжком.
Марк замер.
Он чувствовал, как внутри, под рёбрами, нарастает холод. Он будто простыл изнутри. Пальцы на кнопке задрожали.
Он медленно обернулся – и на противоположной стороне коридора стояла ещё одна. Такая же. Только выше. Её силуэт дрожал, будто его изображение пытались зафиксировать в кривом зеркале.
Он метнулся взглядом обратно – теперь их было трое.
Три тени.
Три искривлённых, полуразложившихся силуэта, вылезающих из темноты, как из-под кожи пространства.
Их головы продолжали склоняться – всё сильнее, всё неестественнее, будто шейные позвонки ломались один за другим.
Одна из фигур дёрнулась.
Вторая распалась в дым, и появилась ближе, всего в нескольких шагах.
– Что за… – выдохнул Марк.
Звук в его голосе будто утонул в вате – как если бы он говорил под водой.
Он ударил по кнопке вызова – снова, и снова, и снова, в бесполезной надежде, что хоть какая-то техника услышит его. Но лифт молчал, как глухая клетка.
Позади послышался шорох. Он обернулся.
Никого.
Но воздух… сгустился. Он стал слишком влажным и пах чем-то мерзким. Прелым. Он вдохнул – и закашлялся. На языке – вкус пепла и крови.
Тени теперь были ближе. Они шли. Медленно. Их руки растягивались, суставы двигались не в ту сторону. Одна фигура вдруг заломила руку назад и издала звук, похожий на хруст разрываемого мяса.
Она склонилась ещё ниже, её лицо начало различаться – но привычных черт не было. Как будто человеческое лицо срезали, оставив только гладкую, тёмную воронку.
Марк закричал.
Крик – хриплый, отчаянный, почти детский.
И – дзынь.
С металлическим лязгом, лифт распахнулся, словно от удара с той стороны. Кабина дёрнулась, затряслась, будто пыталась освободиться от невидимых цепей.
Марк бросился внутрь.
Но прежде чем двери сомкнулись, он на долю секунды посмотрел в коридор. И одна из фигур стояла прямо у входа, там, где секунду назад никого не было.
Она не двигалась.
Просто смотрела. Или позволяла себе быть увиденной.
Двери захлопнулись.
Гул.
Резкий рывок вверх – как будто кто-то дёрнул кабину за невидимую верёвку. Марк вжался в стену, пальцы сжались в кулак. Его дыхание было тяжёлым, срывающимся, как у пловца, вынырнувшего из глубины. Всё внутри него звенело от напряжения – словно тело продолжало бежать, хотя ноги уже стояли. На дисплее, с треском мигая, вспыхнули цифры.
Его этаж. Лифт дёрнулся. Остановился. Двери открылись.
Простой коридор. Обычные белые стены. Пол, выстеленный уже привычным ковром. Лёгкий, жёлтый свет.
Он не двигался.
Простоял внутри кабины ровно двадцать секунд, пока двери не начали закрываться, беззвучно, медленно.
Он вышел. Шаг – словно через границу. Из одного мира – в другой. Сердце билось, как загнанный зверь. Мир, казалось, выдохнул рядом с ним. И в этом выдохе поселилась тишина. Странная. Неестественная. Словно всё вокруг прислушивалось.
Он сделал шаг. Второй.
Оглянулся.
Коридор был пуст. Стены – чистые. Лампы – исправно горят.
Марк прошёл мимо открытой двери. Жильцы – двое. Женщина и мужчина. Они что-то обсуждали, но он не услышал их голосов. Они улыбались, как в самый обычный день.
Марк увидел соседку – пожилую женщину лет семидесяти. Она стояла у двери своей квартиры и что-то активно рассказывала. На руках у неё – кошка. Чёрная, как сажа.
Старушка смотрела прямо на него. Пронзительно. Так, как смотрят на кого-то знакомого. Как будто она его уже видела.
– Новый сосед, да?.. – её голос был мягким, но с каким-то надломом, словно эхо звучало сразу из её рта и откуда-то из глубины стены за её спиной.
Он едва заметно кивнул. Попытался улыбнуться. Мышцы лица не слушались.
– Да… только… недавно переехал.
Старушка провела пальцами по спине кошки. Шерсть на ней была необычно матовой, словно её нарисовали на бумаге углём.
– Ну… добро пожаловать, – прошептала она.
Он прошёл мимо. Её взгляд не отпустил его ни на секунду.
Когда он подошёл к своей двери, руки дрожали.
Приложил карту.
Щелчок. Дверь открылась буднично.
Он вошёл. Закрыл за собой дверь. Медленно. С усилием. Прислонился спиной к стене. Закрыл глаза. На миг – только на миг – позволил себе поверить, что всё закончилось.
Он снял пальто.
Прошёл вглубь.
Кухня встретила его тишиной – тусклой, вязкой, такой, что звенела в ушах. Как будто кто-то только что вышел отсюда, оставив за собой воздух, в котором ещё витала пустота.
Марк молча открыл холодильник. Достал контейнер с едой – даже не помнил, что в нём. Он не был голоден. Просто… нужно было что-то делать. Занять руки, не дать мыслям снова ползти вглубь, туда, где становилось слишком тихо. Механические движения: открыть упаковку, разогреть, положить на тарелку. Он едва смотрел на то, что делает. Тело – двигалось. Сознание – где-то плыло, в густом, замутнённом пространстве воспоминаний о лифте, о взгляде соседки, о кошке. О том, что не имело названия, но всё ещё держало его внутри себя.
«Показалось?» – Он пытался ухватиться за рациональное. «Устал. Перенапрягся. Возможно, даже задремал на секунду в лифте. Вздремнул – и проснулся в тревоге».
Он сел за стол. Положил перед собой тарелку. Смотрел, как пар поднимается к потолку – медленно, лениво.
Рука машинально потянулась к телефону. Он долго смотрел на экран, прежде чем нажать вызов.
Вивиан.
Её голос – как спасательный буй в мутной воде. Он знал: только услышав её, он сможет не провалиться дальше.
Гудки. Один. Второй.
И вот – она ответила.
– Вивиан… как ты? – сказал он, но услышал чужой голос. Тихий, глухой, словно говорил не он сам.
– Как всегда, Марк, – ровно сказала Вивиан. Почти как автоответчик с человеческой интонацией.
– Ты чем-то обеспокоен?
Он закрыл глаза.
На секунду представил, как сидит с ней в её комнате, в кресле у окна. Как пахнут её волосы. Как она касается его руки.
– Нет… просто устал. Слишком много всего… Мы могли бы увидеться. Когда освобожусь. Поговорим.
Пауза. Но тишина была не обычной – она напоминала задержку дыхания. Будто и её сердце, там, на другом конце, тоже споткнулось на мгновение.
– Ничего не меняется, Марк, – сказала она тихо, почти с сожалением.
– Ладно. Позвони, когда сможешь. Я всё понимаю.
И всё же что-то в её тоне изменилось. В конце – холодок. Тонкий, едва различимый, но обжигающий.
Он не успел ничего сказать – она уже отключилась. Он долго смотрел на затемнённый экран телефона. Впервые за день почувствовал настоящую усталость. Не физическую – экзистенциальную. Как будто что-то внутри оборвалось.
В ванной он быстро смыл с себя день – почти яростно. Вода лилась горячая, но кожа всё равно покрылась мурашками. Он тёр себя мочалкой, будто пытаясь стереть не грязь, а что-то другое. Как будто можно было смыть воспоминание. Или страх.
Потом – кровать.
Полутьма. Одеяло. Холод под простынёй.
Он лежал, почти не шевелясь, прислушиваясь к тому, как тишина набухает в комнате. Она была не пустой. В ней что-то двигалось. Не звуком. Ощущением. Как будто пространство меняло форму, пока он закрывал глаза.
Он включил спокойную музыку. Плавные звуки пианино, как спасительные островки в наступающем мраке.
Он начал засыпать, медленно, словно утекая из своего тела…
Но вдруг его тело завибрировало – будто через него прошёл электрический импульс: тонкий, ледяной, колющий.
Его глаза распахнулись.
Мир был другим. Музыка искажалась, словно кто-то проматывал плёнку туда-сюда. Тени на стенах стали длинными, как будто свет падал с несуществующего угла. В окне не было улицы.
Казалось, он всё ещё лежит в своей постели. Та же подушка под щекой. Та же простыня, смятая под телом. Но… Стены начали расползаться – медленно, с сухим хрустом, как кожа, покрытая инеем. Из каждой трещины лилась чёрная жидкость – вязкая, мерцающая. Она ползла. Жила. Будто тени нашли путь внутрь и теперь обвивали комнату, как кокон.
Воздух сгустился. Каждый вдох – как глотание воды. Он почувствовал, как его грудь опустела, как будто лёгкие забыли, как дышать.
Пытается подняться – мышцы не слушаются. Он парализован, но не спит. Каждая клетка тела дрожит от напряжения. На грудь что-то давит – словно на него положили тяжелый мешок.
И тогда —
голос.
Тихий, чужой. Словно шелест ветра в морозной листве. Но слишком близко.
– Не двигайся.
Марк резко попытался обернуться – но не сам. Тело сделало это поздно, резко, неестественно, как если бы кто-то его швырнул.
На кровати, в полуметре от него, лежало нечто. Не человек. Существо, вытканное из мрака. Его очертания были мутными, пульсирующими, будто оно течёт, а не лежит. Казалось, будто реальность пыталась ее воссоздать, но ошиблась. Рот был не там, где должен быть.
Холодная, мёртвая рука лежала у него на груди. Бледная, с обгрызаными ногтями, с тонкими пальцами, в которых не было жизни. Но оно дышало. Издавало хрип. Он не знал, что слышит, но этот звук был у него в голове.
Паника разорвала его. Он рванулся, вырываясь из чужой хватки, и выпал из кровати, почти не чувствуя пола.
Выбежал в коридор.
Но дома больше не было. Только чёрное пространство. Пустое. Бесформенное. С глухим эхо его шагов, как будто он ходил по внутренней стороне барабана. Двери исчезали. Ни света. Ни жизни. Только тишина, в которой слышно было собственное сердце – в висках, в животе, в зубах.
Он оглянулся. Существо – исчезло.
Мир стал неровным, как плохо сделанная проекция. Пол дрожал, пространство искривлялось, как если бы реальность начала сжиматься и одновременно рассыпаться на пыль. Мысли – стали громкими. Слова не складывались. Он чувствовал: его вытягивают изнутри.
Снова – Силуэты. Те самые. Из лифта. Из коридора. Только теперь – ближе. Больше. Их тела были слишком высокими, руки – длинными и ломаными, будто суставы сгибались не туда. Они ползли, плыли к нему. У них появлялись рты – разверстые, немые, из которых вырывались звуки, которых нельзя услышать, только почувствовать, как шипение под кожей.
Марк отпрянул и закричал – но крик не вышел. Они вытянули к нему руки. Тени окружили его и коснулись лица ледяными, обжигающе холодными руками.
Позади раздался громкий звон. Вспышка. Рывок. Мир вздрогнул – и разлетелся на куски.
Он проснулся и резко схватил телефон, чтобы выключить будильник. Он сел с трудом. Грудную клетку ломило, как после удара. Всё было на месте – стены, потолок, шторы. Он вспотел, как после лихорадки – простыня прилипла к телу. Сердце – не билось. Гремело. Вскинувшись на кровати, Марк тяжело дышал, как после долгого бега.
Это был сон.
Но не обычный.
Не тот, что можно забыть через час.
Реальный, осязаемый.
Он сдержал в себе тревожные мысли, медленно сдернув одеяло и вставая с кровати. Вся комната была затоплена тусклым светом, когда он шагнул в ванную. Холодная вода, хлестнувшая по лицу, заставила его на секунду замереть, но он стоял под струёй, пытаясь вернуть себе ощущение реальности. Тело наконец-то расслабилось, и напряжение постепенно покидало его.
После душа он едва позавтракал – несколько сухих бутербродов и чашка кофе. Время всегда казалось таким дефицитом, что не было места для других мыслей, только привычный, беспокойный ритм жизни. Взяв сумку, он оставил свою квартиру и направился к лифту. В голове всё ещё вертелись картины тёмных коридоров, искажённых тел, а главное – того зловещего существа из ночного кошмара. Он пытался убедить себя, что это просто сон, ничем не более, но всё же ощущение того, что что-то не так, не отпускало.
Сел в такси и выехал на работу. В редакции всё было как обычно – сотрудники спешили по своим делам, воздух наполнялся звуками редакционной суеты. Он прошёл мимо операторов и монтажёров, словно между ними была пелена. Они казались такими далекими. В его голове не было места для лишних мыслей. Работа поглотила его целиком: статьи, заметки, сюжетные линии. Время пролетело незаметно.
Звонок телефона прервал его концентрацию. На экране высветилась Вивиан. Он быстро поднял трубку, пряча свою нервозность.
– Марк, ты как? Увидимся сегодня? – её голос был мягким, но в нём сквозила печаль.
– Всё нормально, просто немного устал. Но работа есть работа. Приеду вечером, поговорим, – ответил он, стараясь скрыть дрожь в голосе. Однако, даже его слова не звучали уверенно.
– Ты в порядке? – она продолжала, но Марк уже не слышал её слов. Его взгляд скользил по уличной суете, мысли снова погружались в ночной кошмар.
После разговора с Вивиан он вернулся к своему делу, но время двигалось словно через силу. Несколько часов спустя он заметил, что коллеги начали поглядывать на него странно, как-будто заметив его нервозность. Ему нужно было вернуть контроль. Он почувствовал, как нарастает внутреннее напряжение, и решил взять паузу. Направился в туалет, чтобы немного привести себя в порядок.
В туалетной комнате он встал перед раковиной, чтобы умыть лицо прохладной водой. Бросил взгляд на зеркало, чтобы поправить пряди волос, которые мешали ему. Но взгляд в отражении стал тяжёлым. Не его.
Он остановился, глядя на своё отражение, которое, казалось, не двигалось. С каждым мгновением его тревога усиливалась. Он подошёл ближе, пытаясь понять, что происходит. Его лицо было застывшим, а в глазах отражения не было того света, что был у него в реальности.
Марк сделал еще один шаг к зеркалу, слегка помахал рукой – отражение оставалось неподвижным. Он отшатнулся, его сердце заколотилось. Что это? Может, галлюцинация? Но его тело двигалось, а отражение… нет.
Внезапно свет в ванной комнате начал тускнеть, а пространство вокруг него изменилось. Стены начали искажаться, превращаясь в коридор Куинс Хайтс. Стены серели, покрывались сколами. Пол стал скользким, и он почувствовал, как теряет опору. Удушающая атмосфера охватила его, а отражение в зеркале стало превращаться в нечто ужасное. Кожа на лице его отражения стала пепельно-серой, по телу появлялись рваные раны с запекшейся кровью.
– Марк! – прозвучал резкий голос Лео, младшего редактора, за дверью.
Марк вздрогнул, и в тот же момент кошмар исчез. Свет в комнате вновь стал ровным, зеркало отразило его обычное лицо, а коридор растворился, оставив лишь белые стены и привычную офисную обстановку. Он резко повернулся, увидев Лео в дверном проёме, с озабоченным выражением на лице.
– Ты в порядке? – спросил Лео. – Ты выглядишь как будто видел привидение.
Марк почувствовал, как его горло пересохло. Он не знал, что ответить, и молча сжал руки. Всё было так быстро, ярко, что он всё ещё не мог прийти в себя.
– Я… да. Всё нормально, – сказал он, с трудом подавляя дрожь в голосе.
Лео нахмурился, но кивнул и ушёл, оставив его наедине с собственными мыслями. Марк стоял в тишине, оперевшись на стену. Мысли снова возвращались в тот страшный, чуждой реальности – в дом, в тёмные коридоры, в кошмар, что не отпускал его.
Через несколько минут он глубоко вдохнул, пытаясь взять себя в руки. Нет, так дальше продолжаться не могло. Что-то было не так, и ему нужно было разобраться в этом. Дрожащими руками он достал телефон и набрал номер Вивиан.
– Алло? Марк? – её голос был обеспокоенным.
– Вив, мне нужно с тобой поговорить. Срочно. Я… я не знаю, что происходит. Можем встретиться?
– Конечно! Ты где? – её голос стал мягче, понимающим, но с удивлением.
– Я возьму отгул и приеду к тебе. Или… давай увидимся в нашем кафе? Мне нужно выбраться отсюда, сменить обстановку…
Вивиан откликнулась сразу – без лишних слов, без паузы. Её голос в трубке был тихим, как всегда в моменты, когда она чувствовала его тревогу.
Не теряя времени, Марк вышел из офиса, бросив начальству глухое объяснение – что-то про внезапное недомогание. Слова словно сами сорвались с губ, не принадлежа ему, будто кто-то другой, невидимый, говорил за него. Он почти не слышал своего голоса – он звучал как из-под воды, глухо, неуверенно.
Через полчаса он уже сидел напротив Вивиан в тихом углу небольшого кафе. Витрина отливала мутным стеклом, отражая блеклый свет полудня. Перед ним остывал кофе – чёрный, как ночь, в которую он словно всё ещё не проснулся. Марк рассеянно водил пальцем по краю чашки, вычерчивая на фарфоре бессмысленные круги. Руки слегка подрагивали, но он этого будто не замечал.
Он начал говорить. Тихо, словно боялся спугнуть слова. Сначала – про сон. Про обрывочные фрагменты, что цеплялись за сознание, как чужие воспоминания, случайно оказавшиеся в его голове. Он держался за них, как за нити из смятого клубка, пытаясь хоть что-то распутать. Потом – о зеркале. О том, что произошло в редакции. О гладкой поверхности, что больше не отражала его самого. О чём-то чужом, стоящем слишком близко. Может быть, за спиной. А может – внутри него.
Он говорил о голосах, шагнувших за грань реальности, о холоде, пробравшемся в грудную клетку и не отпускающем до сих пор. О коридоре, слишком длинном, будто ведущем не по этажам, а между мирами. О себе – потерянном, смотрящем на себя со стороны. Говорил, сбиваясь, то быстро, то с паузами. Иногда он будто терял мысль. Или сам себе не верил.
Вивиан молчала. Но её молчание было тёплым, поддерживающим. Она не перебивала. Смотрела внимательно, глубоко, как будто старалась войти в его мысли, не разрушив их хрупкости. Её взгляд скользил по нему, цепляясь за каждую эмоцию на его лице. Он говорил, а она слушала. Вивиан не шевелилась, почти не дышала. В её глазах дрожало беспокойство – не страх, а то трепетное состояние, когда внутри всё сжимается от боли за другого, но снаружи ты сохраняешь спокойствие. Потому что это нужно. Потому что он – на грани.
Она чувствовала: в его словах не просто страх. Что-то в нём треснуло – тонко, почти незаметно, как лёд под ногами. И он пришёл не просто за поддержкой, а как к последнему берегу, когда вода уже тянет вниз.
– Я… я сошёл с ума? – прошептал Марк, голос дрожал. Он смотрел в стол, потом вверх, потом куда-то мимо неё. Как будто искал подтверждение, что он – ещё здесь.
– Марк… – её голос прозвучал мягко, как звон колокольчика в густом тумане. – Ты измотан. Всё навалилось сразу: переезд, новая работа, постоянное давление. Ты загнал себя. Нужно остановиться. Хотя бы на мгновение. Выдохнуть.
Она говорила осторожно, будто её голос был укрытием. Наклонилась, положила ладонь на стол – не дотрагиваясь, но оставляя пространство, куда он мог бы опереться. Её дыхание стало чуть тише, как если бы и оно старалось не мешать.
– Иногда всё становится зыбким, – продолжила она почти шёпотом. – Мир теряет чёткость. Простые вещи становятся чужими. Это не безумие. Это крик изнутри. Подсознание просит услышать. Перестать гнать себя вперёд.
Она отвела взгляд, будто сказала лишнее. Потом снова посмотрела ему в глаза – прямо, мягко, с той самой решимостью, которая может сшить душу из обломков. Внутри неё уже зарождался страх, но снаружи – только спокойствие.
