Бравый казак Олесь

Пока ничего интересного не происходило. Где-то что-то грохотало, вдалеке слышались крики…

“И ради этого я сюда попёрлась? – настойчиво витало в голове. – Какая же я дура, что повелась на погружение в историю, ради того чтобы торчать где-то на границе между инсценировкой боя и мирной жизни! Это даже не арьергард, куда согнали всех новичков, а просто какие-то забытые богом задворки.”

Прибежал запыхавшийся Юрка:

– Нас мочат не по-детски! Зови подмогу! Зови врача. Сейчас понесут раненых!

“Куда бежать? Кого звать? – думала она, лихорадочно вспоминая, что говорил организатор. – Кажется, надо пробежать мимо деревеньки к стану. Там ждут мужики из резерва”.

Машинально вешая лук на плечо, она выхватила короткий кинжал из-за голенища сапога и побежала мимо сарая с боеприпасами в сторону стана. Лёгкий ветерок забирался за широкий ворот сорочки и играл широкими штанинами шароваров. Пейзажи девственной степи навевали на раздумья:

“Даже жаль, что об этой эпохе так мало информации. А места-то какие! Четыреста лет прошло, а они до сих пор выглядят как дикие степи, не тронутые мотыгой! Сюда бы толпы археологов, ботаников и прочих учёных. Они бы тут кучу интересного откопали: от древних артефактов до эндемиков… Эх, надо было лучше под ноги смотреть, – мелькнула мысль, когда нога в мягком сапоге застряла между камнями. – Вот тебе, деточка, и грандиозный эпикфейл!”

Она попробовала вытащить ногу, но высушенная июльской жарой земля в буквальном смысле расползалась в разные стороны, открывая пасть пролома.

Последнее, что она запомнила, – как больно съехала по оползающей земле в какой-то подземный коридор. Высушенные в камень куски почвы с остатками травяной стерни больно впивались в спину, а она всё съезжала и съезжала вниз.

Потом наступила кромешная темнота…

Примечания от автора:

*Кубанка – низкая, укороченная папаха, маленькая барашковая шапка цилиндрической формы.

*Арьерга́рд – часть войск (или флота), находящаяся позади главных сил.

Часть 2. Когда мы были на войне

Глава 1

Когда Алеся открыла глаза, не сразу сообразила, где она, что с ней и какое время суток. Туда, где она очутилась, не проникало ни единого лучика света. Машинально похлопала себя по рукам и ногам. Вроде все конечности были на месте, в теле особых ощущений не было. Голова только раскалывалась на части от боли. Так и есть. На затылке под пальцами явно прощупывалась здоровенная шишка. Ещё раз потрогала ушиб. Кажется, легко отделалась, признаков открытой раны не было. И характерных острых сосулек, которые обычно образуются от запёкшейся крови, она не заметила. На ощупь волосы были сухие и… короткие? Почему короткие? Она помотала головой, прогоняя наваждение. Видно, хорошо она приложилась о камень. Или землю. Вот и мерещится всякая несусветица.

“Так, голова на месте, хоть и ушибленная, – думала девушка. – А где моя кубанка?”

Она пошарила руками вокруг, понимая, что в такой темноте найти что-то почти невозможно. Мысленно выругалась, простившись с казённой папахой и, кажется, с некоторой суммой денег. Организаторы их предупреждали, что за порчу реквизита участники расплачиваются собственными кошельками. Она снова похлопала себя по телу, проверяя сохранность других вещей. Маленькая пузатая фляга с водой висела на поясе, как и раньше. Лук и колчан со стрелами обнаружились лежащими в шаге от неё. Короткий кинжал оказался на своём потайном месте за голенищем невысокого сапога.

“Странно, – мелькнуло в голове, – я же помню, как держала его в руке, пока бежала… Или не держала? Просто вытащила и на место сунула? А с чем я тогда неслась? Чем собиралась отбиваться от внезапных нападок неприятеля? А с чего я вообще решила, что на меня кто-то собирается нападать? Или меня общим азартом заразило и я тоже в роль вошла? Ладно… подумаю об этом позже, а пока надо отсюда выбираться.”

Алеся попробовала встать на ноги и тут же снова стукнулась. Теперь уже макушкой. Во избежание дальнейших столкновений с низким сводом решила передвигаться ползком.

– Эй, есть кто-нибудь? – крикнула она в темноту, и тут же эхо разнесло голос по лабиринту коридоров и проходов.

Голос показался низким и совершенно незнакомым. Что это? Надышалась пылью? Или у неё снова искажения восприятия из-за удара головой? Может, у неё сотрясение мозга? А как проверить, если она была совершенно одна в этом жутковатом месте? Сначала надо отсюда выползти, а потом идти к врачу.

Сделав пару глотков воды из наполовину опустошённой флаги, она поползла дальше, вглядываясь в непроглядную тьму в поисках спасительного луча света. Через некоторое время по тому, как дышать стало легче, поняла, что свод начал подниматься. Теперь она смогла встать на ноги и идти вперёд, прижимаясь одним боком к шероховатой стене.

На перекрёстке задумалась: куда повернуть? Несколько минут постояла, принюхиваясь, сравнивая витающие в проходах запахи. Ей показалось, что она уловила лёгкий запах сухой травы. Она вспомнила, как в детстве гостила в деревне у какой-то то ли двоюродной, то ли троюродной бабки. Та держала коз и заготавливала им корм на зиму. На чердаке у неё так же пахло – сухим сеном из разнотравья. Интуитивно она пошла на знакомый запах. Проход начал сужаться и сверху, и снизу. Снова пришлось опускаться на карачки.

Запах становился всё отчётливее. Не успела она воспрять духом от скорейшего выхода на волю, как перед ней оказалась новая преграда – земляной завал. Пускать в ход до блеска начищенный кинжал было жаль. Но делать нечего, раскапывать лаз голыми руками было бы намного дольше. Осторожно, чтобы случайно не порезаться об обоюдоострые края, она остриём откалывала комья земли, а потом разгребала их руками, пока не освободила достаточно места, чтобы протиснуть голову. Теперь она уже смогла разглядеть уходящий вверх вертикальный лаз, больше похожий на колодец, закрытый крышкой. Она пригляделась: и правда над нею виднелся сколоченный из деревяшек люк, сквозь который пробивались полоски света.

Значит ей осталось совсем немного: продраться через кучу земли и подняться по почти отвесной стене.

С первого раза пролезть не получилось. Что это? Она вдруг стала выше ростом и шире в плечах? Она же визуально прикинула, что раскопанного входа должно было хватить, чтобы втиснуться. В любом случае выбора нет. Алеся снова достала кинжал и стала расширять лаз.

Подняться по стене оказалось проще, чем она предполагала. Было похоже, что входом в катакомбы когда-то пользовались – прямо под люком земля была утрамбована, а по бокам колодца кто-то предусмотрительно проковырял выемки, по которым можно было взобраться. Или спуститься лицом к стене.

Чем выше она поднималась, тем отчётливее слышались шебуршание и сопение. Похоже, там был кто-то живой. На самом верху она замерла и прислушалась к звукам, доносящимся из-за грубо сколоченной крышки. Оттуда долетали громкие вздохи, глухие стоны и… шлёпанье голых тел?

“Вот это ребята погрузились в эпоху! – мысленно возмущалась она. – Слиняли по-тихому и решили… устроить себе романти́к с ролевыми играми на сеновале!”

Алеся осторожно приподняла крышку люка. Выглядывая из него, как из засады, осмотрелась. Так и есть. В углу небольшого сарайчика, аккурат на пышном стоге сена расположилась парочка. Женщину она не разглядела, та была снизу. А вот широкую мужскую спину с буграми мышц, испещрённую застарелыми рубцами, она рассмотрела очень хорошо. И голый зад тоже.

“Интересно, кто это? – прикидывала в уме она, с восхищением рассматривая мускулистое тело, больше похожее на искусно высеченную античным мастером скульптуру. Одновременно подставляла увиденную спину к лицам участников, представляя, кому она может принадлежать. Никого похожей комплекции припомнить не смогла. – Может, он из команды москвичей? Или питерцев? Вот это настоящий мужик! Сразу видно, что занимается спортом. И, похоже, из реальных военных. Тех, кто и Крым, и рым прошли…”

– Ребята, вы чего? Совсем охренели? – не удержалась от негодования девушка, вылезая на поверхность и ища глазами выход. – Там сражение идёт, операторы с камерами бегают, а вы тут, как в старые добрые времена, на сеновале…

– А ну, гэть звидсиля, шмаркач! – гаркнул мужик со шрамами, оборачиваясь и машинально закручивая длинный чуб* за левое ухо, открывая взору ещё один шрам от уха до ключицы. Позу он не сменил, только повернулся так, чтобы закрыть своим торсом лицо женщины. Его густые чёрные брови гневно сошлись над переносицей. Тёмно-карие глаза сверкнули, словно пощёчину отвесили. – Якого дидька? От бисов выродок! Зараз я тоби!!!

В сторону Алеси полетел сапог. Чудом увернувшись от металлической набойки на пятке, она выскользнула на улицу. Сердце бешено колотилось от страха. Отбежав на приличное расстояние, она рухнула в высокую траву.

“Не, точно не москвич, – лёжа на спине и раскинув в стороны руки, размышляла она. – Такой колоритный казак. Как с картинки. Длинный чуб, свисающие усы. И говор типично южный, с горловым “гэ”. А резкий-то какой – только увидел и сразу: “Пошёл вон, сопляк”! Это я-то, по его мнению, сопляк? И почему именно “сопляк”? Он меня за парня принял? Ну и не настолько он старше выглядит, чтобы на разницу в возрасте тыкать, обзываться и угрожать! Я же не специально им с дамой всю малину испортила. Откуда я знала, что в сарае кто-то есть? Я же просто из подземелья выбраться хотела… А может, он из ростовских, или ставропольских? Слышала, что те с характером… И, наверное, из какой-то глубинки. Не помню я, чтобы городские жители на суржике балакали. Это в деревнях “От таки коропы” в реках водятся!”

Она улыбнулась, вспомнив, как они поехали как-то со знакомыми на рыбалку за город и местный дедушка им про “коропов” небывалых размеров рассказывал. И показывал, с присущими рыбакам преувеличениями, какие гигантские карпы раньше в реках водились. Не то что нынешние!

Но мысли всё равно возвращались к колоритному казаку со шрамами:

“И ещё вопрос напрашивается: если он бывалый вояка, то какого лешего он в реставраторы попёрся? А может, он инструктор? – И хихикнула от пришедшего на ум предположения: – Забавно, он своей даме проводит лекцию по технике безопасности или рассказывает о правилах обращения с гладкоствольным оружием?”

Отдышавшись и успокоившись, она поднялась и огляделась. Вокруг неё простирался луг, поросший высокой травой, вдалеке виднелось несколько хаток-мазанок с соломенными крышами, а дальше… Так что там? Она прищурилась и, закрываясь от клонящегося к закату солнца, приложила ко лбу руку козырьком. На месте руин Аслан-Кермена… возвышались крепкие высокие стены. Девушка потёрла глаза кулаками. На всякий случай себя ущипнула. Было больно. Значит, она не спит. Куда её занесло? И как?

“Так, как говорила бабушка, надо попи́сать на дорожку и идти искать людей. – Вспомнив любимую бабулю, Алеся улыбнулась и огляделась. – И где тут культурное заведение “мэ и жо”? А, ладно, была не была, никого ведь в округе нет…”

Быстро спустив шаровары, она присела прямо в высокую траву и тут же взвизгнула от резкого укола острой стернёй. Глаза сами собой опустились вниз, к паху, а там… Там был пенис. Ничем не примечательный мужской половой орган. От неожиданности у неё спёрло дыхание. Она прикрыла растопыренной пятернёй рот и глубоко задышала, шумно выпуская воздух сквозь пальцы. Считая паузы между вдохами и выдохами, как читали на лекциях по психологии личности и делового общения. Видно, не зря их, будущих маркетологов, учили справляться со стрессами. Хотя к резкой перемене пола после удара головой их явно не готовили. С этим каким-то образом придётся справляться самой. Вопрос, как?

Она ещё раз себя ущипнула и осторожно пальчиком потрогала вдруг выросшее из ниоткуда мужское достоинство. Оно казалось настоящим.

Поняв, как она нелепо выглядит со спущенными до колен шароварами, быстро натянула их на себя, на полном автомате затянула пояс и, похлопав себя по груди, проговорила вполголоса: “Всё хорошо, всё хорошо”.

Что бы не произошло, надо как-то выпутываться. Не придумав ничего лучше, она села прямо на землю и скрестила ноги. Теперь под ярким солнцем она внимательно осмотрела свою руку. Увидела широкую мозолистую ладонь и пальцы с неровно обломанными ногтями со скопившейся под ними грязью. Тыльная сторона ладони над костяшками была покрыта густым пушком, переходящим к локтю в поросль жёстких каштановых волос. Быстро скинув сапоги, она внимательно посмотрела на широкие ступни и волосатые голени. Зеркальца у неё не было, поэтому она даже не смогла представить, как может выглядеть её лицо. Хотя и без него косвенных улик, указывающих на резкую смену пола, было предостаточно. И прямых тоже. У неё до сих пор перед глазами стоял член… Хотя нет, он как раз и не стоял, он просто свисал. Из её тела.

“Итак, подводим итог, – в который раз за этот день успокаивала себя Алеся, наматывая на ноги онучи* и натягивая сапоги. – Меня занесло непонятно куда и теперь я мужик! Ну, или парень. Руки вроде бы не сильно старые, разве что натруженные. Так, стоп, – ведя внутренний диалог, продолжила она, – почему я в катакомбах не заметила ничего странного? Там я тоже по-маленькому ходила. – Тут же сама себе ответила: – Во-первых, потому что было темно, хоть глаз выколи. Во-вторых, башка трещала от удара. В-третьих, там из земли никакие колючки не росли, которые бы больно кололись в самое нежное место. В-четвёртых, все мысли были направлены на то, чтобы выбраться, а не на… то, чтобы разглядывать всё, что в мгновение ока выросло!”

– Думай, Леська, думай, – чуть слышно произнесла она и прислушалась к совершенно другому звучанию голоса. Он показался хриплым, неестественным и чужим. Прокашлявшись, следующую фразу вслух она произнесла громче, будто настраивалась на публичное выступление: – Может, я зря паникую? Я осталась прежней, просто глюк поймала?

Она снова потрогала волосы на руках. От злости вырвала одну волосинку и выругалась – было больно.

“И что делать? – задала она себе мысленный вопрос и отметила: – Странно… а в голове голос звучит как раньше. Это что? В тело этого парнишки только моё сознание перенеслось? Прямо как у писателей-фантастов? Кто там про обмен разумами доходчиво писал? Или лучше кино и сериалы про переселение душ вспоминать, как они свыкались с новым телом? С позиции зрителя это выглядело очень смешно…”

Возможно, так и будет, когда она вернётся в своё тело, посмеётся от души. Пока ситуация не казалась комичной. Она чувствовала себя не в своей тарелке. Ещё и голова, казалась, сейчас взорвётся от боли. Размышляя о безрезультатности диалогов самой с собой, она пошла в сторону видневшихся хат.

Возле тына крепкая приземистая женщина в платке, намотанном на голове как чалма, кормила кур.

– Добрый день, женщина, – окликнула её Алеся. – Не подскажете, куда я попал… – осеклась она на полуслове, потому что по привычке чуть не сказала, что “попала”.

– И тоби добрыдень, хлопчику! – всплеснула руками та. – А ты звидкиля такий ввичлывый*? Вид стану видбывся?

– Наверное, – кивнула Алеся, пытаясь понять, что именно говорила женщина.

О большей части сказанного она догадывалась лишь интуитивно. Заметив вопросительный взгляд, решила, что самое лучшее сказать полуправду:

– Я свали… лся в какую-то яму, головой стукнулся и теперь ничего не помню.

– Ой, лишенько якэ, – сочувственно сложила руки селянка. – Зараз синка покличу, вин тоби покаже дорогу. Петрик! – крикнула она куда-то в сторону. – А ну подь сюды!

На зов прибежал грязный босоногий мальчишка.

– Петрику, синку, видвэды хлопця до стану козакив, та кошик яечок им захопы.

Пацанёнок, чьё лицо казалось смутно знакомым, со всей серьёзностью шмыгнул носом и махнул рукой, приглашая идти за собой.

– Спасибо большое, – крикнула Алеся женщине и пошла вслед за Петриком.

– Дядьку, а ты тэж козак? – уважительно спросил мальчишка, разглядывая попутчика с ног до головы.

– Может быть, я не помню, – честно призналась она, ещё не привыкнув к своему новому образу.

– А-а-а-а, – разочарованно протянул тот, и его интерес тут же угас.

Дальше они шли молча.

– Давайтэ на ставок заглянэмо, – сказал Петрик, – мабудь, там хтось з козакив коринь рогу копае.

Алеся кивнула, хотя снова мало что поняла. Что такое “рог” и зачем его “копать”? Возле небольшого пруда, поросшего рогозом, они и правда встретили двоих казаков. Стоя по колено в воде, они рвали растения с корнем и бросали его на берег. Её удивлению не было предела:

– Даник, Юрка! – радостно заорала она, увидев знакомые лица, и тут же затараторила: – Я же догадывалась, что это розыгрыш. Куда улыбаться? Где скрытая камера?

Ледяной взгляд Даника остудил её пыл:

– Хлопче, ты що, з глузду зъихав? Який Даник? Який Юрко? Я Грыць, а вин Мирон. Яка скрыта камэра? Навищо камэру взагали ховаты биля ставка? Вона ж у въязници повынна буты!

– Я сам чув як вин мамци казав, що башкой триснувся и всэ забув! – сдал её с потрохами хороший мальчик. – А мамка наказала вам яець пэрэдаты!

– О, яечки! – потёр в предвкушении руки Мирон, похожий как две капли воды на Юрку, и взял из рук мальчишки корзинку. – А ну йды сюды, Петрику, я тоби коренив дам.

Мальчишка подбежал к берегу и подставил подол рубашки. Молодой казак быстро промыл часть корней рогоза в воде и щедро отсыпал. Обняв обеими руками гостинец, Петрик пискнул “Дякую” и побежал домой.

Ошарашенная Алеся наблюдала за всем этим, стоя как вкопанная на берегу. Она не могла поверить, что её реально забросило куда-то в прошлое. То, что это прошлое, подтверждалось множеством мелких деталей, о которых им рассказывали на лекциях в клубе, когда готовили к “погружению в быт”. Теперь ей самой предстояло узнать, настолько глубоко она нырнула.

Накопав ещё кореньев, казаки махнули ей рукой:

– Ну що, хлопче, йдэмо до стану. Нехай сотник тэпэр з тобой розбыраеться. Звать-то тэбе як?

– А-а-а-а… Олесь, – нашла, что ответить, она, вовремя вспомнив, как Виктор Иванович рассказывал, что на восточном берегу Днепра это было распространённое имя для мальчиков.

– Ну, от и добрэ! Хоч имъя памъятаешь! – Грыць по-свойски похлопал её по плечу. – Та ты не пэрэймайся*, хлопче. Кого до нас тилькы не заносыть витром. Ось нещодавно динские прыбилыся. Сэрэд ных знаешь який бандурист гарный. Вэчорамы нас байками розважае. А сотник у нас кремэнь! Вин трохи грозный, але за правду! А ще в нас е Кравэць. Вин знаешь який ликар гарный? Усэ пидряд ликуе! Може и твий кумпол пидправыть…

Потупившись, она поплелась за ними, слушая о незнакомых людях, с которыми ей только предстояло познакомиться. При этом пытаясь уловить смысл в непривычном слуху суржике.

В палаточном лагере их обступили казаки.

– Я зараз повэрнуся! Новенького нэ ображайте, покы мы його сотнику нэ покажемо. Його Петрик прывив до нас. Казав що той ничого про сэбэ не памъятае. – крикнул Мирон. – Ось тильки кашевару корэни виднэсу та ще й Кравця покличу. Ой, добрий кулешик на вечерю будэ, с яйцями та рогом! Смакота!

В это время Алесю, превратившуюся в Олеся, мужики начали засыпать вопросами:

– Хто ж тэбэ, хлопче, молодшого сына на вийну-то видправыв? – допытывался кто-то из них.

– А как вы это поняли? – искренне удивилась она.

– Як, як? У тэбэ ж у ливому вухе серьга высыть!

Алеся машинально потрогала мочку. И правда, серьга. Как она её раньше не заметила? Хотя она и не знала, что нужно было не только голову щупать, но и уши.

– Ну-ка, где найдёныш? – крикнул кто-то сзади.

– А ось и Кравэць, – узнали голос стоящие впереди. – Посуньтэсь, хлопци.

Казаки расступились, пропуская лекаря.

– Виктор Иванович? Кривонос? Это вы? – не сдержала удивлённого возгласа Алеся, увидев знакомое лицо и неповторимый нос с искривлённой перегородкой.

– Ошибаетесь, молодой человек, – голосом Виктора Ивановича сказал мужчина. – Меня зовут Василий Никитич. Что, говорите, с вами приключилось?

– Помню, что куда-то бежал, потом зацепился ногой за камень и свалился в катакомбы. Когда очнулся и вылез наружу, оказался здесь. Не помню, где бежал и куда. Имя помню – Олесь, – повторила она выдуманную легенду, постоянно напоминая говорить о себе в мужском роде.

В это время, подслеповато щурясь, врач её ощупывал.

– Никаких особых повреждений не вижу, – подвёл он итог, закончив осмотр. – Но то, что вы, юноша, забыли свою прошлую жизнь, очень интересный симптом с точки зрения врачевания. Никогда с таким не сталкивался. Меня, знаете ли, больше занимает резание…

– Что, простите? – переспросила Алеся, не понимая.

– Ну, резание и зашивание людей! – пояснил Василий Никитич. – Ещё во время обучения в школе аптекарей меня это увлекло. И вон, поглядите, – он кивнул на стоящих за спиной казаков, – добрую половину этих хлопцев я уже штопал. За это они меня и прозвали Кравцом, то есть портным.

– Цэ так, – дружно закивали мóлодцы. – Боляче дужэ, але потим як новеньки!

– А, – догадалась Алеся, вспоминая Виктора Ивановича, – так вы тоже хирург!

– Гы-гы, хиру що? – загоготали казаки. – Ой, Кравэць, так ты хиру, або хэру?

– Впервые слышу этот термин, – задумчиво почесал за ухом лекарь. – Или вы, юноша, так тонко решили пошутить?

Алеся кивнула, соглашаясь, что это была шутка. Сама в это время копалась в памяти, пытаясь вспомнить, когда хирургия развилась в отдельную науку. Скорее всего, это случилось гораздо позже эпохи, в которую она попала. Надо впредь быть осторожнее со словами. А то ненароком можно ляпнуть что-то лишнее…

– Дэ там ваш Незгадайло, якому памъять видшибло? – прервал её размышления чей-то начальственный голос, показавшийся неуловимо знакомым.

– А ну, расступиться, хлопци! – прокатилось по толпе шушуканье. – Цэ сотник!

Алеся подняла глаза и встретилась взглядом с тем самым мужиком со шрамами, который миловался с дамой на сеновале, а потом швырял в неё сапоги.

Примечание от автора:

*Чуб (он же хохол, оселедец, чупрына, вихор) – длинная прядь волос, которую оставляли на бритой голове. Одновременно считалась и оберегом и знаком отличия. Перенято от тюркской традиции, где аналогичный чуб назывался айдар. Отличие в том, что тюрки заплетали свой айдар в косу, а у казаков принято было просто отращивать длинную прядь, которую по обычаю закручивали за левое ухо в несколько витков.

*Онучи – длинные широкие полосы ткани (портянки), которыми обматывали ноги от ступни до колена, являясь заменой носкам и чулкам.

*Ввичлывый – вежливый.

*Пэрэймайтися – переживать, волноваться.

Глава 2

Под тяжёлым пристальным взглядом внутри у Алеси всё похолодело и сжалось в комок. По спине пробежали ледяные мурашки.

– Ну? Як ты потрапыв до нашого стану, та ще й напэрэдодни бою? – рявкнул сотник так, что все замерли.

Казалось, что его чёрные глаза сейчас просверлят в ней дыру. Или сожгут до тла.

“Что говорить? Как говорить?” – лихорадочно перебирала она в уме варианты, пытаясь ухватить ускользающие мысли. Но они, мысли, словно играли с ней в догонялки и норовили вырваться, лишь только она протягивала руку в попытке их ухватить.

– Що мовчышь, як воды у рота набрав? – рычал перед ней мужик со шрамами, меча глазами громы и молнии и наматывая вокруг круги. – А можэ, ты ворожий шпыгун? Специяльно заслалы тэбэ, щоб очами нишпорыти, а потим докладуваты?

– Какой на фиг шпион? Что высматривать? Кому докладывать? – не выдержала наговоров Алеся и гордо вскинула подбородок. – Я даже не знаю, на чьей стороне вы сейчас воюете! Может, это вы турецкие лазутчики? Может, это вам дали задание мешать российской армии взять в осаду Аслан-Кермен?

– Хто тоби казав про облогу? – прогремел над ухом сотник и, понизив голос, сообщил: – Я сам тильки нещодавно депешу вид гетьмана отрымав!

– Я чи… – чуть не крикнула она, что читала, и тут же прикусила язык. Понимая, что в этой ситуации отмазаться не получится, решила первой наехать. – Вспомнил я! Вот! Вспомнил я, как бежал с другими хлопцами к стенам крепости, а потом провалился в яму!

– З якыми хлопцями? – допытывался сотник, стреляя глазами.

– С Даником и Юркой! – тоже перешла на крик Алеся, расправляя плечи. Легко сдаваться она не собиралась.

– Сотныком хто був? Або атаманом? – не унимался усатый мужик со шрамами.

– Не помню я, кто сотник! Виктор Иванович Кривонос меня учил из лука стрелять!

– Хто? Крывонис?

– Здаеться, сэрэд азовських був якыйсь Крывонис, – подал робкий голос кто-то из притихшей толпы. – Алэ я не памъятаю, як його звалы. Може, Витько, а може, й Вакула? Крывонис, та й Крывонис!

– Илья, – вмешался Василий Никитич, глядя без какого-либо страха прямо в глаза разъярённого командира. – Хватит допытывать парня. Может, у него из-за удара в голове всё перемешалось и он крепость Азов имел в виду? Сам же помнишь, как в прошлом году там наших разбили. Многие сотни потом переформировали. Вполне вероятно, его к нам отослали, а он версту всего не дошёл, от усталости свалился. И смотри, солнце уже вот-вот зайдёт. Опять по темноте ужинать, а потом хлопцы твои животами маяться будут?