Красный Вервольф 5

Глаша сладко потянулась. Даже в комнате, с плотно задернутыми светомаскировочными шторами окном, было видно, как блеснули в счастливой улыбке зубы.

– Да что тут понимать, Васенька, – сонно проговорила горничная. – Когда год за годом стелешься под старым козлом, у которого стручок увял еще при царе, так хочется почувствовать настоящего мужика. И чтоб культурного…

– Давно ты служишь у князя? – спросил я.

– Хочешь спросить, сколько мне годков? – проницательно уточнила она. – Тринадцать мне было, когда барыня, покойница, в дом меня взяла, в услужение.

– Как это – взяла? – удивился я. – Крепостное право уж лет восемьдесят, как отменили.

– Отменить-то отменили, – вздохнула она, – да у тятеньки моего землицы было мало, а детишек – десять душ, как их прокормишь?.. Я младшенькая, а старшего нашего, Петеньку, на японской убили… Вот и отдали меня барам… Нет, про барыню ничего плохого не скажу. Она меня учила, как с господами обращаться, французскому опять же… Они с барином всё на французском изъяснялись… И Аскольд Юрич снизошли до крестьянской девки… Тоже учили-с… С пятнадцати моих годочков начали-с… А после барыню холера прибрала, а барин, испужавшись, в Париж перебрался и меня с собою взял… Так с ним и езжу… Даже в Америке была… В Нью-Йорке… Дома там… Страсть Господня!.. За тучами крыш не видно… Еропланы над головами жужжат…

Последние слова Глафира пролепетала еле слышно. Засопела. А мне не спалось. Я думал о том, почему не вернулась Марта? Передумала останавливаться у князя или с нею что-то стряслось? Надо завтра, как только встречусь с своими бойцами, попытаться выяснить… Хотя какое мне дело до этой немки?.. Для утех и княжеская горничная сойдет…

Старый стручок хоть и испортил свою сенную девку, а утолить пробужденную женскую жажду так и не смог… Сон меня все-таки подстерег. Мне снилось, что я удираю от своры псов, которые гонят меня дворами заброшенных домов, спотыкаюсь о торчащую арматурину, падаю, вожак стаи прыгает мне на грудь, открывает слюнявую пасть и гавкает: «Василий Порфирьевич, вставайте, вас спрашивают!»

Открыв глаза, я удивился, что в комнате светло. Шторы раздернуты. Солнечные лучи свободно проходят сквозь стекло. Я продрал зенки. Глаши рядом нет, зато она стоит за дверью и заглядывает в щелочку. Ах вот в чем дело! Уже утро, и горничная приступила к исполнению других своих обязанностей. Сев на кровати, я кивнул ей, дескать, сейчас встану.

И когда она вышла, сбросил одеяло, соскочил с койки и начал делать зарядку. Кто бы там меня ни спрашивал, подождет. Никто из своих сюда прийти сегодня не мог, а чужой потерпит.

Отложить встречу нельзя только в двух случаях – когда приходит гестапо или – смерть, что в конечном счете одно и тоже.

После зарядки, неторопливо умылся и почистил зубы. Облачился в домашнее и только тогда прошел в гостиную. Признаться, я даже не слишком удивился, только не ожидал, что он примчится прямо с ранья. Видать, припекло. Как говорит Глафира, в речи которой то и дело проскальзывают простонародные словечки, «испужался», гнида, что я на него настучу с утра пораньше. Страх – это хорошо. Страх – это основа сотрудничества с врагом. Временного, разумеется. На пользу терзаемого Отечества. Я неторопливо прошел к креслу, уселся в него, положив ногу на ногу. Гость смотрел на меня, как мышь на кота. Прежнего надменного превосходства уже не было в его взгляде.

– Как это понимать? – процедил он, встопорщив усики.

Я усмехнулся. Аналогичный вопрос я задал Глафире, после того, как она застала меня врасплох, чем я и воспользовался.

– А так, что вы не на того напали, поручик, – ответил я. – Князь Горчаков никогда ни у кого на побегушках не был.

– Бросьте! – отмахнулся Серебряков. – Какой вы князь!.. Седьмая вода на киселе…

– Тем не менее, – благодушно отозвался я. – Я – солдат. И таких как вы, в Индокитае мы топили в болоте.

– Это угроза! – стеклянным голосом осведомился он.

– Нет. Предупреждение. Ваш человек убил трех часовых. Правда – полицаев, а не немцев, но все равно, вы же знаете, за это полагается виселица. Или думаете, что ваш здоровяк Юхан в гестапо станет выгораживать своего хозяина?

– Хорошо, – кивнул поручик, все еще пытаясь сохранить лицо. – Что вы хотите?

– С этого и надо было начинать, поручик… – кивнул я и дернул за шнурок колокольчика.

В гостиной тут же образовалась горничная.

– Глашенька, сварите нам с гостем кофе, пожалуйста, и сделайте так, чтобы нам не мешали.

Она присела в книксене и выскочила из гостиной.

– Так что вы хотели мне сказать, сударь? – спросил поручик, которому явно было не до светских любезностей.

– Вы жаждете денег, я это понимаю, – неторопливо проговорил я. – В Пскове сейчас скопились некоторые ценности. Было бы глупо всё отдать немцам. Я помогу вам приобрести их, а вы…

– Что – я?

– Будете оказывать мне некоторые услуги, не интересуясь моими целями.

– Понимаю, – пробормотал он. – Вероятно, вы работаете на разведку… Вряд ли – на комиссаров, скорее всего – на британскую Ми Шесть… Да-да, вас вполне могли завербовать в Индокитае…

– А вы работаете на Радиховского, как прежде – на Врангеля, – откликнулся я. – Не слишком ли вы низко пали, поручик?

– Да, Радиховский, по сравнению с Врангелем, плебей… Хотя в некотором роде Михаил Иванович фигура колоритная… – не без яда продолжал Серебряков. – Знаете, ведь он был главой «азиатского отдела» боевого крыла партии социал-революционеров, доверенным лицом самого Савинкова. Во время Гражданской примкнул к басмачам, но после их разгрома бежал в Манчжурию. А в тридцатых перебрался в Европу. Из революционеров Радиховский преобразился в русского националиста. Искренне верит, что Гитлер освободит Россию от большевистского ига и на трон взойдет новая династия. Надо полагать – по фамилии Радиховские…

– А вы так не считаете?

– Россия потеряна окончательно и бесповоротно, кто бы ни победил в этой войне. Нам, осколкам былого величия империи, остается только позаботиться о себе.

– И – близких нам людях, не так ли? – вставил я.

Судя по тому, как он вздрогнул, я попал в точку. Видать, поручик не просто так забрал Злату с пацаненком к себе. Этот немолодой уже служака и в самом деле решил свить уютное семейное гнездышко и не в России и уж точно – не в Рейхе, от которого через три года только пыль останется, а скорее всего – за океаном. А ведь, пожалуй, для Златы это не самый худший выход. Что ее ждет после освобождения Пскова? Как доказать, что она тоже сражалась с врагом? А даже если удастся, и СМЕРШ оставит ее в покое, каково будет жить со славой «немецкой подстилки»? А в любой из Америк Злата сможет начать новую жизнь, да и сынишку поставит на ноги. Так что я не обманываю Серебрякова, и в самом деле помогу ему разжиться золотишком.

Раздался стук в дверь. Я сказал: «Войдите!». Это оказалась Глафира со своим заветным серебряным подносиком. Поставила его на столик, разлила кофе и снова удалилась.

Серебряков взял чашечку. Пальцы его заметно подрагивали. Волнуется. Ничего. Это даже полезно. Служил одному хозяину. Затем – другому. Кто знает, сколько он их вообще сменил?.. Теперь послужит мне. Правда, я пока не решил, как я буду его использовать, но ведь нюх у него есть, значит, может оказаться не бесполезен. Вон как смотрит, словно собака на человека – своего господина. Ну что ж, надо будет бросить ему косточку… Кстати, пожалуй, уже сейчас он может мне пригодиться… Вернее – не совсем он…

Глава 6

– Прикомандируйте мне вашего здоровяка Юхана, – сказал я. – Для начала. А там видно будет.

– Что я буду с этого иметь? – осведомился Серебряков.

– Сначала – дело.

– Хорошо, я пришлю Юхана.

– Не сюда. Я его буду ждать в тринадцать часов возле городской управы.

– Договорились!

Поручик допил кофе и поднялся. Я – тоже. Проводил его до выхода. И отправился в столовую, завтракать. Князя я застал в дурном расположении духа. Что это с ним? Подагра обострилась? А может, он узнал, что Глаша ночевала в моей койке? Пожелав ему доброго утра, я занял свое место за столом. Горничная подала мне яичницу с ветчиной.

Располосовывая ее ножом и отправляя куски в рот, я исподтишка посматривал на мрачного Сухомлинского. Тот вяло ковырял вилкой в своей тарелке, стараясь на меня не смотреть. Какая муха его все-таки укусила?

– Что-нибудь случилось, Аскольд Юрьевич? – наконец спросил я.

– Сегодня утром я получил очередную сводку от Полведерова, – пробурчал он.

Полведеров, Акакий Терентьевич, был управляющим загородного имения князя, в окрестностях которого и простирались лесные угодья, на прибыль от вырубки которых так рассчитывал Сухомлинский.

– Плохие вести? – уточнил я.

– Партизаны пустили под откос состав с лесом, – хмуро сообщил он. – Теперь сто кубометров превосходного кругляка валяются под насыпью. Кто будет грузить его, после того, как восстановят узкоколейку? А главное – за чей счет?!

Молодцы партизаны! Подпортили князю коммерцию. Правильно, неча русский лес вывозить в Немчурию.

– Я могу как-то помочь, ваша светлость?

– Хм… Пожалуй, Базиль… – неуверенно проговорил князь. – Я попробую договориться с комендантом, чтобы нам выделили группу заключенных и охрану, но…

– Не стоит обращаться с этим к коменданту, – сказал я. – Он вот-вот будет снят с должности и вряд ли захочет принимать решения, которые могут печальным образом отразиться на его судьбе.

– Что же тогда делать?

– Обратимся к городскому голове.

– К Черепенькину?

– К нему. У него наверняка есть люди, из числа тех, кто приговорен к принудительным работам за мелкие административные нарушения. Это не заключенные из концлагерей, им охрана не полагается. Уверен, что направление данных лиц на ликвидацию последствий злодейской вылазки, комендант утвердит не глядя.

– Замечательная мысль, Базиль! – сразу приободрился Сухомлинский. – Возьметесь решить эту проблему?

– И даже лично прослежу, чтобы эти тунеядцы все сделали, как надо!

– Буду перед вами в долгу.

– Однако потребуются некоторые расходы, Аскольд Юрьевич, – сказал я. – Черепенькин задаром людей не выделит, да и рабочих нужно снабдить провиантом. Голодные они до лета провозятся.

– Ваша правда, Базиль, – согласился князь. – Сейчас принесу деньги.

Он поднялся и побрел в кабинет, где у него сейф крупповской работы. Когда-нибудь я распотрошу этого стального гиппопотама, но – не сейчас. Сухомлинский вернулся не скоро. Наверное, пересчитывал трясущимися ручками купюры, мучительно размышляя, сколько отстегнуть на подкуп должностного лица, а также – на прокорм нарушителей «нового порядка»? Старый скряга. Когда он опять появился в столовой, вид у него был самый разнесчастный. Выложил передо мною пачку рейхсмарок. Я деловито пересчитал – две тысячи. И то хлеб! Хрен Черепенькин от меня что-то получит! Самому пригодятся. А вот людей и в самом деле нужно подкормить.

– Благодарю, Аскольд Юрьевич! Приступаю немедленно!

– Храни вас бог, Василий Порфирьевич!

Князь перекрестил меня, поцеловал в лоб и прослезился. Он бы прослезился еще больше, узнай, что я задумал. Забрав деньги, я ушел к себе, чтобы переодеться. Пора было уже двигать на рандеву со своей командой. В связи с новыми обстоятельствами, первоначальные планы мои поменялись. Я поймал «лихача», доехал на нем до окраины, а дальше потопал пешком. Ровно к двенадцати часам был в нашем подземелье. Благодаря умелым рукам Кузьмы и заботам Златы, наш подпольный штаб давно превратился в уютное убежище. Здесь можно было отсидеться во время облавы, поесть, поспать. Здесь же мы хранили свой арсенал.

Я постучал по фальшивой стене условленным образом и та отодвинулась. Увидев, меня Кузьма опустил шмайсер и заулыбался.

– Здорово, командир! – пробормотал бывший путевой обходчик, когда я проскользнул внутрь и мы стали спускаться по ступенькам во тьму.

– И ты будь здоров, Михалыч! – откликнулся я. – Как там наши? Все собрались?

– Все.

– Ну слава богу!

Забрезжил свет. В штабе дымила коптилка. Можно было обзавестись парой – тройкой керосинок, но мы решили, что не стоит делать слишком яркое освещение. На всякий случай.

В полумраке я увидел силуэты, поднявшихся со своих мест людей. Машинально пересчитал.

Четверо, кроме нас с Кузьмой! Стоп! Что-то много! Я, Кузьма, Злата, Рубин, Яшка – всего должно быть пятеро. Кто шестой? Я вынул из кармана фонарик, включил, полоснув его лучом по лицам. Так, ясно. Митька зажмурился и виновато опустил голову.

– Ты что тут делаешь? – строго спросил я. – Ты же мамку свою в Свободное собирался увезти и сам ноги хотел уносить?

– Померла мамка, – шмыгнул носом Митька. – Я тогда пришел, а она прилегла на лавке в сенях, думал спит. А она и не дышит.

– Ох, Митька, – я притянул пацана к себе и погладил по растрепанным волосам. – Так сам бы уходил. Опять ведь попадешься, могу в следующий раз и не вытащить.

– Все под богом ходим, – глухо проговорил он. – Два раза поди не повесят, а один как-нибудь перетерплю.

– Саша, наверное, это я виновата… – вдруг сказала Злата.

Так, час от часу не легче! Надеюсь, Злата не признается сейчас, что влюбилась оголтело и бесповоротно настолько, что рассказала нашему разлюбезному поручику про деятельность нашей маленькой компании.

– Я тебя слушаю, Злата!

– Это я Митяя попросила рассказать Серебрякову про Лазаря.

У меня даже горло перехватило.

– Что?! – просипел я.

Яшка сунул мне в руку фляжку. Я отвинтил крышечку, отхлебнул, не почувствовав вкуса содержимого.

– Выслушай меня, пожалуйста! – продолжала Злата. – Дормидонт Палыч…

– Кто-кто? – переспросил я, поперхнувшись коньяком, который и оказался во фляжке.

– Серебряков, – пояснила Злата. – Он человек, который много знает и умеет… Куда больше, чем говорит… Я это сразу поняла. Потому и согласилась к нему переехать… А еще он очень жадный… И я подумала, что он может оказаться нам полезен, но к нему не так-то просто подступиться… Вот я и решила, что ты, Саша, сможешь его обработать как нужно, если он сам к тебе сунется…

– Ну допустим, – проворчал я, возвращая фляжку Яшке, хотя мне не мешало бы еще пару раз приложиться к горлышку. – А причем здесь Митяй?

– Я уговорила Митю рассказать Дормидонту Палычу, что есть возможность разбогатеть, если войти в дело с людьми, которые грабят немецкие склады… Но я не думала, что все так получится. Ну, что Митька вот прямо настолько жестко прихватят. Думала, что он все выложит, а тебе я успею заранее сообщить. Но так все быстро закрутилось, что…

– Да уж, дорогая боевая подруга, – криво усмехнулся я. – Устроила ты нам тут концерт для цыганочки с выходом!

– А что цыгане-то сразу? – встрепенулся Рубин. – Я вообще тут не при делах, дядя Саша!

– Не обижайся, Рубин, просто к слову пришлось, – сказал я. – Еще какие-нибудь сюрпризы, шарады и тайные признания будут? Давайте, вываливайте сразу, что уж.

Все молча покачали головами. Я сверлил глазами Злату, но та упрямо не опускала голову. Выдержала мой взгляд, разве что щеки чуть-чуть порозовели.

– Я была уверена, что ты все равно сможешь эту ситуацию нам на пользу повернуть, – сказала она. – И что поручика приручишь так, что он с руки у тебя есть будет и добавки просить. Но так ведь и получилось!

– Эх, Злата, поставил бы я тебя в угол на тазик с горохом, да розги прописал за самодеятельность! – хмыкнул я. – Льстишь ведь безбожно совсем! Ладно, проехали. Все хорошо, что хорошо кончается. Но в дальнейшем – все серьезные акции согласовывать со мною. Боец Митька… Черт, как тебя кличут полным именем?

– Дмитрий.

– Ну так вот, боец Дмитрий, встать в строй.

Митька вытянул руки по швам, хотя никакого строя не было. Злата всхлипнула, то ли – от радости, то ли – от раскаяния. Кузьма уселся на табурет, положив автомат на колени. А Яшка пристроился с другой стороны стола, вынул наган из-за пазухи и принялся его разбирать, раскладывая детали на газетенке «Псковский вестник». Я понимал, что при этом вся команда меня внимательно слушает.

– А теперь полное внимание! – сказал я. – У нас новое, чрезвычайно важное задание. Нужно вытащить из застенок Аненербе одного человека и папку с документами. И то, и другое будет не так-то просто сделать. Поэтому нам понадобятся все наши силы и возможности. Во-первых, нам нужно установить местонахождение и человека и документов. Во-вторых, вытащить их. В-третьих, переправить в отряд. Есть еще и в-четвертых, и даже – в-главных, но вас оно не касается. Вам и по трем остальным пунктам работы хватит. Теперь – раздаю индивидуальные задания.

Когда я закончил раздачу этих смертельно опасных слонов, с бойцов моих уже слетела всякая расслабленность. Теперь мне надо было переговорить с некоторыми из них с глазу на глаз. Яшку и Рубина я отпустил сразу. Им мне сказать было нечего, кроме того, что я уже сообщил насчет задания. Осталось трое. Злату я попросил подождать меня наверху. Бойца Дмитрия – в тоннеле, который ведет дальше в сеть подземных переходов. Когда они ушли, я остался с Кузьмой наедине. Тот придвинулся ко мне поближе, словно я собирался шептать ему на ухо.

– Слушай, Михалыч, – сказал я. – Для тебя у меня будет особое задание. Ты ведь сможешь управлять мотовозом?

– Дело нехитрое, – хмыкнул он, – не сложнее, чем этим немчурским кюбелем…

– Надо будет подтянуть состав с лесом по узкоколейке, поближе к зоне ответственности отряда Слободского.

– Сделаю.

– Правда, лес этот надо еще погрузить, но это моя забота. Так что будь готов.

– Да я как то пионер – всегда готов!

– Тогда жди от меня известий. Ты где остановился?

– У вдовы мастера с кожевенного завода угол снимаю. Она в Пролетарском городке живет. Дом три. Спросить Мисюркину.

– Ладно. Найду. А теперь позови-ка сюда Митяя.

Он кивнул. Взял автомат и спустился в тоннель. Вскоре показался боец Дмитрий. И пока он приближался, меня вдруг накрыло видением, что-то вроде сна наяву.

«– В нашей студии ветеран Великой Отечественной войны, заслуженный учитель РСФСР, кавалер орденов Славы и Знак Почета, Дмитрий Сергеевич Полынников.

Здравствуйте!

– Здравствуйте, Марьяна!

– Дмитрий Сергеевич, во время нашей предварительной встречи вы рассказывали, что в псковском подполье времен немецкой оккупации, вашим другом и наставником был некий дядя Саша. Вы еще утверждали, что он был личностью довольно загадочной, даже – таинственной. Не могли бы вы более подробно рассказать о нем…»

– Твоя фамилия Полынников? – спросил я, возвращаясь к реальности. Хотя что тут считать реальностью, еще вопрос. – А батю Сергеем звали?

– Да, дядя Саша! – откликнулся пацан. – А откуда вы знаете?

– От верблюда, – усмехнулся я. – Так вот, Дмитрий Сергеевич Полынников, в следующий раз сразу беги ко мне и докладывай, если тебе предложат вести за моей спинойкакую-нибудь игру, понял, заслуженный учитель РСФСР?

– Кто заслуженный учитель? – переспросил он.

– А, не обращай внимания… Ты здесь живешь?

– Здесь. Куда мне идти!

– Верно. Некуда. Поэтому будешь передвигаться по городу только по ночам. Будешь нашим ночным связным.

– Я понял, дядя Саша. Всё понял.

– Вот и прекрасно. Знаешь, где я сейчас живу?

– Да.

– Жду тебя сегодня, в час по полуночи. К парадному не приближайся. Заходи через черный вход. Дверь будет открыта.

– Буду ровно в час ночи!

– Жду!

Я поднялся с табурета и направился к выходу из подземелья. Злата ждала меня во дворе дома, где раньше обитали Шнырь и компания. Она сидела на ящике из-под тушенки и выглядела такой несчастной в своем драповом пальтишке и скособоченной шляпке, что у меня пропало всяческое желание делать выговор. Я помог ей встать, и мы пошли. Со стороны мы выглядели как обыкновенные прихвостни оккупантов, потому что не казались полуголодными да и одеты были приличнее большинства горожан. Редкие прохожие провожали нас косыми взглядами, что особенно ранило мою спутницу.

– Как Фимка? – спросил я, после долгого молчания.

– Спасибо! – откликнулась Злата. – Повеселел. Все время рисует. Дормидонт Палыч хорошо к нему относится. Да и со мною добр.

– Ты бы хотела с ним уехать?

Она удивленно на меня посмотрела.

– Куда?

– Лучше всего – в Америку.

– Как же можно покинуть Родину, когда война…

– Война рано или поздно закончится. И тебе нужно будет как-то устраивать свою судьбу. А главным образом – сына. Ты прости, Злата, за прямоту, но ты боец, а не кисейная барышня… После освобождения Пскова вы с Фимой хлебнете лиха… Придется долго доказывать, что ты участвовала в подпольной борьбе. Ведь наши подвиги никем не фиксируются. Так что отъезд за границу – это наилучший выход.

– Странно это слышать от советского человека, – пробормотала Злата.

– Я, прежде всего, человек опытный, поживший на этом свете и всякого повидавший, – вздохнул я. – Ты должна понимать, что пока суд да дело, Фимку могут отправить в детский дом, а тебя – под следствие. Женщин с освобожденных территорий, замешанных в интимных связях с врагом, в лучшем случае отправляют в Сибирь, в ссылку. Вместе с детьми.

Бедняжку аж передернуло, она беспомощно пробормотала:

– Ну должна же быть какая-то справедливость?..

– Забудь о справедливости. Твоя забота – жизнь и здоровье сына. После того, как выполним задание, я помогу вам с Фимкой и твоему Помидору уехать из Пскова. А там Серебряков пусть сам кумекает, как вам за океан перебраться.

Злата всхлипнула и кивнула. Я махнул рукой «лихачу». Тот притормозил клячу. Я помог спутнице подняться в раздолбанный экипаж, сунул извозчику плату. Проводив повозку взглядом, поспешил к городской управе, радуясь, что заранее забил стрелку с Юханом именно в этом месте, еще не зная, что мне понадобится посетить сегодня господина бургомистра. В компании громилы чухонца мои аргументы будут весомее. Юхана я увидел издалека. Он торчал посреди площади, словно пожарная каланча. К нему пыталась пристать какая-то дамочка, судя по аляповатому наряду, ищущая заработка вне офицерского борделя.

– Юхан! – окликнул я чухонца.

Он отмахнулся от проститутки, обернулся, пожирая меня оловянными глазами.

– Я зтесь, хозяин!

Вот это молодец. Быстро перестроился. Понял, что поручик оказался слабаком.

– Идем в управу, – сказал я ему. – Будешь на подхвате.

Он кивнул. И мы поднялись на крыльцо. Охраняющий вход в здание городской управы полицай мазнул сонным взглядом по Юхану и, видать, узнал в нем соотечественника, потому и не стал спрашивать документов. Охраннику, который ковырялся в носу, в вестибюле, я сказал:

– Князь Горчаков к господину бургомистру!