Пожертвовать всем ради нее

Да, скорее! Корсет, панталоны, чулки, одна нижняя юбка, вторая – чем больше слоев ткани на ней будет, тем лучше. Шнуровка, пуговицы, крохотные крючки, такие неудобные для мужских пальцев, – она рада любой преграде на пути к ее обнаженному телу.

В первые секунды пробуждения сердце леди Алисии всегда билось очень быстро. Ведь никогда не знаешь, что увидишь, открыв глаза. Сначала она, как правило, с опаской косилась на соседнюю половину кровати, второй взгляд бросала на закрытую дверь, затем бегло осматривала всю спальню.

В этот раз юная баронесса очнулась в незнакомой обстановке. Другое постельное белье, другая закрытая дверь, другая мебель и другие стены – не розовые в гобеленах, а темно-зеленые, без картин.

Это не ее комната! Она не дома!

С протяжным вздохом Алисия упала обратно на подушку.

Несколько благословенных минут голова оставалась звеняще пустой. Юная баронесса смотрела в потолок без единой мысли и просто наслаждалась мягкостью матраса. Она даже не пыталась вспомнить, где находится. Зачем, если ей известно главное: не дома?

– Не дома, – шепнула девушка, и ее тело окончательно расслабилось.

Жаль, спокойствие и умиротворение не те чувства, которые длятся долго. Алисия с удовольствием купалась в этом озере безмятежности, а потом его чистая, прозрачная гладь потемнела и подернулась рябью.

Алисия нахмурилась. На ее лбу пролегла тревожная морщинка. Руки нырнули под одеяло и нащупали на животе шероховатость медицинских бинтов.

События минувшего дня обрушились на девушку ушатом воды из Льдистого океана.

Она вспомнила, как лорд Абракс нес ее на руках через лес, и солнечные лучи сочились сквозь полог листьев. Со слезами на глазах Алисия умоляла целителя не возвращать ее отчиму, которого все вокруг отчего-то упорно именовали ее батюшкой. Но барон Цвайн не был ее родным отцом. Ее родной отец погиб десять лет назад во время охоты на вепря.

Алисия тихо вздохнула.

В детстве она очень страдала из-за того, что родители холодны к ней и не обращают на нее внимания, но оказалось, что это самое настоящее счастье, просто дар небес, когда взгляд мужчины, с которым ты живешь под одной крышей, скользит сквозь тебя без всякого интереса. Хотелось бы ей снова стать маленькой незаметной тенью.

Закутавшись в одеяло, баронесса лениво осматривала комнату: тяжелые бархатные портьеры цвета лесного мха, напротив кровати камин – во время долгих суровых зим вещь просто необходимая.

Значит, добрый, милосердный лорд Абракс внял ее горячим мольбам и оставил больную у себя в поместье. За свою репутацию баронесса не волновалась. Да, Алисия ночевала в доме одинокого мужчины, но она была ранена, а он спасал ей жизнь.

Но что все-таки случилось в лесу?

Сколько бы Алисия ни сдвигала брови, как бы ни напрягала память, ее взор, обращенный в прошлое, утыкался в глухую стену. Воспоминания девушки были смазаны и обрывочны. Она прекрасна знала, что заставило ее убежать из дома той злополучной ночью, но дальше все терялось в тумане.

Ее окружали исполинские дубы. Лес казался подвижным и шумным. Объятая паникой, она неслась сквозь него сломя голову – все быстрее и быстрее, потому что боялась остановиться.

Летящую в нее стрелу Алисия заметить успела, а вот увернуться от нее – нет. За деревьями мелькнули длинные белые волосы.

При звуке открывающейся двери сердце привычно екнуло.

– Не дома, – шепнула девушка свое заклинание и натянула одеяло по самые уши.

В комнату изящной походкой вошел лорд Абракс. Из-за того, что он, как всегда, оделся во все черное, казалось, будто в комнату, залитую солнечным светом, просочилась тень.

– Как поживает моя дорогая пациентка? – в руках его сиятельство держал поднос, накрытый серебряной крышкой. Презрев помощь служанок, достопочтенный маркиз лично принес Алисии завтрак.

Неискушенная баронесса аж зарделась от такой чести.

– Доброе утро, милорд. Мне совсем не больно, – под одеялом она коснулась своих бинтов. – Я чувствую себя так хорошо, словно и не была при смерти.

– Были, конечно, были, моя прелесть, – маркиз опустил поднос на тумбочку у кровати. – Просто ваш скромный слуга сотворил чудо и поставил вас на ноги, а боль вы не чувствуете, благодаря особому зелью. Моего, кстати, приготовления.

Алисия улыбнулась, робко и благодарно. Сидеть в постели перед этим мужчиной в одной ночной сорочке на голое тело ей было не привыкать. С восьми лет лорд Абракс лечил ее то от одного, то от другого недуга. К своему стыду, она росла очень хилым и болезненным ребенком.

На подносе под крышкой обнаружилась пиала с жидкостью приятного золотистого цвета, на поверхности которой плавали иголочки зелени. Судя по запаху, это был куриный бульон. Под взглядом маркиза Алисия взяла ложку, но едва не выронила ее из руки, потому что лорд Абракс с невозмутимым видом внезапно присел на краешек кровати.

Постель незамужней девицы – запретная территория, а он с такой легкостью на нее вторгся!

Алисия отвела глаза и коротко кашлянула.

– А что с тем эльфом? – спросила она, поняв, что не сможет сделать ни глотка супа, пока милорд сидит на ее кровати. – С тем эльфом, который… который… в лесу. Что с ним? Где он сейчас?

– Не волнуйтесь, моя дорогая, это грязное животное, которое покушалось на вашу жизнь, получит по заслугам. Сейчас он за решеткой, в городской тюрьме Нортема. Ждет казни. Со дня на день его лишат головы. Мы тоже можем прийти на представление.

Алисия поежилась. Меньше всего ей хотелось видеть такие ужасы. После них ночные кошмары обеспечены.

– Понимаю ваше нежелание, – сказал лорд Абракс, заметив, как невольно скривилось ее лицо. – На площади будет не протолкнуться. Духота, толпы народа. И присесть негде. В этом году лавки для зрителей решили не ставить. За казнью приходится наблюдать стоя, да еще и по соседству с простолюдинами, дыша вонью их немытых тел. Никакого комфорта.

Алисия опустила взгляд в тарелку с золотистым бульоном. Его сиятельство маркиз понял ее не совсем правильно: дело было не в лавках и не в толкотне. Смотреть на реки крови она не стала бы даже из мягчайшего кресла.

– Леди Алисия, дорогая, отчего же вы не едите? Вам надо набираться сил. Куриный бульон – то, что вам сейчас необходимо. Говорю как целитель. Пусть на дворе лето, ночи холодные, а вы столько времени провели в лесу под открытым небом, да в одном легком платье. Как бы ни пришлось лечить вас еще и от простуды.

Родители всегда были равнодушны к Алисии, поэтому забота лорда Абракса, кою он проявлял с завидной регулярностью, трогала эту неискушенную деву до глубины души.

Вот бы добрый, благородный маркиз был ее отцом!

Зардевшись от своих мыслей, Алисия послушно поднесла ложку к губам.

Пожалуй, его сиятельство был прав. Ночь, проведенная в лесу, не прошла бесследно. Легкое першение в горле, которое она сначала приняла за жажду, грозило перерасти в настоящую боль.

Еще и левая рука чесалась. Неужели, пока Алисия валялась на земле без сознания, ее успели покусать насекомые? А вдруг это клещ?

Смущенно покосившись на своего благодетеля, она попыталась незаметно приподнять рукав ночной сорочки и посмотреть, что там, почему кожа так зудит, но в этот момент в дверь гостевой спальни постучали.

– Ну что еще? – буркнул себе под нос лорд Абракс и добавил, повысив голос: – Войдите!

Сидя на кровати, Алисия поспешно завернулась в одеяло.

В комнату, старательно пряча взгляд, ступила девушка, возрастом ненамного старше баронессы. На ней было черное платье, лишенное всякой пышности, белый передник, на ладонь короче юбки, и кружевной чепец, который неудачно подчеркивал круглую форму ее лица. Словно для того, чтобы выглядеть еще невзрачнее, служанка разделила свои серые, мышиного цвета волосы на прямой пробор и стянула их в старушечий пучок на затылке.

– Что тебе надо, Мэри? – поджал губы маркиз.

– Простите, милорд, – опустив голову, девица теребила передник. – К вам гость. Его милость барон Цвайн.

С рваным вздохом Алисия дернулась на постели, и поднос соскользнул с ее колен. Стоявшая на нем чаша опрокинулась. Куриный суп выплеснулся на одеяло.

– О превеликие! Девочка моя, ты не ошпарилась?

Служанка и целитель бросились к ней, засуетились, а она застыла среди мокрых тряпок каменным изваянием и только часто, шумно дышала. Комната вокруг нее вращалась – все быстрее и быстрее, и быстрее.

– Нет.

В тупом оцепенении Алисия посмотрела на свои пальцы – те крепко сжимали запястье лорда Абракса. Она не помнила, как схватила его за руку.

– Нет, пожалуйста, – девушка подняла на мужчину умоляющий взгляд. По ее лицу покатились слезы. – Прошу.

Лорд Абракс моргнул. Несколько секунд они словно вели безмолвный диалог, затем маркиз накрыл ее пальцы, судорожно вцепившиеся в него, своими бледными и холодными.

– Проводите барона в мой кабинет, – бросил он служанке. – Пусть подождет меня внутри.

Шум в ушах Алисии нарастал. За ним она не услышала ни удаляющихся шагов служанки, ни звука притворившейся двери. Ей казалось, что она тонет.

– Вы же понимаете, что я не смогу прятать вас у себя вечно? Барон Цвайн ваш опекун. Сейчас я скажу ему, что вы спите, напившись лечебных зелий, и что ваш сон будет долог и крепок. Но завтра ваш «батюшка» придет опять. А к концу недели я буду вынужден вернуть вас родителям.

– Что мне делать? – шепнула Алисия слабым голосом и отпустила его руку, оставив на коже красные отпечатки от своих пальцев. – Я не вернусь туда. Нет. Ни за что. Не вернусь. Лучше снова в лес.

– Ну зачем же в лес, моя милая? – лорд Абракс мягко заправил прядь волос ей за ухо.

Алисия поежилась от его прикосновения.

– Есть способ оставить вас здесь на законных основаниях. Если примете мое предложение, вашим опекуном будет не барон Цвайн, а я.

– Моим опекуном? Вы? – Алисия вскинула на него глаза, огромные, похожие на разлившиеся озера с зеленоватой водой. Уголки ее губ, влажные от слез, дрогнули в улыбке. Не отдавая себе в этом отчета, она снова почесала зудящую руку. – Вы хотите… хотите… меня удочерить?

Лорд Абракс поморщился.

– Милая Алисия, вам восемнадцать. Вы уже совсем взрослая девушка и созрели для замужества. Никто не даст мне вас удочерить. Но я могу взять вас в жены и защищать от всех ужасов этого жестокого, несправедливого мира как свою возлюбленную супругу. Как только вы станете моей, ваш батюшка больше не будет иметь над вами власти. Я не подпущу его к вам, обещаю, только скажите мне: «Да».

Замуж? За его сиятельство маркиза Абракса?

На несколько секунд Алисия потеряла дар речи.

Никогда она не смотрела на своего защитника и покровителя как на мужчину, не оценивала его привлекательность, не видела в нем возможного жениха. В мечтах, глупых и наивных, Алисия представляла милорда своим отцом, а не супругом. Мысль о том, чтобы лечь с ним в постель, показалась ей дикой и кощунственной, какой-то извращенно неправильной.

Но был ли у нее выбор?

Лорд Абракс терпеливо ждал ответа. Алисия украдкой разглядывала своего давнего знакомого из-под сени густых ресниц и пыталась мысленно примерить на него новую роль.

Пожалуй, достопочтенного маркиза можно было назвать красивым, но его хищная внешность скорее пугала Алисию, чем пробуждала в ней чувственные желания. Его глаза, желтые и светящиеся, как у всякого мага, казались ей жуткими. В них словно бесновалось настоящее пламя. Зрачки – воронки мрака внутри огненного вихря. Выдержать прямой взгляд этого человека не мог никто – и Алисия в том числе.

Низко опустив голову, она шепнула себе под нос:

– Можно мне… можно мне время, чтобы подумать?

– Можно, – кивнул милорд. – Но ваш отчим здесь. И полагаю, будет настойчиво требовать встречи с вами. Я, конечно, скажу ему, что вы спите, но, если барон захочет забрать вас домой, я, в своем нынешнем статусе, никак не смогу ему воспрепятствовать. У меня просто нет на это права. Кто я? Всего лишь друг вашего покойного отца. Вы целиком и полностью принадлежите барону Цвайну. Но одно ваше слово, милая моя Алисия, – и ситуация изменится. Если вы согласитесь стать моей женой прямо сейчас, я немедленно объявлю о нашей помолвке и выставлю барона за дверь. Вам больше не надо будет его бояться.

Алисия кусала губы. Рука под кружевной тканью сорочки чесалась все сильнее.

Пусть она не воспринимала маркиза Абракса как мужчину, но он всегда был добр к ней. В его лице Алисия получит заботливого супруга, который подарит ей душевное тепло и безопасность – то, в чем она всю жизнь отчаянно нуждается. К тому же предложение милорда – ее единственная возможность избавиться от отчима. И, скорее всего, единственный шанс выйти замуж.

– Он будет против, – шепнула Алисия, покраснев. – Барон Цвайн отваживает всех, кто сватается ко мне, потому что…

«…хочет оставить меня для себя», – последнюю часть фразы она произнесла внутри своей головы.

Говорить о таком вслух было стыдно. Особенно после той ночи, заставившей ее сбежать в лес.

– Дорогая моя прелестница, – жестко усмехнулся маркиз. – Уж об этом вам волноваться точно не стоит. Я не тот человек, которому можно отказать. Для меня главное – услышать ваше согласие.

– Я согласна, – выдохнула Алисия, опустив ресницы.

На каком-то глубинном уровне она чувствовала, что совершает ошибку, но отмахивалась от этого ощущения, ибо без защиты маркиза будущее виделось ей совсем уж в мрачных тонах. Ей нужен законный покровитель, иначе отчим когда-нибудь добьется своего, и даже матушка не спасет ее от позора.

Изо всех сил Алисия старалась не дрожать и не морщиться, когда обрадованный милорд принялся слюнявить ей руки. В порыве чувств он целовал ее длинные тонкие пальцы, тыльную и внутреннюю стороны изящной ладони, паутинку венок на запястье. Собираясь подняться губами выше, лорд Абракс задрал рукав ее ночной сорочки – и отпрянул с коротким вздохом.

– Что это у вас?

Алисия опустила взгляд на свое предплечье. На белой коже у сгиба локтя растеклось темное пятно, будто чернильная клякса на листе бумаги. Именно оно, это пятно, и порождало жгучий, нарастающий зуд, который не давал ей покоя во время разговора с целителем. Она думала, что зуд вызван укусом насекомого, но ее глазам открылось зрелище куда более пугающее.

– Что это? – повторила Алисия вслед за маркизом и попыталась стереть черную бляшку со своей кожи краем одеяла в надежде, что это – всего лишь засохшая грязь (она ведь ночевала в лесу и могла испачкаться), однако ее старания не увенчались успехом.

– Я уже видел нечто подобное, – лорд Абракс задумчиво повторил пальцем контуры пятна. – Похожие метки ставят ведьмы Подгорья, но в узорах этой конкретной метки угадываются эльфийские руны. Не удивлюсь, если это мерзкое ушастое отрепье вас прокляло.

– Что? Проклятье? – глаза Алисии округлились. Она взглянула на свою руку с таким ужасом, словно та была покрыта чумными язвами.

– Не волнуйтесь, моя девочка. У меня в библиотеке есть книга, в которой собрано все, что мы знаем об этом подлом народце. Я немедленно отправлюсь за ней и все выясню. Прошу вас, только не переживайте.

Алисия заторможенно кивнула и со всхлипом одернула рукав сорочки, а после и вовсе обернула руку одеялом, чтобы не видеть страшного черного знака на своей плоти.

– Скоро вернусь, – бросил лорд Абракс и скрылся в коридоре. Со скоростью штормового ветра маркиз дошел до его конца, сбежал по лестнице и оказался перед двойной дверью библиотеки. Там на верхней полке самого дальнего шкафа он отыскал тонкую книжицу в обложке из телячьей кожи. Все знания людей об эльфах уместились на ста двадцати страницах, но даже этим жалких крохам, собранным с таким огромным трудом, веры не было. Большая часть написанного могла быть выдумкой автора.

И тем не менее лорд Абракс торопливо листал засаленные страницы, ибо книга в его руках была единственным доступным ему источником сведений о самой древней и скрытной расе на земле.

До поры до времени маркиз не вчитывался в текст, а рассматривал черно-белые иллюстрации к нему. Но вот наконец он нашел то, что искал. На одной из картинок художник изобразил точно такой же символ, какой проступил на руке Алисии.

Под рисунком было описание.

Взгляд его сиятельства лихорадочно скользил по странице, сползал по ней все ниже и ниже, пока не достиг последней строчки, и, когда это случилось, лорд Абракс резко захлопнул книгу – аж поднялось облако пыли.

– Бездна тебя пожри, ушастый ублюдок! выругался он сквозь зубы.

Глава 3. Голова с плеч

Чтобы удержать опасного преступника в недрах тюремного подземелья одной только решетки недостаточно, поэтому горло Илриана стягивал железный ошейник. Этот артефакт человеческие колдуны изобрели специально для эльфов, чтобы лишать их голоса, а значит, и магии.

То, что их новый узник немой и не в силах воспользоваться своим даром, надзиратели Нортема не знали. Илриан не мог сказать им об этом, да они бы все равно не поверили. Подстраховались бы в любом случае. Слишком уж страшила людей эльфийская песня.

Ненавистный ошейник был тяжел, мешал дыханию, царапал неровными краями кожу, не давал забыть о себе ни на секунду. Илриан со всей страстью проклинал мерзкую вещицу на своем горле и в то же время прекрасно осознавал, насколько ему повезло, что она на нем есть. Его могли обезвредить и другим способом. Способом, к которому прибегали, когда нужного артефакта не было под рукой или хотелось поизмываться над пойманным врагом, а такое случалось частенько.

Чтобы лишить кого-то речи, необязательно использовать дорогие магические игрушки: достаточно отрезать пленнику язык – и вот он уже ничего не может сказать. Быстро, просто, удобно, дешево.

Если подумать, с Илрианом обошлись вполне милосердно. Его язык все еще был на месте.

Зазвенела цепь. Это Илриан пытался добраться до миски с едой, которую надзиратель оставил у самой двери, потому что боялся углубиться в камеру.

Помимо ошейника на узнике были еще и кандалы. Его правая рука была свободна, а левую сковывал массивный железный браслет с чешуйками ржавчины. От него к стене тянулась цепь. Слишком короткая, она не давала заключенному приблизиться к решетке, просунуть руку между ее прутьями и схватить стражника или посетителя за горло. Еще одна мера предосторожности.

Напрягая все силы, Илриан мычал от напряжения. На шее вздулись вены. Плечо, вывернутое под неестественным углом, взорвалось болью. Не хватало одного сантиметра, чтобы подцепить пальцами край тарелки. Всего ничего, но это жалкое расстояние было не преодолеть. Почувствовав, что кость вот-вот выйдет из сустава, Илриан в ярости стукнул кулаком по полу.

На вонючие тюремные объедки, которые здесь называли ужином, ему было плевать. Он хотел заполучить глиняную миску.

Вчера еду принесли в железной посудине. И позавчера. И два дня назад. А этим вечером такая удача! Только идиот не воспользуется. Ему нужна эта миска!

Отдохнув, пленник вернулся к своему занятию.

Поглощенный этим делом, он забыл о голоде, о боли в сломанных ребрах, о топоре, торчащем из плахи, который мог видеть из окошка своей прежней камеры. Маленькое зарешеченное окошко под потолком выходило на главную городскую площадь, и до того, как Илриана перевели сюда, под землю, где окон не было никаких, даже самых крошечных, он наблюдал за казнями каждый день. То есть прекрасно представлял, что его ждет.

Оборотней и ведьм Подгорья сжигали на костре, пиратов вешали, ворам отрубали руки, а убийцам и эльфам – головы. Три судьи – костер, виселица и плаха. В честь них площадь и получила свое название.

Но лучше было думать об остром топоре в руках палача, чем вспоминать страх и отвращение в глазах истинной, то, как она отворачивалась от Илриана и искала защиты у другого мужчины.

«Алисия», – шепнул он в своих мыслях и со вздохом привалился к стене, осознав всю тщетность своих стараний.

Грязные лохмотья на нем были влажными от пота. Он весь взмок, пока тянулся к проклятой миске.

Где-то в коридоре за решеткой мерцал факел. Илриан не видел его самого —только неровный оранжевый свет огня, долетавший до его камеры.

Один из заключенных Нортема постоянно кричал. Даже ночью, не давая никому спать. Наверное, сошел с ума. Однажды невидимый сосед Илриана за стеной не выдержал и заорал ему в ответ: «Когда же тебя уже казнят, паскуда? Скорее бы!»

Но этого человека, лохматого оборванца, едва стоящего на ногах, повели на эшафот первым.

Вопящий без устали безумец, похоже, переживет и Илриана.

«Ну уж нет», – подумал эльф, просунув палец между горлом и полосой ошейника, чтобы ослабить давление на кадык.

Блики тусклого света играли на боках вожделенной миски, и казалось, будто она скалится заключенному, насмехается над его потугами, злорадствует и хохочет. Вдохнув поглубже, Илриан уловил в воздухе запах кислой капусты. Не запах – вонь.

Собираясь с духом, он покрутил ржавый браслет на своем запястье.

Что ж, ему все равно пришлось бы это сделать. Если он хочет выбраться отсюда, проявлять малодушие нельзя. Для побега нужна не только проклятая глиняная черепка, но и возможность свободно передвигаться по камере.

От своей рубахи Илриан оторвал полосу ткани, смял в ком и затолкал в рот. На языке разлился тошнотворный вкус грязной тряпки. Зато он не откусит себе язык и не раскрошит зубы.

Покончив с этими нехитрыми приготовлениями, Илриан размахнулся и что есть мочи ударил ребром скованной руки о стену. Дикая боль заставила его зажмуриться и замычать в кляп. Он не стремился разбить железные кандалы, это было невозможно, – он ломал собственные кости, чтобы искалеченная кисть сжалась и, щедро смазанная кровью, выскользнула из тесного металлического кольца наручи.

Загремели цепи. Раздался омерзительный влажный хруст. Мокрая от слюны тряпка упала на пол, и мычание эльфа смешалось с воплями тюремного безумца, не замолкавшего ни на секунду.

Морщась, Илриан проталкивал сломанную ладонь через браслет. Наконец тот, пустой, с грохотом упал к его ногам.

Смаргивая слезы, Илриан исступленно замотал головой. Его окровавленная кисть мелко подрагивала.

«Я сделал это, Алисия. Я это сделал».

Прошло не меньше получаса, прежде чем к пленнику вернулось ощущение реальности и камера перестала раскачиваться перед глазами. Он кинулся к миске и выплеснул ее отвратительное содержимое на пол, а саму расколол на три кривых черепка. Самый крупный и острый из них Илриан забрал себе, а остальные спрятал среди гнилой соломы, которая служила ему постелью. Из-за того, что приходилось управляться одной рукой, эти манипуляции он проделал медленнее, чем хотел бы. Но успел вовремя.

Когда в глубине темного коридора раздались шаги, узник уже сидел на своем привычном месте, пряча искалеченную кисть за спиной, так что казалось, будто он по-прежнему прикован цепью к стене. Здоровую руку с зажатым в ней осколком он погрузил в солому.

Шаги приближались. Теперь, помимо звуков мужской тяжелой поступи, Илриан различал скрип и дребезжание деревянной тележки, на которой заключенным разносили еду и куда после ужина складывали грязную посуду. Еще он слышал позвякивание железных ключей, надетых головками на большое кольцо, подвешенное к поясу надзирателя.

Узник, оравший весь день, угомонился и теперь жалобно, по-собачьи скулил где-то в темноте, за пределами видимости эльфа. Дребезжание тележки то стихало, когда стражник останавливался возле очередной камеры, то возобновлялось, когда он продолжал свой путь. Наконец по стене коридора, освещенной факелом, скользнула тень. Следом появился ее обладатель. Илриан спешно закрыл глаза, успев заметить мелькнувший за решеткой силуэт, и уронил голову на грудь.

– Эй, где миска? – раздался голос, похожий на птичий клекот. – Эй, животное, я к тебе обращаюсь. Куда ты дел миску? Спишь, что ли?

По ушам ударил металлический звон. Пытаясь разбудить заключенного, надзиратель постучал дубинкой по прутьям решетки.

– Иль помер? Эй, животное, ты помер?

Илриан не отзывался, сидел у стены, не шелохнувшись. Он чувствовал, как стражник нерешительно топчется на пороге. И вот музыкой для ушей раздался скрежет повернувшегося в замке ключа. Дверь с лязгом открылась, и тюремный смотритель шагнул в камеру.

Мужик был опытный и остановился на безопасном, как он считал, расстоянии, там, где заключенный, посаженный на цепь, не смог бы дотянуться до него. Одного не учел глупый человечишка: от своих оков узник избавился, цепей на Илриане больше не было.

– Вставай, падаль! – гаркнул надзиратель.

И эльф встал. Вскочил на ноги и бросился вперед. Ему понадобилась секунда, чтобы оказаться перед толстяком-тюремщиком и вонзить осколок разбитой миски в его дряблую плоть. Тот и ахнуть не успел, как из его шеи фонтаном забила кровь.

Илриан не церемонился. Одним резким движением вскрыл ублюдку горло от уха до уха.