Зрети отай

– Смотри, смотри! – говорил Морозов Питеру на очередной охоте. – Вон он, лучший белый кречет Алексея Михайловича на рукавице Егорки сидит. Это самка. Красивая-то какая! Она больше и сильнее самца. Но самцы порезвее в лёте будут.

Сейчас её в деле увидишь. Камнем упадёт из поднебесья на добычу! И умная. Глупые соколы тоже бывают. Глупые «вёрху не держат» и увязываются в полёте за всякой дрянной птицей. А умная не станет бить, пока не взойдет на свою настоящую высоту и на кого ни попадя не бросается.

– Вот, смотри! – Морозов показал на отъехавшего к рощице Егорку. – Сидит она покуда на Егоркиной рукавице, а он просто ездит на коне и высматривает птицу, которая добычей будет. Её с земли поднять надо. Сокол свою добычу бьет в воздухе. Егорка, как увидит, что поднял, тотчас сбросит сокола с руки.

– Смотри! Сбросил!

Пошел, пошёл кругами восходить. Выше, выше. Эка, высоко забрался! Говорят, «делает ставку». У хорошего сокола и ставка высокая.

– И… смотри! Падает с небес на свою добычу! Ах, какой! Ах, какой! – не находя слов почти стонал Борис Иванович.

Соколиная охота не столько охота, сколько услада сердцу для того, кто понимает, радость великая для глаз. Дело тут не в добыче, а в наслаждении красотою полета птицы, скоростью её падения из-под облаков и силою её удара. Такая охота требует большого научения как от охотника, так и от сокола, которого он должен прежде приручить и натаскать или, как говорят сокольники, – выносить. Она сродни театральному представлению, настолько она зрелищна.

С земли кажется, что сокол бьет свою добычу собственной грудью, но это не так. Сокол рвёт её крепкими когтями задних пальцев. Удар бывает так силен, что иная птица падает уже без головы, или без крыла, или даже разрезанной вдоль спины «от репицы до шеи». Сокол же, после удара взмывает вверх, примечает, где упала добыча, и опускается на нее, чтобы попировать. Но этого сокольники ему не дают. Сытый сокол – не работник.

Бывает высота, куда поднялся сокол для удара, такова, что его едва можно различить в небе. Тогда, то место, куда он «свалится» за добычей, может оказаться за полверсты и далее. Надобно, иметь хорошего коня, чтобы скакать туда, найти сокола над добычей (на этот случай у него серебряные колокольчики к хвосту привязаны) и не дать ему насытиться. Нападает и бьёт только голодная птица.

Соколиная охота Питера заворожила. Такого зрелища он ранее никогда не видел! Он всё выспрашивал Бориса Ивановича и о птичьей «сбруе» – опутенках, должиках, клобучках, колокольчиках, – и о порядке самой охоты, и о вынашивании птиц (то же, что дрессировка), и об их отлове и содержании. Борис Иванович не без удовольствия рассказывал и рассказывал, потому что обожал говорить о соколах.

Через несколько выездов Питер уже прилично разбирался в порядке и особенностях охоты с хищной птицей.

– В марте поедем к деревеньке Сухня, – мечтательно пообещал Борис Иванович. – Там есть одно место у березового леса на пригорке над ручьем. Гу севка называется. Старинный гусиный угол, куда они опускаются на отдых при перелётах. И вода, и луг, и поляна – всё как они любят. Там их столько… земли не видать. Надо только время подгадать, что б точно в перелёт попасть.

И они попали.

Когда всё в твоей власти, всегда есть тот, кто караулит нужное время, а поймав его, с новостью на языке, что твой сокол, летит на резвом коне быстрее ветра.

Местечко располагалось вёрстах в 20 от Москвы на юг, на правом берегу небольшого ручья Гвазда, впадающего в реку Пахра. Было время разлива; часть поймы ушла под паводковую воду. Несметное количество гусей на воде и на земле сидели, ходили, плавали, летали и гоготали, гоготали, гоготали.

Поразить гуся в воздухе для сокола задача не столь сложная. Опасно другое. Если сокол вышибет гуся из стаи и свалится с ним на землю, то стая обычно не оставляет своего товарища в беде. Пара гусей отделяется и бросается вниз ему на помощь. На земле сокола, вцепившегося в свою добычу и не желающего с ней расстаться, крыльями и клювами пара гусей забивает на смерть.

Но сокольничий Гришка Голуб знал кого послать! Он выбрал умного и опытного в сражениях с гусями кречета Люсю. Эта удивительная и опытная птица чуяла и предугадывала гусиные намерения и знала их повадки: точно в нужный момент она разжимала когти, бросала добычу и, казалось, покидала поле боя, спасая свою жизнь. Наверно так должны были думать гуси. Но, взмывая вверх, она выходила на позицию для нападения по-своему, по соколиному.

Как обычно, завалив первого гуся, Люся села на тушку, собираясь поесть, но вовремя увидела, как в её сторону направилась пара гусей.

Наблюдатели с земли замерли в ожидании и от напряжения открыли рты.

Сейчас эта парочка бросится на Люську! Гуси много больше и мощнее её.

Только не потягаться им с ней в юркости и скорости! Они перед ней, что корова перед хорем.

Почуяв, на что нацелились гуси, Люська выпустила добычу из когтей и прямо из-под гусиных клювов и крыльев взметнулась в небо.

– Ух-х! Умница какая! – выдохнул Борис Иванович! – В прямой драке с гусями ей не устоять! Забьют!

Сделав высокую ставку, Люська зависла на мгновенье и камнем понеслась вниз. Казалось она только слегка чиркнула верхнего гуся, но пух и перья вовсю летели и кружились в воздухе. Второй, из собирающихся на неё напасть, предпочёл не связываться и спрятался где-то на земле под кустами.

Люська опустилась на свою вторую добычу.

Наблюдающие с радостным облегчением дружно выдохнули. И загалдели все разом, почище гусей, забыв про именитость и чины.

– Люська-то какова?!! Как она в небо-то вознеслась! А гуси такого не ожидали! Думали: отобьем нашего-то на земле! Нате вам! Съели?! А с какой скоростью падала! И увёртлива-то как! А ставки, ставки какие делает! Вот умница! Цены ей нет! Ну и гуси – молодцы. Чего уж там? По честному-то, – своих не бросили! Ну потешили! И не припомню такой радости! Такое нечасто увидишь!

И Гришка Голуб поскакал к кречету.

Вернулся он встревоженный. Люська была как бы не в себе. За рукавицу держалась, но как-то неустойчиво. Было понятно, что с ней что-то не так. Потом заметили небольшую кровь на теле под крылом. Верно поранилась в драке, может ударилась.

– Здесь недалеко где-то изба Анастасии травницы. Ведунья она. Деревенским помогает. Я у неё постом был. За настоем для матушки приезжал. Может поможет? – встрял не по чину Гришка Голуб.

– Быстро до неё поехали! – скомандовал Алексей Михайлович.

Первым по чуть приметной тропе двигался Гришка на своем рыжем жеребце, который, похоже, сам знал куда идти. Избушку нашли не сразу, но нашли. Дверь была припёрта палкой. Значит ушла куда-то не далече. Почти сразу из леса вышла высокая сухая женщина. Спокойно оглядев кучу молодцев верхами, она уверенно определила главного. Подошла к нему и, поклонившись, спросила:

– Что привело тебя, Государь, к моему двору?

– Помощь твоя нужна. Ничего не пожалею.

– В чем нужда, Великий Государь?

– Птица моя поранилась. Боюсь – не померла бы.

– Дай её мне в руки.

Сокольничий спешился, удерживая сокола на руковице. Приблизился к женщине и протянул ей руку с кречетом. Анастасия положила свою руку на его руку, что-то пробурчала и кречет сам мелкими шашками на неё перебрался.

Она погладила его, помолчала, словно прислушиваясь. Потом сказала:

– Рана есть, но не в ней дело. Устал твой кречет. Очень устал. Смертельно устал. Видать, загонял ты его, батюшка. Живая, ведь, тоже тварь.

– Спаси его. Пусть хоть уж и не летает так. Он сытую старость заслужил. Второго такого нет во всей кречатне батюшки. Да и не у кого нет.

– Хорошо. Оставь. Что смогу, сделаю. Стараться буду. Обещать нельзя: как Господь управит. Через месяц пришли справиться.

Она поклонилась, и верховые выехали со двора.

Весна

Март уже перевалил в апрель, снег почти – весь стаял.

Разбор пожарища и похороны останков честного купца Ладала Андрея Петровича решено было провести до Пасхи, на Страстной. Так и сделали.

Питер постоял над холмиком сырой земли сначала со всеми, а потом один. Боль утраты притупилась и ушла вглубь, где и свернулась клубочком. Полежит еще, потом переплавится и станет его силой, когда таковая потребуется. А потребуется обязательно, потому что жизнь – это череда испытаний.

В самом начале мая Алексей Михайлович и Морозов попросили Питера съездить и узнать о здоровье кречета Люси. Их всех, таких разных объединяла любовь и благодарность к этой птице за доставленную радость.

В сопровождающие дали двух сокольников и втроем они отправились верхами на Гусевку, что вблизи деревеньки Сухня.

В мае русская земля спешит жить. Кто-то только распускает почки, ктото стоит уже весь в листьях, ктото уже отцвел, а дуб еще несколько недель подумает, прежде чем стать зелёным. Майское тепло обманчиво. Кому-то боязно высунуть листик из почки: как бы возвратными холодами его не прихватило. Кто-то уже вывел птенцов, а ктото только яйца откладывает. Но все что-то делают, суетятся, строят, спешат, воюют за место, бьются за пищу, поднимают молодняк. И щебечут, кукуют, стрекочут, каркают, щелкают и свистят.

Путь из Москвы лежал к Данилову монастырю* и далее в сторону села Подол* – его монастырской вотчины. Не доезжая несколько вёрст до Подола, они свернули влево и по лесной дороге направились в сторону Сухни.

Вскоре дорога вывела в вековую дубраву.

Это были земли русских царей и их любимые места охоты.

Проехав пару вёрст, путники свернули вправо и двинулись уже без дороги меж огромных дубов и кустов лещины и бересклета вниз к речке. За дубравой и речушкой хорошо просматривался пригорок, покрытый строевым сосновым лесом, в середине которого, где-то около овражка с холодным ключом, одиноко жила ведунья Анастасия.

– Как ты догадался где свернуть-то надо? – спросил Питер у сопровождавшего его сокольника. – Тропы-то нет.

– Да вон по тому дубу. Самый высокий и раскидистый. Мы его все знаем, чай давно здесь охотимся. Прозвали его Батюшка. Около него часто лагерь ставим. Хоть от ручья далековато будет, но есть родник. Уж очень это место любят и сам Царь и молодой Царевич.

Большинство дубов вокруг были большие и очень большие, но Батюшка был огромным. Да и стоял повыше. На самой верхней его ветке, вознесённая под небеса, сидела крупная чёрная птица.

– Можешь сказать: что за птица?

– Ворон там сидит. Здесь пара воронов гнездо свили. Уже давно. Оно вон там в развилке наверху. Но мы туда не лазаем.

– Что так?

– А ты не знаешь? Один дурень слазил. Так теперь мать без кормильца бедует.

– Не знаю. Расскажи.

– Коли так, слушай. Ворон птица особенная, не как все. Её не то что – убивать, даже обижать нельзя. Поплатишься обязательно!

Сокольничий поправил шапку на голове и с важным видом продолжил.

– Во́роны, они что-то наперед знают и иногда знак дают. Мне бабка про приметы говорила. Встретить ворона на пути, особенно с белым пером, – это хорошо. Если свадебный поезд встретит пару воронов – это к крепкой хорошей семье. Во́роны ведь один раз выбирают себе пару. А гнёзд делают несколько недалеко друг от друга и живут в них по очереди. Других во́ронов в свою вотчину не пускают. Не то, что во́роны, – те больше стаей живут и к людям жмутся. Такие у них порядки.

Кони уже переходили неглубокий речной брод.