Музыка

Кодама принес карту, и я молча протянул ее Рюити. Мой ассистент никогда не видел, чтобы я так поступал, и вышел в недоумении.

Рюити жадно читал. Естественно, в письмо Рэйко он вчитывался сосредоточеннее, чем в мои заметки. Судя по всему, из письма он наконец сделал вывод, что его поведение безрассудно. Так явно не могла изъясняться женщина, которая с первого посещения стала жертвой психоаналитика-эротомана, – дневнику ее письмо полностью противоречило. Рюити совершенно растерялся.

11

Позже Рюити, чтобы загладить вину, пригласил меня выпить. Как я ни отказывался, он настоял на своем и после работы с семи вечера угощал меня в ресторанчике неподалеку; напившись, он рассказал, почему так разозлился, и его мужественная откровенность глубоко тронула меня. Несмотря на простоватый вид, Рюити обладал удивительной способностью к самоанализу. Причиной его гнева стала не только ревность, – как он объяснил, ему невыносима была мысль, что «эта холодная женщина так страстно откликалась на ласки доктора».

Несмотря на вполне здоровый вид Рюити, его самооценка была буквально растерзана в клочья. Как и многие мужчины его возраста, на свою сексуальность он поставил все, что было у него за душой.

Нашу беседу я изложу дальше. По ходу разговора между нами возникла симпатия – нас, мужчин, объединила запутанная загадка, которую представляла собой Рэйко. Но если для Рюити эта загадка таила в себе очарование, то для меня, психоаналитика, она была унизительна.

Постепенно меня охватывал страх, и я уже засомневался в своих способностях и таланте психоаналитика, а такое со мной случилось впервые – я всегда был очень уверен в себе.

Карл Роджерс[3] в своей работе «Клиент-центрированная терапия» подробно рассматривает позицию консультанта и выбор им метода лечения. Роджерс объясняет, что пациент в психологическом и поведенческом смысле ищет в консультанте «значимую замену себе». Благодаря эмоционально теплым отношениям с психотерапевтом возникает полное доверие, вскоре пациент спокойно признается в любых проступках и при этом уверен, что его слова воспримут с пониманием и уважением. Психотерапевт должен стать как бы бумажной фигуркой, в которой при обряде очищения сосредоточены грехи пациента.

Осознавал ли я в полной мере, что влекла за собой эта роль? Не таились ли во мне холодная объективность, прагматичное научное любопытство и другие нечистые помыслы? Может, Рэйко была послана мне с небес, чтобы я задумался над собственным несовершенством?

Такой взгляд подталкивал меня сойти с тропы науки на религиозную почву, и я прекрасно понимал, что мне это не пристало. Но с обычными пациентами трудности в лечении только подстегивали мой боевой дух, а Рэйко обладала странной силой, от которой мой боевой дух сходил на нет.

Как психоаналитик, я имею дело с невидимым глазу объектом – человеческим разумом и не могу не признать, что уже поэтому в моей профессии кроется противоречие. Из всех медицинских специальностей самая наглядная – хирургия: от хирурга требуется извлечь пораженный болезнью орган, используя профессиональное мастерство и соответствующие инструменты, и на этом его вмешательство заканчивается. В психиатрии же единственный инструмент для лечения разума – другой разум, и потому противопоставление здорового человека больному, человека нормального – человеку особенному всегда относительно.

Но я несколько отклонился от темы, так что вернемся к Рюити: чем больше он пил, тем сильнее терял контроль над собой и все многословнее жаловался на Рэйко. Он, несомненно, любил ее и считал, что она тоже его любит (как психоаналитик, я в этом сомневался), но телом Рэйко не давала ему никаких доказательств своей любви: что бы он ни делал, все было бесполезно. Однако эта холодность не утомляла его, – наоборот, его еще сильнее тянуло к Рэйко, она совершенно его пленила.

– Раньше я не представлял, что могу увлечься такой женщиной. Меня словно затягивает в бездонный омут, – сказал он, и этот образ показался мне до странности реалистичным.

Как я уже говорил, я не обязан выслушивать подобные излияния – я не веду колонку читательских писем в газете, – но когда человек, с которым ты не был знаком до сегодняшнего утра, открывает тебе душу, можно и проявить сочувствие. Я слушал, и постепенно у меня возникла гипотеза: а вдруг фригидность и злые выдумки Рэйко проистекают из того, что Рюити под предлогом, что она не девственница, никогда не просил ее выйти за него замуж? Может ли проблема исчезнуть, если Рюити и Рэйко завтра же поженятся? Я и в этом не был уверен. Конечно, не стоило примешивать личное, однако я испытывал двоякие чувства. С одной стороны, как врач, я должен быть осмотрителен – если устрою их свадьбу, а потом болезнь Рэйко усугубится, это будет катастрофа. С другой же – в глубине души я вообще не хотел, чтоб они поженились. В конечном счете мне оставалось одно – убедить Рюити, что Рэйко стоит полечиться еще какое-то время.

12

На следующий день, хотя я готов был поспорить, что Рэйко не появится, она спокойно пришла в назначенное время. Я хорошо выспался, полностью вернул себе душевное равновесие и провел ее в кабинет, ни словом не обмолвившись о вчерашнем происшествии.

Я заметил, что ее прекрасные глаза покраснели, – похоже, она не спала всю ночь. На мгновение меня взволновало необычное предположение. Как правило, мало кому хочется приходить к психоаналитику в таком состоянии, но все зависит от пациента: как ни странно, этим утром у Рэйко, едва она вошла в кабинет, пропал нервный тик, и я решил, что после всех пережитых потрясений психоанализ начал помогать.

Рэйко устроилась в кресле, сняла шарф, и в вырезе костюма обнажился треугольник белой кожи, который она принялась поглаживать своими красивыми пальцами снизу вверх.

– Ах, как легко мне здесь дышится! – воскликнула она. – Знаете, я никогда так не радовалась, как сегодня, когда думала, что приду сюда. Во всем мире я по-настоящему отдыхаю душой и телом только на этой кушетке.

– Я думал, она для вас сродни электрическому стулу.

– Ах, доктор! – серьезно отозвалась она на мою грубую шутку. – В этом все и дело. Может быть, самый закоренелый преступник испытает облегчение, когда сядет на электрический стул.

Было понятно, что она осознает свою вину, но я твердо решил не заговаривать первым о вчерашнем инциденте.

– Что ж, устраивайтесь поудобнее и рассказывайте мне все, что приходит в голову.

Зачастую третья встреча с пациентом, то есть второй сеанс, хоть и не имеет решающего значения для успеха или неудачи метода свободных ассоциаций, знаменует собой ключевой поворот в лечении. Ослабевает нервная реакция, и, что еще важнее, пациент начинает осознавать: он не понимает, в чем заключаются его проблемы. Это «непонимание» очень важно, ведь до второго сеанса пациент был убежден, что знает точно, почему и зачем пришел на консультацию. На самом же деле он обманывался, считая, будто обратиться к психоаналитику его побудила героическая «воля». И третий сеанс открывает ему глаза на неопределенную природу этой воли, а также на другие установки, противоположные тому, что обычно подразумевают под термином «воля».

Именно этого я и ждал; стараясь, чтобы Рэйко не думала о моем присутствии, я уткнул остро заточенный карандаш в блокнот и принял выжидательную позу. Я люблю, чтобы карандаш был заточен очень тщательно, поэтому вынужден прятать его, когда имею дело с пациентами, страдающими айхмофобией, или боязнью острых предметов.

В рассеянном тусклом свете мягкие губы Рэйко готовились сложить слова. Каждый раз, глядя на них, я поневоле задумывался о тайнах человеческой природы. В лишенном ярких красок кабинете губы Рэйко выделялись, как маленький яркий цветок, но в словах, которые вот-вот произнесут эти губы, таилась вся память необъятной вселенной. Чтобы такой цветок распустился, вся история человечества, все проблемы духа должны были по крупицам собраться воедино и черпать силы друг у друга. Через эти прекрасные цветы мы, психоаналитики, связаны с памятью земных просторов и глубин океана.

– Мне стало скучно без работы, – с закрытыми глазами быстро заговорила Рэйко. – Захотелось дойти до офиса, снаружи посмотреть, что там делается. Сажусь, как обычно, в электричку. Что это? Ни одного пассажира. Смотрю в окно, вся реклама – пустые листы бумаги, ни одного знака, ни одной картинки. Выхожу из электрички, но по пути к офису, несмотря на хорошую утреннюю погоду, не встречаю ни души. Наконец понимаю, что сплю, но это не важно. Решаю дойти куда смогу и двигаюсь дальше. На той стороне улицы, где стоит здание нашей компании, нет ни одной машины… Возле здания никого, и в окнах офиса на восьмом этаже никаких признаков работы. Вдруг в одном из окон восьмого этажа вспыхнул яркий свет. Прежде тусклое, словно мертвое, окно вдруг засияло, – наверное, солнечные лучи отразились в распахнутой раме. Я с радостью и надеждой вскрикнула: «Там кто-то есть!» – и сразу же в окне показалась черная тень. Интуиция подсказала, что это Рюити. Он поставил ногу на подоконник и высунулся из окна. Я отчаянно закричала: «Стой, стой!» – но он наклонился вперед еще сильнее и упал вниз головой… Залитая солнцем пустая дорога была забрызгана кровью, словно туда выплеснули целое ведро, а в луже, наполовину в крови, лежал, содрогаясь в конвульсиях, молодой человек. Я бросилась к нему, обняла. Лицо его было ужасно разбито, но я знала, что это Рюити. Я закричала и проснулась. Была полночь, у изголовья резко, отчетливо, зловеще тикали часы. До утра я так и не смогла заснуть. Вот и пришла к вам невыспавшейся.

Я прилежно протоколировал ее сон и размышлял, действительно ли это приснилось ей нынешней ночью; в остальном выдумкой рассказ не выглядел. Если учесть ситуацию, не было бы ничего странного в том, что Рэйко желает самоубийства Рюити. Однако она навязывала мне свою интерпретацию сна как единственно верную, и я поневоле заскучал.

Договорив, Рэйко какое-то время молчала. Ее обтянутая костюмом грудь бурно вздымалась. Потом она резко села на кушетке, закрыла лицо руками и в слезах воскликнула:

– Доктор, простите меня! Это неправда. Все неправда. Я постоянно лгу!

– Все нормально, успокойтесь, – благожелательным тоном ободрил я ее. – Здесь вам нечего бояться, так что не важно, правда это или нет. Я уже говорил: вы можете рассказывать все, что приходит в голову.

– Да, конечно, но… – Рэйко никак не могла унять слезы. Затем достала платок, высморкалась и посмотрела мне в глаза. – А можно немного поднять кресло?

– Разумеется.

Я протянул руку, нажал кнопку и поднял спинку почти вертикально. Рэйко развернула сиденье и оказалась лицом ко мне. Глядя на ее мокрое от слез, ужасно бледное лицо, на спутанные у висков волосы, которые свисали, точно водоросли, я на миг увидел в этой современной девушке призрак Водяной Девы из легенд.

– На самом деле я сегодня пришла, чтобы извиниться перед вами. Но до сих пор никак не могла произнести эти слова. Простите, пожалуйста, за вчерашнее. Рюити поступил нехорошо, но я очень виновата. Я написала этот дневник и подстроила, чтобы Рюити его нашел. Я так не уверена в себе, что у меня не было иного способа удержать его сердце, кроме как заставить ужасно ревновать.

– Другого способа и правда не было?

– Да, я очень виновата перед вами, но хотя бы так…

– Рэйко, – улучив момент, строго произнес я. – Вы правда питаете к Рюити искренние чувства?

– Да, конечно. А что?

– Собираетесь ли вы после лечения, полностью избавившись от фригидности, радоваться новой жизни с Рюити или бросите его, чтобы испытать эту радость в объятиях другого мужчины?

– Конечно, первое. Я пришла к вам, потому что дурно поступила с Рюити, – я все это делаю ради него.

– Нет. – Я решительно положил карандаш на раскрытый блокнот и, глядя ей в глаза, произнес: – Это не так. В отношениях с Рюити вы хотите навсегда остаться фригидной.

– Почему?!

– Это следует из моего анализа. С первого сеанса вы утверждаете, что хотите излечиться от фригидности, однако я вижу, что все ваше существо сопротивляется. Это и есть причина всех симптомов вашего нервного заболевания. Ваша совесть борется с упорным нежеланием излечиться, и из этого разлада возникли и ваш тик, и другие симптомы. Придя ко мне впервые, вы пожаловались, что не слышите музыку, а позже признались во лжи, сказали, что музыка – просто эвфемизм для вашей фригидности. Но на самом деле вы не лгали. Для вашего бессознательного музыка – не символ оргазма, а голос совести, который убеждает: «Ради Рюити я хочу излечиться от фригидности». Но этому голосу противоречит ваше упорное нежелание излечиться, вы запрещаете себе слышать музыку – вот что означает эта метафора… Это также проясняет связь между ножницами и пенисом. Вы обладаете некоторыми познаниями в психоанализе и намеренно придали этим предметам образ сексуальных символов, чтобы ввести меня в заблуждение, но в действительности их легко интерпретировать. Пенис представляет собой ваше собственное сознание, которое вы проецируете на Рюити, его пол и нетерпеливое желание доставить вам удовольствие. Ножницы символизируют отрицание и скрытую враждебность к нему, то есть ваше упрямое внутреннее сопротивление. Искать другие объяснения незачем. Прочитав в вашем письме «странно, что режущий и отрезаемый предметы вызывают одни и те же ассоциации», я уже нашел ключ к решению. На самом деле нет ничего странного в том, что два этих предмета друг с другом связаны, поскольку они оба – часть вас… Так что же? Признайте, вы ведь не хотите излечиться?

Рэйко опустила голову, как смиренная дева на скамье подсудимых.

Не стану отрицать: люблю видеть, когда пациент повержен.

– Ну что? – продолжал настаивать я. – Будете и дальше, используя меня и свой фальшивый дневник, мучить Рюити? Вы хотите косвенно донести до Рюити жестокую правду: «Я ничего не чувствую с тобой, но почувствую с другим мужчиной». Так я прав?

Рэйко некоторое время сидела, не поднимая головы, и молчала. Потом срывающимся голосом произнесла:

– Да, доктор, вы правы.

– Но почему?

– Думаю, если не рассказать вам всего, вы не поймете. В письме вы спросили: «Был ли у Вас младший брат или близнец, с которым Вы отчаянно боролись за материнскую грудь?» Да, у меня был брат. Наверное, это до сих пор сказывается на моей жизни. Я должна рассказать…

– Хорошо, рассказывайте.

Я снова взял острый карандаш и с интересом приготовился слушать.

13

Вот что рассказала Рэйко.

У нее и в самом деле был брат, старше на десять лет. И этот брат был тесно связан в ее памяти с той поездкой в Сёсэнкё, когда она, ученица четвертого класса начальной школы, стала свидетельницей тетиных любовных утех.

Любовником тети был брат Рэйко.

Я впервые почувствовал, что ухватил нужную ниточку: психологической травмы, полученной тогда Рэйко, более чем достаточно, чтобы привести к последующим нервным расстройствам. Как писал Штекель, «все невротики страдали в семье и несут на себе следы болезни настолько распространенной, что один умный человек назвал ее familitis (семейной лихорадкой)». Но у Рэйко довольно тусклый образ отца, комплекс Электры (сильное влечение к отцу) выражен слабо, поэтому я не выявил психологической травмы, связанной с инцестом.

Теперь я все больше доверял своей интуиции. Мои слова из письма к Рэйко: «Говорят, что наблюдение за половым актом близкого родственника может нанести серьезную психологическую травму, но это вовсе не обязательно. У меня сложилось впечатление, что Вы слегка лукавите и на самом деле увидели так потрясшую Вас сцену задолго до того, как Вам исполнилось десять лет», – полностью совпадали с ее признанием.

Рэйко с братом дружили, она безумно его любила. Ходила за ним по пятам и от всей души радовалась, когда слышала разговоры о том, что ее брат хорошо дерется или что он очень красивый мальчик. Лет в девять, когда она однажды вечером забралась к нему в постель (родители это запрещали, и запретный плод казался еще слаще), брат погладил пальцем ее маленькую розовую щель и сказал, что эта раковина передает далекий шум морского прибоя.

– Послушай, Рэй-тян, закрой глаза. Я научу тебя кое-чему, тебе очень понравится. Но об этом никому нельзя говорить.

Брат крепко обнял хрупкие плечи Рэйко, а другой рукой легонько задвигал пальцами там, вызывая в ней неведомые ранее, почти полуобморочные, ужасные и одновременно сладостные ощущения. С тех пор эти ощущения были неразрывно связаны с братом. Рэйко не отходила от него ни на шаг, но брат больше никогда не предавался подобным играм, а сама она стеснялась об этом заговорить.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Вильгельм Штекель (1868–1940) – австрийский психиатр, последователь и активный пропагандист идей Зигмунда Фрейда.

2

Сёсэнкё – расположенная к северу от города Кофу долина, одна из самых красивых в Японии, туристическая достопримечательность.

3

Карл Рэнсом Роджерс (1902–1987) – американский психолог, один из создателей и лидеров гуманистической, личностно ориентированной психотерапии.