Людоед, людоед, хочешь Люду на обед?

И он всегда… Всегда сможет поздравить с днём рождения. День рождения – это же событие. Редкое. И живут люди не так долго, как хотелось бы. Вот давайте так… – Данька, чувствуя, что волнение захлёстывает его с головой и почему-то начинает мутнеть перед глазами, шагнул к столу, за которым сидела Маша, опёрся о него обеими руками. – Вот давайте так. С сегодняшнего дня… Осенние… Ну, те, кто осенью родился, уж простите. Давайте с Маши начнём. Вот каждый – давайте – по одному слову, по одному пожеланию. Можно, конечно, хором «С днём рождения!» сказать. Но мы же не первоклассники. Нас двадцать пять человек в классе. Ну, Маша не в счёт, не будет же она сама себе что-то желать. Одно пожелание. Одно или два слова. Больше не нужно. От каждого. Маше. Могу и я начать, но я лучше закончу, потому что последнему говорить всегда сложнее, ведь надо, чтобы пожелания не повторялись…

Данька не договорил.

– Даниил! – руку, как ученица, подняла Римма Алексеевна. – Нас в классе двадцать шесть человек. Я ведь тоже человек. Только я взрослый человек. И я очень тронута твоей речью. И тронута тем, что многие ребята тебя внимательно слушали и кое-кого твоя речь задела за живое. Это очень, очень хорошо! И пусть я не ученик восьмого «А», но я, повторюсь, я человек. И позвольте мне первой поздравить Машу. Только у меня не одно слово будет. Слов будет несколько, и они будут с пояснениями. Маша! – учительница встала из-за своего стола и подошла к Шабаршовой, встала рядом с Данькой. – Я от всей души желаю тебе как можно больше таких друзей, как Даниил. Потому что такие друзья всегда будут рядом.

– Ага! – подло улыбаясь, выдал Кучков. – Особенно ночью…

Он хотел сказать что-то ещё, но не успел. Есения, сидевшая перед Владиславом и Эдиком, неожиданно вскочила и, развернувшись, закатила Кучкову такую пощёчину, что показалось, звон пронёсся по кабинету.

Кучков сжал кулаки, начал приподниматься, но его осадил Эдик – свистящим шёпотом:

– Ой не надо! Ой ты лопухнулся!

А Есения уже шла к Даньке и Римме Алексеевне. Встала рядом и, глядя на Машу, сказала, с трудом успокаивая дыхание:

– Одно слово. Счастья.

Потом к Маше подходили и другие одноклассники. И пожелания сыпались как из рога изобилия:

– Радости. Здоровья. Удачи. Везения. Любви. Пятёрок. Только хорошего. Добра. Успехов…

Кучков к Маше не подошёл. Данька отметил это, но не стал заострять внимания. Бог с ним! Сказав своё пожелание однокласснице: «Просто – будь!», он долго смотрел вслед уходящей на своё место Есении. Аромат её парфюма – тонкий, нежный – один в один совпадал с запахом бумажного листка. Того самого, на котором было написано: «Не ходи сегодня к Л.». При этом Есения на Даньку не смотрела. Совсем. И от Кучкова пересела к Снежане. Впрочем, ненадолго – на один урок.

Через урок Снежана пересела к Дарье, и Есения осталась за своим столом одна.

5

– Почему ты со мной три месяца не разговаривала, а сегодня – вдруг?

– Ну, во-первых, у нас так не принято. В классе. Сам же знаешь: группы разные, статус там…

– А во-вторых?

– А во-вторых, наверное, неправильно девочке с парнем разговор начинать.

– Так ведь не тебе же разговор надо было начинать! Я, когда с тобой сел, когда от Снежаны ушёл, я же с тобой первым поздоровался, сказал, что здесь буду сидеть, с тобой. Объяснил, что зрение у меня не очень, что чем ближе к доске, тем легче. И ещё спросил, не против ли ты, что я с тобой сел. Помнишь?

– Помню.

– Так чего тогда молчала?

– Ну стеснялась, наверное.

– А сегодня что изменилось?

– А ты сам почему три месяца молчал?

– Что?!

– Почему ты сам три месяца ни с кем не разговаривал?!

– Как не разговаривал?! Да сколько раз! Да каждый день!

– Ну да… «Маша, скажи, пожалуйста, где находится кабинет физики?», «Скажи, пожалуйста, как зовут учителя истории?» – вот и все твои разговоры!

– А что, не разговоры?

– Конечно нет! Вот сегодня ты себя показал! Так поговорил, что… Что мне даже… приятно.

– Так это ты меня простимулировала!

– Что?!

– Простимулировала…

– Как это?

– Ну у тебя же день рождения, а тебя только классная поздравила.

– И что? Меня до этого вообще никогда в школе не поздравляли. А я в этой школе, между прочим, с первого класса. Я в этом городке родилась. Всю жизнь здесь живу. И никуда не переезжала. Так получилось, у меня папа – не военный человек…

– Нет, а почему сегодня ты ко мне подошла?

– Ну… Ну вот подошла. Ну ведь может такое быть?

– Конечно может. Ты же подошла!

– И что, что подошла?

– Так почему три месяца молчала, а именно сегодня заговорила?!

– Ну Даня-я-а!

– Я пятнадцать лет Даня, и что?

– А ничего! – Маша вдруг расхохоталась на всю улицу – так, что немногочисленные днём в городке прохожие заоглядывались на парочку.

Данька стоял немного растерянный, смотрел, не зная, что делать, на хохочущую девчонку и думал: «Как она искренне смеётся! Так смеются от души. Вот только почему, почему она смеётся?»

– Думал, почему я смеюсь? – Маша вдруг стала серьёзной; привстав, заглянула Даньке в глаза: – Не поверишь. Просто захотелось. Это так здорово! Я, честное слово, так давно не смеялась. Вот так – на пустом месте.

– Место не пустое, – возразил Данька; мозг шахматиста не всегда позволял юмору брать верх. – Мы стоим на снегу. Под снегом асфальт. Под асфальтом земля…

– А в земле корешки и червячки! – Маша снова хохотнула. И опять стала серьёзной: – Пришли. Это мой дом, мой подъезд. Этаж первый, квартира четвёртая. Домофон у нас не работает, но дверь всегда открыта. А если вдруг она будет закрыта, просто постучи в это окно, – Маша махнула рукой в сторону правого от подъезда окна. – Услышим. А, вообще… – она вдруг быстрым движением скинула с плеча ранец, дёрнула молнией, открывая внешний кармашек, и достала мобильник. – Давай номер телефона. Наберу сейчас. У тебя высветится мой.

Назвать одиннадцать цифр – это так просто!

Гораздо сложнее было произнести:

– Знаешь, Маш, я не уверен, что смогу прийти к тебе. Сегодня. На шесть вечера у меня запланировано одно мероприятие…

Глаза Маши потухли – так, будто в гостиной, где светило сразу пять лампочек по сто ватт, выключили свет. Выключателем: щёлк! И – тьма.

– Не приходи ко мне! – одноклассница резко повернулась к Даньке спиной, в три шага оказалась у двери, распахнула её и скрылась в подъезде.

Закрываясь, дверь грохнула так, что задребезжал весь дом – вся четырёхэтажка, а с крыши между первым и вторым подъездами съехал снег – немного, но тоже звучно: ба-бах!

…Дома, как обычно, встретила мама:

– Ты чего такой?

– Какой?

– То ли грустный, то ли задумчивый.

– В гости пригласили.

– Наконец-то!

– В каком смысле?

– Так за три месяца никуда не сходил, друзьями не обзавёлся. Я рада, что сегодня наконец-то ты идёшь в гости! Кстати, во сколько?

– Меня сразу в два места пригласили…

– Ух ты! – мама радовалась искренне. Но вопрос повторила: – А во сколько?

– В одно место в шесть часов вечера, в другое – в половине седьмого.

– Шикарно! – покачала головой мама. Задумалась: – Папа сегодня не придёт, у него сутки. Дуняшу врач сказал не выгуливать ещё пару дней – сегодня приходила, смотрела. Сможешь Дианку из садика забрать? К пяти часам придёшь за ней – они группой как раз гуляют – с улицы заберёшь. Вернётесь, и – в гости шагай. Правда, не представляю, как ты в два места сможешь?

– Да я от одного практически отказался… – Данька не договорил.

В детской заревела маленькая сестрёнка, и мама помчалась туда, уже из детской крикнув:

– Пообедай самостоятельно!

Данька пообедал. В школе он, конечно, тоже ел, но семь уроков силы забирают. Поэтому и суп, и второе, и компот он буквально проглотил. Потом сел за уроки. В этом военном городке в школе было странное расписание: все учились пять дней в неделю. Можно, конечно, было в пятницу не мучиться с домашним заданием, сесть за него в субботу или даже в воскресенье, но Данька привык так: пришёл из школы – сделай то, что задано, даже если впереди выходной.

…Дианка кинулась навстречу так, будто не виделась с братом как минимум месяц:

– Даня-я-а!!!

Заоборачивались с соседних площадок детского сада: и на Даньку, и на Дианку.

Ирина Геннадьевна, воспитатель, молитвенно сложила на груди руки:

– Какая прелесть! Настоящие родственные чувства!

– Здравствуйте, – поздоровался с воспитателем Данька.

– До свидания! – завопила Дианка и бросилась на Ирину Геннадьевну – обниматься.

– Здравствуй, – поздоровалась с Данькой Ирина Геннадьевна; они уже были знакомы – Данька не первый раз забирал сестру из детского сада. Воспитатель потискала в объятьях Дианку и отпустила её со словами:

– До понедельника. – Обратилась к Даньке: – Сегодня до ужина забираете. Куда-то собрались?

– Я собрался – вздохнул Данька. – В гости.

– К девушке? – лицо Ирины Геннадьевны буквально осветилось улыбкой, словно она тоже, как мама, искренне радовалась грядущему Данькиному походу в гости.

– Ну да, – согласился Данька, глубоко вздохнув.

Воспитатель восприняла это по-своему:

– Не хочешь идти в гости к девушке?!

– Ну как?.. – Данька пожал плечами, вспоминая записку-предупреждение и нежелание Есении общаться с ним, когда на одной из перемен он подошёл к ней с вопросом «Почему?».

– А к кому хоть, если не секрет? – поинтересовалась Ирина Геннадьевна.

И Данька, вздохнув ещё раз, признался:

– К Людмиле.

– К какой Людмиле? – удивилась Ирина Геннадьевна. – У нас в городке на все двадцать с лишним тысяч населения ни одной Людмилы нет. Поверь мне, я знаю – у меня у брата жена в администрации работает.

– Как нет?! – теперь удивился Данька. – А Аширова? Она же в нашей школе учится, в седьмом «А».

– А-а-а! Ты про эту! – Ирина Геннадьевна слегка скривилась, но взяла себя в руки. И даже попыталась улыбнуться, последующими словами чуть ли не «убив» Даньку: – Так ведь она не Людмила. У неё совсем другое имя!

6

Ровно в семнадцать пятьдесят девять Данька нажал нужную кнопку нужного домофона нужного подъезда нужного дома.

– Даниил? – спросил домофон голосом, от которого у Даньки по спине тут же промчались мурашки озноба.

«Боже! Какой голос! Какой тембр!» – подумал он искренне и одновременно – с интонациями театрального актёра, уставшего от сцены, – так получилось. Впрочем, вслух он ответил коротко:

– Да.

– Проходи, пожалуйста, – разрешил голос. И напомнил: – Второй этаж.

– Спасибо, – Данька снова был краток.

Людмила… Впрочем, называть её этим именем Даньке уже не хотелось, поэтому про себя он назвал девчонку по фамилии – Аширова.

Аширова стояла в дверях: длинное, почти в пол чёрное с серебряными нитями платье с открытыми плечами без рукавов и разрезом до бедра. Разрез был справа. Туфли на тонком высоком каблуке подчёркивали превосходство в росте.

Поднимать голову Данька не стал. Упёрся взглядом в подбородок Ашировой и сказал:

– Здравствуй.

– Виделись уже, – улыбнулась Аширова. И напомнила: – Утром. – И громко возмутилась: – А почему без цветов? Я надеялась, ты, как настоящий кавалер и влюблённый поэт, придёшь ко мне с шикарным букетом! Неужели букета не будет?!

– Будет, – согласился Данька. И выдал так, что удивился сам себе: – Цветы будут, но не здесь и не тебе.

– Ка-ак?! – протянула Аширова, и по её интонации Данька понял – она не удивлена, а шокирована. Впрочем, девчонка практически тут же взяла себя в руки: – А стихотворение? Стихотворение-то ты читать будешь?

– Конечно, – Данька согласно качнул головой и шагнул вперёд – в квартиру.

Аширова отшатнулась, пропуская его – каблучки звонко процокали по ламинату: цок-цок-цок.

– Я сниму обувь, – Данька говорил и действовал одновременно. – И куртку тоже сниму. Это ненадолго.

Он сам сдвинул в сторону дверцу встроенного шкафа в прихожей, отметив про себя: гостей у Ашировой много. В шкафу на плечиках висела куча одежды: куртки, дублёнки, пуховики. Под одеждой стояла разномастная и разноразмерная обувь.

Он сам, будто хозяин, прошёл по коридорчику, не заглядывая в комнаты, двери которых были закрыты. Опять же – про себя – отметил: справа комната и кухня, прямо – ванная и туалет, слева две комнаты – дальняя, рядом с санузлом, с открытой дверью, видимо, гостиная – там его ждут.

– Здравствуйте!

Гостиная действительно была полна народу – полтора десятка человек: элита восьмого «А», впрочем, без Есении и… без Эдика; несколько, судя по глупым улыбкам, семиклассниц – одноклассниц Ашировой и несколько старшеклассников: парней и девушек – Данька видел их в школе.

Аширова остановилась за его спиной – не смогла обойти Даньку. И Данька улыбнулся, представив выражение её лица. Впрочем, издеваться над Ашировой не входило в его планы, поэтому он сделал шаг в сторону, опять же по-хозяйски махнув рукой в сторону свободного кресла:

– Садись, пожалуйста.

– Разрешаешь?! – вскинула брови Аширова.

– Конечно, – Даньке захотелось улыбнуться, но он не стал. Обведя взглядом присутствующих, произнёс: – Я ожидал увидеть здесь только Всеволода с его компанией… Однако это даже лучше, что людей здесь больше…

– А что, стихотворения не будет? – неожиданно пискнула одна из семиклассниц.

И это было смешно.

Смеялись достаточно долго. И Данька тоже.

Не смеялись только Кучков и Аширова.

Данька, как заправский оратор, остановил веселье поднятой рукой – раскрытой пятернёй, которую практически тут же сжал в кулак:

– Посмеялись – хватит. В полседьмого я приглашён на день рождения. К девушке. К девушкам опаздывать нельзя. А стихотворение… Оно будет. Только не то, что я отправил по Интернету. Хотя оно было написано искренне. На тот момент, когда я его писал, искренне… Сейчас я прочту другое стихотворение. Когда я шёл сюда, у меня родились такие строчки, – Данька почти вплотную подошёл к Ашировой, успевшей усесться в кресло и даже успевшей принять почти царственную, насколько позволяла ситуация, позу. – Это стихотворение я тоже посвятил тебе. Но не Людмиле, а Люции. Ведь твоё настоящее имя Люция, правда?

– А-а… – приоткрыла рот Аширова.

И тихий возглас удивления пронёсся по гостиной; половина гостей тоже приоткрыла рты.

Строчки прозвучали в полной тишине. Каждое слово было и ярким, и тяжёлым. И почти каждое слово Данька отделял друг от друга значительными паузами:

Ты можешь хладной быть, горячей,Сиять, как яркая звезда…Но, имя собственное пряча,Собой не будешь никогда.

Ему не аплодировали – только одна девчонка-старшеклассница покачала головой и восторженно выдохнула:

– Ух ты-ы!

– Всем всего доброго! – Данька повернулся спиной к зрителям, но задержался, бросив через плечо – причём не столько Ашировой, сколько всем сразу: – Провожать не надо. Дорогу знаю.

…И всё-таки его проводили. Та самая старшеклассница, которая выдохнула «Ух ты-ы!».

– Знаешь, – сказала она Даньке, когда он, уже одевшись, открывал дверь на лестничную площадку, – никогда бы не подумала, что заинтересуюсь парнем моложе себя. – Поясняя, протянула руку: – Будем знакомы. Меня зовут Нина. Я из одиннадцатого «Б».

– Даниил Гришин, восьмой «А», – Данька пожал руку – одновременно нежную, крепкую и… властную.

Нина была ниже почти на голову. «А ведь одиннадцатиклассница!» – пронеслась у Даньки мысль касательно роста девушки.

Нина будто поняла. Улыбнулась:

– Маленькая собачка до старости щенок. Так говорила моя мама. У неё рост – метр пятьдесят один. А у меня – метр пятьдесят два. Но я ещё немного подрасту.

Данька торопился, Нина почувствовала и это.

– Беги, беги, – сказала она. Улыбнулась: – Впрочем, от судьбы не убежишь.

Данька удивлённо приподнял брови, глянув на Нину поверх очков.

– Это я так, философски… – взгляд одиннадцатиклассницы стал серьёзным. – А что я хотела сказать по поводу твоего стихотворения… Которое ты здесь прочитал…

И Данька понял, что его первые поэтические строчки Люция показала очень многим. «Обидно», – подумалось.

– Так вот, по поводу последнего стихотворения, – Нина приподнялась на цыпочки. – Я за него хочу тебя… поцеловать. – Она чмокнула ошалевшего Даньку в щёку. В правую. Опустилась обратно – твёрдо встав на ламинат: – Первые две строчки, кстати, так себе. Зато третья и четвёртая – это мощно! Это очень мощно! Это я тебе и как человек говорю, и как поэт. Ну не совсем поэт, но я тоже пишу. В общем, ещё увидимся. А сейчас – иди. Нельзя опаздывать. К девушке.

7

К Маше Данька – всё-таки! – немного опоздал. В цветочном киоске слишком долго оформляли букет. Даже не оформляли – что там такого: завернуть в прозрачную плёнку и обмотать бантиком! Букет обматывали газетами, чтобы не замёрз. Декабрь – зима; в это время погода теплом не балует.

Подарок, точнее, два подарка Данька купил в обычном магазине известной торговой сети; чего там только не было! – даже книги.

Бежал по улице, торопясь. Два раза поскользнулся, но не упал – зато весь вспотел, представив, что упал бы на цветы или на коробку конфет в ярком праздничном пакете. В пакете была ещё детская книжка с русской народной сказкой «Репка» – купил её так: с одной стороны, для улыбки, с другой – решил сказать короткую, но яркую речь, связанную именно с темой этой сказки. «Если пустят на день рождения…» – не давала покоя мысль. Помнились спина Маши и её вскрик: «Не приходи ко мне!»

А домофон не работал.

И дверь оказалась закрыта.

Сначала Данька хотел стукнуть в окно, но, поразмыслив, понял, что так его скорее точно не пустят, чем будут рады. И тогда он сел на скамейку у подъезда и достал смартфон.

Прошло всего два гудка, и в ухо раздалось не «Да?», не «Алло?», а, будто и не расставались, – продолжением разговора:

– Я же сказала: не приходи ко мне!

В окне, в которое Маша предлагала стучать, если дверь будет закрыта, вспыхнул свет. За занавеской возник силуэт. Потом занавеска дёрнулась в сторону, и Данька увидел Машу.

И Маша увидела его.

– Я хочу извиниться, – Данька заторопился со словами, боясь, что девчонка отключится, перестанет слушать его. – И за то, что опоздал, тоже. И ещё я очень хочу поздравить тебя с днём рождения! Кстати, ты очень красиво смотришься за окном. Но я точно знаю, что стекло искажает черты. В реальности ты много красивее…

– И? – Маша шмыгнула и свободной рукой быстро коснулась глаз – будто смахнула слёзы.

– И цветы замёрзнут, если не окажутся в тепле, – Данька шмыгнул тоже – случайно так получилось. И улыбнулся: – Я-то – ладно, а их жалко. Они такого отношения не заслужили.

Секундная пауза показалась ему вечностью.

– Я сейчас… – Маша вздохнула. – Я открою… Ты только не уходи.

Одета она была совсем не празднично. Если смотреть снизу вверх: обыкновенные – бесцветные – шлёпанцы, обыкновенные джинсы, обыкновенная блузка – как и джинсы, голубого цвета.

– С днём рождения тебя, Маша! – Данька передал однокласснице букет. Вздохнул, успокаивая дыхание: – На улице открывать не стал – действительно замёрзнут. Там хризантемы. Не розы, потому что розы стоят недолго. А хризантемы – долго.

– Спасибо, – в глазах Маши сверкнули слёзы. Быстро приподнявшись на цыпочки, она чмокнула Даньку в щёку и, развернувшись, рванула домой. – Давай за мной!

Теперь на Данькиной щеке пылало уже два поцелуя, и Данька не мог понять, какой из них горячее. В голове творился бардак. Люция, Нина, Маша… Непонятно с чего вспомнилась ещё и Наташка – она посоветовала написать стихотворение. Всё с неё началось! Да! А ещё та, что спряталась под ником «Какая есть». «Ты мне тоже нравишься», – написала она.

«Значит, она тоже нравится мне! А кто мне нравится? – мысли путались, путались… Пришла и такая: – А ещё Есения! Я что? Я прямо как Казанова?!»

– Гостей сегодня собралось! – Маша улыбалась, качала головой, и кудряшки её волос качались словно морские волны – только русые, немного серого цвета.

– А что, обычно меньше бывает? – Данька сначала сказал и только потом понял, что сморозил глупость.

Впрочем, Маша не обиделась. Ответила просто:

– А-га! – И, прижав к груди так и не распакованный букет, выдохнула: – Ты знаешь, я так рада. Так рада!

Встроенного шкафа, как у Люции, и плечиков в прихожей у Маши не было. Да и вешалка – старая, наверное, ещё с советских времён – была невелика.

Куртку Данька просто всунул между других курток и пуховиков. Ботинки оставил у самой двери. И только войдя в комнату, понял, что его ждали. И впустили бы – однозначно!

Вдоль дивана стоял длинный стол, надставленный ещё маленьким, наверное взятым с кухни. Стулья, табуреты – все были заняты. Все! Кроме двух.

– Здравствуйте всем, кого не видел, кого не знаю, – стараясь казаться серьёзным, произнёс Данька.

А его уже облепили со всех сторон совершенно «не-элитные» одноклассники – все, кого утром в классе перечисляла Римма Алексеевна. Все, родившиеся в восьмом «А» прошедшей осенью: Вера Сидорова, два Александра – Хачидзе и Яговкин, Паша Черепахин, Динияр Гиниятуллин и Мара Вовк.

– А мы тебя ждём, ждём…

– Так здорово, что ты пришёл!

– Вообще, спасибо тебе!

И Машин отец – невысокий такой, но крепкий в плечах мужичок – до хруста сдавил Данькину ладонь. И Машина мама обняла Даньку как родного. И подошли поздороваться Машина крёстная и дядя с женой и двумя детьми – класса четвёртого и шестого, и ещё две девчонки из параллельных «Б» и «В» – восьмых, и ещё две из родного «А»…

И Даньку усадили рядом с Машей. Во главе стола. И Данька пошутил, поняв, что шутка придётся кстати:

– Вот если бы не возраст, можно было бы подумать, что свадьбу играем.

Хохотали от души – и над шуткой, и над залившейся румянцем Машей.

А потом Данька дарил подарки. Обратился сперва к одноклассникам:

– Честное слово, не знал, что придёте! Так бы каждому по шоколадке приготовил бы. А тут – одна коробка конфет…

– Не огорчайся! – смеялся Сашка Хачидзе. – В этой коробке шестнадцать конфет, я знаю. Каждому ребёнку по одной, всё остальное – Маше.

– Ай молодца! – радовался Машин отец. – Находчивый парень! Не пропадёшь!

– А то! – поднимал нос к потолку Хачидзе.

Вручая книгу со сказкой, Данька сказал речь:

– Книга, честное слово, хороший подарок! Как напоминание, что мы всё-таки люди. Сказки… Они не устаревают. Их можно читать и перечитывать в любом возрасте. Тем более эту. Её ещё и рассматривать можно – с картинками ведь! Ну а почему «Репка»? Знаете, о чём подумал? Начать хорошее дело может и один человек. А вот завершить его можно только сообща. И итог его будет полезным для многих людей.

Взрослые качали головами: какой умный парень – и поднимали стопки со спиртным.

Парни кричали:

– Выпьем! – и, чокаясь стаканами и бокалами друг с другом и со всеми девчонками, пили вишнёвый компот.

Крёстная Маши гордилась:

– Из моего сада вишенки-то!

И все говорили-говорили. И слушая, и не слушая говорящих. И было весело.

И ели салаты – четырёх видов: совершенно обалденный «оливье», с крабовыми палочками, острый – из сыра с яйцом и чесноком и простой – из свежих огурцов, помидоров и зелёного лука. И было горячее: куриные ножки с пюре. И была нарезка из ветчины, из сервелата, из грудинки. И были фрукты и конфеты…

– Ты себя как… нормально чувствуешь? – в один момент спросила Маша, прислонившись к Даньке, то есть практически прокричала в самое ухо, поскольку в комнате было шумно – и говорили, и играла музыка.

– Ты знаешь, – ответно проорал Данька, – что-то так устал за сегодняшний день!

Его услышали все. Так совпало.

– Я тебя так понимаю! – выпалила Сидорова. – Ты ведь сегодня такой герой!

– Я бы, наверное, так не смог, – признался Динияр. – Встать и всему классу так сказать!

– Ребята! – поднялся Хачидзе. – Давайте все его проводим! Тем более время – уже десятый час.

– Тебе отоспаться надо, – заметила Мара. – Поверь мне: сон – лучшее лекарство не только от усталости, но даже от болезней!

И все тут же стали собираться. Даже взрослые:

– Проводим! Проводим! Заодно и свежего воздуху глотнём.

Уже в прихожей раздался звонок от мамы:

– Данечка, ты где?

– Мама, я уже домой иду. Я недалеко… – Данька не договорил.

Маша выхватила у него смартфон:

– Здравствуйте! Меня зовут Маша. Даня был у меня на дне рождения. И я вам хочу сказать, что у вас самый замечательный сын в мире! Можно я вам завтра лично об этом скажу? Можно?

– Ну-у… – протянула мама. И разрешила: – Можно.

– Спасибо! – выдохнула Маша, сама отключила смартфон и вернула его Даньке.

– Ну ты даёшь! – покачал он головой.

А на улице было красиво. Лёгкий снежок, свет фонарей…