Когда лопата у могильщика ржавеет

Инспектор сидел за кухонным столом напротив радостной Ундины. Она сдвигала карты в колоде для игры в «Выгони Джека из города». Хотя Ундина всегда называет эту игру «Разори соседа», в Букшоу это есть и всегда будет «Выгони Джека из города».

– Теперь ваша очередь отвечать на мои вопросы, – заявила она инспектору.

– О чем тебя спрашивал инспектор Хьюитт? – мило поинтересовалась я, вваливаясь в помещение немного быстрее, чем планировала.

– Ни о чем, – ответила Ундина. – Он меня еще не обыграл.

– И, судя по всему, не смогу, – сказал инспектор Хьюитт, выравнивая колоду и протягивая ее Ундине. – Почему бы тебе не сбегать во двор и не помучить констебля Роупера? Он там скучает. Попроси его показать наручники. Это его всегда бодрит.

– Зловещие браслеты, да? – переспросила Ундина. – Уверена, что смогу избавиться от них. Для моего возраста у меня очень тонкие запястья, знаете ли.

И она испарилась донимать констебля Роупера.

– А теперь, – сказал инспектор Хьюитт, как только она исчезла, – я хочу окончательно прояснить один момент.

Я догадывалась, о чем он. И оказалась права.

– Я не желаю, чтобы ты вмешивалась в это дело, – объявил он. – Никоим образом. Это ясно?

– Да, сэр, – сказала я, наклоняясь вперед, протягивая ему правую руку для рукопожатия и одновременно пряча левую за спиной и скрещивая пальцы. – Совершенно ясно.

– Что ж, отлично, – продолжил он. – Рассказывай, что тебе известно об этом?

– Ничего, – ответила я. – Вы были тут раньше, чем я узнала.

– Что ж, пусть так и будет, – сказал он, убирая свой неизменный блокнот и напуская привычный официальный вид.

Ха! Контрольный выстрел. Мне это прекрасно знакомо – как и любому человеку, у которого есть старшие сестры. Первым моим порывом было расшаркаться и рассыпать воображаемые розовые лепестки к его ногам, затем пасть на колени и покрыть его черные ботинки поцелуями. Но я сдержалась.

– Да, сэр, – ответствовала я, одаряя его милой, но серьезной улыбкой, которая в моем каталоге проходит под номером Д22 – дерзкая.

Он долго смотрел на меня, едва заметно кивнул и удалился.

После того как он ушел, я выдохнула и приготовила себе сэндвич с вареньем.

Сестрица Даффи вплыла на кухню, когда я облизывала пальцы.

– Я пропустила все веселье, да? – поинтересовалась она.

Я пожала плечами.

– Смерть мелкого государственного служащего. Как в романах Найо Марш[7] или Агаты Кристи? Тоненький зеленый томик из киоска Смита[8], чтобы почитать в дороге.

– Откуда ты знаешь? Про мелкого государственного служащего?

Именно этими словами майор охарактеризовал себя викарию.

– Дымоход, – Даффи ткнула пальцем вверх.

Когда мы с сестрицами были младше, мы часто лежали на полу этажом выше и часами подслушивали через этот своеобразный горячий телеграф, приносивший новости и сплетни из огромного количества помещений. Зная, какие заслонки открыть или закрыть, мы могли слушать разговоры даже из самых удаленных гостевых спален.

– Отсюда следует, что инспектор уже пообщался с викарием, – сказала я, совершенно точно понимая, что это первый шаг в новом расследовании. Не видя тела, не изучив сцену преступления, я буду вынуждена работать задом наперед – как в Зазеркалье. Подвиги Геркулеса на цирковом велосипеде.

Что ж, в любом случае я собираюсь очистить честное имя миссис Мюллет. Все остальное будет приятным сюрпризом.

Конечно, я должна проконсультироваться с Доггером. Мы организовали агентство – «Артур У. Доггер и партнеры. Осторожные расследования». Хорошо звучит, не так ли? Мы могли бы выбрать название вроде «Сыщики в лайковых перчатках», но это разрушило бы нашу идею. Люди, нуждающиеся в наших услугах, умеют читать между строк.

Но сначала я должна закончить с Даффи. Миссис Мюллет все еще на втором этаже в другом мире – в том или ином смысле. Доггер за ней присмотрит.

– Итак, что ты о нем знаешь? О майоре Грейли, имею в виду.

Даффи пожала плечами.

– Не больше твоего, полагаю. Видела его в церкви. Водянистые глаза навыкате. Старомодный костюм, слишком тесный. Сидит в задних рядах и вечно хрустит таблетками от кашля во время службы. Если бы не очки Национальной службы здравоохранения[9], он был бы похож на мистера Пиквика[10]. Приходские дети и их заботливые родители любили его.

– Почему?

Даффи пожала плечами.

– Он ремонтировал их игрушки и все такое. Починил Нетти Тук скакалку, потерянную в поле и попавшую под плуг. Переплел ее, как сказал викарий. Она стала как новая. Должно быть, служил моряком. Носил малыша Джорджи Мэнди на спине на соревнованиях по бегу в мешках на празднике.

Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но, может, я просто становлюсь циничной.

– Но кто мог захотеть убить такого человека? – спросила я.

– Это воистину невероятно, не так ли? – сказала Даффи.

Даффи всегда говорит что-то вроде «воистину невероятно» в тех случаях, когда я сказала бы: «Что ж, я сбита с толку».

Полагаю, это дело вкуса.

– Но отвечая на твой вопрос, – продолжила Даффи, – никто не хотел его смерти – во всяком случае, в Бишоп-Лейси. Обычная канитель, Холмс. Всмотрись в знамения прошлого!

Сказав это, она с мерзкими видом потерла руки, цапнула последний ломтик моего сэндвича с вареньем, сунула его в рот и выплыла из кухни.

И как будто по заказу, дверь в огород распахнулась и, вытерев ноги, вошел Альф Мюллет.

– Где моя миссус? – поинтересовался он. – Я принес ей рыбы. – Он стоял, развернув плечи и выпрямив спину, как будто шомпол проглотил. Альф, неизменный солдат.

– Она дремлет наверху, – сказала я. – Боюсь, здесь было суматошно. Инспектор Хьюитт полагает, она кое-кого убила. Вы с ними не встретились?

– Я пришел через огород, – ответил Альф. – Как обычно. И кого же она убила?

– Я серьезно. Майор Грейли отравился грибами, которые собрала и приготовила для него миссис Мюллет. Инспектор в машине во дворе. Можете пройти через вестибюль, если желаете.

Альф выплюнул слово, которое я не должна повторять во избежание вечных мук, затем развернулся и промаршировал на выход. Он даже не попытается сократить путь через дом. Он подойдет к парадной двери, как положено человеку, знающему свое место.

Но когда он там объявится, не хотела бы я быть на месте инспектора. Даже за весь китайский чай в мире.

Еще в раннем детстве я научилась порхать как мотылек, вот и сейчас я вылетела из кухни в короткий темный коридор, оттуда в вестибюль. Подойдя к входной двери, я прижалась к ней ухом. Старое дерево служило огромным резонатором, и я слышала каждое слово так отчетливо, будто стояла рядом с инспектором.

– Полагаю, вы мистер Мюллет? – говорил инспектор.

Черт! Я пропустила первый выход.

– Полагайте, что хотите. Это свободная страна, – ответил Альф.

– Кажется, мы уже встречались? – спросил инспектор Хьюитт.

– Скорее всего, здесь, в Букшоу, – сказал Альф. – Пару лет назад, когда здесь снимали фильм. Тут кто только не околачивался.

Уфф! Осторожно, Альф, подумала я. Ты же не хочешь угодить в наручники?

– Теперь скажите мне, что это за чепуха насчет того, что моя жена кого-то убила?

– Никто не утверждал ничего подобного, – возразил инспектор. – Мне просто нужно задать ей несколько вопросов. Она очень расстроена, и я был бы благодарен за вашу помощь.

– Можете задать ваши вопросы мне, – сказал Альф, – и не беспокоить ее.

– Боюсь, это невозможно, – ответил инспектор.

– Почему? – возмущенно спросил Альф.

– Мы полагаем, что она может обладать некоторой информацией. Это все, что я могу сейчас вам сказать.

Альф что-то проворчал в ответ, что я не смогла разобрать, и потом я услышала шорох шагов по гравию. Нельзя, чтобы меня поймали за подслушиванием. Я развернулась и в несколько длинных прыжков пересекла вестибюль.

Звонок в дверь. Инспектор демонстрирует безупречные манеры.

Чужой человек, которого пригласили в дом, может выйти назад и вернуться без звонка, но период, когда он может это сделать, очень короткий.

Я быстро развернулась, сосчитала до пятнадцати и открыла дверь. Инспектор стоял на пороге, и Альф обходил дом в сторону кухни.

– А! – сказала я. Иногда «А!» достаточно.

– Не будете ли вы так добры пригласить миссис Мюллет, – сказал инспектор. – Уверен, мы быстро справимся.

Я открыла дверь шире и шагнула назад.

– А! Миссис Мюллет! – сказал инспектор, взглянув поверх моего плеча.

Я обернулась и увидела миссис Мюллет на верху лестницы, поддерживаемую Доггером. Они начали медленно спускаться. Ее лицо было пепельно-серым. Интересно, это пудра?

Я покачала головой, чтобы сфокусировать взгляд.

Они спускались по главной лестнице и вполне могли бы быть королем и королевой фейри во плоти. В один миг миссис Мюллет купалась в теплом свете воспоминаний, в следующий – выглядела как слегка подогретый завтрак Смерти.

Она что-то скрывает. Ну конечно же! Почему я раньше не поняла?

О, миссис М., подумала я. Во что вы ввязались?

Когда они приблизились к подножью лестницы, инспектор Хьюит подошел и взял миссис Мюллет за руку.

Разве не мило, подумала я, но потом меня осенило. Нет. Постойте. Он проверяет ее пульс.

Я знаю, как работает подозрительный ум, поскольку я сама так устроена. Обладать блестящим умом не всегда легко.

– Пойдемте, я поставлю чайник, – сказала я, делая одновременно величественный и скромный жест в сторону кухни.

Дражайший друг моего покойного отца, викарий, демонстрировал освежающую прямоту в личной беседе. Он однажды сказал: «Чай и вера побеждают все».

Я не могла не заметить, что на первое место он поставил чай.

Значит, сейчас мне нужно открыть глаза и уши и закрыть рот. Быть Полли-поставь-чайник-де Люс[11]. Надо быть сдержанной.

– Инспектор Хьюитт и миссис Мюллет, пойдемте за стол. Я заварю чай, и Доггер достанет чашки и блюдца.

Доггер поднял руку, словно собираясь убрать прядь волос со лба, но в последний момент изменил движение, смахнув воображаемую пылинку с рукава. Я одарила его незаметной улыбкой из тех, которыми мы обмениваемся, и он ответил мне тем же. Один взгляд, в котором тонна смысла.

Я начала возиться с заваркой – идеальный предлог, чтобы задержаться и послушать.

– Итак, миссис Мюллет, – приступил к делу инспектор, открывая блокнот. – Продолжим с того места, на котором остановились?

– Я рассказала все, что могла, – сказала миссис Мюллет.

– Что ж, тогда расскажите еще раз, пожалуйста, – попросил инспектор.

Миссис М. извлекла носовой платок откуда-то из недр своего платья и приложила его к глазу, хотя я заметила, что слез не было.

Она кивнула.

– Возвращаясь ко вчерашнему дню, вы утверждаете, что собрали грибы утром по пути к коттеджу «Мунфлауэр», приготовили их, подали майору Грейли на завтрак, потом ушли и больше не возвращались.

– Да, – подтвердила миссис Мюллет.

– Не будете ли вы любезны объяснить в таком случае, почему два свидетеля независимо друг от друга заметили, как вы уходите из коттеджа «Мунфлауэр» через несколько часов после завтрака?

– Должно быть, они с кем-то меня перепутали, – сказала миссис Мюллет. – Бывает.

Я заметила, что Альф наблюдает за своей женой так же пристально, как инспектор, и даже более пристально. А она внимательно смотрит на него.

Что, черт возьми, здесь происходит, задумалась я, наливая чай. Если бы мне удалось застать миссис Мюллет в одиночестве, я бы вмиг вытянула из нее правду, но инспектор Хьюитт умудрился сбить ее с пути. Как она выразилась? «Этот человек выводит меня из себя».

Когда он умудрился вывести ее из себя? Где? Как? Почему?

Раздражение как мотив для убийства часто упускают – дело не в том, что миссис Мюллет убийца, дело в принципе. Даже незначительное раздражение, которое лелеют и питают, может превратиться в потрясающий и порой неожиданный приступ ярости.

Доггер как-то вскользь сказал, что ярость – родственница сложного процента[12], и этот комментарий от человека, никак не связанного с финансовой сферой, показался мне странным. Тем не менее я запомнила эти слова, и теперь, кажется, они объясняли, как инспектор Хьюитт вывел миссис Мюллет из себя, пусть я еще и не поняла почему.

У меня закружилась голова. Почему я не могу так же легко взять ситуацию с расследованием под контроль, как делала это раньше? Мне мешает невидимый туман? Теряю хватку?

Инспектор Хьюитт и миссис Мюллет сидели за столом друг напротив друга, неподвижные, как восковые фигуры.

Застой. Вот слово, которое я пыталась подобрать.

Кухонная дверь неожиданно распахнулась, и в помещение с грохотом влетела Ундина. То что нужно, подумала я.

– Флавия! Флавия! – она издала свой фирменный пронзительный вопль, слишком громкий для человеческого уха. – Ты только представь! Этот майор Грейли! Покойник! Он раньше служил палачом! Мне сказал констебль Роупер!

Стул инспектора Хьюитта с грохотом опрокинулся на пол. Ему потребовалась секунда, чтобы совладать с выражением лица, и он устремился в вестибюль. Дверь захлопнулась за ним с громким хлопком.

– Сработало, – сказал Альф еле слышно и коротко глянул на меня. Потом сказал жене: – Ты не глотнула чаю, милая.

Она подняла голову и одарила меня горестным взглядом со словами:

– «О, как сердцу снесть: Видав былое, видеть то, что есть!»

Иногда только и остается признать, что у тебя в голове опилки. И это тот самый случай. Меня вчистую уделала соплячка с лицом, похожим на недопеченный пудинг. Какой идиоткой, должно быть, я выглядела в глазах инспектора Хьюитта.

Терпеть не могу шипеть «Т-с-с!» и волочь человека за руку в коридор, но это именно то, что я сделала с Ундиной.

– Что, черт возьми, ты творишь? – прошипела я ей в ухо, чувствуя, как мое горячее влажное дыхание отражается от ее шеи. Я испытывала почти непреодолимое желание укусить ее, прямо как Дракула.

– Остынь, Флавия, – сказала она, отстраняясь. – Ты завидуешь, потому что я тебя обскакала. Представь себе заголовки: «Юная кузина докапывается до грязных подробностей, пока девочка-сыщик разливает чай».

– Надо вырвать твой язык и скормить его кошке, – сказала я.

Но она права: я действительно завидую. Я привыкла держать все под контролем, когда дело касается убийства.

– Как ты это сделала? – спросила я. – Имею в виду, вытащила информацию из констебля Роупера.

– Я надула его, – гордо ответила Ундина. – Меня Ибу научила. Человек в форме – легкая мишень. Надо только научиться целиться. Сначала я высказала восхищение его полицейским свистком. Ну а дальше проще простого.

Я задумалась, чему еще мать научила это дитя, – но лишь на секунду. На самом деле я не хочу знать.

– Знаешь, иногда ты даже похожа на человека, – признала я.

Она выпятила грудь колесом.

– Убирайся с глаз моих долой, – сказала я, но с улыбкой, и Ундина ускакала заниматься тем, чем занимаются эти комки слизи, когда им велят удалиться.

Мне надо взять контроль над ситуацией: я должна действовать, а не ждать, пока мне поднесут тарелку с объедками.

Когда я вернулась на кухню, Доггер поймал мой взгляд и сделал почти незаметное движение в сторону кладовки. Я последовала за ним.

Он повернулся ко мне и прошептал:

– Что нам делать, мисс Флавия?

– Я собиралась задать вам тот же самый вопрос, – сказала я.

Доггер посмотрел мне в глаза.

– Полагаю, мы должны заняться этим делом.

– Я надеялась, что ты это скажешь. Миссис Мюллет не должна пострадать. Это самое меньшее, что мы можем для нее сделать, – произнесла я.

Доггер кивнул.

– Предполагаю, что вы могли бы прогуляться по окрестностям коттеджа «Мунфлауэр». Полагаю, воздух там особенно освежающий.

Разумеется! Наиболее очевидное место для начала расследования – это коттедж «Мунфлауэр». Я должна обследовать территорию глазами, ушами, носом, пальцами и ногами, и мне надо сделать это быстрее, чем Боб Крэтчит[13] поставит точку.

Ровно через семь минут мы с «Глэдис» неслись к деревне с такой скоростью, как будто за нами гонятся все фурии ада. Скорее всего, так и было. Дождь прекратился, и небо начало проясняться.

3

Расположенный прямо за церковным кладбищем, дом майора Грейли был единственным зданием на узкой улице и совершенно не соответствовал своему имени[14]. Не место для романтического приключения, а скорее убежище для грусти и раскаяния в глубокой тени деревьев в конце Брамблинг-лейн – разбитой дорожки, которая ведет от северо-восточной части кладбища Святого Танкреда. Этот дом повидал много дождей и насквозь пропитался сыростью. Как будто летний домик царя Нептуна, подумала я.

Полицейские еще не успели разместить никаких запрещающих объявлений, и охраны тоже не было видно. Что ж, я ведь знаю, где сейчас инспектор Хьюитт? Устраивает разнос констеблю Роуперу в Букшоу, и он не запрещал мне уходить. Это дар свыше, и я вознесла благодарственную молитву старому доброму Провидению.

Поскольку передняя дверь была заметна с дороги, я прогулочным шагом обошла здание и подергала оконные рамы. Увы, окна были закрыты, и черный ход тоже.

Я обладаю неплохими навыками вора-домушника, что неудивительно для человека, имеющего старшую сестру. С учетом того, что у меня две старшие сестры, я просто легенда.

Я забралась на ветки подходящей груши и пролезла в удивительно красивое георгианское створчатое окно, выделявшееся на стене как Золушка среди уродливых сестер. Его отливающие зеленью стекла светились словно от гордости за собственную красоту.

На секунду я остановилась и прислушалась. Ничего, если не считать пения птиц во дворе. Сильнее всего в этом месте ощущалась атмосфера печали, непреходящая аура далеких и не очень счастливых времен.

Правда, это странно, что печаль первым делом определяется по запаху? Можно было бы ожидать, что первенство будет у глаз, но именно нос замечает ее первым. Печаль – как дым, решила я, это запах, возникающий на грани ощущений.

Я сделала мысленную пометку исследовать этот вопрос, как только у меня будет возможность, и, может быть, даже написать небольшую монографию на эту тему. Бог знает, в моей жизни было много грусти, которой хватит на пухлый том – или даже несколько, если мне захочется погрузиться в эту тему.

Я вытерла нос рукавом и осмотрелась.

Как жаль, что Доггер не здесь. Две пары глаз лучше, не говоря уже о двух носах…

Я не стала звать Доггера с собой в коттедж «Мунфлауэр», потому что, когда дело касается взлома, компания не нужна. И я не хотела толкать его на нарушение закона. Забраться в чужой дом – не такое уж преступление, но вы понимаете, что я имею в виду. И в конце концов, поскольку Доггер старше меня, от него будут ожидать, что он лучше разбирается в том, что хорошо, а что плохо.

Несмотря на соблазн покопаться в вещах мертвеца, сначала нужно хорошенько изучить место преступления, до того, как его – или меня – потревожат. Начнем с главного. Доггер будет мной гордиться.

На цыпочках я пошла в сторону кухни вниз по темной узкой лестнице, которая должна была скрывать прислугу от глаз хозяев дома, словно плащ-невидимка прямо из арабских сказок.

Кухня, наоборот, оказалась на удивление яркой – как картина Вермеера. Несмотря на недавний дождь, робкие лучи солнца в шахматном порядке падали сквозь высокие створчатые окна на темные доски пола.

В середине помещения располагался маленький добротный квадратный стол с единственным стулом. Очевидно, именно здесь майор Грейли встретил свой конец.

Отравление грибами – грязное дело: не то, о чем Элизабет Барретт Браунинг захотела бы написать стихи. Гриб, наколотый на вилку, – вовсе не поляна с грибами, эффектно открывающаяся вашему взору.

И здесь не осталось ни единого следа.

Вы бы никогда не догадались, что здесь произошло. Кто-то явно приложил много сил, чтобы прибраться, и я задумалась почему.

Как полиция это допустила? Или они сами все убрали? Кто-то из них так напортачил? Возможно, злосчастный констебль Роупер? Я с ним даже не познакомилась, но мое сердце уже устремилось к нему на нежнейших крыльях.

Я опустилась на колени и забралась под стол, наклонив голову, чтобы рассмотреть обратную сторону столешницы. В делах об отравлении есть то, что чаще всего пропускают, и это изучение нижних частей и обратной стороны предметов обстановки. «Медицинская юриспруденция» Тейлора об этом не упоминает; и Агата Кристи, кстати, тоже.

Тыльная сторона столешницы всегда темнее верхней, и этот стол не стал исключением. Я не сообразила захватить с собой фонарик, но это не помеха. В конце концов, кухня – это склад инструментов, и в ее ящиках и шкафах обычно полно всего.

Я встала на ноги. Решение обнаружилось в третьем ящике: набор посеребренных ложек. Я выбрала самую яркую, потерла ее о свою юбку и вернулась под стол. Нацелив ручку ложки на ближайший квадрат света на полу, я поворачивала мой импровизированный фонарик, пока он не отбросил луч света на тыльную сторону столешницы.

Я провела пальцем по грубым деревянным доскам. Они были слегка влажными – не сухая, как лист поверхность, какую ожидаешь найти в старой деревенской кухне. Я поднесла палец к носу. Запах хлорки ни с чем не спутаешь. Кто-то здесь прибрался. И совсем недавно.

Я выбралась из-под стола и перевернула стул.

Ага!

Я нашла недостающее: не частички непереваренной говядины, как в случае с призраком Марли[15], но следы непереваренных грибов. Я поскребла их ногтем.

Временами я благодарна судьбе за то, что перестала грызть ногти, и это тот самый случай. Остатки присохли, но не до такой степени, чтобы не подлежать анализу. Пока я отдирала их, мое внимание привлекла вспышка света: почти незаметная, но явно не воображаемая. Как будто где-то вдалеке мигнул маяк, замеченный вахтой на корабле.

Быстрый рывок к ящику со столовыми приборами – и вторая ложка для супа у меня в руке. Это будет непросто: с помощью первой ложки я сфокусировала солнечный свет на остатках грибов, а вторую ложку я перевернула, чтобы ее тыльной стороной отразить это что-то.

Я чувствовала себя девочкой с десятью большими пальцами из волшебной сказки, но, клянусь подвязкой королевы, у меня получилось!

Как я подозревала, отблеск света оказался кристаллом: крошечным, но тем не менее. Скорее бы вернуться домой и изучить его под мощным микроскопом Ляйца.

Чтобы быть хорошим химиком, требуются острое зрение и крепкий желудок, и у меня есть и то, и другое. Должна заметить, если я еще этого не сделала, что, хотя у меня есть пара очков для чтения в черной оправе, на самом деле мне они не нужны. Их всучил моему отцу недобросовестный офтальмолог в темной лавчонке рядом с Ковент-Гарден, и я надеваю их, только когда мне нужно вызвать сочувствие и у меня мало времени.

На секунду я думала, не похитить ли одну из этих ложек и не сделать ли на ней гравировку: «Необходимость – мать изобретательности». Прекрасный сувенир на память об этом необычном деле.

Но как же доставить содержимое желудка покойника в Букшоу? Нужно что-то мягкое, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение. Что-то, что защитит от воздуха и пересыхания.

Озарение снизошло на меня, как ангелы науки с небес.

Я отвернула накрахмаленный плоский белый воротничок, который меня заставила надеть миссис Мюллет, нанесла остатки завтрака майора Грейли на изнанку и аккуратно вернула его на место. Никто не найдет здесь смертельный образец.

Внезапно свет заслонила какая-то тень. Кто-то прошел мимо окна? Вместо того чтобы упасть на пол или прижаться к стене, я замерла на месте, словно пойманный ястребом кролик. Любое движение, даже самое незаметное, может привлечь внимание.

Разве полицейских не учат не ходить под окнами? Я думала, им это вбивают в головы начиная с первого дня в полицейском колледже.

Я не осмеливалась даже переместить взгляд.

– Ты поймана, черт тебя возьми! – рявкнул хриплый голос прямо мне в ухо, и меня грубо схватили за локоть. Сердце ушло в пятки.

Я резко повернулась и обнаружила себя нос к носу с Ундиной.

– Я следила за тобой, – радостно объявила она, не дожидаясь, пока я начну отрывать у нее конечности.

– Что ты здесь делаешь? – прошипела я, опасаясь говорить громче.

– Вторгаюсь на чужую территорию, – сказала она. – Как и ты. Давай продолжим.

В моей голове пронеслись разные мысли – и ни одной доброй.

– Иди встань у входной двери. Найди окно. Сделай так, чтобы тебя никто не заметил. Крикни, если кто-то появится.

– Да, о великая! Благодарствую, о великая! – сказала Ундина, падая на колени и молитвенно складывая ладони.

Я вышла из комнаты, предоставив ее вариться в собственной глупости.