Эксперимент 731

Тревога в голосе Вана была искренней, а затем он произнес слова, заставшие Элию врасплох:

– Ты для меня как дочь.

Внутри Элии вдруг разлилось непривычное, почти забытое тепло. Что это? Она нахмурилась, пытаясь поймать ускользающее воспоминание. Когда она чувствовала нечто подобное в последний раз? Давно… очень давно. Когда мама, перед сном, целовала её в макушку. Забота, защищенность, тепло – всё это, казалось, навеки покинуло её после трагической гибели матери.

Нахлынувшие воспоминания вызвали слезу, предательски потекшую по щеке. Элия тут же смахнула ее, не желая показывать свою внезапную слабость. Она привыкла прятать свои чувства, особенно от посторонних.

– Спасибо, дядя Ван, – произнесла Элия, стараясь говорить ровно. – Я буду осторожна.

Ища утешения, Элия провела рукой по мягкой, теплой шерсти Гекаты. Пантера, словно чувствуя ее состояние, прижалась к ее ноге и тихо заурчала, даря успокоение.

"Золотой Дракон"был полон жизни: смех, оживленная болтовня и восхитительный аромат паровых булочек создавали теплую, располагающую атмосферу. Элия сидела за столиком, с удовольствием вдыхая аромат и наслаждаясь вкусом угощения. Под столом, уютно свернувшись калачиком, дремала Геката, ее черная шерсть едва уловимо поблескивала в приглушенном свете. Закончив со своей порцией, пантера вытянула морду, умоляя о добавке. Элия улыбнулась и достала креветку из бульона, скормив его Гекате, которая проглотила лакомство в мгновение ока.

Насытившись и предвкушая тихий вечер, Элия вышла из "Золотого Дракона"с пакетом ароматных паровых булочек и других лакомств. Геката, словно ее личный телохранитель, шла рядом, двигаясь бесшумной черной тенью и настороженно сканируя окрестности своими зелеными глазами. Элия планировала вернуться домой, погрузиться в дневник матери и насладиться спокойным ужином. Но эти планы резко оборвались, когда дорогу преградила высокая, внушительная фигура в строгом темном костюме.

Арнольд, ее отец, выглядел сурово и напряженно. Высокий, волосы цвета выбеленного песка, зачёсаны назад, он был одет в строгий тёмный костюм. Его лицо, изборожденное глубокими морщинами, выражало скрытую тревогу. Серые глаза, пронизывающие и холодные, словно сталь, смотрели прямо перед собой, но в их глубине читалась усталость. Рядом с ним стояла роскошная карета, запряженная двумя вороными конями, неторопливо переминавшимися с ноги на ногу.

– В карету! Сейчас же, – скомандовал Арнольд, бросая тревожные взгляды по сторонам. Казалось, он боялся, что кто— то застанет его рядом с ней.

Элия тяжело вздохнула и закатила глаза, смирившись с неизбежным. Она знала, что сопротивление бесполезно и лишь усугубит ситуацию.

Внутри кареты было темно и душно, несмотря на открытые окна. Элия откинулась на бархатную спинку сиденья, глядя в окно, как мимо проплывает Мирадор. В этот ранний час тропический город преображался, становясь еще более завораживающим в лучах восходящего солнца. Но красота ускользала от нее, затмеваемая негодованием, которое она едва сдерживала. Геката, занимая почти все пространство у ее ног, тихонько мурлыкала, словно чувствуя ее настроение и пытаясь хоть немного успокоить.

– Зачем все это, отец? – спросила Элия, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно и спокойно. Ей не хотелось показывать, как сильно ее раздражает встеча с ним, – Почему не мог просто сообщить по резонатору?

– А то ты больно отвечаешь на мои звонки, – огрызнулся Арнольд. Его лицо в полумраке казалось еще более суровым и неприступным.

Элия махнула плечом, демонстрируя свое безразличие.

– Я молил их не трогать тебя после… – Арнольд запнулся, словно ему было трудно произнести эти слова. – Это… нецелесообразно, Элия! Этот пропуск предназначен для важных миссий, а не для твоих праздных прогулок!

Геката недовольно зарычала, поднимая голову и сверкая глазами в темноте. Элия положила руку на ее спину, успокаивая.

Арнольд на мгновение смягчился, но лишь на секунду.

– Тебе поручают важное задание, – произнес он тоном, не допускающим возражений.

– Хорошо, – коротко ответила Элия, продолжая избегать взгляда отца.

– "Хорошо"? Не "хорошо", Элия! Арнольд резко сжал кулаки. Голос сорвался, прозвучал хрипло и напряженно. – Мы с твоей матерью столько сделали, чтобы защитить тебя от этого…

– А я просила вас об этом? – — резко перебила Элия, повернувшись к отцу, ее глаза сверкнули вызовом. Она сжала кулаки, костяшки побелели. – Я не собираюсь плясать под дудку ваших желаний!

Арнольд стиснул зубы.

– Ты идиотка, раз думаешь, что это только способ контролировать тебя.

– Я идиотка? – взревела Элия. – Эта идиотка хотя бы что— то пытается сделать, чтобы найти маму.

– Это ради твоей безопасности! – Арнольд выдохнул, лицо исказилось от напряжения. – Ты в опасности, Элия!

– В опасности? – Элия рассмеялась, горький, полный презрения смех. – Вы меня больше пугаете, чем все ваши выдуманные враги! Мне не нужна твоя безопасность. Я выбираю свою жизнь, свои решения, свои риски! И я найду маму сама. Без твоей помощи. Без твоего контроля.

Арнольд ничего не ответил. Он просто смотрел на дочь, в его глазах бушевал шторм – смесь гнева, страха и бессилия. Его плечи опустились, словно под тяжестью невысказанных слов и горького осознания собственного поражения. Наверное, больше всего в жизни он боялся остаться одному, без семьи, без любви – без того, ради чего он так яростно боролся, так неуклонно защищал. В этом одиночестве, в этом пустом пространстве между ним и Элией, он увидел свой самый глубокий страх. Его кулаки сжались, костяшки побелели.

– Иногда, чтобы спасти то, что любишь, надо чем— то пожертвовать, – прошептал Арнольд, голос едва слышен, словно он говорил сам себе. Его взгляд был направлен внутрь себя, туда, куда не проникали ни гнев, ни страх.

– Что? – не расслышав, переспосила Элия. Она еще была зла и рассержена на отца, из— за чего ее уши покраснели.

Арнольд молчал, лицо каменное, в глазах – буря эмоций. Гнев, страх и бессилие бились в нем, словно заключенные в клетке дикие звери. Он понимал, что Элия права. Он понимал, что его методы были жестоки, что он, возможно, слишком сильно ее защищал. Но страх потерять ее, страх за ее жизнь, был сильнее всего.

– Ты должна отказаться от задания, – произнес Арнольд громче.

– Еще чего!

– Элия Сильванус, – голос Арнольда стал жестким, – Я отдаю приказ – отказаться от задания!

– Я – Норрис, – назвала Элия девичью фамилию матери, – А приказ моего отца не остановит меня, если правительство Мирадора прикажет мне пойти в переход, – Элия ответила спокойно, но ее глаза горели вызовом. Теперь какое бы ей ни дали задание, она его примет. А Арнольд, наблюдавший за ней, незаметно кивнул. Его лицо оставалось непроницаемым, но напряжение в плечах как будто спало, а уголки его губ чуть приподнялись.

Оставшуюся часть пути они проехали в тишине. Геката лишь изредка пошевеливалась во сне, чувствуя напряжение в воздухе. Мимо проносились яркие огни торговых районов, тенистые переулки с подозрительными личностями, и величественные здания аристократических кварталов.

Карета остановилась перед величественным зданием Штаба Совета, разительно отличавшимся от привычного облика Мирадора. Каменные стены, увитые лианами с яркими экзотическими цветами, и высокие башни, утопающие в пышной тропической зелени, потрясли Элию. В воздухе витал пьянящий аромат цветов и сочных фруктов, развешанных на причудливых деревьях тропического сада. Влажный, теплый воздух, непривычно жаркий для Мирадора, был полон щебета диковинных птиц. Элия даже не удивилась, увидев людей в легкой одежде. Арнольд первым вышел из кареты, жестом приглашая Элию следовать за ним.

В Штабе Элию ощутила, как мороз пробирает до костей, и не только из— за низкой температуры. Власть и формальность давили тяжелым грузом. Они шли по бесконечным коридорам из серого мрамора, отполированного до зеркального блеска. Каждый шаг отдавался гулким эхом, напоминая о ничтожности ее присутствия. Геката шла рядом, крадучись, и вела себя на удивление спокойно, лишь изредка поводя ушами.

Арнольд привел Элию в огромный зал заседаний, где воздух, казалось, был сгущен до состояния желе. В центре стоял длинный полированный стол из темного дерева, за которым восседали члены Совета. Они были облачены в одинаковые, безликие черные мантии, скрывающие черты лица. От них веяло вековым безразличием и холодным расчетом.

– Совет, перед вами Элия Сильванус, – громко произнес Арнольд, склонив голову в поклоне. Элия недовольно сжала губы, но не стала поправлять отца. Его голос затерялся в огромном зале, отразившись от высоких сводчатых потолков, украшенных барельефами, изображающими сцены невообразимой жестокости. Взгляд Арнольда скользнул по лицам судей, словно ища хоть малейший проблеск сочувствия.

Члены Совета обменялись взглядами, скользящими по Элии. Их мантии поглощали свет, делая лица еще более неразличимыми. Один из них, крупный мужчина с лицом, изборожденным глубокими морщинами, словно карта старой земли, медленно поднял руку. Его голос, хриплый и низкий, словно шепот смерти, прорезал тишину:

– Элия Сильванус. Нам известно о твоих… несанкционированных выходах за пределы Мирадора. Мы тщательно изучили записи и протоколы допросов пограничной стражи. Тяжелый запах старой бумаги и чего— то металлического висел в воздухе. Его взгляд был ледяным, пронзительным, заставляющим Элию забыть о страхе перед наказанием и почувствовать первобытный ужас перед неведомым.

Элия молча ждала, сжимая кулаки до побелевших костяшек. Ее плечи невольно напряглись, словно готовясь принять удар. Холодный мрамор пола пробирал насквозь. Внутри все сжалось в тугой комок.

– Твои обязанности перед Советом, – продолжил советник, его голос эхом отражался от мраморных стен, – Должны быть превыше твоих личных желаний. Совет считает, что ты провела достаточно времени в отпуске. Ты направляешься на задание.

– Какое? – спросила Элия, стараясь сохранять спокойствие, хоть сердце колотилось, а во рту пересохло. Руки сжались в кулаки. Мужчина средних лет с пухлым, несколько туповатым лицом, продолжал читать по листу, запинаясь. Его брови сходились на переносице, усиливая впечатление заторможенности. Он не слышал её вопроса. Элия, пытаясь отвлечься, опустила взгляд. На золотой дощечке выгравировано: – Макар Видий…

Элия изучала дощечки. Алан Сапианс… Линия Сапианса занималась наукой в Мирадоре. Элия подняла глаза и увидела перед собой человека, соответствовавшего имени: строгий, с глубокими морщинами, с проницательными серыми глазами. Его лицо, обрамленное седыми волосами, выражало одновременно мудрость и усталость, а рот сжимался в жесткую полоску – лицо человека, несущего груз ответственности.

На следующей табличке – Марк Рустик. Линия Рустик славилась строителями и инженерами; каждое здание в Мирадоре и других ульях – их работа. В сотрудничестве с Сапианс, они изобрели СНО ОП – средства наземного обслуживания общего применения, поддерживающие жизнеспособность ульев, а также УПГ— 350у – генератор энергоснабжения, и АК – автономный климатизатор, установленные во всех ульях, кроме Мирадора (его климат считается благоприятным по сравнению с Сизифом, Акварией и Эриданом). Элия не ожидала увидеть напротив имени Рустика маленького мужчину, почти скрытого густой седой бородой. Только живые светло— голубые глаза, с изумрудной полосой, выглядывали из— под нее.

– Совет считает, что предоставил тебе достаточно времени, чтобы восстановиться после смерти твоего отряда. Пора вернуть долг родине. Направляйся в Ульи и найди там себе членов команды, – резкий, властный голос прервал монотонное бормотание Макара. Элия вздрогнула. Взгляд, ледяной и пронзительный, пригвоздил ее к месту. Это был Аларик Сильванус. Серые виски и седые усы подчеркивали его возраст и опыт, а строго сжатые губы говорили о беспощадности. Он был воплощением рода Сильванус – военных, сила и бесстрашие, говорят, заложены в крови. На мгновение Элия представила себе его в боевом расположении – несгибаемый стальной воин, лицо которого скрыто под шлемом, но взгляд пронзает насквозь.

Макар растерянно отложил пожелтевший лист в сторону. Он не знал, что ему делать, может ли он сесть, или ему все— таки стоит продолжить читать приказ. Лишь только, когда Алан махнул рукой, тот уселся на место.

Определить точный возраст советников было сложно. После Столкновения, вызвавшего мутации в экологии, средняя продолжительность жизни увеличилась. Сто лет стали нормой, а отдельные долгожители перешагивали и за стодесятилетний рубеж. Этот человек, несомненно, был близок к этой границе. Возможно, ему было около ста, но благодаря генной терапии и продвинутым технологиям, он сохранял ясность ума и твердость духа, что делало его еще более опасным.

– Насколько мне известно, на данный момент в Мирадоре нет ни одного действующего отряда ходоков, – возразила Элия. Последние годы отряды распадались один за другим. А редкие оставшиеся ходоки всегда были в переходах.

– Верно, – подтвердил Марк, голос которого был таким же безжизненным, как и у Аларика.

– Вы предлагаете мне одной отправиться в путь? – возмутилась Элия, не веря своим ушам. Это было самоубийство.

– Это опасно! – вспыхнул Арнольд, его лицо покраснело от возмущения. Геката тоже недовольно вздернула хвостом, обнажая острые клыки. Она почувствовала, как изменилось настроение близких ей людей.

– Покидая стены Мирадора в одиночку, вам не показалось опасным, не так ли? – упрекнул Сапиенс, игнорируя вспышку Арнольда и рык Гекаты, – И, боюсь, у вас нет выбора. Либо вы отправляетесь в путь в течение двух недель, либо мы лишаем вас пропускного значка, должности ходока, квартиры в центре Улья, а вместе с тем отбираем модифицированную черную пантеру по кличке Геката, – каждое слово звучало как приговор для Элии.

– Я поняла, – прервала брюнетка, стараясь скрыть ярость, но ее зеленые глаза так сверкали, что всем все равно было понятно ее истинное отношение к этим самодовольным ублюдкам, – Есть что— то, что вы хотели бы добавить? – едко добавила Элия, – Или жалкий холоп может быть свободен?

– Жалкий холоп может быть свободен, – последовал насмешливый ответ, от которого волосы встали дыбом не только у Гекаты, но и у Элии.

Выйдя из душного здания Штаба на улицу, Элия жадно вдохнула прохладный, свежий воздух Мирадора. Даже смог, висевший над городом, казался глотком свободы после свинцовой атмосферы Совета. Но как бы ей ни хотелось отрицать, отец, Арнольд, оказался прав. Несмотря на всю браваду, глубоко внутри она понимала – она не была готова возвращаться в тоннели, не сейчас. Тень прошлого слишком плотно обволакивала ее, парализуя волю.

– Я тебя просил… – Голос Арнольда раздался сзади, тихий и надломленный. В этот раз в нем не было и следа той жесткости и властности, которые он демонстрировал перед Советом. Только тихая, изнуряющая грусть.

Элия обернулась. Арнольд стоял, ссутулившись, на ступеньках Штаба, его обычно безупречный костюм казался помятым и небрежным. На лице пролегла глубокая тень, делая его старше и уязвимее. Она ненавидела видеть его таким.

– Ты много чего просил меня сделать. К чему это привело? – слова Элии, как заточенное лезвие, рассекли нависшую тишину. В них плескалась боль, гнев и разочарование, годами копившиеся в ее душе. – Ты думал, что защищаешь меня, но в итоге отнял у меня то, чем я дорожила больше всего. И теперь я снова должна вернуться туда, где погибли мои товарищи.

Она видела, как от ее слов лицо Арнольда исказилось от боли. Она знала, как сильно он переживал их конфликт, как тяжело ему было принимать решения, которые привели к трагедии. Но она не могла простить его. Не сейчас. Она развернулась, собираясь уйти.

– Иногда, чтобы спасти то, что любишь, приходится пожертвовать не только частицей себя, но и самим собой, – он снова прошептал эту фразу, только теперь Элия ее услышала. – Я отдал тебе все, Элия, все свои ресурсы, все свои связи… Но я не смог тебя уберечь. Я думал, что защищаю тебя, давая тебе оружие, силу, возможности… Но, видимо, этого было недостаточно. Прости меня…

Элия, услышав слова Арнольда, застыла на месте, но не обернулась. Его признание раскаяния не смягчило ее сердце, а лишь разожгло тлеющий гнев. Она отчетливо помнила, как в пятнадцать лет, наивная и преданная, она верила каждому его слову. Он был единственным, кто у неё остался после исчезновения матери, её маяком в этом жестоком мире. И он же её предал.

– Ты пожертвовал не собой, – ледяным тоном произнесла она, не поворачиваясь. – Ты пожертвовал мной. Моей жизнью. Моими друзьями. Моей верой. – В ее голосе слышалась неприкрытая ненависть, каждое слово звучало как плевок в его сторону. – Ты отнял у меня все, а теперь стоишь тут и жалеешь себя? Тебе жаль, что приходится жить с этим?

Она сделала несколько шагов вперед, а затем резко обернулась, ее глаза метали молнии.

– И не надо прикрываться "защитой". Ты просто хотел, чтобы я была послушной куклой, исполняющей твои приказы! Чтобы я никогда не задавала вопросов! Но я больше не та маленькая девочка, которая верила каждому твоему слову. Я выросла. Я увидела, каким монстром ты можешь быть. И я больше не позволю тебе манипулировать мной!

Ее взгляд смягчился на мгновение, но тут же снова стал холодным и отстраненным.

– И хватит причитать о том, что ты отдал мне все. Единственное, что ты дал мне – это шрамы. Шрамы, которые никогда не заживут. Ты сломал меня, Арнольд. И теперь я иду в Ульи не для того, чтобы исцелиться, а для того, чтобы доказать тебе, что ты ошибаешься. Я выживу. И ты будешь жить с осознанием того, что даже после всего, что ты сделал, я все еще сильнее тебя.

Она отвернулась и быстрым шагом направилась прочь, оставив Арнольда стоять в одиночестве, сокрушенного ее словами. Теперь он знал, что его действия породили не просто боль и гнев, а глубокую, всепоглощающую ненависть. И эта ненависть была единственной нитью, связывающей их вместе.

Отец

Элия поежилась, кутаясь в потрепанный плащ. Руины бывших небоскребов, поросшие странной, колючей растительностью, тянулись до самого горизонта. Город, некогда пульсирующий жизнью, превратился в кладбище надежд.

Она приблизилась к патрулю, состоящему из двух крепких мужчин в бронежилетах. На ее собственном поясе, как и у них, висел Грок-Крисс, внушительный клинок. Их лица, покрытые слоем пыли и усталости, не выражали ничего, кроме суровой решимости.

– Пропуск, – коротко бросил один из патрульных, не поднимая глаз. Его голос был хриплым и измученным. Элия заметила, как его рука непроизвольно коснулась рукояти Грок-Крисса.

Элия достала свои жетон и пропуск, ощущая под пальцами гладкую поверхность документов. Она протянула пропуск и жетон патрульному, стараясь не встречаться с ним взглядом, ведь если кто-то из них узнает в ней дочь Арнольда Сильвануса, от выговора ей не выкрутится.

Второй патрульный внимательно осмотрел документ, сверив фотографию Элии с ее лицом. Зазубрины на лезвии Грок-Крисса мерцали в тусклом свете, напоминая о том, что они предназначены не только для разрезания, но и для введения яда.

– Будьте осторожны. Ситуация нестабильная. Слышали о рейдах 'Моховиков'на границе возле "Востока", – предупредил первый патрульный, возвращая ей документы. Его глаза впервые встретились с глазами Элии, в них плескалась усталость и беспокойство. Он поправил Грок-Крисс на поясе, от чего Геката грозно зарычала на него.

– Хорошо. Спасибо, – ответила Элия, чувствуя, как по спине пробегает холодок. "Моховики"– вид поглотителей, чья кожа покрылась наростами, имитирующим мох, от сюда и название.

Пройдя сквозь ворота, Элия облегченно вздохнула. Живот недовольно проурчал, требуя немедленного внимания. Геката тоже заворчала, вторя желудку.

– Ладно-ладно, уговорили. "Золотой дракон", жди нас.

"Золотой Дракон"– маленькая забегаловка азиатской кухни, управляемая старым поваром по имени Ван. Это было одно из немногих мест, где можно было почувствовать вкус нормальной жизни.

Запах жареных специй и соевого соуса, доносившийся из полуразрушенного здания, был самым прекрасным ароматом, который Элия могла представить. Она зашла внутрь, услышав приглушенный звон колокольчика, и увидела Вана, склонившегося над горячей плитой.

Ван обладал ярко выраженной азиатской внешностью и мощным телосложением: широкие плечи, развитые мускулы и сильная шея. Его узкие, проницательные глаза говорили о человеке, повидавшем жизнь. Высокие скулы и линия челюсти дополняли образ сильного и уверенного в себе мужчины. Черные волосы, собранные в небрежный пучок, кожа смуглая и лоснилась от жара и пара. Он двигался с ловкостью и скоростью, несмотря на внушительную мускулатуру. На нем – простая, практичная одежда: широкие штаны и заправленная рубашка. На левой руке, от запястья до локтя, тянулся сложный шрам, напоминающий переплетенные корни старого дерева. Шрам выглядел древним и загадочным. Вокруг шеи у него была обвязана тонкая цепочка, скрытая под воротом рубашки.

– Элия! Моя дорогая! Как я рад тебя видеть! Что сегодня будешь заказывать? – воскликнул Ван, поднимая на нее свои добрые, морщинистые глаза.

– Большой рамен с креветками, дядя Ван. И кое-что особенное для моей девочки, Геката. Что-нибудь, что ей точно понравится, – ответила Элия, с облегчением опускаясь на один из немногочисленных стульев.

Ван задумался, поглаживая свою слегка посидевшую бороду.

– Хмм… Геката, говоришь? Для такой прекрасной пантеры нужно что-то особенное. Знаю! Жареные кусочки кролика с грибами шиитаке, обвалянные в сушеных водорослях и приправленные щепоткой имбиря. Будет мурлыкать от удовольствия, как маленький котенок!

Элия улыбнулась.

– Звучит восхитительно, дядя Ван! Тогда рамен и порцию кошачьей нежности, пожалуйста. Сегодня в городе неспокойно.

Ван нахмурился, его брови нахмурились над переносицей, образуя глубокую складку.

– Моховики, да? Слышал о них… Грязные твари, – прорычал Ван, его лицо исказилось от отвращения. Он плюнул под ноги, и, добавив что-то себе под нос, выругался на незнакомом Элии языке. Когда-то, движимая любопытством, она спросила Вана, что это за мелодия льётся из его уст, и возможно ли научиться этому пению. Тогда Ван помрачнел, посмотрел куда-то вдаль, и ответил, что это китайский – язык его народа, поглощенного морской пучиной цунами, вызванных метеоритом. Язык, который с каждым годом ускользает из памяти, как песок сквозь пальцы. Его глаза наполнились грустью, и он вздохнул. – Будь осторожна, Элия.

Тревога в голосе Вана была искренней, а затем он произнес слова, заставшие Элию врасплох:

– Ты для меня как дочь.

Внутри Элии вдруг разлилось непривычное, почти забытое тепло. Что это? Она нахмурилась, пытаясь поймать ускользающее воспоминание. Когда она чувствовала нечто подобное в последний раз? Давно… очень давно. Когда мама, перед сном, целовала её в макушку. Забота, защищенность, тепло – всё это, казалось, навеки покинуло её после трагической гибели матери.

Нахлынувшие воспоминания вызвали слезу, предательски потекшую по щеке. Элия тут же смахнула ее, не желая показывать свою внезапную слабость. Она привыкла прятать свои чувства, особенно от посторонних.

– Спасибо, дядя Ван, – произнесла Элия, стараясь говорить ровно. – Я буду осторожна.

Ища утешения, Элия провела рукой по мягкой, теплой шерсти Гекаты. Пантера, словно чувствуя ее состояние, прижалась к ее ноге и тихо заурчала, даря успокоение.

"Золотой Дракон"был полон жизни: смех, оживленная болтовня и восхитительный аромат паровых булочек создавали теплую, располагающую атмосферу. Элия сидела за столиком, с удовольствием вдыхая аромат и наслаждаясь вкусом угощения. Под столом, уютно свернувшись калачиком, дремала Геката, ее черная шерсть едва уловимо поблескивала в приглушенном свете. Закончив со своей порцией, пантера вытянула морду, умоляя о добавке. Элия улыбнулась и достала креветку из бульона, скормив его Гекате.

Насытившись и предвкушая спокойный день, Элия вышла из "Золотого Дракона"с пакетом ароматных паровых булочек и других лакомств. Геката шла рядом, двигаясь бесшумной черной тенью и настороженно сканируя окрестности своими зелеными глазами. Элия планировала вернуться домой, погрузиться в недавно найденный материал о маме из архивов и насладиться спокойным обедом. Но эти планы резко оборвались, когда дорогу преградила высокая, внушительная фигура в строгом темном костюме.

Арнольд, ее отец, выглядел сурово и напряженно. Высокий, волосы цвета выбеленного песка, зачёсаны назад, он был одет в строгий тёмный костюм. Его лицо, изборожденное глубокими морщинами, выражало скрытую тревогу. Серые глаза, пронизывающие и холодные, словно сталь, смотрели прямо перед собой, но в их глубине читалась усталость. Рядом с ним стояла роскошная карета, запряженная двумя вороными конями, неторопливо переминавшимися с ноги на ногу.