Отражение

И, конечно же, чего и стоило ожидать, пацаны предложили мне попробовать. После долгих отговорок они взяли меня на слабо под упреком, что все курят. Страх быть избитым или униженным не дал мне сказать нет. И я перебарывая себя, но не скрывая интерес и любопытство, сделал первую затяжку. Не продержав и секунды, я раскашлялся на весь двор. Парни рассмеялись и показали как надо правильно делать. После нескольких приступов кашля, я всё-таки задымил как надо. На вопрос сильно ли от меня будет пахнуть сигаретами, старшеки сказали, что это немного другое. Да чувак, именно тогда я первый раз попробовал траву! Это был первый косяк в моей жизни! Он был максимально отвратительного качества, но это я сейчас понимаю, а тогда это было что-то новенькое, что-то крутое, что-то из мира взрослых. Но это же история не про первые впечатления, а про моего папу.

В общем, я настолько заугарал с пацанами, что не заметил, как рядом припарковался отцовский мерин. Хотя его сложно не заметить, потому что он был единственный во дворе. Дверь распахнулась, и из машины выступили черные лакированные туфли. В их отражении можно было увидеть всё окружение, всё «загаражье». Не захлопывая дверь, но застегнув чёрное пальто, отец спокойным шагом подошёл к нам. Я не знал что делать, из моих глаз уже были готовы выскочить слёзы, но я держался. Я готов был сквозь землю провалится, но мне мешала скамейка.

– Иди в машину, – отец без какой-либо злобы скомандовал мне и я, не раздумывая, отправился до мерина, а он остался с пацанами и твёрдо сказал – Ещё раз увижу вас с моим сыном, вы уедете отсюда с родителями против своей воли. Надеюсь, вы меня услышали и поняли.

Сев за руль, отец, не проронив ни слова, завёл двигатель, и мы неспешно подъехали к нашему подъезду. Слушая гудение двигателя мы просидели молча несколько секунд. Но после длительного выдоха, отец спокойно начал разговор.

– Что хоть попробовал? Сигареты или травку?

– Наверно второе, – кое-как выдавил из себя я.

– Первый раз?

– Да. Я раньше не курил, честное слово.

– А почему сейчас закурил?

– Ну, пацаны сказали, что все так делают. Ну и я… – и тут он прервал меня речью, которая на всю жизнь вбилась в мою голову.

– Сынок, в мире каждый человек что-то делает, но не всегда это хорошо. Ты же не пойдешь прыгать с крыши если все так делают. Ты не глупый. Ты мой сын и ты способен сам принимать решения. Только ты знаешь чего хочешь. Сейчас мы с мамой рядом, и мы учим тебя всему что знаем сами. Но ты вырастишь, и наступит время, когда будешь думать сам за себя. Никто не должен тобой играть как куклой. Никого не слушай, живи так как хочешь. Ты меня понял? – и он улыбнулся мне с абсолютной искренностью и заботой

– Да пап, я тебя понял.

– Ну и хорошо, – после небольшого смеха он продолжил – Как в школе то?

– Пап, у меня каникулы.

– А, да? Точно. Извини папку-дурака, запамятовал, – и он снова усмехнулся, а потом с заднего сидения достал торт и подал его мне – Вот держи, отнесёшь домой. А мне нужно отлучиться.

– Хорошо. А ты надолго?

– Не думаю. Всё, беги. Я тебя люблю.

– И я тебя.

Я закрыл за собой дверь, отец подмигнул мне через открытое окно и неспешно уехал. И как оказалось надолго, причём это мало сказано. С этого дня я его не видел почти десять лет. Десять лет под жизненным девизом – «Живи так как хочешь»! Десять долбанных лет!

И с тех пор я ненавижу эти сметанные торты. Как их вообще можно есть…

Глава 3

Туса закончил свой рассказ и с трудом сдерживал себя, чтобы не разнести комнату в хлам. Он сжимал кулаки настолько сильно, что ногти практически впивались в ладони. Дыхание не равномерно ускорялось, не давая ему успокоится.

– Погоди, я так и не понял. Ты считаешь, что твой отец был плохим человеком? – решился продолжить разговор Хат.

– А мне ли об этом судить? В моей жизни не было других примеров подражания. Он для меня и не может быть плохим. Но нет в мире идеальных, и он не исключение, – к этим словам Туса уже успокоился, но всё же не возвращался в прошлое состояние.

– А в чём тогда разочарование? Раз ты стал таким, как он. Или ты не простил его за уход из семьи? – с осторожностью спросил Хат.

– Просто я его подвёл. Отец и не хотел, чтобы я был таким как он. Он не хотел, чтобы я повторил его ошибки. Но я сделал всё наоборот.

– А какие именно ошибки ты совершил? – продолжал Хат, не выходя из образа психолога.

– Слушай, по-моему сейчас твоя очередь рассказывать, – прервал его Туса, чтобы не отвечать.

– Моя очередь?

– Ну да. Раз у нас так завелось и нам в принципе делать здесь больше нечего, то давай поделимся своими «мемуарами», так сказать, – Туса пытался отойти от грустных мыслей и настраивался на новый позитив.

– Да я и не против. Только давай прекратим эти игры в больного и психолога.

– Да блин, а я только начал вживаться. Ну ок, давай без ролевух, – и он закатился смехом, будто бы это была самая смешная шутка на свете.

– Так, о чём мы с тобой ещё не поговорили, – это был не направленный вопрос, а просто рассуждение вслух – Про друзей и семью уже было. Из хорошего в моей жизни осталась только история про любовь. Про первую любовь.

– Чувак? Ты серьёзно? Хочешь пацанами посидеть и поговорить о «высоких чувствах»? Может что-нибудь получше есть?

– Так, тихо, ты же сказал моя очередь, значит мне и решать. Иначе будем сидеть молча и ждать, когда нас выпустят. Так что, не выпендривайся.

– Ладно, ладно. Давай немного посопливим. Валяй, – с доброй издёвкой сказал Туса.

Хат встал со стула, отряхнулся, немного помаячил по комнате и остановился облокотившись на стол.

– А с чего начать то… Вот смех.

– Да говори как есть. Все свои, – после слов Туса расплылся в доверительной улыбке.

– Как есть говоришь? А почему бы и нет, – и Хат начал свой рассказ о «высоких чувствах».

«Три розы»

Я тебе уже рассказывал про нашу «банду», но со временем она обмельчала, аж до двух человек – я и Тима. Лет до 11 мы втроём с Машкой были не разлей вода, нас практически не видели раздельно друг от друга. Как я и говорил ранее, для нас она была своим пацаном. Не было секретов и тайн между нами. Каждый стоял друг за друга горой. Но в шестом классе Машка начала сильно меняться, не в плохом смысле, просто как и все девочки она начала расти быстрее чем пацаны. Да что там говорить, ей больше не нравилось когда мы её звали Машкой или Махой, с того времени она стала просто Маша.

У неё появились новые интересы, у нас стало меньше общих тем для общения. Она не хотела больше играть в войнушку или гонки, в её характере зародилась женственность. Наверное я неправильно выразился, она же всегда была девчонкой, просто теперь это стало видно. И со временем наше общение становилось всё меньше и меньше, мы с Тимой оставались не разлей вода, а Маша нашла подружек.

При этом мы, конечно, оставались друзьями, но не так как раньше.

И как ты уже наверное понял, раз это история о любви, то не зря я так сижу и рассказываю про нашу подругу. Именно к ней я стал испытывать эти чувства.

В тот год, когда мы наконец-то официально стали гражданами своей страны, получив документ с не самой лучшей фотографией, Тима и я не виделись с Машей всё лето. Вплоть до первого сентября.

Мы опоздали на линейку где-то на двадцать минут, и без палева пробрались до своего класса, будто там и стояли изначально. Машу мы так и не увидели до самого конца. Как только все начали расходиться, к нам подошла симпатичная девочка на не высоких каблуках. Каблуках! Ты понимаешь?! Всё это время Маша не понимала зачем они вообще придуманы на этом свете. Но походу в её жизни за лето многое изменилось.

Так вот, мы два пацана, которые раньше были выше своей «подруги-пацанки», теперь стояли на пару сантиметров пониже чем Маша. Мы оба смотрели на неё не проронив ни слова. Только после того как через пару секунд пришли в себя, мы сумели сказать непонятное «привет». Она в ответ засмеялась нежным и бархатным голосом. Тима начал расспрашивать как у неё дела и как прошло лето, а я в это время ничего не понимал, я просто смотрел и улыбался. Я даже не понимал, что сейчас моя улыбка больше не контролируется. Она живёт от меня отдельно. Теперь мышцы рта слушают не мозг, а мои эмоции. Мне нравилось на неё смотреть, хоть я и знал её почти с детского сада, но всё равно в её смехе, взгляде, движении рук и улыбке хранилась некая тайна, что-то новое, которое я мечтал открыть для себя. Теперь это была не «подруга-пацанка», а кто-то другой, тот кто подарит мне новые эмоции.