Канат над бездной

«Я предлагаю нам объединиться, – закончил Финч. – Забыть о том, кем мы были там, на Земле. И подумать о том, кем мы можем стать здесь. Вместе. Возможно, у нашего путешествия есть цель, о которой мы пока не догадываемся. И наша задача – быть готовыми к ней.»

Он замолчал. Некоторое время на палубе царила тишина, нарушаемая лишь тихим гулом систем корабля. Затем Хлоя робко произнесла:

«Алистер… вы думаете… вы думаете, у нас действительно есть шанс? На что-то… большее?»

«Я верю в это, Хлоя, – ответил Финч с мягкой, ободряющей улыбкой. – Я верю в нас.»

Элиана смотрела на эту сцену, и ее сердце сжималось от дурного предчувствия. Голос разума? Возможно. Но сквозь этот разум слишком явно проступали нити искусной манипуляции. Финч был слишком спокоен, слишком подготовлен. Его речь была не импровизацией отчаявшегося человека, а тщательно продуманным выступлением лидера, ведущего свою паству к неведомой, но им одним известной цели. Он не просто успокаивал их – он формировал их волю, направлял их мысли.

«Он знает, – подумала Элиана с ледяной уверенностью. – Он знает, куда мы летим. И этот "Последний Эдем", о котором он туманно намекает, уже существует в его планах».

Она посмотрела на Лиама. Тот, как всегда, был непроницаем, но Элиана заметила, что он внимательно, не отрываясь, следит за Финчем.

Алистер Финч не стал дожидаться дальнейших вопросов. Он с той же мягкой улыбкой пожелал всем хорошего «дня» и удалился, оставив их наедине со своими мыслями и теми семенами, которые он так искусно посеял в их сознании.

Элиана чувствовала себя еще более одинокой. Если остальные поддадутся его влиянию, ее тихая оппозиция, ее стремление докопаться до правды об «аварии» и странном протоколе «Омега» окажутся гласом вопиющего в пустыне. Голос разума Алистера Финча был слишком соблазнителен в их отчаянном положении. Но Элиана не могла отделаться от ощущения, что этот разум ведет их прямиком в новую, еще более изощренную ловушку.

Глава 5

Речь Алистера Финча не принесла Элиане успокоения, напротив – она лишь укрепила ее в мысли, что слепо доверять его словам равносильно добровольному погружению в искусно расставленную ловушку. Подтверждения Лиама Беллвезера о внешнем сигнале, активировавшем «Омегу», и о том, что «Икар» не дрейфует, а следует по четко заданному вектору, тяжелым грузом легли на ее душу. Финч же в своей речи обошел эти факты с такой изящной небрежностью, что это не могло не вызывать подозрений. Он явно знал больше, и Элиана решила, что больше не будет ждать, пока он соизволит поделиться крупицами своей правды. Ей нужны были собственные, неопровержимые доказательства.

Дни превратились для нее в череду тайных вылазок к различным терминалам и системным узлам «Икара». Работать приходилось урывками, преимущественно в те «ночные» часы, когда остальные пассажиры, измученные неопределенностью и речами Финча, погружались в тяжелый, беспокойный сон. Роскошные, но теперь пугающе тихие коридоры и салоны корабля становились ее исследовательской лабораторией. Она была создателем «Вечной Спирали», и хотя протокол «Омега» блокировал прямой доступ к ядру управления, Элиана знала свою систему как никто другой. Она помнила о скрытых диагностических портах, о недокументированных возможностях анализа необработанных данных, о тех «тайных тропах в коде», которые инженеры иногда оставляют для себя на случай непредвиденных обстоятельств.

Ее главной целью было найти следы того самого внешнего сигнала, который, по словам Лиама, инициировал «Омегу», и подтвердить его слова о направленном движении корабля. Она начала с архивов сенсорных логов, пытаясь восстановить картину событий за минуты и секунды до «аварии». Большинство высокоуровневых отчетов были либо стерты, либо заблокированы «Омегой», но Элиане удалось получить доступ к сырым, нефильтрованным потокам данных от внешних датчиков. Это было все равно что пытаться найти иголку в стоге сена – триллионы бит информации, регистрирующих каждый квант энергии, каждую гравитационную флуктуацию.

Она часами сидела, сгорбившись над экраном одного из вспомогательных терминалов в малоиспользуемой библиотеке корабля, ее глаза болели от напряжения, а пальцы порхали над сенсорной панелью. Роскошные кресла из натуральной кожи больше не казались удобными, тишина давила, а безупречно чистый воздух пах пылью несуществующих архивов. Она сравнивала показания магнитометров, гравитационных сенсоров, детекторов частиц, ища аномалии, выбивающиеся из общего фона.

И она нашла.

Сначала это была едва заметная рябь в показаниях гравиметрических датчиков за несколько минут до основного «толчка» – короткий, строго сфокусированный гравитационный импульс, направленный не на «Икар» в целом, а на определенный сектор его двигательного отсека. Такой импульс мог бы вызвать локальное искажение пространства-времени, достаточное для имитации физического удара и вывода из строя чувствительной электроники маневровых двигателей. Затем, почти одновременно, она зафиксировала сверхкороткий всплеск зашифрованных данных на частоте, обычно используемой для прямой связи с ядром «Сириуса», – тот самый сигнал, который, вероятно, и активировал «Омегу». Он был настолько коротким и так искусно замаскирован под фоновый шум, что стандартные системы мониторинга его попросту проигнорировали.

«Программная имитация отказа, – прошептала Элиана, глядя на графики. Ее сердце колотилось. – Не было никакого отказа оборудования. Маневровые двигатели были отключены командой. Связь тоже. Все это… инсценировка.»

Следующим шагом был анализ траектории. Лиам был прав – «Икар» не просто летел по инерции. Элиана потратила почти целый «день», сопоставляя данные бортового астронавигационного комплекса (ту его часть, что не была заблокирована «Омегой» и отвечала за пассивное позиционирование по звездам) с показаниями акселерометров. Корабль совершал едва заметные, но регулярные микрокоррекции курса, используя для этого маломощные ориентационные двигатели, которые формально числились в резерве и не контролировались «Омегой» так же жестко, как основные. Эти коррекции были слишком точны и согласованы, чтобы быть случайными. «Икар» явно ориентировался на какой-то удаленный источник, на тот самый «маяк», о котором говорил Лиам.

Она попыталась определить природу этого маяка, но его сигнал был слишком слаб и сложен для анализа имеющимися у нее средствами без прямого доступа к основным антеннам. Однако сам факт этих микрокоррекций был неопровержим.

В одну из «ночей», когда Элиана особенно глубоко погрузилась в анализ одного из зашифрованных фрагментов, полученных кораблем сразу после «аварии» (тех самых, о которых упоминал Лиам, и которые она теперь смогла вытащить из буфера памяти), она чуть не вскрикнула от неожиданности. Ей показалось, что за ее спиной кто-то стоит. Она резко обернулась. Пусто. Лишь тени от причудливых скульптур в библиотеке вытягивались на стенах от дежурного освещения. Паранойя? Или ее работа не осталась незамеченной?

Она сохранила найденные данные на защищенный носитель и стерла все следы своей активности в системных логах терминала. У нее пока не было полной картины, но отдельные фрагменты мозаики начинали складываться в пугающий узор. Это не было аварией. Это была операция. Тщательно спланированная, безукоризненно выполненная операция, целью которой было изолировать их пятерых на этом корабле и направить по заранее определенному маршруту.

Вопрос «кто?» и «зачем?» все еще оставался без ответа, но теперь к нему добавился еще один, не менее важный: «Что ждет их в конце этого пути?» И почему Алистер Финч с такой уверенностью говорил о «новом начале»?

Элиана вышла из библиотеки, чувствуя одновременно и смертельную усталость, и странное, горькое удовлетворение от проделанной работы. Она сделала первый шаг. Она нашла ниточку. И теперь она будет тянуть за нее, чего бы ей это ни стоило. Даже если эта ниточка приведет ее к еще более страшной правде. Ощущение опасности обострилось. Если Финч узнает о ее «раскопках», последствия могут быть непредсказуемыми. Нужно быть еще осторожнее.

Глава 6

Прошла еще одна неделя, отмеренная бездушными циклами корабельного освещения. Алистер Финч, после своей первой программной речи, не форсировал события. Он дал время своим словам прорасти в измученных умах пассажиров «Икара». Он наблюдал, говорил с каждым по отдельности, мягко и ненавязчиво поддерживая тех, кто, подобно Хлое Дэвенпорт, готов был видеть в нем спасителя, и терпеливо убеждая тех, кто, как Ричард Кармайкл, все еще пытался цепляться за обломки своего прежнего авторитета.