Светлячки во Тьме

Люди, немногие оказавшиеся поблизости, замерли в недоумении. Потом кто-то испуганно вскрикнул. Началась суматоха. Женщина с детской коляской, истошно крича, бросилась прочь из сквера. Какой-то мужчина пытался звонить по мобильному, но тот, видимо, не работал – он тряс его с растерянным видом.

Майя стояла как вкопанная, не в силах отвести взгляд от этого жуткого зрелища. Ее не столько испугала смерть птиц, сколько внезапная волна паники, захлестнувшая окружающих. Она ощутила ее так явственно – липкий, иррациональный ужас, быстро распространяющийся, как вирус. Ей захотелось бежать вместе со всеми, не разбирая дороги, поддаться этому общему психозу.

Но что-то ее удержало. Сквозь туман чужой паники она вдруг различила… удивление. Не свое. Чье-то еще. Холодное, отстраненное, почти аналитическое удивление, смешанное с едва уловимым оттенком… любопытства? Этот сигнал был настолько чужеродным, настолько не похожим на человеческие эмоции, что Майя на мгновение забыла о страхе.

«Кто здесь?» – мысленно спросила она, не ожидая ответа.

Ощущение чужого присутствия исчезло так же внезапно, как и появилось, оставив после себя лишь еще большую растерянность.

Паника в сквере потихоньку улеглась, сменившись недоуменными разговорами и испуганным шепотом. Кто-то предположил, что птиц отравили. Кто-то говорил о неизвестной болезни. Майя не слушала. Она смотрела на черные тела на земле, и холод, который она ощущала весь день, казалось, сконцентрировался у нее в груди, превратившись в ледяной комок.

Это уже не были просто странные совпадения или ее личные «глюки». Мир трещал по швам, и эти трещины становились все заметнее, все уродливее. И самое страшное – она не только видела их, но и чувствовала. Чувствовала чужой страх, чужую боль, а теперь – и чье-то чужое, нечеловеческое любопытство.

Она развернулась и почти бегом направилась домой, забыв о продуктах и обо всем на свете. Ей нужно было укрыться, спрятаться, попытаться осмыслить происходящее. Но она понимала, что от этого уже не спрячешься. Это было повсюду. В холодном ветре, в мертвых птицах, в испуганных глазах прохожих. И в ней самой.

Глава 7: Незваный гость

Смена тянулась бесконечно, как резиновый жгут, натягивая и без того истерзанные нервы Майи до предела. После инцидента с птицами она вернулась на работу с тяжелым предчувствием, которое не покидало ее ни на минуту. Каждый вызов «скорой» теперь воспринимался ею как потенциальная встреча с чем-то аномальным, каждый пациент – как возможный носитель новой, пугающей информации. Она чувствовала себя мишенью, на которую нацелено невидимое, но всепроникающее внимание.

Ближе к полуночи, когда поток страждущих немного поредел, в приемный покой привезли мужчину неопределенного возраста, найденного без сознания на одной из заброшенных строек на окраине города. Ни документов, ни каких-либо опознавательных знаков при нем не было. Одет он был в грязные, оборванные лохмотья, волосы спутаны, лицо покрыто густой щетиной и застарелыми синяками. Обычный бродяга, каких немало проходило через их отделение.

Но когда Майя подошла к нему, чтобы начать осмотр, ее обдало волной таких странных, нечеловеческих ощущений, что она на мгновение замерла. Это не был страх или боль в чистом виде. Это было что-то… древнее. Ощущение сырой земли, замкнутого пространства, давящей темноты и эха, гуляющего по бесконечным каменным сводам. И еще – навязчивый, монотонный гул, похожий на биение огромного, скрытого под землей сердца.

Пациент был без сознания, дыхание поверхностное, зрачки слабо реагировали на свет. Майя попыталась сосредоточиться на стандартных процедурах, но ее пальцы, касаясь его холодной, липкой кожи, дрожали. Ее сознание словно проваливалось в вязкий, темный колодец его ощущений.

– Что с ним? – спросил Лёша, который помогал ей. – Переохлаждение? Отравление? Похоже, этот бедолага уже давно дружит с неприятностями.

– Не знаю, – пробормотала Майя, пытаясь нащупать пульс. – Что-то… странное.

И тут мужчина открыл глаза. Мутные, нефокусирующиеся, они блуждали по потолку, а потом остановились на лице Майи. Губы его зашевелились, и он издал тихий, хриплый стон.

– Тоннели… – прошептал он, и от этого шепота у Майи по спине пробежал холодок. – Они… они зовут… Голоса… снизу…

Его взгляд на мгновение прояснился, и в нем мелькнул такой ужас, такая безысходность, что Майе стало душно. И в этот самый момент ее накрыло.

Мир вокруг исчез. Вместо больничной палаты она увидела… или, скорее, почувствовала себя в узком, сыром проходе, высеченном в темном, неизвестном камне. Стены были покрыты странными, едва различимыми узорами, похожими на застывшие корни гигантских деревьев или переплетение гигантских вен. Воздух был тяжелым, с привкусом металла и тлена. И этот гул… он стал громче, он вибрировал в самом ее существе, отдавался в костях. Она видела вспышки света впереди, какие-то неясные, циклопические структуры, уходящие в бесконечную глубину. И голоса… да, теперь она тоже их слышала – неразборчивый, многоголосый шепот, который, казалось, исходил отовсюду и ниоткуда одновременно.

Видение было коротким, не больше нескольких секунд, но таким реальным, таким осязаемым, что Майя закричала бы, если бы могла.

Когда она снова «вернулась» в реальность, пациент уже не дышал. Его глаза были широко открыты, в них застыл тот самый ужас, который она только что пережила вместе с ним.

– Что случилось? – Лёша смотрел на нее с тревогой. – Майя, ты вся белая!

– Он… он умер, – выдавила она, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. – Только что.

Лёша бросился проверять пульс, зрачки.

– Черт… Внезапная остановка. Ничего не предвещало…

Но Майя знала. Или, вернее, чувствовала. Что-то убило этого человека. Что-то, связанное с теми тоннелями, с теми голосами, с той древней, давящей тьмой. И это «что-то» только что заглянуло в ее собственную душу через глаза умирающего.

Она отошла в сторону, пока Лёша и подоспевшая медсестра констатировали смерть и заполняли необходимые бумаги. Руки ее дрожали так, что она с трудом могла сжать их в кулаки. В голове гудело, а перед глазами все еще стояли образы темных, бесконечных тоннелей.

«Голоса снизу…»

Раньше она слышала лишь тихий, неопределенный шепот города. Теперь этот шепот обретал направление. И это направление пугало ее до глубины души.

Глава 8: Прикосновение пустоты

Видение, пережитое через умирающего бродягу, не отпускало Майю. Оно возвращалось в коротких, навязчивых вспышках, стоило ей только закрыть глаза или остаться наедине со своими мыслями. Темные, сырые тоннели, странные узоры на стенах, давящий гул и нечеловеческий шепот – все это теперь стало частью ее реальности, пугающей и неотвратимой. Она чувствовала себя так, словно заглянула за кулисы привычного мира и увидела там нечто настолько древнее и чужеродное, что сам факт его существования грозил разрушить ее рассудок.

После той смены она вернулась в свою квартиру, но привычное ощущение убежища исчезло. Теперь дом казался ей хрупкой картонной коробкой, не способной защитить от того, что скрывалось в глубинах, от того, что «звало» голосами снизу. Каждый шорох, каждый скрип половицы заставлял ее вздрагивать. Ей постоянно казалось, что за ней наблюдают, что то самое «прикосновение пустоты», которое она ощутила, не исчезло бесследно, а оставило на ней невидимую метку.

Лёша, конечно, заметил ее состояние. Он был единственным, с кем она могла хотя бы попытаться поговорить, пусть и облекая свои страхи в привычную форму черного юмора.

– Ну что, Чен, – спросил он как-то в ординаторской, когда они пили свой неизменный утренний кофе после очередной тяжелой ночи, – опять кошмары мучают? Ты выглядишь так, будто лично с графом Дракулой всю ночь преферанс расписывала, и он тебя обчистил до нитки.

Майя криво усмехнулась.

– Хуже, Лёш. Гораздо хуже. Мне кажется, я скоро начну понимать язык городских крыс или видеть ауру у пациентов. Что там обычно по программе у съезжающих с катушек?

– Ну, для начала – разговоры с невидимыми друзьями, – подхватил Лёша, стараясь говорить беззаботно, но во взгляде его сквозило беспокойство. – Потом – коллекционирование фольги для шапочек, чтобы злые лучи из космоса не пробивали. Ты пока на какой стадии? Если что, у меня дома рулончик отличной фольги завалялся, могу поделиться. Для своих – скидка.

– Спасибо, приму к сведению, – вздохнула Майя. – Просто… этот мужик, тот бродяга, который у нас умер. Он говорил про тоннели, про голоса. И я… я это видела. Как будто сама там была.

Лёша нахмурился, его обычная ирония на мгновение уступила место серьезности.

– Май, ты уверена? Может, это просто стресс? Ты же знаешь, наша работа… не каждый выдержит. А ты пашешь как проклятая, без отдыха. Может, тебе действительно нужен хороший, долгий отпуск? Подальше от всего этого. На море, например. Солнце, пляж, никаких тебе помирающих бродяг и тоннелей.

– Думаешь, это поможет? – Майя посмотрела на него с отчаянием. – Думаешь, я смогу сбежать от того, что у меня в голове? Или от того, что… что происходит вокруг?

Она не стала рассказывать ему о мертвых птицах, о фантомной боли в руке, о всепроникающем ощущении тревоги, которое источал город. Боялась, что он окончательно убедится в ее невменяемости. Но даже того немногого, что она сказала, хватило, чтобы Лёша забеспокоился всерьез.

– Послушай, – сказал он, понизив голос, – я, конечно, тот еще юморист, но я вижу, что тебе не до смеха. Если тебе нужна помощь… любая… ты только скажи. Может, к психологу сходить? Анонимно. Просто поговорить. Иногда это помогает расставить все по местам.

Майя знала, что он говорит это из лучших побуждений. Но какой психолог сможет объяснить ей то, что она переживала? Какие таблетки избавят от видений древних тоннелей и ощущения чужого, нечеловеческого присутствия?

– Спасибо, Лёш, – тихо сказала она. – Я подумаю.

Но она знала, что не пойдет ни к какому психологу. То, с чем она столкнулась, не лечилось разговорами и антидепрессантами. Это было нечто иное. Нечто, что требовало от нее не смирения, а понимания. И это понимание пугало ее больше всего.

Ночью, лежа в своей постели и прислушиваясь к каждому звуку в квартире, Майя снова ощутила это. Легкое, едва уловимое дуновение холода, не связанное с температурой в комнате. Ощущение взгляда, пристального, изучающего. Она зажмурилась, натянув одеяло до самого подбородка, как ребенок, прячущийся от монстров под кроватью. Но монстры уже не были под кроватью. Они были повсюду. И один из них, самый страшный, кажется, поселился у нее в голове.

Прикосновение пустоты было холодным и безжалостным. И оно не собиралось ее отпускать.

Глава 9: Голоса в статике

Дни сливались в одну бесконечную, серую массу, наполненную работой, тревожными мыслями и почти полным отсутствием сна. Майя чувствовала себя канатоходцем, балансирующим над пропастью безумия, и с каждым днем удерживать равновесие становилось все труднее. Мир вокруг продолжал подбрасывать ей новые доказательства своей стремительно меняющейся природы, и эти доказательства уже невозможно было игнорировать или списывать на расшатанные нервы.

Сообщения о странных происшествиях перестали быть достоянием желтой прессы или маргинальных интернет-форумов. Теперь о них говорили в официальных новостных выпусках, пусть и с большой осторожностью, пытаясь найти всему рациональные объяснения. Массовые отключения электроэнергии в целых регионах, необъяснимые сбои в работе спутниковой связи, странное поведение магнитных полей Земли – все это уже нельзя было скрыть. Ученые разводили руками, политики призывали не поддаваться панике, но паника уже витала в воздухе, густая и липкая, как тот туман на трассе, о котором рассказывали фельдшеры.

Майя следила за новостями с мрачным удовлетворением человека, чьи самые худшие опасения начинают сбываться. Она больше не чувствовала себя одинокой в своем предчувствии беды. Весь мир, казалось, медленно погружался в тот же хаос, который уже давно царил у нее в душе.

Однажды вечером, после особенно тяжелой смены, она вернулась домой совершенно разбитой. Голова гудела, тело ломило от усталости. Она мечтала только об одном – упасть в постель и забыться тяжелым, беспробудным сном. Но едва она вошла в квартиру, как свет мигнул несколько раз и погас. Полная, непроглядная темнота окутала ее.

«Только не это», – простонала Майя, на ощупь пытаясь найти на полке свечи, которые она когда-то купила на случай подобных отключений. В их районе это случалось нечасто, но в последнее время перебои с электричеством стали почти нормой.

Найдя свечу и спички, она зажгла дрожащее пламя, которое выхватило из темноты лишь небольшой пятачок пространства, сделав остальную часть комнаты еще более мрачной и таинственной. Тишина в обесточенной квартире была почти оглушающей, нарушаемая лишь ее собственным дыханием и далеким гулом ветра за окном.

Она сидела на кухне, тупо глядя на пламя свечи, когда ее внимание привлек тихий, едва различимый звук. Он исходил от старого радиоприемника, который стоял на холодильнике и который она никогда не выключала из розетки, хотя и не слушала уже много лет. Радио молчало – электричества ведь не было. Но звук… он был.

Майя замерла, прислушиваясь. Это был не просто шум или треск. Это был шепот. Тихий, многоголосый, он пробивался сквозь мертвую тишину, словно идущий из глубокого подполья. Слова были неразборчивы, язык – абсолютно незнаком, но в самой его интонации, в его ритме было что-то гипнотическое, завораживающее и одновременно пугающее до дрожи.

Она медленно подошла к радиоприемнику. Шепот становился громче, отчетливее. Казалось, он исходил не из динамиков, а из самого нутра старого аппарата, из его проводов и микросхем, оживших под действием какой-то неведомой силы.

Майя протянула руку и коснулась холодной пластмассы корпуса. И в этот момент шепот на мгновение стал кристально чистым. Она все так же не понимала слов, но уловила в них… зов. Настойчивый, требовательный, почти приказной. И еще – нотку древней, как сам мир, тоски.

Ей вдруг стало невероятно жутко. Это было уже не просто ощущение чужого присутствия, не мимолетное видение. Это был прямой, осмысленный контакт. Голоса в статике. Голоса из ниоткуда. Голоса, которые звали ее.

Она резко отдернула руку, словно от прикосновения к чему-то ядовитому. В тот же миг шепот снова смешался с помехами, стал тише, неразборчивее, а потом и вовсе исчез. В квартире снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь трепетом пламени свечи.

Майя стояла посреди кухни, тяжело дыша. Руки ее дрожали, сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Она посмотрела на старый радиоприемник с суеверным ужасом, как на нечто дьявольское.

Электричество дали только под утро. Но Майя так и не смогла уснуть. Голоса в статике звучали у нее в ушах, накладываясь на тот древний гул и шепот, который она слышала в видении умирающего бродяги. Голоса снизу. Теперь она знала, что они реальны. И они знали о ней.

Трещина в обыденном превратилась в зияющий провал, и Майя чувствовала, что стоит на самом его краю, а внизу ее ждет нечто, что способно поглотить не только ее, но и весь привычный мир. И это «нечто» уже протягивало к ней свои невидимые руки.

Глава 10: Точка невозврата

Паника пришла внезапно, как удар под дых. Не предвещаемая сиренами или экстренными выпусками новостей, она родилась из самой ткани города, из его воздуха, из его молчания. Майя была на смене, когда это началось. Сначала – необъяснимая тревога, волной прокатившаяся по приемному покою. Пациенты, обычно пассивные и апатичные, начали беспокойно ерзать на каталках, их глаза испуганно метались. Медперсонал, включая обычно невозмутимого Лёшу, стал дерганым, их голоса звучали громче и резче обычного.

А потом город содрогнулся. Не сильно, но ощутимо – так, что задребезжали стекла в окнах и с полок посыпались какие-то мелочи. Короткий, глухой толчок, словно гигантский зверь, спящий под землей, недовольно ворохнулся во сне.

Сразу после этого погас свет. На этот раз не было ни мигания, ни предупреждения – просто внезапная, абсолютная тьма, поглотившая все. За ней последовал такой же внезапный и абсолютный хаос.

Крики, плач, панические возгласы. Звук бьющегося стекла, грохот падающей мебели. Включилось аварийное освещение – тусклые, красные лампы, бросавшие на стены зловещие, пляшущие тени и превращавшие больницу в декорации к фильму ужасов.

– Спокойно! Всем оставаться на местах! – голос доктора Зайцева прозвучал на удивление твердо, перекрывая общий гвалт. – Лёша, Майя, проверьте пациентов! Сестры, фонари!

Майя, преодолевая первоначальный шок и волну чужого, захлестывающего ее страха, кинулась выполнять приказ. Ее способности, которые она так боялась и проклинала последние недели, в этот момент обострились до предела. Но теперь это было не мучительное вторжение, а… инструмент.

Она двигалась по погруженному в полумрак и хаос отделению с какой-то нечеловеческой интуицией. Она знала, где нужна ее помощь, еще до того, как слышала крик или стон. Она чувствовала страх пациента с сердечным приступом в дальней палате и уже бежала к нему, когда его соседи только начинали звать на помощь. Она видела внутренним зрением, где лежит упавший и разбивший голову старик, пробираясь к нему сквозь толпу мечущихся людей.

Ее руки работали быстро и точно, мозг – ясно и холодно, несмотря на бушующую вокруг панику и собственные, теперь уже приглушенные, эмоции. Она делала уколы, накладывала повязки, отдавала четкие команды санитарам, которые смотрели на нее с суеверным ужасом и восхищением. Казалось, она находится в нескольких местах одновременно, предвосхищая события, предотвращая трагедии.

В какой-то момент, когда она пыталась остановить кровотечение у женщины, порезавшейся осколками разбитого окна, она подняла голову и встретилась взглядом с Лёшей. Он стоял в нескольких шагах от нее, освещенный дрожащим светом фонарика, и в его глазах читалось не просто удивление, а… потрясение. Он видел. Он понимал, что то, что она делает, выходит за рамки обычного профессионализма, за рамки человеческих возможностей.

Майя лишь на мгновение задержала на нем взгляд, а потом снова вернулась к работе. Сейчас было не до объяснений. Сейчас нужно было спасать жизни.

Она вытащила из-под завала пожилого мужчину, у которого случился эпилептический припадок, вовремя ввела ему противосудорожное. Она нашла потерявшегося в суматохе ребенка и передала его рыдающей матери. Она… она была повсюду, где требовалась помощь, словно невидимая сила вела ее, направляла ее руки, подсказывала ей решения.

И вот тогда, в самый разгар этого хаоса, когда она, совершенно измотанная, но каким-то чудом еще державшаяся на ногах, пыталась привести в чувство потерявшую сознание медсестру, она увидела его.

Он стоял у входа в приемный покой, там, где раньше была стеклянная дверь, а теперь зияла черная дыра, ведущая на улицу, в неизвестность. Фигура была высокой, темной, почти сливающейся с тенями. Но Майя видела его ясно, так же ясно, как видела пациентов, нуждающихся в ее помощи. Он не был человеком. В его очертаниях, в его стати, в самой его ауре было что-то древнее, могущественное и абсолютно чужеродное.

Он не двигался, просто стоял и смотрел на нее. И в его взгляде – Майя не видела его глаз, но чувствовала его взгляд каждой клеткой своего тела – было ясное, осмысленное узнавание. Не удивление, не любопытство, а именно узнавание. Словно он давно ждал этой встречи. Словно она была ему знакома.

Мир вокруг на мгновение замер. Крики, стоны, хаос – все это отошло на второй план, оставив лишь ее и эту темную фигуру, соединенные невидимой нитью взгляда.

Майя поняла: это точка невозврата. Все, что было до этого – ее страхи, ее сомнения, ее попытки найти рациональное объяснение, – все это было лишь прелюдией. Настоящее начиналось только сейчас. И оно было связано с этой фигурой, с этим взглядом, с этим молчаливым узнаванием.

Она не знала, кто он – друг или враг, спаситель или разрушитель. Но она знала одно: он видел ее. Видел не просто врача, не просто испуганную женщину. Он видел в ней что-то еще. Что-то, что, возможно, она сама в себе еще не до конца осознавала.

Фигура чуть заметно качнула головой, словно в знак приветствия или… предупреждения. А потом так же внезапно исчезла, растворившись в тенях, словно ее никогда и не было.

Майя осталась стоять посреди хаоса, тяжело дыша. Но теперь ее страх был иным. К нему примешивалось новое, странное чувство – предвкушение. Предвкушение чего-то неизбежного.

Игра началась. И она была в ней не пешкой, а одной из ключевых фигур. Хотела она того или нет.

Глава 11: Затишье перед…

Город зализывал раны. После того внезапного толчка, погрузившего мегаполис во тьму и хаос, прошло двое суток. Электроснабжение восстанавливали медленно, квартал за кварталом, словно невидимый хирург сшивал оборванные артерии городской энергосистемы. Телефонная связь работала с перебоями, интернет едва дышал. Но самым ощутимым было не это. Изменился сам воздух. Он стал плотнее, тяжелее, пропитанный коллективным страхом и недоумением. Люди передвигались по улицам тише, говорили меньше, их взгляды были настороженными, словно они ожидали нового удара из-под земли или с небес. Осень, и без того депрессивная, теперь приобрела оттенок зловещего предзнаменования. Ветер стих, и над городом повисла неестественная, давящая тишина, нарушаемая лишь редкими сиренами да гулом генераторов.

В больнице Майю почти носили на руках. Истории о ее невероятной интуиции, о том, как она в кромешной тьме и панике находила самых тяжелых пациентов, спасала жизни там, где другие терялись, передавались из уст в уста, обрастая фантастическими подробностями. Доктор Зайцев публично назвал ее «ангелом-хранителем приемного покоя» и обещал выписать премию, как только бухгалтерия отойдет от шока и возобновит работу. Медсестры смотрели на нее со смесью восхищения и суеверного страха.

Но Майе было не до славы. Внутри нее царил такой же хаос, как и в обесточенном городе той ночью. Она снова и снова прокручивала в голове события, пытаясь найти им хоть какое-то объяснение. Ее собственные действия, ее внезапно обострившиеся способности – это было невероятно, пугающе. Но еще больше ее тревожила та темная фигура у входа. Этот молчаливый, всепонимающий взгляд. Он не выходил у нее из головы. Кто это был? Или что?

– Знаешь, Май, – сказал Лёша, когда они курили на заднем дворе больницы во время короткого перерыва, – я, конечно, много чего повидал на своем веку. И трупы ходячие, и бабушек, летающих на метлах после передоза корвалола. Но то, что ты вытворяла той ночью… это было что-то запредельное. Ты будто знала все наперед. Как?

Лёша был серьезен как никогда. Его обычная ирония испарилась, оставив место неподдельному изумлению и плохо скрытому беспокойству. Он смотрел на Майю так, словно впервые ее видел.

– Сам не знаю, Лёш, – Майя пожала плечами, стараясь выглядеть спокойной. – Адреналин, наверное. В экстремальных ситуациях организм мобилизуется. Скрытые резервы и все такое.

– Скрытые резервы? – он недоверчиво хмыкнул. – Май, ты там порхала, как бабочка с дефибриллятором. Я стоял в двух шагах и видел твои глаза. В них не было адреналина. В них было… знание. Будто ты не здесь была, а где-то там, сверху, и видела всю картину целиком.

Майя молчала, глядя на серые больничные стены, на которых еще виднелись трещины после недавнего толчка. Что она могла ему сказать? Что слышит голоса, видит чужие смерти, ощущает присутствие чего-то нечеловеческого? Он и так балансирует на грани того, чтобы счесть ее сумасшедшей.

– Может, мне просто повезло, – наконец сказала она. – Или я действительно переутомилась до галлюцинаций.

– Не смеши меня, Чен, – Лёша потушил сигарету. – Галлюцинации жизни не спасают. А ты спасла. Многих. Просто… будь осторожна, ладно? Вся эта чертовщина, которая творится в городе, и твои эти… таланты… Мне это не нравится. Совсем не нравится.

Он ушел, оставив Майю наедине с ее мыслями и горьким привкусом сигаретного дыма. Его беспокойство было искренним, и она была ему благодарна за это. Но оно лишь усиливало ее собственную тревогу.

Она знала, что больше не может делать вид, будто ничего не происходит. Не может списывать все на стресс или усталость. То, что случилось, было реальным. Та фигура была реальной. Ее способности были реальными. И ей нужны были ответы. Срочно. Пока этот мир, трещащий по швам, не рухнул окончательно, похоронив ее под своими обломками.

«Нужно начать сначала, – решила она. – Собрать все воедино. Все эти странности, все эти предчувствия, все эти голоса. Должна же быть какая-то связь, какой-то ключ».

Затишье, наступившее после бури, было обманчивым. Майя чувствовала это каждой клеткой. Это было не окончание кошмара, а лишь короткая передышка перед чем-то еще более масштабным и пугающим. И она должна была быть готова.