Снизу – свитер. Вытянувшийся, фиолетовый, пахнущий стиральным порошком и чем-то чужим. Ты натягиваешь его через голову, и он облепляет плечи, как старая кожа – колючая, забытая, но когда-то твоя. Он тянется, цепляется за пальцы, электризуется, как будто не хочет впустить тебя. Оболочка, надетая не по размеру.
Ты наклоняешься, вытягиваешь руку, открываешь дверцу тумбочки у пола. Скрип – протяжный, металлический, внизу кто-то стонет. Кеды стоят внутри. Скособоченные, с расползшимися швами и потёртыми пятками. С ними связано всё, что было: движения, решения, моменты, которые теперь слились в одно – старое, изношенное.
Ты садишься на край скамейки. Дерево под тобой поскрипывает, как будто оно тоже что-то знает, но не может вспомнить, что именно. Шнурки спутались. Ты медленно, машинально их распутываешь. Завязываешь один, второй. Узлы выходят тугими, как будто ты не просто закрепляешь обувь, а привязываешь себя к этому дню, к этой реальности. Нитями. Ритуалами. Ложной стабильностью.
На периферии – зеркало. Ты не хочешь смотреть. Но взгляд цепляется. Почти случайно. Или почти намеренно. У зеркала трещина. Небольшая, тонкая. Внизу, по углу. Кажется, она всегда была. Или появилась только что. Но теперь всё в отражении проходит сквозь неё. Смещается. Дублируется.
Отражение не пугает.
Оно ставит под сомнение.
Оно смещено.
Раздваивается.
Линия разлома проходит по щеке, касаясь глаза.
Ты вглядываешься. И в какой-то момент ловишь себя на мысли:если смотреть дольше – ты рассыплешься. Или наоборот – всплывёт другая. Та, которая осталась по ту сторону. Та, которая не поддалась. Которая помнит, как это – нормальность.
Ты отводишь взгляд. Резко. Как будто опоздала на секунду. Как будто именно в эту секунду могла всё узнать. Но ты не хочешь. Ты не хочешь знать, что бы увидела ещё. Ты не хочешь знать, кем становишься.
Ты подходишь к двери. Ладонь ложится на ручку. Мир – за ней. Или его имитация. Ты открываешь. Делаешь шаг. И входишь в день, который пока ещё кажется обычным.
Глава 4 – Глухой сигнал
На улице прохладно. Всё по-обычному: машины, редкие прохожие, собака роется у мусорного бака. И всё же – всё не то. Как будто ты смотришь старый фильм, где актёры плохо играют нормальность. Воздух тяжёлый, в нём нет простора. Он отстоялся, как вода в трубах старого дома. Пахнет мокрым асфальтом, влажной листвой, чем-то металлическим и тёплым, как ржавчина.
Ты вдыхаешь и чувствуешь: в лёгкие попадает не воздух, а туман. Не до конца реальный. Плотный, липкий. Будто выдыхаемый кем-то другим.
Ты поднимаешь взгляд вверх. Небо – серое, ровное, натянутое, будто потолок, который в любой момент треснет.
Рассыплется строчками кода.
Свет станет фиолетовым.
Ты окажешься внутри.
Без объяснений.
Без пути назад.
Но ничего не происходит. Мир стоит. Он держится. Как будто знает, что ты смотришь. Делает вид, что всё нормально.
Ты делаешь шаг и сквозь трещины в подошвах проникает влага. Ощущение почти мучительно конкретное. Оно возвращает. Заставляет опустить взгляд, как будто кто-то дёрнул за ниточку в затылке. Ты смотришь под ноги. Шаг создал пульсацию – теперь вода дрожит. Вода чутко отражает. Или проецирует. Верхушки голых деревьев. Серое небо. Окна – чёрные, пустые. Твоё лицо. Размытое. Блеклое. Ты не узнаёшь себя сразу.
И в этот момент – вибрация, глухая, будто изнутри. Судорожный, неестественный импульс.
Телефон.
Ты вынимаешь его из кармана.
На экране – серое пятно. Имя.
Киан.
Снова это имя.
Оно весит что-то. Как старая куртка – тяжёлая, привычная.
Ты не уверена, хочешь ли слышать его сейчас. Голос Киана всё ещё тянется эхом – из сна. Или воспоминания. Или ты путаешь одно с другим. Он был в голове недавно. Точно был. Но в каком виде?
Ты долго смотришь в экран. Палец зависает, потом нажимает «Принять вызов».
– Вир?
Голос. Настоящий. Плотный. Звучит, как выдох в пустой комнате. Как воздух, ворвавшийся в плотно закрытое, затхлое пространство.
Ты слышишь, как он борется с волнением. Он собирался сказать что-то другое – и передумал.
– Привет, – твой голос выходит хриплым.
Как будто ты достала его откуда-то, откуда не должна была.
– Боже. Наконец-то. Ты где? С тобой всё в порядке?
Ты смотришь на стену дома напротив. Старая трещина уходит вниз под окна. В ней нет ничего примечательного, но именно туда упирается взгляд, как будто это ориентир.
– Я… ну, я спала.
– Пять дней? – Голос Киана сжимается. Становится ближе, тише.
– Ты не отвечала. Я звонил, писал. Ты просто пропала.
Пять.
Ты повторяешь это про себя.
Внутри – как барабанная дробь.
Кто-то стучит изнутри.
Хочет быть услышанным.
Хочет сказать, что это не просто сон.
Что ты теряешь время.
Ты теряешь дни.
– Видимо, – произносишь ты, машинально. Как будто кто-то другой вложил это слово тебе в рот.
Молчание. И вдруг – рука. Ты вспоминаешь, как он тогда держал тебя. Когда ты не могла выносить прикосновений. Только его рука – через ткань рукава. Тёплая. Ненавязчивая. Присутствующая.
Он не говорил ничего. Просто держал. Пока твой мир плавился. Почему ты вспомнила об этом сейчас?
– Ты… хочешь встретиться? – его голос осторожен. Слишком мягкий, будто он боится спугнуть.
Но слышать его – как держаться за поручень в разрушающемся вагоне. Он помнит тебя ту, которую ты сама почти не узнаёшь. Он уехал тогда ненадолго. Но всё как будто растянулось. Он продолжал писать, даже когда ты молчала. Присылал фотографии из поезда. Голосовые, которые ты не слушала. Он не исчез. Просто стал как радиопомехи – почти неслышные, но всё время где-то на фоне.
– Ладно. Да. Давай у студии. Через час?
– Хорошо. Я приеду.
Ты отключаешься. Экран гаснет. Телефон снова становится вещью – тяжёлой, бесполезной, молчащей. Но голос остаётся. Как тонкая вибрация под кожей. Как след. Как напоминание, что ты ещё где-то здесь.
Ты сворачиваешь за дом, переходишь дорогу. Проходишь мимо старого павильона. В детстве здесь продавали сухари и холодную газировку. Сейчас – внутри пусто. Стёкла мутные.
Однажды Киан сказал, что это место похоже на декорацию: будто если зайти за него – окажешься в пустоте.
На перекрёстке – остановка. Вы стояли здесь вдвоём. Ждали автобус. Ты смеялась, уткнувшись ему в плечо, потому что снег шёл снизу вверх. Сейчас – всё то же. Даже урна та же. Даже покосившийся плакат: «Разблокировка iCloud».
До студии – пара кварталов. Вы часто встречались там. Киан снимал что-то для учёбы. Ты просто сидела – читала, рисовала. Однажды уснула на полу, положив голову ему на ногу. Он не двигался почти час.
Ты помнишь: с потолка капала вода. Он сказал, что в этом звуке – ритм, на котором держится мир.
Сейчас капает только внутри.
Под виском.
Мелкое дрожание, которому ты не даёшь имени.
Ты поворачиваешь за угол. Осталась минута. Он уже может быть там. Ты идёшь – с каждым шагом всё медленнее. Будто воздух сгущается. Будто улица тянет назад, не желая тебя отпускать.
Киан уже стоит у входа – неподвижный, как часть пейзажа, встроенный в декорации. Слишком неподвижный. Он не курит. Не смотрит в телефон. Не двигается вовсе.
Ты приближаешься – и странное ощущение нарастает. Что-то не так с этой фигурой.
Слишком выверенная. Слишком точная. На миг кажется – это не он. Это проекция. Сбой. Подмена.
Ты даже собираешься пройти мимо – или обойти, как прохожего, который слишком похож, чтобы быть реальным. И вдруг – он поворачивает голову. Будто алгоритм получил команду: опознан объект, включить взаимодействие.
Ты чувствуешь: земля под ногами становится плотнее. На его пальто – чёрная пуговица. Круглая, на фиолетовой, почти стёртой нитке. Она болтается, цепляется за ткань, как твоё сознание – за смысл.
«Держусь. Пока есть хоть что-то, к чему можно пришиться».
– Ты словно выпала, – произнёс Киан, не тратя время на приветствия.
Голос ровный. Тёплый, но без оттенков. Как белый шум, только с человеческой интонацией. Ты встала рядом.
– Я просто была… в себе.
Он кивнул. Как будто знал, о чём ты. Или – как будто уже слышал это.
– Сколько прошло времени? – спросила ты.
– Пять дней.
– А… – ты нервно сглотнула
Ты проспала пять дней. Не ела. Не пила. Твоё тело жило без команды, как зависшая программа.
– Я думала, я схожу с ума.
– А сейчас?
– Сейчас… я думаю, что всё ещё в процессе.
Он не засмеялся. Киан никогда не смеётся там, где это делают другие. Он просто смотрит. Фиксирует. Наблюдает.
– Я запишусь к врачу, – ты говоришь это неуверенно. Как будто надеешься, что он отменит это решение.
Ты не понимаешь, где заканчивается Киан. Но рядом с ним – всё немного реальнее. Он может быть багом. Может – системой саморегуляции. Может быть – настоящим. А может – всё это неважно. Пуговица всё ещё держится.
– Я могу пойти с тобой, – спокойно предлагает он. Просто возможность.
Ты киваешь.
– Да… как-нибудь.
Пауза. Ты не смотришь на него, вглядываешься в асфальт, где тень от его ботинка чуть сместилась, как будто под ним шевелится что-то живое.
– Зайдём? – спрашивает он.
Ты поднимаешь голову.
– В студию?
– Просто посидим. Там по-прежнему капает с потолка. – Он чуть улыбается.
Ты почти улыбаешься в ответ.
– А ты по-прежнему считаешь, что это ритм мира?
– Возможно. А может, это что-то другое. Звук разложения. Или обратного счёта.
Ты киваешь.
– Хорошо.
Он открывает дверь, и ты следуешь за ним. Внутри – знакомая тишина. Запах пыли, растворителя, старой штукатурки. Свет дробится на углы, словно избегает центров.
Ты проходишь мимо зеркала и на мгновение не узнаёшь своё отражение. Оно чуть отстаёт.
Ты садишься на тот же ковёр, где однажды уснула, положив голову ему на ногу. Он садится рядом, не слишком близко. Ничего не говорит.
– А ты? Что делал всю неделю? – спрашиваешь ты неожиданно, пытаясь сменить тему.
Он чуть улыбается краем губ.
– Вернулся в кампус. Начался новый семестр – куча новеньких. Все бегают, знакомятся. Профессора стараются впечатлить, студенты стараются слушать. Всё по привычному графику. Смешно, насколько это всегда одинаково.
Ты хмыкнула, чуть улыбаясь.
– Скучаешь? По лету? По нашему городу?
Он смотрит на тебя.
– Скучаю по людям. По тебе, – говорит он и выдерживает небольшую паузу.
– Я звонил.
– Я знаю, – тихо отвечаешь ты. Он чуть наклоняется:
– Ты правда не видела ни одного звонка?
– Нет. Или… не помню. Может, видела и забыла. У меня что-то с восприятием времени. Всё расплывается.
– Раньше у тебя такого не было? – его голос звучит обеспокоено.
Ты колеблешься.
– Раньше я просто… грустила или тревожилась без причины. Я знала, что это моё, изнутри. Могла отличить.
.
– А теперь… будто мир разваливается. Не я – он. Или я перестала быть частью его.
– Ты чувствуешь, что я здесь? – говорит он, медленно наклоняясь ближе, смотря в твои глаза.
– Да. Но я не уверена, что мы оба – в одном и том же.
Он молчит.
– Я не знаю, нужно ли мне к врачу. Всё не так, как раньше.
Ты закрываешь глаза. Где-то в глубине слышится капель. Он кладёт руку на твою, и это маленькое прикосновение становится якорем в зыбком мире.
Глава 5 – Обратная сторона
Тебя будит тишина. Не ночная. Другая – пустая, вязкая, не допускающая появление хоть каких-либо звуков. Даже дыхание не отзывается в ней, будто всё, даже воздух, выключено. Ты лежишь на полу, щекой уткнувшись в ковёр. Шершавый ворс, затхлый запах пыли и растворителя. Тело не различает времени суток, но ты ощущаешь – сейчас ночь. Глубокая. Невыносимо плотная. Абсолютно безмолвная.
Ты не сразу открываешь глаза. Просто лежишь, прислушиваясь к телу. Чувствуешь, как с каждой секундой возвращается гравитация: плечи, позвоночник, бёдра – всё болит чуть больше, чем должно. Это был не сон, а провал, как будто кто-то нажал на кнопку выключения.
Воздух тяжёлый и застоявшийся, пропитан бетонной пылью, чем-то заплесневелым, старым, оставленным надолго. В углу капает. Ровно, точно, механически. Слишком ровно, будто кто-то синтезировал звук. Ты моргаешь, и пространство вдруг собирается вокруг тебя, как искусственно отрисованная сцена. Слишком слаженно. Ты поворачиваешь голову осторожно. Ощущение, что по затылку ударили чем-то тяжёлым.
Киан. Он был здесь. Он должен быть. Он сидел рядом. Он говорил. Пусто. На ковре нет следов от его тела. Нет чашки, из которой он пил. Нет ничего, что могло бы подтвердить его присутствие. Даже порядок вещей другой. Ощущение, будто всё расставлено немного иначе.
Ты садишься. Чувствуешь, как позвоночник медленно, болезненно раскручивается, будто ты пролежала несколько часов без движения. Вглядываешься в темноту. Почти уверена, что он просто вышел. За кофе. Или подышать. Киан бы так и сделал. Он бы не стал тебя будить. Ты ждёшь. Полминуты? Минуту? Ощущение времени отсутствует. Оно словно покрыто мутной плёнкой.
Ты тянешься к телефону автоматически. Нажимаешь кнопку. Никаких уведомлений. Нет сообщений. Нет пропущенных. Ничего. Ты надеешься найти в журнале звонков его имя. Хотя бы одну строку. Одну попытку дозвониться. Одно "Киан". Но всё чисто. Абсолютно. Нет входящего. Нет исходящего. Нет "Киан"вообще.
И в этот момент внутри что-то сжимается. Это не страх и не тревога. Это несостыковка. Уверенность, что ты не ошибаешься. Что всё это было. Ты помнишь, как он звонил, как голос пробивался сквозь туман. Как ты шла к студии. Как он стоял у двери. Фиолетовую пуговицу. Как вы говорили про ритм мира, про капли. И ты сидишь, как преступник, пойманный на лжи. Но ты не врёшь. Ты знаешь: это было.
В горле сухо. Глоток воздуха отзывается громким, неестественным звуком. Ты достаёшь блокнот. Его обложка тёплая, задняя часть потрёпана. Листаешь до вчерашней записи. Запись твоим почерком. Твои слова. Но ты знаешь – это писала не ты.
«Проснулась в полдень. Мысли тяжёлые. Всё как будто подвисло. Не выходила. Слишком тихо. Хочется снова лечь.»
Ты перечитываешь. Один раз. Второй. Где Киан, где встреча? Ты смотрела в трещину на стене, когда он говорил. Ты клала голову ему на плечо. Ты видела пуговицу.
«Это было. Это должно было быть.»
Ты долго смотришь в лист бумаги. Кажется, он пульсирует. Буквы чуть расплываются, как если бы их написали под водой. И вдруг – где-то внутри тебя – щелчок. Не звук. Скорее глубинный сдвиг. Как будто кто-то нажал на кнопку включения. И теперь ты не одна. Внутри – он. Не гость. Не человек. Точка обзора.
Ты не можешь сказать, когда он появился. Возможно, он был всегда. Просто раньше ты принимала его за себя. Теперь различаешь. Как расщепление света. Как если бы одна часть тебя осталась в теле, а другая отступила на шаг, и теперь смотрит со стороны. Без оценки. Без эмоции. Просто фиксирует, как видеорегистратор.
Внутренний наблюдатель. Он не удивлён пустой комнате. Не удивлён отсутствию Киана. Он словно знал, что так и будет. Он молчит, но в его молчании ясность. Не холодная. Не жестокая. Но недоступная. Как у врача, изучающего снимок перед тем как сообщить диагноз.
Ты поднимаешь глаза на зеркало. Оно висит чуть сбоку, ближе к двери. Ты не замечала его раньше. Или оно появилось недавно. Отражение в нём чуть запаздывает. Ты двигаешь голову – оно послушно повторяет. Но с микросекундной задержкой. Как баг. Как прямая трансляция с плохим соединением.
И ты думаешь: «А если это не я?».
Внутренний наблюдатель ничего не отвечает. Он просто присутствует. Ты вдруг чувствуешь: он умеет ждать. Он будет с тобой столько, сколько нужно. Пока ты не увидишь. Пока не вспомнишь. Пока не сопоставишь. Он не спешит. У него всё время мира. И в этой вязкой тишине ты вдруг понимаешь: всё изменилось. Почти незаметно. Но бесповоротно.
Дверь студии открывается. Тихо. Медленно. Ты видишь, как входит Киан. Его лицо живое. Взгляд – тревожный, мягкий. Тебе кажется, что он не замечает наблюдателя. Он видит только тебя. Он говорит что-то, но ты не можешь расслышать. И не стараешься. Его голос для тебя – помехи, фоновой шум.
Есть только ты. И наблюдатель. Ты вдруг осознаешь, что знаешь: какой он. Чёрный силуэт. Без лица. Без выражения. Как провал в изображении. Контур почти ровный, но не совсем. Будто нарисован вручную, с микроскопической дрожью. Изображение, которое не прогрузилось. Всё в нём выглядит знакомо. И совсем неестественно. Но главное – глаза. Там, где должны быть глаза, – шум. Мерцание. Как у сломанного экрана. Монохромный беспорядок. Белый, серый, чёрный. Бесконечная смена точек. И ты не можешь понять, смотришь ли ты на них, или они на тебя.
Он ничего не делает. Просто стоит. Просто есть. И этого достаточно, чтобы понять: как раньше – не будет. Теперь ты видишь. Теперь ты начинаешь вспоминать.
Киан делает шаг ближе. Его лицо знакомое. Но тень от него неправильная, ползёт под чужим углом.
– Пойдём, – говорит он. – Здесь душно.
Ты поднимаешь на него взгляд. Голос спокойный. Его рука рядом. Ты почти касаешься её. Почти. Но в этот момент внутри возникает ни мысль, ни страх – фиксация.
Нельзя.
Не формулируемое знание.
Ощущение, как расплавленный металл под кожей.
«Это не он».
Ты не понимаешь, откуда это знаешь. Но знаешь. Слишком правильно. Слишком вовремя. Он бы не сказал: «здесь душно». Он бы спросил: «Ты в порядке?» Он бы не тянул руку. Не настаивал. Он бы ждал.
Ты делаешь шаг назад. Киан замирает. Его лицо всё такое же мягкое. Но теперь ты видишь: глаза не моргают. Губы слишком неподвижны. Время вокруг него застыло. Как зацикленный кадр.
– Ты ведь хочешь выбраться, – произносит он.
Ты молчишь. Наблюдатель не вмешивается. Он просто фиксирует, что ты уже знаешь: это не Киан. Это конструкция. Имитация. И она не исчезнет, пока ты не откажешься.
Ты закрываешь глаза. Делаешь вдох.
И говоришь:
– Нет. Я останусь.
Молчание. Как будто что-то долго загружается. Когда ты открываешь глаза – он исчез. Не резко. Без пафоса. Просто больше не стоит перед тобой. Как будто никогда и не стоял.
В помещении теперь только ты. И нечто внутри тебя. Ты чувствуешь его. Как вторую кожу. Как внутреннее зеркало. И оно всё видит. Теперь вместе с тобой.
Глава 6 – Привидение
Ты дёргаешься, как будто тебя облили холодной водой. Но это не вода. Это руки. Они держат тебя за плечи – сильно, твёрдо, по-настоящему.
Ты выныриваешь: в резкость, в воздух, в осязаемость. Никаких серых квадратов. Никакого неба, вырезанного канцелярским ножом. Никакого «оно». Только Киан. Он зовёт тебя. Ты слышишь своё имя – не как звук, а как верёвку, брошенную сквозь толщу, чтобы вытащить тебя из воды.
Голос у него низкий, немного охрипший – от волнения, от сна, от кофе. Он пахнет утренним холодом, табаком и чем-то едва уловимым, чем-то его – старым, родным, древесным. Как уютное одеяло, к которому ты давно не прикасалась.
– Вирена. Эй. Вир, ты меня слышишь?
Он слишком близко. Его ладони на твоих плечах. И ты знаешь. Просто знаешь: это он. Настоящий. Не картинка. Не сон. Не призрак из слоя. Киан. Тот самый. Из реальности. Его пальцы чуть дрожат. Значит, он тоже боится. Но ты не уверена, что он боится того же, что и ты.
– Я вышел всего на пару минут, – говорит он. – За кофе. Ты… ты кричала во сне.
Ты не можешь ответить. Рот сухой, будто в горло насыпали песка. Надо бы спросить, сколько прошло времени. Надо бы что-то объяснить. Но ты не понимаешь, как. Сказать, что ты была там, где воздух – не воздух, а густая, давящая геометрия? Что ты видела отражение, которое двигалось само по себе? Что ты слышала голос не ушами, а всеми внутренностями, и он сказал тебе: я уже внутри?
Нет. Ты моргаешь. Смотришь на Киана почти исподтишка, будто боишься, что он снова исчезнет. Он не исчезает. Он рядом. Сглатывает. Убирает руку слишком быстро, как человек, который не уверен, что имеет право к тебе прикасаться.
– Ты ела сегодня? – тихо спрашивает он.
– Спала вообще последние дни?
Пауза.
– С тобой всё… в порядке?
Ты качаешь головой. Не в знак «нет». Просто качаешь. Как маятник. Тебе неясно, где ты. В какой реальности. Проснулась ли вовсе. Что-то осталось внутри. Что-то скользит под кожей. Ты не можешь это назвать – только чувствуешь. Словно в тебе прорезалось второе зрение, но пока оно только болит.
– Я провожу тебя домой, – говорит Киан. – Хорошо?
Ты киваешь. Не потому что хорошо, а потому что иначе нельзя. Он встаёт первым, и ты слышишь, как хрустит его колено.
Он нервно вздыхает, потом протягивает руку:
– Можно?
Ты смотришь на него снизу вверх, как будто из-под воды. На его ладонь: чистую, тёплую, немного дрожащую. И киваешь. Почти незаметно. Ты не говоришь «да». Просто берёшь его за руку. Он сжимает твою ладонь осторожно, будто боится потревожить. И ты позволяешь. Потому что нужно за что-то держаться.
На улице пахнет сыростью. Фонари цепляют туман, превращая его в плотные пятна света. Машин нет. Всё будто бы замерло: ни ночь, ни утро. Что-то между.
Ты идёшь рядом с Кианом. Не касаясь плечом, но чувствуя его руку. И этот контакт – единственное, что удерживает тебя от распада.
Он смотрит вперёд. Говорит тихо, не глядя на тебя:
– Вир, ты выглядишь так, как будто спала десять минут за три дня.
Ты хмыкаешь. Даже не звук – просто воздух, прошедший через нос. Внутри – ком. Да, ты не спала. Не совсем. Только тонко лежала между слоями.
– Я не хочу… давить, – продолжает он. – Просто… может, стоит поговорить с кем-то. Со специалистом.
Пауза.
– Не потому, что ты… какая-то. Просто… я не хочу снова тебя терять.
Ты сжимаешь его ладонь чуть сильнее. Не потому что хочешь ответить, а чтобы он замолчал. Просто побыть рядом. Ты помнишь, как он тогда тоже боялся, когда ты впервые выпала. Как сидел на полу под дверью психиатра, поджав колени. Как не говорил ни слова.
– Я в порядке, – лжёшь ты.
– Нет, – сразу отвечает он. – Но я рядом.
Эти слова простые, но они как спасательный круг. Тебе становится спокойнее просто от самого факта, что Киан пытается тебя подбодрить. Даже когда мир рушится. Даже когда ты не понимаешь, где явь, а где сон. Даже когда тебе страшно признаться: возможно, снов больше не будет. Потому что ты проснулась внутри сна.
– Помнишь, как мы гуляли по городу в пять утра? – вдруг говорит он. – Зимой. Всё было белое, как сахарная пудра. Ты тогда шла впереди и сказала, что чувствуешь себя привидением.
– Потому что никто не смотрел, – отвечаешь ты. – Я ненавижу, когда смотрят.
– Я тогда смотрел.
– Но не мешал, – ты почти улыбаешься.
– И я подумал, что, может, влюблён, – признаётся он.
Ты поворачиваешь голову. Смотришь на него.
– И?
– Я не придумал, как это сказать. Так и держал при себе.
– Ты тогда сказал другое, – напоминаешь ты. – Что если бы я была сном, ты бы проснулся только чтобы снова уснуть рядом.
– Сказал?
– Угу.
Ты впервые улыбаешься настоящей улыбкой. Тихой, уставшей, но живой. Всё это так далеко, как будто произошло в другой реальности. И в то же время будто никогда не заканчивалось. Ты почти возвращаешься в себя. Почти… веришь, что нормальность всё-таки будет.
И именно в этот момент Киан резко останавливается. Словно ударился о стекло. Ты чувствуешь, как его ладонь сжимается.
– Киан?
Он не отвечает. Просто смотрит вперёд. Ты следишь за его взглядом. Светофор. Женщина в красном плаще. Собака у её ног – лохматая, насторожённая. И ты сразу знаешь, кто это. Ты видела её. Один раз – обычную, гуляющую с собакой рано утром. Второй – уже не здесь. Не в этом слое. Тогда она дёргалась, как сломанная кукла. Челюсть ходила вбок, глаза выкатывались в чёрную пустоту. Ты не забудешь такое. Даже если очень постараешься.
