Рулевой. Книга 1. Испытание огнем

Мы вышли к стоянке с другой стороны, у заднего крыла «Калины». Я замер, дыхание сбилось. У входа, где я всегда парковался, стояли они. В этот раз уже четверо. Капюшоны скрывали лица, но мне показалось, что я чувствую их взгляды – тяжёлые, как свинцовые гири. Руки спрятаны в карманы, но было похоже, что там не пусто.

«Не шуми» – прошептал я псу, пригибаясь за «Калиной». Пёс прижался к асфальту, обнажив зубы. По его спине бежала дрожь – не страх, а готовность.

Дверь открылась так тихо, как будто сама машина затаила дыхание. Никак впрыгнул внутрь и затаился на переднем кресле.

Мотор зарычал, и они повернулись. Все четверо. Одновременно. Без слов.

Капюшоны не колыхнулись – будто под тканью не было голов.

«Лада» рванула с места, шины взвыли, выплёвывая гравий. В зеркале я увидел, как один из них медленно поднял руку. Без перчатки. Пальцы показались мне слишком длинными. Слишком костлявыми. Но ведь объекты в зеркале могут искажаться, правда?

Удаляясь, я чувствовал их тяжёлый взгляд между лопатками. Через пару минут мы уже были на Волоколакском шоссе.

Первая остановка была совсем рядом, у станции метро . Пассажиром был мужчина лет сорока, в синей куртке и лёгкой вязаной шапочке. Сел сзади, буркнул адрес – какой-то офис на Гадовом. Я тронулся с места, Никак смотрел в окно.

– Хороша весна в этом году, – сказал пассажир.

Я бросил взгляд в зеркало.

– Да, погода радует, – ответил я.

– Если бы ещё не эти жуткие новости о происшествиях каждый день, вообще была бы красота.

– Ещё и люди пропадают, слышал, – поддакнул ему, поддерживая разговор.

– Люди говорят, шашлычник какой-то причастен, – оживился мужчина. – Вроде как к нему идут, общаются, а потом – пшик, исчезают. Полиция молчит, доказухи нет. Никакой связи, по их мнению.

– Ну это же только слухи, – пробормотал я в ответ. – А так, да, интересная теория.

Клиент хмыкнул и уткнулся в телефон. Я довёз его, высадил у офиса. Никак тихонько тявкнул, будто провожая.

Следующий пассажир сел у «Проспекта Тира» – женщина, лет тридцати, в длинном пальто с сумкой через плечо. Попросила довезти до «Юго-Западной». Я кивнул, вырулил на дорогу. Когда проезжали станцию метро, женщина вдруг оживилась.

– Тут часто стали люди в чёрных куртках ошиваться, – сказала она, кивая на окно. – Вон там, видите?

Я глянул в указанную сторону. У станции, чуть дальше от входа, действительно стояли трое. Чёрные куртки, капюшоны низко натянуты.

Руки в карманах, лиц не разглядеть.

– В каком смысле часто? – спросил её.

– Очень часто, – ответила женщина, понизив голос. – Да каждый день. Вон там, у ларьков, собираются. – Она показала пальцем на угол, где мигала вывеска «Шаурма». – Странные они. Стоят, молчат. Ничего не предлагают, если вы подумали. Месяц назад такого ещё не было.

Я прищурился. Трое в чёрном не двигались, но один повернул голову – тень под капюшоном шевельнулась. Никак смотрел в окно, прижав уши.

– Занятно, – сказал я, сворачивая к тротуару.

Высадил спутницу, она расплатилась и ушла, не оглядываясь. Я бросил взгляд на место у ларьков – «Братство Огня» – а это определённо были они – всё ещё стояло там, как статуи. Метка грелась, а в голове крутились слова: "Ищут тебя". Я завёл мотор, Никак смотрел на меня, умными спокойными глазами. Я на всякий случай запомнил угол у «Юго-Западной». Возможно, это был какой-то след.

Вдруг в кармане куртки завибрировал телефон. Я вытащил его, глянул на дисплей – высветилось «Дед Исмагил». Ткнул пальцем в экран, поднёс трубку к уху, держа руль одной рукой.

– Стас, ты где пропадаешь? – голос деда был хриплым, с лёгким акцентом, но твёрдым, как старый дуб.

– Только выехал, дед. Что-то случилось? – Я бросил взгляд на дорогу.

– Да куда ты вечно спешишь? – дед кашлянул, в трубке послышался шорох, будто он перекладывал бумаги или старые книги на столе. – Как жизнь-то у тебя? Чем занят? Куда пропал совсем?

– Работаю, дед, как обычно, – Я вздохнул, перехватывая руль поудобнее.

– Такси, пассажиры, пробки. Ничего нового.

– Работаешь, значит? – дед хмыкнул, и я почти увидел, как он качает головой, сидя в своём кресле с потёртой обивкой. – А семейные дела как? Знаю, что с Еленой разошёлся, но вдруг обратно сошлись? Дело молодое, всякое бывает.

Я немного скривился, вспомнив бывшую – её острый голос, упрёки про квартиру в Душино, которая, между прочим, осталась ей.

– Нет, дед, не сошлись, – отрезал. – И не собираемся. Всё кончено навсегда.

– Ну, как знаешь, – дед помолчал, в трубке звякнула ложка о чашку, будто он размешивал сахар. – Молодёжь нынче своенравная. А я вот думаю, может, зря ты её отпустил. Помню, по малолетству твоему, лет в шесть или семь, прибежал ко мне на веранду, весь в слезах, потому что девчонка соседская тебе косичкой по носу хлестнула. А ты всё равно за ней бегал, цветы с клумбы рвал.

Я усмехнулся, несмотря на внутреннее напряжение.

– Да ну тебя, дед. Я уже давно об этом забыл. И Ленка совсем не та девчонка, поверь.

– Может, и не та, – дед хохотнул, коротко, но тепло. – Но ты всегда славился своим упрямством. А вот ещё случай был, как ты в лес  сбежал, искал ту старуху, что тебе сказки рассказывала. Нашёл ведь, вернулся весь в грязи, но довольный. Говорил, она тебе про огонь что-то интересное рассказывала.

Я замер. Метка на ладони кольнула. Старуха. Знак. Сглотнул внезапный ком в горле, голос стал тише.

– Ты это к чему вспомнил, дед?

– Да так, к слову пришлось, – Исмагил отмахнулся, но в голосе мелькнула тень тревоги. – Ты редко появляешься, Стас. Совсем старика забыл. Раньше хоть заезжал, а теперь только по телефону и слышу.

– Некогда было, дед, – Я почувствовал лёгкий укол совести. – Обязательно скоро заеду. Так зачем звонил? Что-то серьёзное?

– А то! – дед оживился. – Заходи на чай, посидим, поболтаем. Заварка у меня хорошая, с травами, не то что эти ваши магазинные пакетики с пылью.

Я глянул на пса. Никак сидел настороже, уши торчком, светлая шерсть блестела.

– Всегда ты занят, а на деда времени нет. Посидишь пять минут, не убегут от тебя твои дела. Я тебе пирогов с картошкой пожарю, как ты любишь.

Да брось ты свои отговорки, – дед фыркнул, в голосе послышалась привычная хитринка. – Чай попьём, поговорим. Не хочешь – заставлю. Сколько мне ещё ждать, чтобы ты ко мне заглянул?

Я закатил глаза, но улыбнулся краешком губ.

– Ладно, уговорил, – буркнул в ответ. – Всё равно к тебе собирался на днях.

– Вот и умница, – дед хмыкнул, довольный. – Только не думай, что это просто так. Есть разговор серьёзный. И он не телефонный.

Я насторожился. Жар пробежал по ладони от метки до кончиков пальцев.

– Серьёзный? Это про что? Что со здоровьем, дед? – спросил, сбавляя скорость на повороте.

– Приедешь – узнаешь, – отрезал дед и голос его стал твёрдым, как камень. – Давай ко мне, внучек. Не тяни. Время не ждёт.

Я кивнул, хотя дед этого не видел, и сбросил вызов, убрав телефон в карман.

– Чуешь нехорошее, Никак? – поглядев на пса, пробормотал я.

Телефон завибрировал прямо в руке, когда я закрывал приложение такси. На экране засветилось «Елена». Имя, которое за три месяца ни разу не мелькнуло на дисплее. Никак приоткрыл один глаз, наблюдая, как я задерживаю дыхание на секунду перед ответом.Никак сидел тихо, глаза следили за дорогой, уши были приподняты. Я свернул на шоссе, мысли крутились вокруг слов деда. Воспоминание о старухе в лесу, намёк на огонь, какой-то серьёзный разговор – всё это складывалось в картину, которую я пока не мог разглядеть целиком. – Станислав, – Её голос напомнил мне автоматическое объявление в метро: та же безупречная дикция, та же отстранённость. – Я подаю документы на развод. Нужна твоя подпись.

Капли мелкого весеннего дождика на лобовом стекле сливались в ручейки, повторяя узор трещин на пластике панели. Я провёл пальцем по шраму на ладони.

– Подавай, – ответил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Поступай, как тебе удобнее.

– Ты уверен? – спросила она с интонацией кассира, уточняющего про чек.

– Обратного пути не будет.

– Сколько можно ходить по кругу? – Я усмехнулся, глядя, как Никак зевает, обнажая острые клыки. – Решено же.

– Хорошо. – Бумажный шелест в трубке. – Есть пожелания по разделу имущества?

– Ты же в курсе. Ничего не изменилось. Квартира твоя. – Я поёрзал в кресле. – Остальное – тоже. Запиши, чтобы не забыть.

– Учту. – Клик ручки. – Ничего не заберёшь? Остались твои фотографии, – наконец сказала она. – В синей коробке. Нужны?

Я закрыл глаза. Вспомнил, как мы вместе выбирали эту коробку в модном магазине. «Для воспоминаний», – сказала она тогда. Теперь это просто «синяя коробка».

– Выбрось.

Пауза. Только мерное дыхание в трубке и шум дворника за стеклом.

– По закону могут предложить месяц на примирение, – произнесла она, словно зачитывая параграф.

– Примирение? – Я засмеялся, но звук получился горьким. – Это обязательно?

– Процедура. – Сухой щелчок зажигалки на фоне. – Месяц минимум.

– А тебе? – Я сжал руль. – Нужен этот месяц?

Тишина слегка растянулась.

– Лена?

– Не знаю, – наконец ответила она, и в голосе впервые появилась трещина. – Но так положено.

– Ну, раз положено – пусть лежит. – Я вздохнул. – Когда явка?

– Через неделю. Районный суд. – Бумажный шорох. – Придёшь?

– Приду. – Никак положил морду мне на колено. – Чтобы быстрее закончить. Скинь потом адрес и время.

– Я пришлю детали. – Деловой тон вернулся мгновенно. – У тебя есть ко мне вопросы?

– Уже давно нет, Лена.

– До свидания, Станислав.

Трубка замолчала раньше, чем я успел ответить. Я ещё минуту смотрел на экран, где таймер звонка застыл на отметке 3:17. Ровно столько времени понадобилось, чтобы поставить точку в пяти годах совместной жизни.

Никак лизнул мне пальцы, и я вдруг осознал, что за весь разговор она ни разу не назвала меня Стасом – только полным именем, как постороннего.

Я убрал телефон в карман, откинулся на сиденье и уставился в потолок машины. Холодная она, как вода сегодня в Яузе, ни слова лишнего, ни намёка на то, что мы когда-то друг другу были не чужими. Развод, суд, время на примирение – звучит как грустная формальность неприятной стороны сегодняшней жизни, а ведь я её голос раньше по-другому слышал, живым, тёплым. Теперь вот всё официально, и даже спорить не тянет – пусть делает, как хочет. Только эта тягомотина с судом напрягает, тащиться туда, смотреть на каменное лицо теперь уже бывшей, выслушивать казённые фразы. Но раз надо, значит, надо – лишь бы поскорее вычеркнуть эту историю из головы.