Рулевой. Книга 1. Испытание огнем

– Который? – я поднял бровь.

– Который драконов с неба сбивает. Одним рыком. – Она вдруг серьёзно посмотрела на меня. – Где ты его нашёл?

Я потёр шрам на ладони:

– Скорее, это он меня нашёл. Да у киосков у метро, одну шаурму на двоих разделили. После этого он решил поехать со мной.

– И как зовут эту милоту? – поинтересовалась девушка.

– Никак.

– Каримов, я так посмотрю, у тебя не только с глазами проблемы, но и с фантазией!

– Да не, Насть, там, правда, такая история получилась… Долго рассказывать.

– Лена-то знает, что у тебя теперь живой талисман?Настя задумалась, затем резко перевела тему: – Мы… больше не общаемся.Я скривился: – Понятно, – Настя усмехнулась. – Она, кстати, всегда говорила, что у тебя бурное воображение. – Провела рукой по уже аккуратной шерсти. – А я вот вижу доказательство, что наоборот.

Она закончила стрижку и начала мыть собаку.

Никак смешно отфыркивал пену.

– А что, Каримов, – спросила она, – если у тебя будет свободное время, может, как-нибудь встретимся? Поговорим, вспомним детство?

– Совершенно не против, Насть.Я слегка удивился от неожиданности. – Отлично, – улыбнулась девушка. – Запиши мои цифры, раз у тебя руки свободны. И сделай дозвон.

Мы обменялись телефонными номерами. Настя закончила со всеми собачьими процедурами. Пёс выглядел даже чуть лучше, чем новый – коротко стриженая шерсть блестела, запах шампуня заменил прежний аромат. Вчерашнюю лохматую собаку было не узнать – теперь это был стильный породистый пёс.

– Ну что, красавец, – сказала Настя, отпуская его. – Теперь ты настоящий джентльмен.

Никак вильнул метлой хвоста и подошёл ко мне.

– Спасибо, Настя, – сказал я.

– Не за что, – ответила она. – Звони. Буду ждать.

Глава 5. Звонок

Мы вышли из салона. Я забрался на водительское, Никак запрыгнул на переднее кресло.

– Ну что, пёс, – сказал ему. – Теперь ты красавчик. Совсем на вчерашнее пугало не похож.

Никак фыркнул и вильнул хвостом, усаживаясь поудобнее.

Сладкоголосый певец тщательно убеждал невидимую поклонницу:Я включил радио. Судя по всему, песня звучала уже где-то посередине.

Сквозь тени к тебе прорвусь.Зажги огонь, Если душа твоя рвётся ко мне, Зажги огонь, В час, когда холод сковал пути. Позови – и я явлюсь,

– Ну вот, и тут опять про пожары, – пробормотал я, выруливая со стоянки.

Перекусив в кафе, я уже час крутил баранку своего такси. Опять пробка на Ладовом кольце. Никак сопел спереди, аккуратно стриженая морда лежала на лапах.

Я катил по дороге, и вдруг заметил, как какой-то парень на обочине вскинул руку с оттопыренным большим пальцем.

– Куда едем? – спросил я, и голос мой прозвучал устало.

– На Бледные Ворота, – выпалил он. – И побыстрее давайте, если можно.Он плюхнулся на заднее сиденье – тощий, лет двадцати пяти, в серой куртке, потёртой, как старая тряпка. Сразу начал нервно дёргать молнию – туда-сюда, туда-сюда. Я кивнул, вырулил на шоссе, а Никак вдруг поднял голову – уши торчком, как антенны. Бросил взгляд в зеркало заднего вида. Парень ёрзал, пот на лбу блестел, глаза бегали – странный – аж мурашки по коже.

– Это твой пёс? – спросил он, кивая на Никака.

– Теперь мой, – ответил я, чуть пожав плечами, и усмехнулся про себя.

– А как зовут? – не унимался он, голос какой-то дёрганый.

– Никак, – сказал я спокойно.

– Что, шутка такая? Или секрет века? – хмыкнул, но видно было, что не до смеха ему.

– Да нет, правда так зовут, – ответил я, и уголком глаза заметил, как он скривился и отвернулся к окну. Присмотревшись, обратил внимание, что пальцы пассажира дрожат – мелко так, будто нервы на пределе. Мне всё больше казалось: что-то тут нечисто, странный парень, всё-таки. И вдруг – метка на ладони потеплела, как будто кто-то приложил тлеющий уголёк.

Доехали до метро «Бледные Ворота», я притормозил, свернул к обочине. Никак зарычал – тихо, но зло, аж шерсть на загривке встала. Парень молчал, только дыхание участилось.

– Приехали, – сказал я, поворачивая голову. – Тут нормально остановиться?

– Погодите-ка, – он наклонился ко мне, голос упал до шёпота. – Давайте ещё пару улиц проедем. Плачу сколько скажете, только прошу, провезите подальше.

Я нахмурился – ситуация мне совсем не понравилась. Глянул в зеркало: глаза у пассажира бешеные, мечутся, как у загнанного зверя.

– Эй, что-то не так? – спросил я, и голос мой стал твёрже.

– Просто езжай, —зло прошипел он, почти прорычал.

Переключил передачу, тронулся с места. Никак начал странно поскуливать,а спустя мгновение уставился в боковое окно, будто там призрака увидел. Парень сзади сполз ниже, как бы вжимаясь в сиденье.

Впереди, у киоска, толпились люди – человек пять или шесть, все в чёрных куртках и толстовках, капюшоны натянуты низко, лиц не разглядеть. Стояли неподвижно, как статуи, и это в Москове-то, где все носятся как угорелые – необычно, а если по-честному, даже жутковато. Похоже, этот тип явно не хочет, чтобы его заметили, и мне это нравилось всё меньше и меньше.

– Это кто такие? – кинул я, кивнув в их сторону.

– Не твоё дело, мужик. Проезжай дальше, ну!Он побледнел так сильно, что аж кожа прозрачная стала, и выдавил: Доехали до Грязных Прудов – конечная точка. Я загнал машину во двор старой хрущёвки, недавно перекрашенной в яркий жёлтый цвет. Никак зашевелился на сиденье, тихо зарычал, и я удивлённо глянул на него – ты чего, лохматый? Он уставился в зеркало заднего вида, уши торчком. Я перевёл взгляд туда же и увидел, как люди в чёрных куртках вышли из-за угла и направились в нашу сторону. Они же или просто похожие на них до жути, трудно разобрать. Шагали не спеша, молча, как зомби, шаг в шаг, и от этого зрелища скрутило все внутренности – ну никакого позитива, чёрт возьми.

– Это за тобой, что ли? – бросил я клиенту, обернувшись назад.

Парень молчал,  тяжело дыша, будто ему резко перекрыли кислород. Лоб блестел от выступившего пота, глаза в пол, в ответ – ни слова.

– Парень, тебе помощь нужна? – спросил я, глядя на него в упор.

– Не-а, – сказал, как отрезал. – Сам выкручусь, не лезь.

– Да ладно тебе, кто они такие-то? – не отставал я и голос мой стал жёстче.

Он выдохнул, будто решился наконец, однако глаз не поднял.

– «Братство Огня», – пробубнил тихо, почти шёпотом. – Сектанты, придурки полные.

– А что за секта? – спросил я, стараясь звучать равнодушно.

– Огню поклоняются, – зашептал он быстро, будто боялся, что его услышат. – У них главный – Азар, говорят, он вообще не человек, прикинь? Шашлычником где-то работает, а по слухам, людей сжигает заживо. Знакомого моего, Лёху, они недавно… ну, это,…в жертву, вроде бы, принесли, поджарили где-то. Я не хочу также, понял?

Я замер, хмыкнул – ну и хрень, аж в голове не укладывается, но комментировать не стал. Совпадение? Что-то многовато их в последнее время.

– А ты им зачем сдался? – спросил я, впившись в него взглядом.

– Долг за мной, – он отвернулся, нервно сглотнув. – Бабки давали, а я не вернул. Теперь расплаты хотят, и не просто денег – Лёху-то они не пожалели, а я, похоже, следующим буду, если не отдам.

Я смотрел на него: весь скукожился, как будто в сиденье провалиться пытался.

– Беги, – сказал я резким голосом. – Я их задержу. Или давай за город вывезу?

– Не прокатит, – он покачал головой, и посмотрел на меня потухшим взглядом. – Найдут. Они всегда находят, как черти какие-то, везде их глаза, понимаешь?

Он сунул мне несколько мятых купюр, рванул дверь и выскочил. Побежал в переулок, только пятки засверкали. Никак гавкнул пару раз ему вслед –  так звонко, аж эхо по двору прокатилось. Эти, в чёрных куртках, были уже рядом, шагах в десяти. Один повернул голову, лица не видно – только тень под капюшоном, и вдруг в нос ударил запах дыма, лёгкий, но едкий, как от костра.

Я завёл мотор, сердце колотилось, будто сейчас выскочит. Никак уставился на меня своими умными, всё понимающими глазами. Слишком умными для пса.

– Никак, а ты что скажешь? – пробормотал я ему. – Валить пора, да?

Я крутил баранку «Калины», развозя пассажиров по вызовам из приложения – то бабка с сумками до «Чёлковской», то тётка с ребёнком до «Речного».

За окном гудел Москов: пробки, сигналы, светофоры, а у меня из головы никак не выходили слова того тощего парня про «Братство Огня». «Поклоняются огню, Азар у них главный, Лёху зажарили в лесу» – звучало как сказка для психов, но въедалось в мозг и не отпускало. Никак дремал на пассажирском сиденье, свернувшись калачиком, и я время от времени бросал на него взгляды – ты-то что думаешь, лохматый, это всё реально?

***

Взял заказ – мужик в сером пальто, лет сорока, сел сзади, буркнул:

– До «Фауманской», и поскорее, если можно.

– Без проблем, – ответил я, выруливая на дорогу. – Пробки только, сами видите.

– Да уж, Москов, – хмыкнул он, уткнувшись в телефон. – Вечно тут суета.

Я кивнул, а сам ушёл в мысли – суета не только в Москове, а в жизни вообще. Мир меняется так быстро, что не успеваешь оглянуться: вчера всё было ясно, а сегодня – сектанты, огонь, метки какие-то непонятные.

Жизнь такая же непредсказуемая, как дорога в ночи – едешь, а что тебя ждёт впереди – никогда не знаешь. Может, этот Азар и правда где-то днём жарит шашлыки, а ночью людей, и я каким-то боком, кажется, влезаю в историю, от которой мороз по коже. От этих мыслей внутри всё сжалось, но я не привык отступать. Разберусь. Как всегда.

Высадил мужика у «Фауманской», он расплатился, хлопнул дверью, а я ещё минуту сидел, глядя на влажный асфальт. «Братство Огня», секта, Лёха на костре – что за ерунда? Или на чём его там жарили? Ну не на мангале же?

Парень говорил так, будто сам видел, что произошло, и теперь трясётся, лишь бы не оказаться следующим. Я тут при чём? Почему шрам напоминает о себе? Метка грелась, и я решил: надо всё-таки на днях выбрать время и заехать к деду Исмагилу, потолковать. Дед с его проницательными глазами и голосом, от которого всё внутри успокаивалось – старик мудрый, повидал столько, что мне и не снилось.

Помню, как пацаном сидел у него на крыльце в деревне, а он рассказывал какие-то странные истории – про тени, что шепчутся в лесу, про огонь, который сам выбирает, кого взять, про людей, что говорили с духами, а потом пропадали. Однажды показал мне старый нож с вырезанными знаками и сказал: «Это прадеда моего, Стас, он с духами огня говорил». Я тогда смеялся, считал всё это сказками, а ночью мне снилось, будто лес горит и кто-то смотрит на меня из пламени. С тех пор прошло уже много лет, а я до сих пор не забыл тот сон.

– Ну что, Никак, – пробормотал, глядя на пса. – Съездим к деду, а?

Пёс приоткрыл один глаз, фыркнул и снова задремал.

– Вот и я думаю, пора.

Взял следующий заказ – девчонка с рюкзаком, лет двадцати, плюхнулась сзади.

– До «Завелецкой», пожалуйста, – сказала она, уткнувшись в телефон.

– Поехали, – ответил я, трогаясь с места. – Как день прошёл?

– Нормально, – буркнула она. – Учёба, беготня, как обычно.

– Да уж, жизнь такая, – сказал я, а сам подумал: у кого-то обычная беготня, а кто-то от сектантов бежит. Как будто мир катится куда-то в пропасть.

Дальше ехали в тишине и в моей голове крутилось: «бытие – как костёр, то ровно горит, то вспыхивает так, что не угадаешь, где обожжёшься. Дед Исмагил, с его седой бородой и кладезем знаний, сможет правильно растолковать мне все эти события. Он точно понимает, что за дичь творится.

Теперь мне казалось, что дед всегда видел больше, чем другие, будто заглядывал за край того, что нам всем не видно. Надо только до него добраться, а пока – крути баранку, Стас, и держись, сколько бы теней ни шепталось за спиной.» Я ехал по Звонигородскому шоссе, высадив очередного пассажира, когда телефон завибрировал в кармане. Достал, глянул – Катин вызов. Припарковался у обочины, Никак заворочался во сне, а я нажал «ответить».

– Стас, привет, – начала она бодро и я услышал телевизор на фоне. – Ты что сегодня готовить будешь?

– А что, голодная? – спросил, усмехнувшись. – В холодильнике пусто, что ли?

– Пусто, конечно! – возмутилась она. – Открыла, а там только сыр засохший и полбанки майонеза. Ты где еду прячешь?

– Да нигде не прячу, – потёр я лоб. – Если есть хочешь, свари пельменей, там пачка в морозилке должна быть.

– Пельмени? – протянула она с театральным недовольством. – А ты приготовить их не мог? Я же тебе не кухарка какая-то!

– Вот и свари теперь сама. Где вода – знаешь, плиту найдёшь. – буркнул я, глядя на дорогу. – Я тут работаю, а ты дома сериалы гоняешь.

– Ой, Стас, я девушка хрупкая, – сказала она с лёгкой насмешкой. – Меня для возвышенных вещей создали, а не для кастрюль с пельменями.

– Возвышенных? – хмыкнул. – Это каких? Диван греть и телек смотреть?

– Ну, например! – засмеялась она. – Ладно, давай езжай домой, герой, а то я тут с голода пухну.

– Ладно, героиня, – парировал я, улыбнувшись. – Доеду, разберусь. Не помри там с голодухи.

– Не помру, но жду с ужином! – подколола она и отключилась.

С другой стороны, вот была Елена. Я её любил, всё делал, старался, деньги домой тащил, ипотеку тянул, думал, всё для нас, всё для дома. А она всё равно свалила. Может, со мной что-то не так? Может, это я слишком мягкий, слишком добрый, а женщины это чуют, как собаки слабину? И всё-таки этот мир странно устроен. Стараешься вроде бы, даёшь людям всё чего просят, а они не ценят этого, крутишься ради них, словно белка в колесе, точнее хомяк, а по итогу никого не впечатляют твои усилия.Я убрал телефон, завёл мотор и поехал дальше, а голова гудела, но уже от других мыслей – смешных и горьких разом. Катя, конечно, та ещё штучка: только переехала и тут же на шею села, будто так и надо. Её коронное: «я хрупкая», просто уму не постижимо. Дед Исмагил, помню, говорил: «Стас, будь твёрдым, как дерево». А из меня, похоже, дерево получилось слишком гибкое, вот и гнут меня кто и как хочет. Может, пора пожёстче стать с женщинами – не грубить, но держать рамки, чтобы не расслаблялись? С Еленой не срослось, с Катей пока непонятки, но я же не железный, чтобы вечно подстраиваться.

***

Никак приоткрыл глаз, посмотрел на меня, словно прочитал мои мысли, а я лишь усмехнулся про себя – хоть ты, лохматый, пока не подводишь. Пора потихоньку двигаться в сторону дома. Пельмени варить, ну, или начинать характер показывать. Часа через полтора я подкатил к стоянке у дома, заглушил «Калину» и вылез из машины, захлопнув дверь. Никак выскочил следом, встал рядом, а я задрал голову, глядя в вечернее небо – тёмное, с редкими звёздами, будто кто-то их там раскидал небрежно.

Думал о вечном – как всё в жизни идёт кувырком: планы строишь, а судьба смеётся, подбрасывает то метку, то сектантов каких-то. Весенний прохладный ветер дунул в лицо, и я вздохнул – сколько ни живи, а конца этим загадкам не видно, как звёздам в далёкой черноте.

Вдруг услышал шаги – чёткие, тяжёлые, прямо за спиной. Обернулся – двое в тёмной одежде, капюшоны низко натянуты, идут ко мне молча, как тени. Сердце чуть ёкнуло, я шагнул назад.

– Эй, мужики, вам чего надо? – бросил я слегка дрогнувшим голосом.

Они ни слова – просто надвигаются, шаг за шагом, прямо на меня. Никак зло и низко зарычал. Один из них вдруг взмахнул ногой, целясь в пса – грязный ботинок мелькнул в воздухе. Никак ловко увернулся, отпрыгнул в сторону, а я вскипел, кровь в голове зашумела.

– Ты что творишь, урод? – рявкнул я, толкая этого гада в грудь обеими руками.

Он отшатнулся, хрипло выдохнув, – а второй уже пошёл на меня, кулаки сжаты, глаза из-под капюшона зло блестят. Я не успел моргнуть – первый попёр снова, и я от души вмазал ему носком ботинка по голени. Судя по хрустящему звуку – вышло хорошо. Он взвыл – «а-а-ай, мать твою!» – и согнулся, лицо перекосило от боли, схватился за ногу. Второй замахнулся, кулак летел прямо в челюсть, но я чуть уклонившись, блокировал предплечьем и врезал ему в грудь правой – глухой удар, как по мешку с песком. Попал как раз на выдохе. Он захрипел – «х-ха-а!» – и сложился пополам, хватая ртом воздух, будто рыба на суше.

Я рванулся к первому – тот уже разгибался, несмотря на повреждённую ногу. Его капюшон слетел, и мне открылось лицо, покрытое шрамами в виде спиралей, будто кто-то выжигал узоры раскалённой проволокой.

– Ты нужен живым, – прошипел он и его голос трещал, как горящее дерево.

Он резко распрямился и его пальцы вцепились мне в горло – кожа тут же вспыхнула болью, как от прикосновения утюга. Я заорал, ударил его локтем в висок – раздался глухой стук, он пошатнулся и выпустил меня.

Второй подходил сзади. В руке у него что-то блеснуло – нож? Нет, больше похоже обломок стекла, чёрный от копоти.

– Не дёргайся, – проворчал он. – Огонь не любит нетерпеливых.

Я дёрнулся в сторону, но первый схватил меня за руку. Его ладонь была горячей, почувствовал это через рукав куртки.

– Сука! – я прокрутил руку и вырвался из его цепкого захвата.

И тут увидел: на шее, под кожей у него что-то двигалось – тени, как дым, ползли по венам.

– Ты уже горишь, – сказал он, и мне показалось, что его глаза вспыхнули оранжевым.

Никак, до этого молчавший, вдруг взвыл. И это был не просто собачий вой. Мне показалось, что это нечто древнее, какое-то холодящее душу завывание. Это неожиданное событие каким-то образом взбодрило меня и придало сил.

Первый «чёрный», который как раз тянул ко мне свою руку, получил от меня стопой в правое колено. Что-то влажно хрустнуло и нападающий с каким-то странным звуком резинового мячика, выпускающего воздух из рваной дыры, осел на асфальт. Как я понял, владелец этой конечности теперь долго не сможет пользоваться её по назначению.

– Этого не может быть!.. – зашипел второй, отступая.

Я не стал ждать развития событий. Оттолкнув его руку с осколком, потянул его на себя и вонзил колено в его оказавшийся мягким живот. Он сложился пополам. Я не был серьёзным мастером – рукопашником, как мой армейский друг Алексей Громов, но понимал, что оставлять бодрых врагов позади как минимум глупо, я совместил своё колено с его лицом. Что смачно лопнуло. Второй человек в чёрном забулькал, обхватив лицо руками и опускаясь на колени.

– Он придёт… – злобно шипел он. – Азар… уже близко…

– Да я смотрю, ты никак не успокоишься? – уточнил я у него.

Я ввалился в квартиру, скидывая куртку. Катя лежала на диване, уткнувшись в телефон, ноги закинуты на спинку. На столе – пустая пачка чипсов и две смятые банки из-под колы.– Ты уже наш… – донёсся до меня его шёпот. – Тебе что, мало показалось? Надо ещё добавить, зомби? – зло рыкнул я, делая шаг к нему. – Нет, нет, всё… – забормотал он. Его соратник в это время лежал на асфальте, подтянув колени к своей груди и тихонько подвывая. К нашей беседе интереса у него определённо не было. – Зачем пришли? Что хотели от меня? Кто послал? – я был серьёзно настроен получить нужные ответы прямо сейчас. Но в этот раз им крупно повезло. Никакого экспресс-допроса не вышло. Из соседнего с моим подъезда вышли пара пожилых женщин и направились в сторону стоянки машин. Судя по всему, у местных бабулек начался плановый вечерний моцион. Привлекать лишний раз внимание к себе не хотелось. Светиться рядом с двумя поверженными маргинальными телами – то же. Я с некоторым сожалением отступил в тень растущего дерева, чтобы укрыться от вечерних уличных фонарей. Обойдя по небольшой дуге место происшествия, направился к своему подъезду. Задержавшись у двери, оглядел стоянку и с удивлением понял, что нападавшие уже успели куда-то скрыться. Хмыкнув, я потянул дверь на себя, пропустил вперёд пса и зашёл в подъезд. *** – О, вернулся, – лениво протянула она, даже не глядя. – Ну что, ужин принёс?

Я показал ей на свою разбитую губу.

– Ой, ты подрался? – она скривилась, наконец оторвав взгляд от экрана. – Фу. Иди помойся, воняешь чем-то противным.

– Катя, меня только чуть на меня напали двое отморозков. Даже не пойму, почему. – немного нервно проворчал я.

– М-м, ужас, – она зевнула и потянулась за пультом. – Кстати, пока ты там геройствовал, я жутко голодала. Представляешь?

– Серьёзно? – я уставился на холодильник. – Ты же даже не вставала с дивана.

– Ну да, – она невинно улыбнулась. – А зачем?

Я вздохнул, потирая переносицу.

– Катя, пельмени в морозилке, я тебе об  этом говорил. На меня только что двое психов напали, а ты…

– А я голодная! – перебила она, капризно надув губы. – И у меня сегодня ноготь сломался. Видишь? – протянула руку с идеальным маникюром, где на мизинце была едва заметная трещинка.

– Кошмар, – пробормотал я. – Прямо как моя куртка. – Показал ей надорванный рукав.

– О божечки, это же «Зарушка»! – она вдруг оживилась. – Ты специально её испортил? Я же тебе её сама выбирала!

– Катя, меня сейчас пытались убить каким-то осколком стекла.

– Ну и что? – она перевернулась на бок, устроившись удобнее. – Ты же ещё жив? Значит, можешь сходить в магазин. Мне ещё крем для лица нужен. И виноград.

Я молча закатил глаза к потолку.

– Знаешь, мне иногда кажется, что если бы мне отрезало ногу, ты бы попросила её «убрать, потому что противно».

– Ну… – она задумалась. – Зависит от того, куда ты её уронишь. Если на ковёр – то да.

Никак, наблюдавший за этим, тихо фыркнул.

– Вот видишь, даже пёс меня понимает, – сказала Катя. – Он умный. В отличие от некоторых. Кстати! А зачем тебе собака, если даже людям в этой квартире есть нечего!

Я вздохнул и поплёлся в кухню. Хотя бы пельменей сварю. Перед тем как мир окончательно рухнет в ад.

Глава 6. Звонок

Я дёрнулся, вывалившись из сна и открыл глаза – думал, будильник сигналит, как обычно. Но оказалось, что нет. Никак настойчиво тыкал меня в щёку влажным и холодным носом. За окном уже рассвело, свет лился серый, тусклый, как бывает в конце апреле, когда весна уже вовсю начинает дразнить теплом.

Пёс смотрел на меня круглыми глазами, будто говорил: "Вставай, лентяй, хватит дрыхнуть". Я потёр лицо, сел на диване – одеяло сползло, спина затекла, и тут дошло: слишком тихо, Кати почему-то нет.

– Ну ты и будильник, Никак, – пробормотал я, потрепав его по лохматой башке. – Куда хозяйка ушла знаешь?

Он фыркнул, будто в ответ, и пошёл в сторону кухни. Я встал, прошёлся по квартире – диван пустой, её шмотки лежат на стуле, однако куртка на вешалке отсутствует, а розовые тапочки с помпонами стоят у двери.

Телефон тоже исчез – значит, взяла с собой, не забыла. Куда она рванула? Вспомнил, как она на днях говорила, что хочет на работу устроиться – то ли в кафе, то ли в какой-то офис, "хватит дома сидеть", что-то такое. Может, на собеседование пошла? Но не в восемь же утра? Это в каком-нибудь Урюпинске люди в такую рань на работу бегут, а в Москове всё позже начинается. Странно, конечно, но не так, чтобы прямо звонить и выпытывать – вернётся, сама расскажет что и как.

Пошёл за псом в кухню. Он сидел у стола и вопросительно смотрел на меня.

Желтки лопнули, расползаясь вязкими солнцами – такими же, как те огненные круги, что мерещились мне в кошмаре. Белки шипели, сворачиваясь в пену, и на секунду мне почудилось, что это не еда, а плоть горит – та самая, что обугливалась в моих снах. Рука автоматически помешивала блюдо деревянной лопаткой, а метка на ладони пульсировала в такт булькающим пузырям.Я разбил несколько яиц на раскалённую сковороду. Бросил пару ложек арабики в медную джезву, залил водой и поставил на огонь.

Никак тыкался мордой в мою ногу, требуя еды. Я насыпал ему корм, наблюдая, как гранулы падают в миску – сухие, коричневые, как обгоревшие камешки с  места аварии. Пёс жадно заглотил первую горсть, и я вдруг подумал: а не пахнет ли его дыхание гарью?

Налил ароматный кофе в потёртую кружку с логотипом какого-то давно закрытого кафе. Уселся за стол на шаткий стул. Никак, опустошив миску, сел у моих ног. Я ковырял вилкой, слушая, как за окном скрипят шины, а сосед сверху орёт на жену. Обычное утро. Почти обычное.

На дне чашки осталась густая масса, которая сложилась в некое подобие стрелы – точь-в-точь как шрам на моей ладони. Я убрал посуду в раковину. Показалось, что тень от неё ещё долго дрожала на столе, будто указывая куда-то на восток – туда, где жил дед.

Я уже было шагнул к стоянке, где стояла моя «Лада», но Никак дёрнул поводок. Потянул влево, к ржавым бакам, заваленным пустыми бутылками и мусорными пакетами.

– Куда тебя несёт? – я нахмурился, чуть потянув пса обратно.

В ответ на мой жест, он заворчал и упёрся лапами во влажную плитку. Глаза его были тревожными, короткая шерсть слегка топорщилась на загривке. Я пожал плечами, уступил. Пошли в обход – через узкий проход между домом и гаражами. Никак немного успокоился и побежал вперёд.