я бу ду мы

В моей палате уже было убрано. На спинке стула висела одежда, на тумбочке стояла сумка. Я стянула с себя больничные шмотки и начала влезать в джинсы. Какое-то время назад я перестала себе льстить, начав вместо детских размеров, с талией на попе, покупать женские вещи, нормальных габаритов. Жизнь сильно упростилась по утрам. А так хотелось думать, что я все еще ребенок. Ага, дитятко, 46 размера, с обхватом кормы в метр. Глупости это все. Джинсы, носки, кроссовки, майка, свитер, резинка для волос – готово – спортивненько и уютненько. В дверь постучали и сразу открыли. На пороге стояла утренняя сестра.

– Вы уже собрались? Надо поставить автограф в бумагах на выписку.

Она протянула мне листы, скрепленные степлером.

– Вам нужно поставить подпись там, где отмечено галочками.

Листов было много, штук 6. На первом были мои данные. Фамилия, имя, отчество, номер-серия паспорта, и прочее.

– Поторопитесь, пожалуйста.

– Мне некуда спешить, у меня вся жизнь впереди.

– А у меня еще обход.

– Я вам оставлю их на стойке.

Медсестра фыркнула, развернулась и пошла по своим делам.

Так, блин, интересно. Номер страхового полиса вписан. Где же они его взяли? Я такие вещи с собой не ношу. Ну вот, счет. Ничего себе, государственное учреждение. В счет внесли, как мне почудилось, все и даже больше – свет, тепло, азотно-кислородную смесь, последнюю в этом году муху, убитую мной на подоконнике. Ну что за дела? Я точно помню, что оформлялась на общих основаниях… я точно помню… Я вот точно не помню… ужас, как я вообще сюда попала??

– Сестра!!! Сестра, подождите!!! Сестра!!!

– Да?

– Подождите, я забыла спросить вас, как я здесь оказалась?

– Я не знаю, вас принимала другая смена. Я только с 6 утра здесь дежурю, вы уже к этому моменту были на отделении, – попыталась отделаться от меня красотка, закатывая обрамленные чудными ресницами глаза, но я уже была неудержима.

– А как бы это узнать?

– Можно посмотреть в вашей истории болезни, – она опять развернулась и начала движение от меня.

– Дорогая моя, как вас зовут?

– Алена Игоревна.

– Алена Игоревна, мы почти тезки. Давайте посмотрим мою карточку.

– У меня нет времени.

– Пожалуйста, я вас умоляю. Мне надо знать, я ничего не помню, прошу вас.

– Подойдите к сестре в регистратуре.

– Ну, ладно. Спасибо.

– Не забудьте подписать документы, а то вас не выпустят.

– Да, сделаю.

Я вернулась в палату, оглядывая ее в последний раз. Моя память сделала фотографию ее стен на прощание, чтобы забыть об этом в тот же момент. Вздохнув, я взяла сумку и пошла разыскивать лестницу на первый этаж. По моей логике, регистратура и прочая администрация должны были находится именно там.

Иду по коридору. Уже не пациент, не забитый до смерти своими страхами мелкий жулик, а зритель случайного шоу уродцев. Обычный нормальный человек, посетитель. Иду по больнице, к коей не имею никакого отношения. Мы чужие, и никогда не будем стоять вместе в одном предложении.

А вот и дверь на лестницу. Закрыто. Возвращаюсь к сестре в общей палате.

– Извините пожалуйста, мне бы выход найти? – деловой тон, никаких заискиваний.

– До конца по коридору направо, лифт для персонала, поднесете к сенсору этот пропуск. Сдадите его в регистратуре.

– Благодарствую.

А от вас не так и легко выбраться.

Лицо девушки за стеклом знакомо, но смутно.

– Вы случайно позавчера не дежурили вечером? – спрашиваю я ее.

– Да.

– А… Вы не подскажите, кто меня оформлял при поступлении?

– Я, вы не помните?

– Нет, совершенно ничего не помню про позавчерашний день.

– Вы приехали где-то в 4 вечера, сказали, что вам необходима помощь, были в чертовски расстроенных чувствах. Сказали, что у вас панические атаки, что вас кто-то преследует.

Может быть, может быть.

– Я сама к вам приехала или на скорой?

– Сами, ваша машина на стоянке, во дворе. Вы оставили ее прямо рядом со входом, вбежали, кричали. На просьбу переставить автомобиль ответили отказом, у вас тряслись руки, прямо вот ходуном ходили. Наш сотрудник перегнал ее по-людски. А вам уже лучше? Вас выписывают?

– Да, кажется. Мне дали все необходимые бумаги. Подскажите пожалуйста, у меня тут включен счет на сумму… мне интересно, как я должна за такие услуги расплачиваться? У меня с собой на чипе нет денег, и даже нет кредитной карточки. Вроде как у вас государственное учреждение и неужели я давала согласие на эти все процедуры… как вы его приняли у невменяемой?

– Не переживайте за счет. Его уже оплатили.

– Кто?

– Вчера мы связались с вашим мужем, чтобы предупредить его, что вы в порядке, находитесь на нашей территории под нашей защитой. У нас серьезная охрана. Посторонних в клинику не допускают. Только родственников, друзей, опекунов, попечителей пациентов, и то после тщательной проверки, а это, поверьте, краткий список людей, ограниченный круг. Он поблагодарил нас, просил выслать ему счет. Сегодня рано утром он приезжал беседовать с вашим лечащим врачом.

– Да? Я его не видела. Спасибо за информацию. Да… Спасибо.

Я отошла от окошка регистратуры в молчаливом недоумении. Панические атаки? Режимный объект с серьезной охраной?

– Извините, еще один вопрос, а как ваша клиника называется?

– Научно-исследовательский институт головного мозга.

– Я на Виальном Острове?

– Нет, вы в Пристоличье. У нас новое отделение, открыто всего 5 лет назад для исследовательской деятельности. В нашем учреждении никого не лечат, только поддерживают терапию, назначенную в других заведениях, наши задачи – наука и исследования. Я вам пыталась объяснить, но вы не слушали. Мы вас приняли на стационар только потому, что вы нуждались в помощи, а мы не имеем права отказать. Вы плохо помните, вам позавчера дали сильное успокоительное. Память будет восстанавливаться, медленно. Но, поскольку врач счел вас здоровой, мы не хотим продлевать ваше пребывание в нашем институте, да это и не к чему. Поэтому вас выписывают. Вам необходим покой.

– А почему мне об этом не сказал врач?

– На самом деле, это не важно, нам надо было убедиться, что вы в относительном порядке. Дальнейшее лечение вам нужно будет проходить в профильной клинике, по месту жительства. Все рекомендации будут в вашей выписке. И… не стоит сейчас садиться за руль. Давайте я позвоню вашему мужу?

– Почему бы и нет? Мой телефон наверняка уж сел.

Я устроилась на одном из стульев, стоящих вдоль стены. Бумаги положила на соседний. Надо быстренько проставить необходимые подписи и дело с концом. Ничего больше не имеет значения. Я отсюда ухожу и уже никогда не вернусь.

– Ваш муж сказал, что будет где-то через час.

– Спасибо, вот пропуск, вот бумаги.

– Мерси.

Медсестра начала просматривать мои документы.

– Да, все верно. Куртку заберете в гардеробе, вот ваш номерок и выписка, всего доброго.

– До свидания.

Времени у меня много, можно было подвести итоги… Хоть и без ясности в голове.

В автомате в холле я купила любимый капучино. Пить столь обожаемый мною напиток из пластикового стаканчика, а не из фарфоровой теплой кружки было дикостью, но что поделаешь? Капуцин, капуцин… слааденький. Никакой кофейной гущи от тебя не останется. Будем гадать без нее. Итак. Имеем мы. Какой-то непонятный спектакль, разыгранный Шереметьевым. Почему было не сказать мне все в лицо? Нервный припадок, провал в памяти, поездка в столичную область. Как я не догадалась? У всего персонала пластические операции на лице, у женщин еще и на груди, и видные невооруженным глазом токсины, вколотые во все места. Про ресницы и ногти – вообще молчу. У многих, в том числе и у пациентов наружные титановые каркасы на руках и ногах, пластины на черепе, золотые татуировки, неправдоподобно густые волосы ниже лопаток, где на каждую мою одну волосинку у них по 10. У одного из пациентов вообще кожа прозрачная, как гель. Сквозь нее зубы видны, сосуды и лицевые мышцы. Б-р-р-р. Это точно не провинциальные жители, людям за редким исключением нравится так модифицировать себя, это и впрямь в чистом виде столичное поветрие. Где были мои глаза, о чем я думала?

В карте есть выписка, написанная от руки, почерком истинного врача. Этот папирус можно выкинуть в помойку, ибо такой наклонный забор, не содержащий никакой удобочитаемой информации, я могу изобразить самолично. Следующее. Дата. На документах значится 20 октября. Я совершенно точно помню день рождения друга, на нем мы гуляли 16 числа. Утро следующего дня я тоже могу вспомнить. Оно было ровно таким, как всегда. Я встала, совершенно трезвая, без последствий от вчерашних возлияний, и принялась убираться в квартире. Собрала посуду, подмела пол, вынесла мусор. Муж с ребенком ушли в садик без моего в этом участия. Они в кое-то веки дали мне поспать. Так. И все. Не хватает вечера 17 и первой половины 18 октября. Вот незадача.

Глава 3

Солнечное утро плавно сменилось обычным тусклым серым днем. За окнами ветер теребил предпоследнюю листву. Деревья в желто-красных сарафанах кланялись друг другу. Иногда они шевелили в воздухе ветками-пальцами, как делают пианисты, пытаясь вспомнить ноты мелодии, и такой же у самых стройных из них был задумчиво-отрешенный взгляд в пространство. Накрапывал дождь. На такую погоду приятно смотреть из теплого дома. Оттуда, где тебя любят. Понимают ли деревья смысл слова «неизбежность»? Страдают ли они от мысли, что зима все равно придет, как бы они этому не сопротивлялись? Хотят ли они куда-нибудь сходить, например, в кино, посмотреть другой мир, за пределами того квадратного метра, где они выросли? Наверное. Наверное, когда мимо них проезжает машина или проходит человек, для них это целое событие. Они потом обсуждают его годами, вспоминая подробности и слова, сказанные при них. Соревнуются ли деревья в том, кто выше вырастет?

У меня под окном в детстве рос тополь. Раскидистый такой, монументальный. Весной он благоухал неземным ароматом свежести. И тогда я наблюдала появление на его ветвях почек, затем листочков, потом с него начинали сыпаться сережки, похожие на серых гусениц. В июне летний ночной фонарь направлял на него свой желтый луч, освещая часть веток, осыпанных серебристой зеленью. Листья шептались с ветром. Дождь стегал его нещадно, но лишь только мог его украсить, сломить – нет. Годы проносились мимо, а мы так и смотрели друг на друга, я с высоты восьмого этажа, он с высоты прожитых лет. Однажды, случилось непоправимое – работники жэка пришли и спилили его, так как он начал угрожать обрывом проводов. Из остатков его пня на следующую весну побежали тоненькие побеги, много–много. Но их тоже обрезали. Мне было больно, прям до слез. Победа рациональности над тем, во что вкладываешь душу. Жесткая победа, с пилой и топором. Знали бы работники ЖКХ, что в нескольких среднеазиатских странах бытует обычай: при рождении сына отец рассаживает тополя, чтобы тот, когда возмужает, из выросших деревьев построил себе жилье. Современным жителям мегаполисов стоит засевать свои поля бетонными чушками.

– Здравствуй, солнышко.

Я вздрогнула – слишком глубоко погрузилась в раздумья о своем прошлом.

– Забери меня отсюда, пожалуйста! – почти театрально взмолилась я.

Под нами неспешно заструилась лесная дорога. Шины музыкально шуршали по гравию. Мягкий ход, скорость крейсерская.

– Котик, что случилось? Как я тут оказалась? Я ничего не помню с 17 числа.

Он ведет машину, почти неотрывно глядя на дорогу, лишь иногда бросает на меня взгляд. В нем нет ни грамма тревоги, даже можно сказать, что он умиротворен, хотя кто его знает, по нему никогда не скажешь, что у него на душе. Вроде бы скрывать ничего не собирается – я фальшь чувствую за километр.

– Я не знаю. Мне вчера вечером позвонила из больницы медсестра, только так я узнал, где ты находишься. 17 октября ты забрала Машу из садика, отвезла к маме и исчезла. Последний раз мы с тобой общались в обед. Я позвал к нам няню, ближайшим рейсом прилетел в Столицу, остановился у Виталика. Сегодня няню сменила бабушка. У них все путем, я звонил. Они передавали тебе привет.

– Ты так спокоен, как будто ничего не случилось… – в голове у меня незамедлительно начала строится пирамида догадок, основанных на анализе поведения, биополя, душевного состояния моего мужа, его мимике, жестах и прочая, не буду выдавать всех женских секретов. Мой радар заработал на полную мощность. Подозрительно…

– Главное, что ты нашлась, и ты в порядке. Сейчас заскочим к Виталику, заберем мои вещи и можно двигать обратно в Муур-Сити.

– Но это все странно. Ты волновался, искал меня? Я никакой записки тебе не оставляла? Маме ничего не говорила? Или может с кем-нибудь по компу общалась? – я засыпала его вопросами, чтобы вывести на чистую воду. Меня не было пару дней, а он выглядит любо-дорого смотреть, можно сказать свежо. А я пропала, он должен был не спать, переживать, искать меня, звонить в полицию или пить, на крайний случай, но при любом раскладе нервничать…

– Маме ты сказала, что будешь убираться, никуда не пойдешь – слишком много накопилось домашних дел, никаких писем, комп не включала.

– Слушай, надо поставить телефон на зарядку. Там наверняка осталось что-то проясняющее ситуацию.

Мы свернули на шоссе. Лес за окном резко кончился, начались дома, магазины. Городская язва отвоевывала себе пространство.

– Я хочу что-нибудь съесть. Нам долго ехать?

– Навигатор показывает час пятнадцать. Потерпишь?

– Ммм. Давай, все-таки остановимся? Хочется немножко наслаждений получить от этой жизни. Я бы съела эту супер-вредную острую курицу, от одного взгляда на которую можно получить химический ожог. А?

– Идет, – он усмехнулся, с интонацией «раз ты нашлась, побалуем тебя маленько», – Будем снимать стресс.

Он ввел в навигатор название кафе.

– Ближайшее через 5км.

Я благодарно вздохнула, сложив ручки на пузико. Потом опомнилась, полезла искать зарядку в бардачке. Телефон заряжался медленно, включаться не хотел. Красный проблесковый маячок беспокойства все еще крутился у меня в голове, но уже более флегматично.

Мы остановились у огромного торгового комплекса, когда день был в самом разгаре. Насосы по выкачиванию у населения денег были включены на среднюю мощность в ожидании вечера, когда толпы повалят на свет реклам, наслаждаться незамысловатыми развлечениями. Как же изощрен дьявол. И как распрекрасно, что на все его искушения у нас нет денег.

С ведерком недоеденной курицы в одной руке и молочным коктейлем в другой, поддерживая беседу на тему комплексов, заставляющих людей покупать дорогие бессмысленные машины, я шла, лавируя по парковке. Весьма трудно вспомнить, где ты оставил свое транспортное средство, если ряды не помечены буквами и цифрами. И тут, я будто попала в свой извечный сон. В нем стремительные и непредсказуемые события происходят именно так. Я иду, краем глаза замечаю движение, параллельное мне. Перевожу взгляд именно в эту точку, задерживаю внимание, и в этот момент приходит понимание, что там моя судьба. Она неотвратима. Она манит мотыльком на свой огонь. Я иду и иду по инерции. Продолжаю двигаться, не сбавляя темпа. Как корова на убой. С толпой евреев в очереди в «баню» Освенцима. Во сне я держу в руке камень, но было сказано, что это мыло. Я в бесконечном хвосте из людей. Рядом немцы с автоматами. Я слишком истощена, чтобы сопротивляться. И меня не заботит, что в помещение «бани» люди входят, а из нее никто не возвращается. Из газовой камеры прямиком в круглосуточный крематорий. 5000 трупов в сутки. Так больше не будет. Никогда, не со мной.

– Ложись!

Муж идет впереди меня. Он беззаботен, доволен, сыт. Он в состоянии выполненной миссии, я нашлась, со мной все в порядке, мы едем домой. Естественной его реакцией было не ринуться вниз, а обернуться ко мне и начать препирательства, я это прекрасно знала. Изо всех сил я потянула его за капюшон куртки.

Я не занималась никаким силовым видом спортом, свалить его сто прекрасных кг мне было не под силу. Но что-то в моем голосе или движении заставило его поверить, какие-то звенящие ноты отчаяния подчинили его, и он упал на меня сверху. Наша куча-мала, быстро работая конечностями, поползла вдоль рядов машин, ища укрытия понадежней. То, что заставило нас так внезапно ретироваться, ничем необычным не являлось. Кто же не встречал на улицах нашей страны киллера, вооруженного пистолетом с глушителем. Это спокойный среднестатистический человек, в серой куртке, в обычной шапке, ничего примечательного, такой себе незаметный полусонный обыватель. Но у него в руках оружие, и он спокойно и деловито выходит из машины, готовой умчаться прочь в ту же секунду после исполнения заказа, и наводит это оружие на тебя. Никаких задержек, раздумий. Как только ты попал в радиус его действий, ты труп. Пули начали звенеть вокруг нас, разбивая стекла в машинах, пробивая обшивку, но не достигая цели – человеческой плоти. Пистолет хлопал, как обычные новогодние петарды. Будни, что еще сказать.

Чтобы друг об друга не спотыкаться, мы с мужем, не сговариваясь, разделились. Отбежав на некоторое расстояние, я спряталась за черным Геликом. Посадка у него высокая, поэтому я облокотилась на грязный мокрый асфальт, пытаясь найти ноги преследователя. Кровь прилила к голове, давление подскочило. Ног видно не было. Решение проблемы подсказывало мне чутье. Я, не поднимаясь в рост, начала удаляться от того места, где в последний раз видела убийцу. По идее, он не имеет возможности уходить далеко от своей машины, иначе ему было бы затруднительно выбраться из локации. Но интуиция подвела. За очередным Рено я все-таки наткнулась на ноги, подняла взгляд выше и увидела дуло пистолета. В тот же самый момент, я услышала последний выстрел.

Боли нет, только гул в голове. Первое, что я почувствовала – холод. Мне померещилось, что я канула в небытие всего на мгновенье. Очнулась я не на диване, не в морге, а все там же рядом с машиной на асфальте, его шершавая поверхность явно чувствовалась щекой. Меня кто-то тормошил, пытаясь перевернуть за плечо. Я открыла глаза. Серый день резанул яркой вспышкой. Надо мной, склонившись, стоял незнакомый мужчина. У него был озабоченный вид, но, что самое странное – он был плоским. Я потрясла головой – лучше не стало. Чугун в голове потяжелел, объем в мир не вернулся. Все вокруг было как прежде, настоящим, можно было потрогать, ощутить форму, температуру, но видела я все только в двух проекциях. Как вот иногда на наших дорогах можно встретить стоящую на обочине нарисованную и вырезанную из фанеры машину Дорожной Полиции. Видели раз мы такую на крутом южном серпантине, который по какому-то недоразумению назывался дорогой. С одной стороны высились полосатые горы, с другой виднелся зев обрыва. Там не то, что быстро, там медленно ехать было страшно, и плоский авто Дорожной Полиции выглядел насмешкой и не улучшал обстановки.

И вот теперь этот плоский джентльмен двигался, менял ракурс, разговаривал со мной. У него за спиной стоял еще один мужчина. Судя по его ногам, он вылезал из спортзала последний раз лет 10 назад. И тот тоже был не толще фанеры. Плоской голубь в небе над парковкой махал крыльями. Плоскими стали BMW и Хюндаи. Мое зрение не пощадило никого и ничего.

– Вы меня слышите, с вами все в порядке?

Захотелось сказать ему что-нибудь ободряющее.

– «Вито Корнелиус, священник… пожалуйста».

Он шутки явно не понял. Никаких эмоций на лице, ну ни пол усмешки.

– Давай, вызывай скорую, – обратился он к своему товарищу, – похоже шок.

– Со мной полный порядок, – заявила я, считая, что могу придать уверенности своему голосу, но тот предательски дрогнул – пришлось прокашляться.

Я начала озираться вокруг, пытаясь всмотреться в подробности нового для меня мира. Прямо рядом со мной лежала какая-то совершенно бесформенная серая куча. Мне понадобилось приподняться на локте и несколько раз изменить положение головы, чтобы рассмотреть ее. Только после того, как я увидела на этой куче лицо и потрогала его. Стало понятно, что эта серая масса – не пятно, не гора тряпок на асфальте. Лицо на ощупь было рельефным, а значит рядом со мной лежит еще человек. Спустив руку к его шее, я попробовала определить пульс. Пульса не ощущалось. Более мертвым чем он быть невозможно.

– Пришлось его убить. Он гнался за Вами?

– Очевидно.

– Скорая и полиция едут, – услышала я голос второго мужчины.

– Вас же посадят!!!! У вас есть разрешение на ношение оружия? Что же теперь делать? Это же все уголовщина!!

– Думаю, что вам стоит отсюда уходить, если вы в состоянии это сделать. Если вы на машине, то лучше в нее не садиться, поскольку эти люди могли подстраховаться, и на нее установлено взрывное устройство.

Я изучала свою плоскую руку, поэтому его слова доходили до меня медленно.

– То есть вы считаете, что я до сих пор в опасности?

– На вас только что охотился киллер. Для ликвидации цели наниматель, если действительно имеет целью ваше устранение, мог бы организовать целую группу. Надо действовать оперативно.

Он потянул меня за запястье, и я кое-как поднялась. Стараясь вернуть себе нормальное зрение, я мотала головой как бешеная лошадь, но тщетно. Отряхнув непослушными руками лицо, куртку, джинсы, я начала подпрыгивать и осматривать стоянку, для того чтобы найти, куда подевался мой муж.

Из-за того, что мир вокруг напоминал карточный домик, я никак не могла сориентироваться – пришлось помогать себе дикими воплями.

– Солнышко!!! Солнышко, ты где? Котик!!! Котик, отзовись!!!!

Мужчины с недоумением наблюдали мои орально-физические подвиги.

Наконец, через 5 минут, когда я подустала и немного охрипла, до меня дошло, что муж успел достаточно далеко уйти.

– Как же быть, он же откроет машину, и она взорвется?

– Нам все равно придется здесь остаться до прибытия органов. Которая ваша?

– Вон та черная Skoda.

– Вызывай саперов.

– Да, шеф.

– Бегите девушка. Ни я, ни полиция не сможем вас защитить, если организатор будет знать, где вы находитесь. Вам проще будет затеряться в Столице одной. Постарайтесь нигде не регистрироваться по документам. Удачи.

– Я могу узнать, как вас зовут? Понимаете, вы мне жизнь спасли, это очень важно. Я за вас помолюсь.

– Вам не стоит этого знать.

– Да, как скажете, вдруг я пыток не выдержу… Спасибо вам, спасибо.

«Спасибо, спасибо», – шептала я сама себе, хлюпая носом. Какие пытки? Что я несу?

Уже не вдаваясь в подробности и дальнейшую судьбу своих вещей, я стала медленно удаляться в сторону торгового комплекса. Там должен ходить бесплатный автобус до ближайшего метро – это неплохой способ выбраться из столь затруднительной ситуации. Или поищу транспорт хоть куда-нибудь.

Глава 4

Кабинет. Стол для подчиненных с рядом стульев по обе