8 лет в Тибете. Дневники Петера Ауфшнайтера

В конце января 1952 года он пересек границу в местечке Расува и, не имея визы, был пропущен в страну непальскими пограничниками, которых заранее уведомили о его прибытии. Попав в Катманду, Ауфшнайтер тут же отправил письмо своей матери, которая очень беспокоилась, долго не имея вестей от сына:

П. Ауфшнайтер

29 января 1952 года

Придорожный ресторан

Путали Садак, Дилли Базар

Катманду, Непал

Моя дорогая мама, Вчера прибыл в Катманду, столицу Непала.

Знаю, что ты беспокоишься обо мне.

У меня все хорошо, надеюсь, что и у тебя тоже. В Шигадзе я получил несколько писем – их привез друг с почтовой станции в Гьянцзе. В последние месяцы пребывания в Тибете мне не советовали отправлять письма, поскольку почтовое сообщение с Индией уже контролировалось китайцами. Как ни удивительно, я получил заверения от китайской стороны, что могу остаться и жить среди коммунистов. Однако ввиду грядущих перемен в Тибете предпочел уехать.

Из Шигадзе удалось сделать две поездки на север Тибета, в районы, которые абсолютно неизвестны западным картографам. В середине сентября я выехал из Шигадзе с намерением покинуть Тибет. В декабре добрался до Кьиронга, где ранее мы с Харрером прожили почти год. В Кьиронге тоже получилось попутешествовать по окрестностям, а затем я отбыл дальше на юг с одним знакомым, который со своей семьей отправился в паломничество по святым местам Непала и Индии. В Катманду мы остановились в ночлежке, на следующее утро я распрощался с этими прекрасными людьми навсегда – они отправились дальше, а я переехал на постоялый двор, откуда и пишу тебе это письмо. Теперь планирую отправиться в Сикким, где хранится мой багаж и, надеюсь, письма от тебя[10]. Но перво-наперво надо осмотреться в Катманду.

С любовью и приветом всем родным и друзьям, твой Петер

С этого дня и до момента выдворения Ауфшнайтера из Непала в Индию многие его письма и заметки пропали, однако кое-какую информацию можно почерпнуть из книги его непальского друга Кайшера Бахадура «Nepal after Revolution of 1950» («Непал после революции 1950 года»). Эту книгу Бахадур посвятил Петеру со словами «В память о моем друге Петере Ауфшнайтере». Позволим себе привести здесь несколько цитат из нее:

Сразу по прибытии в Катманду Ауфшнайтер был опрошен индийскими военными (в это время их присутствие в Непале было значительным) на предмет ситуации в Тибете в связи с китайской оккупацией этой страны. Его также попросили сообщить точные данные о южной границе Тибета[11]. Ауфшнайтер стал желанным гостем для непальского правительства, его принял премьер-министр Матрика Прасад Коирала.

Петер сообщал властям интересующую их информацию о наиболее выгодных с военной точки зрения позициях в Гималаях на границе с Тибетом. Он рисовал карты и вносил правки в линию границы. Непальское Министерство иностранных дел наняло его на работу на шесть месяцев – с 19 марта по 23 сентября 1952 года.

Примерно в это же время родственники Ауфшнайтера в Кицбюэле получили большое письмо, в котором рассказывалось о местонахождении Петера. Письмо написал британец подполковник Х. В. Тобин – друг Ауфшнайтера и Бауэра. Тобин являлся офицером связи в обеих немецких экспедициях на Канченджангу 1929 и 1931 годов.

В августе 1952 года руководитель непальской миссии ФАО – Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН – Эмиль Раух узнал, что правительство Непала собирается уволить Ауфшнайтера. Раух попросил Петера сделать топографическую карту лесного массива Нагарджун, расположенного к северу от долины Катманду. Однако эта деятельность пришлась не по вкусу проиндийски настроенному генералу непальской армии, который считал, что Ауфшнайтер не имеет права заниматься какими-либо изысканиями в Непале. В итоге Петеру запретили работать на ФАО. Фактически он оказался в ловушке, став пешкой в политическом противостоянии Китая с одной стороны и Индии и Непала – с другой. В ноябре 1952 года Ауфшнайтер был вынужден покинуть Непал.

…я объяснил военным, что китайцы провели масштабное исследование приграничных районов Тибета, включая важнейшие торговые пути, и установили погранзаставы. Кроме того, у них имеются подробные карты всех пригималайских государств. В то же время, чтобы на основе наших старых карт создать точные новые с помощью Ауфшнайтера, потребуется около двух лет. Единственной реакцией стало то, что генерал Махабир Шамшер приказал уволить Ауфшнайтера с должности и запретил ему работать в Непале в рамках ФАО. Когда я обратился к премьеру за разъяснениями, он сказал, что о непальской границе позаботятся индийцы и что решение в отношении Ауфшнайтера принято потому, что он якобы не работал. Премьер лишь потупил взгляд, когда я сказал, что будущие поколения осудят его режим за угодничание с индийцами в обмен на определенные привилегии.

Индийцы решили провести географическое исследование непальской территории и укрепить непальскую границу с целью противодействия армии Китая. Им потребовались услуги Ауфшнайтера для работы с картографическими материалами, и не отдать им Петера мы не смогли. В начале 1940-х власти Тибета смогли защитить двух австрийцев и не выдать их Британской Индии, Непал же в подобной ситуации оказался бессилен.

Из книги Кайшера Бахадура «Nepal after Revolution of 1950»

1 января 1953 года его наняла на работу индийская армия – в Нью-Дели Петер занимался созданием карт Тибета.

Во что писал Вернер Шультесс, девять лет возглавлявший подразделение ФАО в Непале:

Мало что известно о работе Ауфшнайтера в Индии в течение последующих четырех лет. Он предпочитал не говорить об этом. Полагаю, что Петер – единственный европеец, великолепно знавший Южный Тибет, передавал свои знания индийскому правительству. Отказаться от сотрудничества он не мог, так как хотел оставаться поближе к Гималаям.

Впоследствии за работу на службе у правительства Непала Ауфшнайтер получил непальское гражданство. Первая страница паспорта, на которой, в том числе по-английски, написано: «Держатель сего Петер Ауфшнайтер является гражданином Непала. Министерство иностранных дел от имени правительства Его Величества требует не препятствовать владельцу этого документа проходить свободно»…

Ауфшнайтер старался разнообразить свою жизнь в Индии. Во время отпусков он отправлялся на север страны, в частности, посещал приграничные с Тибетом районы либо совершал восхождения в Гархвальских Гималаях. Одно время его напарником по связке был секретарь посольства Канады в Индии Джордж Хэмпсон. В Гархвале они поднялись на два шеститысячника, в том числе за неделю совершили первовосхождение на пик Ронти (6058 метров), на котором ранее обломали зубы несколько альпинистских экспедиций[12].

В кругу друзей Ауфшнайтера был также первовосходитель на Эверест шерпа Тенцинг Норгей. Однажды Тенцинг пригласил Петера на встречу Альпинистского клуба Индии в Нью-Дели. По просьбе Индийского радио Ауфшнайтер как ветеран альпинизма выступил на этой встрече с речью об альпинизме в Индии.

К индийскому периоду жизни Ауфшнайтера относится и при езд в Нью-Дели американца Лоуэлла Томаса, который был рад вновь увидеться с Петером. Они познакомились в Лхасе в 1949 году, когда Томас и его сын проводили переговоры с тибетцами от имени правительства США[13]. В беседе с Томасом Петер выразил надежду на то, что когда-нибудь вернется в Тибет и будет вновь работать на благо Далай-ламы и его народа. В книге «В запретный Тибет» («To Forbidden Tibet») Лоуэлл Томас-младший писал: «А пока я думаю, что Ауфшнайтер появится где-нибудь в непальских Гималаях». Что ж, он не ошибся.

Работа в Индии дала Петеру возможность вновь встретиться с Гансом Коппом. Судьба распорядилась так, что бывший товарищ Ауфшнайтера по побегу также стал работать на индийское правительство, строя одну из самых больших плотин в мире на Сатледже – реке, вдоль которой частично пролегал путь беглецов в Тибет.

Некоторые отпуска Ауфшнайтер провел вместе с Хэмпсоном в Непале. Однако надолго приехать в страну Петер смог лишь после того, как была завершена работа для индийской армии.

В сентябре 1956 года Ауфшнайтер выехал из Индии. Прежде чем присоединиться к ФАО, Петер несколько месяцев исследовал районы Западного Непала совместно со швейцарским и французским геологами Тони Хагеном и Пьером Борде. Этот регион представлял одно большое белое пятно на карте, европейские исследователи здесь оказались впервые.

В 1957 году Ауфшнайтер поселился в швейцарской колонии Гельвеция в Катманду и стал работать в Швейцарской ассоциации технической помощи в рамках службы в ФАО в качестве инженера-агронома и топографа. В числе работ Петера для ФАО создание топографических карт бассейна рек Джири и Роси, кроме того, в течение десяти лет, с 1957 по 1967 годы, он в основном работал над различными проектами в тераях – заболоченных территориях у южного подножья Гималаев на границе с Индией. Здесь он серьезно подорвал здоровье – пришлось лечиться от малярии.

Однако Тибет не отпускал его. Однажды Ауфшнайтер добрался до района пиков Ганеш в непальских Гималаях, чтобы из одного из высокогорных монастырей посмотреть на Кьиронг – тибетскую деревню, живя в которой он начал по-настоящему узнавать Тибет и через которую спустя восемь лет ему пришлось покинуть «крышу мира».

Также довольно часто случалось ему встретить в Катманду тибетцев, с которыми он познакомился еще в Лхасе. Эти встречи бывали столь бурными, что, глядя на них, порою останавливались случайные прохожие.

Получив непальский паспорт и став полноправным гражданином страны, Петер смог беспрепятственно перемещаться по всему Непалу. Он пользовался этой возможностью и отправлялся в многонедельные походы по удаленным горным районам, в основном закрытым для иностранцев.

В конце июня в Катманду вернулся Ауфшнайтер, он исследовал район реки Атхарасая в Горкхе и сообщил, что река и ее притоки вышли из берегов, смыли все мосты, что дороги в ужасном состоянии, что происходят столкновения между беднотой, пытающейся получить уцелевшую землю под поля, с высококастовыми владельцами земельных наделов.

Из книги Кайшера Бахадура «Nepal after Revolution of 1950»

Такие путешествия имели мало общего с современным трекингом – Петер предпочитал передвигаться как кочевник в компании одного-двух непальцев. В ходе одного из таких походов в Мустанге в пещерах, расположенных в склонах гор высоко над землей, он обнаружил уникальные росписи раннего буддистского периода. Эту находку высоко оценил итальянский буддолог Джузеппе Туччи.

В 1961 году британский альпинист Крис Бонингтон находился в непальском районе Солу-Кхумбу с экспедицией, которая совершила первовосхождение на семитысячник Нупцзе. «Это были дни, когда в горах Непала не встретишь ни одного туриста, – с ностальгией вспоминал Бонингтон четверть века спустя. – На всем пути несколько лавок для торговцев и носильщиков, в которых продавали только чай да засохшее печенье. За все время мы увидели лишь одного иностранца – Петера Ауфшнайтера».

Из книги Иссермана и Уивера «Fallen Giants: A History of Himalayan Mountaineering from the Age of Empire to the Age of Extremes» («Побежденные гиганты: История гималайского альпинизма от Эпохи империи до Века крайностей»)

При создании карты непальского района Кхумбу в рамках проекта «Исследование Гималаев» Ауфшнайтер отвечал за правильное написание названий деревень, рек и гор. Карта была опубликована при участии Германского и Австрийского альпклубов.

Впоследствии Петеру удалось нелегально посетить Тибет.

В конце концов непальское гражданство стало создавать неудобство для Ауфшнайтера. Однажды он поехал в отпуск в Австрию, и его задержали пограничники. «Мы, конечно, знаем вас, герр Ауф шнайтер, но вы – гражданин Непала и вам нужно получить въездную визу», – сказали они. Будучи тирольцем, Петер быстро пришел в ярость, поскольку его не пускали домой, кроме того, он всегда считал себя австрийцем, а не непальцем. После долгих споров он, разумеется, смог пересечь границу, однако подобный спектакль продолжался всякий раз, едва Петер приезжал на родину. В конце концов, ему пришлось вернуть себе австрийское гражданство.

Из книги Генриха Харрера «Return to Tibet» («Возвращение в Тибет»)

Ауфшнайтер сыграл большую роль в помощи тибетским беженцам, которые стали массово прибывать в Непал в 1959–1960-х годах после антикитайского восстания в Лхасе. Он выступал помощником и переводчиком, а позднее, когда Шультесс начал искать возможности обеспечения беженцев работой, именно Ауфшнайтер обратил внимание на профессиональных ковроделов и предоставил образец ковра, вывезенный им из Тибета. Так был заложен первый камень в индустрию тибетского ковроткачества в Непале, изделия которой теперь известны далеко за пределами страны.

В начале 1970-х тяжелый труд и перенесенные лишения стали сказываться на здоровье Ауфшнайтера. Несмотря на выход на пенсию, он продолжал выполнять работы для непальского правительства, в основном это были исследования по гидрографии. Во время визитов в Европу Петер все чаще стал попадать в больницы Мюнхена и Инсбрука.

В основном за ним приглядывала семья Бауэров – они и подбирали Петеру врачей, и обсуждали с ним его работу, и вели записи его исследований.

В конце сентября 1973 года Ауфшнайтер оказался в Университетской клинике Инсбрука в критическом состоянии. Незадолго до смерти его спросили о наиболее ярком воспоминании в жизни. «Когда я путешествовал в одиночку по Тибету», – ответил Петер и заплакал. Он понимал, что вернуться в Тибет ему не суждено, но в мыслях он продолжал жить там.

Петер Ауфшнайтер скончался 12 октября 1973 года. Похоронен в родном Кицбюэле.

Ян Бон, кинематографист

Предисловие

«Гора судьбы»

В 2019 году исполнилось семьдесят пять лет с момента бегства в Тибет Петера Ауфшнайтера и Генриха Харрера из лагеря для интернированных лиц в Индии. Однако эти двое австрийцев не единственные, кто предпринимал попытки побега. Воспоминания других беглецов и различные материалы, которые появлялись в печати, не стали столь популярны, как книга «Семь лет в Тибете», однако содержат интересные детали подготовки к бегству и рассказывают о приключениях товарищей по несчастью Ауфшнайтера и Харрера.

Попытки восхождения представителей Германии и Австрии на Нанга Парбат – девятую по высоте вершину мира – хорошо документированы. Для немцев этот пик стал «горой судьбы» – Берлин с 1932 года раз за разом отправлял альпинистов на восхождение, и к 1938 году на склонах этого восьмитысячника погибли двадцать девять восходителей (включая носильщиков). Это побудило председателя Немецкого гималайского фонда Пауля Бауэра заняться поисками новых маршрутов подъема. И в 1939 году Ауфшнайтер по поручению Бауэра отправился к Нанга Парбат в составе разведывательной группы из четырех человек, планировалось, что полноценная экспедиция состоится годом позже. Таким образом, восьмитысячник стал «горой судьбы» и для этой четверки – Ауфшнайтера, Харрера, Лобенхоффера и Хикена.

В январе 1939 года Бауэр вступил в переписку с министерствами Британской Индии, испрашивая разрешение на поездку. Со стороны властей индийской Северо-Западной пограничной провинции возражений не последовало. В письме в Германию говорилось, что препятствий для работы экспедиции нет, что необходимость отправлять вместе с альпинистами офицера связи отсутствует «ввиду того, что Петер Ауфшнайтер достаточно хорошо изъясняется на хинди».

Диамирский склон Нанга Парбат. На переднем плане флаги экспедиции Ауфшнайтера – германский и британский. Июнь 1939 года

Однако поездка могла не состояться, поскольку возникла проблема с визами. Почта в те времена работала не быстро, существовали политические проблемы, и альпинистам пришлось выехать из Европы без виз. Вот что писал первый редактор издания Himalayan Journal Кеннет Мейсон, являвшийся другом Ауфшнайтера, в Министерство по делам Индии в Лондон в начале апреля:

«Я советовал Ауфшнайтеру отложить отъезд ввиду того, что еще нет разрешения от британских властей. В ответном письме он спросил, какова вероятность, что политические препоны помешают работе экспедиции. Я ответил, что не могу сказать, однако на самом деле так не думал, ведь все мы были свидетелями тому, как Германия попрала Мюнхенское соглашение»[14]. По словам Ауфшнайтера, быстрый отъезд сэкономил альпинистам не только деньги, но и целых девятнадцать дней. «Если же нам не разрешат ступить на индийскую землю, мы вернемся назад из Порт-Саида», – писал он.

Поток дипломатических депеш между Великобританией, Германией и Индией дал результат: австрийцы визы получили.

Ауфшнайтер на корабле на пути в Порт-Саид

В письме Ауфшнайтера британскому резиденту в Кашмире говорится следующее: «Пауль Бауэр выражает глубокое удовлетворение тем, что проблема решена. Полагаю, в Берлине по достоинству оценят действия Лондона в нынешней непростой политической ситуации».

Документы в британских архивах показывают, что англичане оказывали все возможное содействие, однако в докладной записке одному из министров заметно некоторое беспокойство: «В связи с ухудшением международных отношений в целом необходимо пристально следить за активностью германских экспедиций на нашей территории. Ведь до сих пор их запросы на восхождения рассматриваются наравне с запросами из других стран. Впрочем, у нас давние дружеские отношения с доктором Бауэром… кроме того, Ауфшнайтер – хороший друг Мейсона и, несомненно, не является нацистом[15]. В любом случае эти альпинисты вряд ли смогут проводить нежелательные для нас действия ввиду удаленности региона».

Восходители прибыли в Бомбей 30 апреля, через месяц добрались до подножия горы и 1 июня разбили базовый лагерь на высоте 3800 метров. К 13 июня Лобенхоффер и Хикен поднялись по ребру Маммери[16] и установили два промежуточных лагеря, однако постоянные лавины, огромные настолько, что «могли бы засыпать целый город», серьезно осложнили ситуацию. Когда же очередная лавина снесла несколько палаток, Ауфшнайтер решил переключиться на «соседнее» ребро. Здесь альпинисты быстро продвигались вверх, и к 15 июня Харрер и Лобенхоффер поднялись до отметки 6100 метров, где установили четвертый лагерь. Однако затем у Лобенхоффера началась ангина, чреватая на такой высоте серьезными осложнениями, и его пришлось эвакуировать в базовый лагерь. Выздоровление шло медленно, и больного спустили еще ниже, в одну из деревень неподалеку от Инда.

Петер Ауфшнайтер в базовом лагере Нанга Парбат. Июнь 1939 года

Когда же 13 июля альпинисты вновь добрались до лагеря IV, выяснилось, что снежная обстановка на горе радикально ухудшилась. К концу месяца стало понятно, что экспедицию надо сворачивать. На обратном пути группа разделилась – Харрер и Лобенхоффер с основным багажом отправились в Сринагар, а Хикен и страдающий приступами малярии Ауфшнайтер заехали в Гилгит, чтобы поблагодарить политического агента[17] за содействие в проведении восхождения. Четверка воссоединилась в Сринагаре 24 августа.

По итогам экспедиции был разведан новый маршрут на Нанга Парбат, сделано несколько восхождений на окрестные пики, самым высоким из которых стал пик Ганало (6608 метров). Из Сринагара альпинисты выехали в Карачи, откуда планировали отплыть на немецком пароходе, однако корабль так и не прибыл – в преддверии войны капитан получил инструкцию не входить в порты, находящиеся под контролем Великобритании. Не имея возможности отправиться на родину морем и по воздуху, Харрер, Хикен и Лобенхоффер решили добраться до Персии через существовавшее на тот момент на территории Белуджистана княжество Лас Бела, зная, что его правитель на ножах с британцами, и рассчитывая на его помощь (Ауфшнайтер бежать отказался). Они не подозревали, что находились под наблюдением. Вот что гласит докладная записка местной полиции вышестоящему руководству: «Карачи, 30 августа[18]. Трое немецких альпинистов в нарушение данной им инструкции не покидать пределов города бежали ночью в неизвестном направлении».

Побег продлился менее суток. Когда австрийцы остановилась на ночлег, их арестовали под предлогом того, что они путешествовали без надлежащих документов. Харрер впоследствии вспоминал: «Нас отправили под конвоем назад, в Карачи. В то время, если верить газетам, иностранцы в Британской Индии, путешествующие скрытно, могли попасть в тюрьму на десять лет. Однако полицейский инспектор, к которому нас доставили, сказал: „Ну что, господа, полагаю, вы просто сбились с пути во время охоты, не так ли?“ На что мы с облегчением хором ответили: „Да, сэр!“»

В отчете разведки говорится следующее: «Беглецы не вызывали подозрения, очевидно, что они просто хотели попасть домой, пока не началась война. Никакого дела в их отношении не возбуждалось». На самом деле альпинистам очень повезло – согласно еще одному отчету, директивы об уголовном преследовании за подобные нарушения поступили во все полицейские отделения через пять часов после попытки побега.

С началом войны такие «поблажки» стали невозможны – фактически на территории Британской Индии для всех подданных стран Третьего рейха отменили презумпцию невиновности. В циркуляре, распространенном департаментом обороны под грифом «секретно», отмечалось следующее: «Невозможно достоверно знать, являются находящиеся на нашей территории граждане Германии и стран-союзниц агентами врага или нет. Если против конкретного человека ничего не имеется, это не доказательство того, что он не шпион, возможно, он хорошо маскируется. Таким образом, любой подданный враждебного государства, даже будь он беженцем, – потенциальный шпион, и с ним надлежит обращаться соответственно, пока он не сможет доказать обратное. С нашей стороны доказательства его антибританской деятельности необязательны».

Альпинистов отправили в лагерь для интернированных лиц в Ахмеднагаре, что к западу от Бомбея, багаж конфисковали. Несмотря на то что трое австрийцев из четырех были гражданскими, их всех отнесли к категории «Военнопленные» и содержали в заключении в соответствии с Женевской конвенцией. Позднее цензор постановил вернуть Ауфшнайтеру карты и книги, включая учебник тибетского языка, а также часть экспедиционного снаряжения. Ведь никто не предполагал, что через два года заключенных переведут ближе к Гималаям. Долгое время членам экспедиции отказывались вернуть экспедиционные фотопленки и материалы. Они уцелели чудом.

«Город любви»

Очевидно, что многие интернированные являлись людьми неординарными – кто работал инженером в Ираке, кто – торговцем в Голландской Ост-Индии, кто занимался альпинизмом в Гималаях, а кто и вовсе жил в Индии и исповедовал буддизм. Склонность к авантюризму и риску, помноженная на бесконечное ожидание, видимо, причина того, что некоторые заключенные не собирались оставаться в плену, тем более зная (кто-то – как Ауфшнайтер – даже на своем опыте), что после Первой мировой войны страны-участницы решали первоочередные проблемы, к которым возвращение на родину интернированных не относилось.

В 1941 году четверку австрийцев отправили в лагерь Деолали к северо-востоку от Бомбея. В пути Лобенхоффер и Харрер предприняли попытку побега, выпрыгнув из грузовика, в котором их перевозили. Это не прошло незамеченным, беглецов поймали. В Деолали условия содержания оказались крайне тяжелыми: пыль, невыносимая жара, непригодные для жизни бараки, и вскоре все заключенные объявили голодовку[19]. Один из интернированных впоследствии вспоминал, что ситуация стала выходить из-под контроля – отчаявшиеся люди были готовы расправиться с любым чиновником колониальной администрации, который осмелился бы зайти на территорию лагеря.

Поначалу власти не сильно обращали внимание на происходящее, но заключенные сделали нечто вроде плакатов из больших листьев, на которых написали: «438 немцев и 550 итальянцев объявили голодовку против бесчеловечного обращения!». Эти плакаты выставили так, чтобы было видно пассажирам поездов – неподалеку от лагеря проходила железнодорожная ветка. И пассажиры увидели, а вскоре подключилась и пресса…

Как ни странно, британский военный инспектор, посланный выяснить, чего хотят голодающие, не побоялся прийти к ним один. Его спасло только то, что, оказавшись в толпе разъяренных людей, он вел себя совершенно спокойно и тактично и спросил их: «Джентльмены, что происходит?» После выяснения требований власти, насколько возможно, улучшили условия пребывания в лагере и отрядили заключенного – архитектора по профессии – в район города Дехрадун у подножия Гималаев, где он участвовал в разработке плана нового лагеря, пригодного для проживания. Этот лагерь – самый большой в Индии – был построен примерно в 200 километрах от границы с Тибетом. В служебной переписке и затем в истории он остался как «Дехрадун», однако располагался он в местности Премнагар и назывался так же. Заключенным лишь оставалось гадать, случайность это была или ирония, – в переводе с хинди «прем нагар» означает «город любви». Сами они называли лагерь «Город отчаяния».