Ледяной захват

Но и второй день не принес ничего утешительного. Виктор и его ластоногие ученики словно провалились сквозь землю. Или, что было бы уместней предположить, – сквозь морское дно. После суток поиска пограничники связались с военными из министерства, а те, в свою очередь – с начальством Виктора. Через два дня в «Екатерининскую» приехал следователь из военной прокуратуры и стал расспрашивать Степана о Малюкове.

– Что вы можете мне рассказать о человеке, который у вас жил два дня? – спросил он Степана.

– Да какие уж там два дня, – развел руками смотритель. – Я его видел-то только утром два раза, да вечером один день, накануне дня, когда он пропал.

– Неважно, – перебил сторожа следователь. – Вы мне вот что скажите. Он кому-то звонил при вас по сотовой связи? С кем-то общался, кроме вас?

– Нет, никому не звонил. По крайней мере, при мне. Так вы сами в его сотовом и посмотрите. Там ведь должны быть…

– Не нашли мы его телефона, – снова прервал Степана следователь. – Ну да ладно. Не звонил, значит, не звонил. А какие-то подозрительные разговоры он с вами вел?

– Что значит – подозрительные? – не понял Степан.

– Ну, скажем, про политику. Может, недовольный был своей жизнью. Правительством, начальством?

– Нет, мы с ним вообще ни о чем таком не говорили. Больше молчали, – ответил сторож. – Я у него только про животных как-то спросил, – немного подумав, добавил он. – Мол, они послушные у него или нет. Так он сказал, что они вообще у него очень умные, даже умней некоторых людей, и рассмеялся. А так-то мы больше ни о чем таком и не говорили. Не любитель я разговоры разговаривать. Да и Виктор, похоже, тоже не из говорунов.

– Ага, понятно, – понимающе кивнул следователь. – А вообще вел он себя как обычно, когда собирался плыть позавчера на остров? Не волновался, не нервничал?

– Нет, спокойный был, – не задумываясь, ответил Степан. – Так вы у Решетникова спросите. Он у него документы в тот день проверял. Он вам подтвердит, что Виктор спокойный был.

– Решетников? Кто такой Решетников?

Степан пожал плечами и пояснил:

– Старший лейтенант Решетников. Он пограничник. Следит на этом участке за порядком.

– Ладно, и у него спросим, – согласился следователь, задал Степану еще пару ничего не значащих вопросов и удалился.

Странное исчезновение Виктора Малюкова взволновало не только его начальство, но и военных. Их проект был под срывом, а это значило не только потерю времени и денег, но и результатов. Правда, у них в проекте были задействованы еще два инструктора и четыре тюленя, но их результаты были ниже, чем у Малюкова и его животных. На продолжение проекта требовались дополнительные средства и, опять же, время, что означало оттягивание дальнейших испытаний в данном направлении. А это не входило в планы командования северными войсками. С командования тоже требовали результат, и результат положительный и быстрый.

В ММБИ опять прибыл представитель из министерства обороны – полковник Красиков. Он вошел в кабинет к директору института. Чуть позже к начальству вызвали и руководителя лаборатории морских млекопитающих Авдеева. Все трое о чем-то долго совещались, а потом разошлись. Директор после этой беседы еще три дня ходил угрюмым и раздражительным.

А через три дня произошло событие, которое перевернуло с ног на голову весь институт, а заодно и военное министерство. Илье Григорьевичу Авдееву на электронную почту пришло письмо. Вернее, не письмо, а видеосообщение. И пришло оно не откуда-нибудь, а из Норвегии. Правда, адрес, откуда оно пришло, узнали несколько позже и с большим трудом. Да и то только после того, как с видео поработали специалисты из разведотдела ГРУ. Но в момент, когда эта запись упала в электронный почтовый ящик непосредственного начальника Виктора Малюкова, никто еще не догадывался, откуда оно было послано.

Илья Григорьевич уже при первых же кадрах видео сначала побледнел, затем покраснел так, словно его сейчас хватит удар, а потом снова побледнел и схватился за телефон.

– Андрей Федорович! – крикнул он в большом волнении, когда директор ММБИ отозвался на его звонок. – Я нашел Малюкова! Вернее, он сам нашелся. Мне пришло видео, и он на нем. На этом видео! Да! Он в Норвегии, представляете себе! Там такое сообщение! Я прямо даже не знаю, что мне с этим делать!

– Ну, во-первых, успокоиться, Илья Григорьевич, – стараясь говорить бесстрастно, ответил директор, хотя его голос тоже дрожал от волнения. – А во-вторых, перешлите эту запись мне на почту. Хотя нет, погодите. Вдруг там какой-то вирус вложен, а у меня на компьютере важная для института информация. Сделайте так – скопируйте видео на какой-нибудь электронный носитель информации. А то не дай бог эта запись самоликвидируется. Хотя я и не знаю как, но все может быть. Тут такое дело… И – сразу же привезите это видео мне. И никому, слышите, никому об этом видео ничего не говорите.

– Да-да, конечно, никому, – поспешно отозвался Авдеев.

Он сделал все, как ему велел начальник, и уже через полчаса сидел у Маркова в кабинете и трясущимися руками доставал из кармана флешку с записью.

– Это нечто. Это – удар по всему нашему институту, – прокомментировал Илья Григорьевич, протягивая электронный носитель информации директору. – Он там такого наговорил!

– Успокойтесь, сейчас посмотрим, что там такого ужасного. – Андрей Федорович торопливо вставил флешку в компьютер, но потом вдруг встревоженно спросил у Авдеева: – Вы проверяли видео на вирусы?

– Да, да, я проверил, – заверил его Илья Григорьевич. – Оно чистое.

– Хорошо, отлично, – пробормотал директор себе под нос, внимательно следя, как открывается видеосообщение. – По крайней мере, мы знаем, что Малюков жив и здоров.

– Лучше бы он умер, чем такое, – в отчаянии простонал Авдеев.

Марков покосился на него, но ничего не ответил, а стал внимательно смотреть на экран монитора. И чем дальше он смотрел запись и слушал, что на ней говорит Виктор Малюков, тем больше хмурился и лицо его серело. Илья Григорьевич, нервно кусая ноготь на пальце, следил за меняющимся выражением лица директора и понимал, что ничего хорошего ждать в ближайшее время им не стоит. Запись закончилась, и в кабинете установилась тягостная тишина. Минуты три было тихо, а потом директор сказал:

– Нужно сообщить об этой записи Алексею Алексеевичу.

– Полковнику Красикову? – уточнил Авдеев.

Марков кивнул и потянулся к телефонной трубке.

Уже через два часа к ММБИ подъехали две машины с номерными знаками, означавшими, что они относятся к парку военных автомобилей. Из одной машины вышел полковник Красиков, а из другой – еще один человек. Не в военной, а в гражданской одежде. Но директор, который смотрел на него в окно из своего кабинета, сразу же по осанке и походке признал в нем военного. Причем не просто какого-нибудь там полковника-штабиста, как Красиков, а повыше чином и из тех, кто не сидит за бумагами в кабинете, а выполняет реальные служебные задачи, связанные с безопасностью страны.

– Ну, Андрей Федорович, повезло вам, что я еще не успел вернуться в столицу и оказался, так сказать, под рукой. Показывай нам, что там вам прислал Малюков, – сказал Красиков, после того как представил директору ММБИ и Авдееву человека, который приехал вместе с ним.

Этим человеком оказался генерал Владимир Юрьевич Степнов, занимающий должность одного из заместителей начальника Главного разведывательного управления, а точнее – Восьмого отдела, и отвечающий именно за северное направление. В том, что видео заинтересовалось ГУ, не было ничего странного. Едва Красиков услышал от директора ММБИ, что именно было на видео, он сразу же связался со своим начальником, а тот, в свою очередь, с начальником разведывательного управления. Решение взять под контроль ситуацию, связанную с пропажей Малюкова, было принято, едва стало понятно, что он жив и находится на территории сопредельного с Россией государства. Причем государства, входящего в блок НАТО. Для изучения видео, высланного Авдееву, а также для принятия дальнейших решений в ММБИ и был отправлен Степнов.

Андрей Федорович развернул монитор в сторону военных, которые разместились на стульях вокруг его стола, и включил запись. На экране появился Виктор Малюков. Он сидел за столом из светлого дерева. Лицо его было напряжено, глаза, не мигая, смотрели в одну точку. По всей видимости, он смотрел на того, кто снимал его на видео. Руки Виктора лежали прямо перед ним ладонями вниз, пальцы были переплетены. Заговорил он не сразу, словно бы собираясь с мыслями, а когда начал говорить, то все время делал паузы и скашивал глаза чуть в сторону, словно бы считывая текст своей речи с какого-то невидимого зрителям устройства.

– Я записываю это свое признание добровольно, – начал говорить Виктор, – и для того, чтобы внести ясность в свое внезапное исчезновение. Илья Григорьевич, я решил прислать вам эту запись только для того, чтобы объяснить свой поступок и заявить о том, что я жив и ни о чем не жалею.

Последовала небольшая пауза, во время которой Виктор развел пальцы, а потом снова переплел их.

– Я много думал, прежде чем принять решение, и это решение было добровольным. Никто не принуждал меня к моим действиям, никто не угрожал мне, никто не похищал меня, и никто не соблазнял меня деньгами или еще чем-то. Повторюсь, к этому решению я пришел самостоятельно.

Малюков снова на несколько секунд замолчал и отвел взгляд в сторону.

– Я сам связался с норвежским посольством… Вернее, с человеком, который служит в посольстве, и предложил свои услуги в качестве тренера боевых тюленей. Меня, конечно же, проверяли, после чего согласились предоставить мне политическое убежище и переправить меня, хотя и незаконным образом, через границу.

Пальцы Виктора снова заскользили по поверхности стола, словно в волнении, а затем опять переплелись.

– Почему я так поступил? Меня не устраивала ни зарплата в ММБИ, ни мои условия жизни. Я не видел никакой перспективы роста в своей карьере, поэтому единственным для меня выходом было сменить российский паспорт на паспорт гражданина Норвегии. Единственное, что я мог предложить соседнему с нами государству взамен, – это мои услуги тренера ластоногих.

И опять небольшая пауза и отведенный от камеры взгляд.

– Илья Григорьевич, – продолжил Малюков. – Я ничуть не жалею о принятом мной решении. Я сам подготовил свое бегство и старался вести себя так, чтобы никто не догадался о моих намерениях. Я забрал с собой Беляша и Зосю и буду работать с ними дальше, обучая их по своей методике. Мне обещали выделить средства для моей работы, и я теперь смогу без оглядки на отсутствие финансов воплотить свои планы и мечты в реальность. Вы ведь знаете потенциал моих лахтаков и мои способности как тренера. Мы добьемся больших успехов, и я горжусь своими подопечными.

Немного помолчав, Виктор закончил свое сообщение словами:

– Мне больше нечего вам сказать. Не стоит искать меня. – На этих словах Малюков моргнул и снова разъединил и соединил пальцы рук.

Запись закончилась, и в кабинете Маркова установилось молчание. Первым прервал молчание Андрей Федорович Марков:

– Ну, и что вы обо всем этом думаете? – поинтересовался он, посмотрев сначала на Красикова, а потом на Степнова.

Военные переглянулись, и Красиков ответил, повернувшись к Маркову:

– Первое, что мне пришло в голову, когда я смотрел это видео, что оно явно постановочное. Как вы считаете, Владимир Юрьевич? – перевел он взгляд на Степнова.

Тот не торопился высказывать свое мнение и после некоторого молчания ответил:

– Малюков зажат и нервничает – это видно невооруженным глазом. О том говорит и его поза, и паузы в его речи. Текст ему явно записывали на телесуфлере, и он пользовался подсказками, время от времени смещая взгляд в сторону от камеры. Но чтобы знать наверняка, нужно поработать с записью более основательно. В нашем ведомстве есть специалисты, которые точно скажут, является ли видео постановочным, искренне ли говорил на нем человек или его заставили это сделать.

– Но как можно заставить сказать такое на камеру?! – возмутился Авдеев. – Малюков предатель, вот что я вам скажу!

– Я не уверен в этом, – нахмурив брови, возразил ему Красиков. – Илья Григорьевич, вы ведь отлично знаете Малюкова. Он не тот человек, который будет гнаться за богатством или славой. Сколько лет он работал у вас в институте? – посмотрел он на директора.

Тот, в свою очередь, перевел взгляд на начальника лаборатории морских млекопитающих.

– Чуть больше десяти лет, – нехотя ответил Авдеев. – И он всегда держался в стороне от коллектива и явно считал себя гением дрессуры. Он никогда не участвовал ни в корпоративах, ни в мероприятиях института, не соглашался поработать с новенькими, чтобы обучить их азам тренерской работы. У него даже семьи-то нет! Он зациклен только на своих животных и на себе самом. Вернее, на своей работе! – возмущенно восклицал Илья Григорьевич.

– Ну, приверженность своей работе и отсутствие семьи – это еще не показатель того, что человек совершит предательство Родины и уйдет служить врагу, – добродушно улыбнулся на речи Авдеева Степнов. – Он ведь не требовал повышения зарплаты для себя, как для гения? – посмотрел он на Илью Григорьевича.

– Нет, – смутился тот. – Он даже наоборот, насколько я знаю, вкладывал свои деньги из зарплаты для дополнительного пайка своим лахтакам. Он чуть ли не жил с ними в воде, – добавил он с усмешкой.

– Вот видите, – на этот раз на защиту Виктора встал и Красиков. – А как насчет амбиций? Когда я общался с Виктором, у меня создалось впечатление, что он очень переживает за проект, к которому привлекли его и его животных. Он, как мне кажется, искренне хотел помочь нашему Северному флоту и сделать из Беляша и Зоси хороших специалистов по охранной и диверсионной работе под водой, – серьезно добавил он.

– Нареканий по работе он не имел, это правда, – с тяжелым вздохом согласился Авдеев. – Вынужден признать, я и сам ценил его как инструктора тюленей. Но вот это… – Он с возмущением указал на экран монитора, на котором зависло лицо Малюкова, когда запись остановилась. – Вот это я не могу понять.

– Иногда то, что мы видим или слышим, не является истиной, – заметил генерал Степнов. – Все зависит не от нашего слуха или зрения, а от того, как мы воспринимаем то, что видим и слышим. А восприятие, в свою очередь, будет зависеть от фактов. От того, что мы знаем или чего не знаем о том или ином объекте. Или, в данном случае, субъекте.

– Вы прямо философ, Владимир Юрьевич, – заметил Марков.

– Нет, я по одной из своих многочисленных профессий – профилер, – ответил Степнов и, указав на монитор, спросил: – Я могу забрать у вас запись?

– Да, конечно. – Директор суетливо начал вытаскивать электронный носитель информации из компьютера, протянул флешку Степнову и спросил у него: – Но если Виктор не добровольно отправился на ту сторону… В Норвегию, я имею в виду, то получается, что и его, и тюленей похитили. Но как такое могло случиться? Кто-то перешел незаконно границу, кто-то каким-то образом узнал, что он с животными будет в этот момент на острове, кто-то знал, что Виктор собирается поехать именно в Финманскую бухту…

Марков растерянно и вопросительно посмотрел сначала на Степнова, потом на Красикова, а потом и на начальника лаборатории морских млекопитающих. Но Авдеев на его вопросительный взгляд только пожал плечами, а Красиков ответил:

– Вот наше главное разведывательное управление и займется выяснением всех этих обстоятельств.

– Надеюсь на вашу помощь. – Степнов протянул руку сначала Маркову, а потом и Авдееву.

Те пожали ее, и директор ММБИ ответил:

– Конечно, мы будем рады помочь вам в расследовании. Но я все-таки не понимаю. О проекте знали немногие. К тому же график работы Малюкова вне полигона составлял он сам. А мы с Ильей Григорьевичем только утверждали его. О том, что Виктор полетит на границу, никто, кроме нас троих, в институте не знал…

– Не переживайте, Андрей Федорович, – успокаивающе похлопал директора по плечу Красиков. – Разберемся во всем. Всенепременно разберемся.

Когда военные ушли, Илья Григорьевич со вздохом облегчения заметил:

– Если честно, то у меня гора с плеч. Я даже рад, что этим делом займутся соответствующие органы. Хотя у меня до сих пор есть сомнения насчет Малюкова, должен признать, что мне бы не хотелось, чтобы он и вправду оказался предателем и добровольно перешел на сторону страны, с которой у нашего государства нет взаимопонимания.

– Мне все не дает покоя мысль, что в стенах института может находиться кто-то, кто работает на иностранную разведку, – тихим и задумчивым голосом произнес Марков. – У нас – секретный проект, и информация о нем вышла за пределы вашей лаборатории, Илья Григорьевич. – Директор устало посмотрел на своего зама. – К тому же именно вас назначили куратором проекта от нашего учреждения.

Авдеев растерялся. До него неожиданно дошло истинное положение вещей. Он и вправду был ответствен за проект, заказчиками которого были военные, и именно он упустил из виду, что кто-то мог узнать о деталях этого проекта. Кто-то, кому знать об этих деталях, да и о самом проекте, было не положено.

Илья Григорьевич взъерошил и без того торчащие во все стороны жесткие волосы и с досадой чертыхнулся.

– Клянусь, кроме меня, Павлова, Малюкова и Терникова об этом никто в лаборатории не знал. У всех ребят – свои задачи, и они давно привыкли не совать нос в чужую работу, – ответил он.

– Но не тюлени же слили информацию, – съязвил директор. – Подумайте хорошенько, Илья Григорьевич. Кто мог влезть в ваш компьютер или в компьютер Малюкова? Куда вы вносили все свои наработки, отчеты, записи задач, планы? Кто мог, может быть случайно, узнать о проекте?

Авдеев сник, он сейчас плохо представлял, как ответить на все эти вопросы директора. Да, конечно же, они с Малюковым составляли и графики, и планы тренировок. Виктор периодически скидывал ему, как куратору проекта, свои отчеты и даже видео с наработками… Но кто мог узнать об этом? И не просто узнать, а еще и воспользоваться информацией? Авдеев об этом не имел понятия. Голова его пошла кругом, и он, с трудом встав на ноги, ответил директору:

– Я попробую выяснить. Поговорю с двумя другими инструкторами, которые участвуют в проекте. Может, они что-то знают…

– Ни в коем случае, Илья Григорьевич! Не вздумайте даже упоминать никому об утечке информации! – воскликнул директор. – Что известно двум, то не должно быть известно трем. Иначе это уже не будет секретом. Я категорически запрещаю вам проводить какое-либо служебное расследование внутри вашей лаборатории. Давайте предоставим это делать профессионалам из ГРУ. Тем более что вполне может оказаться и так, что информация ушла не от нас, а от кого-нибудь из военных. Скажем, от кого-нибудь из отдела, которым заведует Алексей Алексеевич Красиков. Ведь может же быть такое?

Марков посмотрел на Авдеева, и тот от такой идеи даже повеселел.

– Может, Андрей Федорович, может, – согласился он.

– Тогда идите и держите рот на замке. Ведите себя так, словно ничего не произошло и не было никакой видеозаписи, никакого посещения моего кабинета представителя из Главного разведывательного управления.

– Хорошо, Андрей Федорович, – оживившись и воспрянув духом, ответил Авдеев.

Глава 5

– Ну, а если честно, то что ты обо всем этом думаешь, Владимир Юрьевич? – задал Степнову вопрос Красиков, когда они сели с генералом в его машину.

Своему шоферу Степнов наказал следовать за ними.

– Что ты имеешь в виду под словом «честно»? – повернул к Алексею Алексеевичу свое круглое лицо генерал. – Я все, как есть, сказал еще в кабинете директора ММБИ. Я действительно думаю, что на видеозаписи речь Малюкова выглядит постановочной. Вполне вероятно, что его заставили сказать то, что он сказал.

– То есть его похитили и заставили сказать, что он добровольно связался с ними и сам, безо всякого давления, решил сотрудничать с NIS[5]?

– С NIS, с ЦРУ или с МИ-6[6]… Какая разница? Мне кажется, что без двух последних тут не обошлось. Чтобы спланировать похищение такого уровня, необходимо было проделать немалую работу. Ты ведь военный, Алексей, и должен понимать, что похитить человека, да еще с территории другого государства, вполне реально, а вот похитить человека и животных одновременно – это надо еще постараться.

– А не мог этот Малюков, когда ему при встрече предложили перейти на службу другого государства, просто согласиться и добровольно уплыть на ту сторону? Ведь они, скорее всего, ушли под водой.

– Да, без вариантов, – согласился Степнов. – На катерах они бы не рискнули перейти границу. Даже если бы они успешно перешли сначала в одну сторону, а потом так же успешно вернулись, то такие кульбиты с их стороны выглядели бы нахально. Чтобы их потом обвинили не только в незаконном пересечении границы, но и в похищении гражданина России? Нет, на такой явный конфликт они бы не пошли. Проще все сделать втайне, а потом просто выслать кому-нибудь в институте запись на видео, где пропавший инструктор оговаривает себя. Что и было сделано.

Генерал помолчал и добавил:

– Такой трюк не нов, конечно, можно даже сказать, что это классический прием в разведке. Но он вполне эффективен. Кто станет заботиться о возвращении человека, который добровольно попросил политического убежища и решил перейти на службу в другое государство? К тому же никакой государственной тайной этот человек не обладает. Правда, работа у него специфичная. Тренировка боевых ластоногих – это редкая профессия, но не смертельно опасная для всего нашего государства, согласись.

– Соглашусь, – кивнул Красиков. – Но только наполовину. Малюков – ценный специалист. Мы после окончания проекта с ластоногими хотели поставить его во главе нового направления в нашей структуре. Были планы создать специальное подразделение из животных, которое бы тесно взаимодействовало с пограничниками и с вами, с разведуправлением. Меня беспокоит не столько сам факт такого наглого похищения, сколько то, что кто-то сумел влезть в структуру и добыть засекреченные данные.

– Я так и понял, когда ты позвонил мне и рассказал о ситуации, – прервал его генерал. – Но вы ведь проводили какое-то свое расследование, насколько я понял.

– Да, ребята немного покопались и в телефоне Малюкова, и в его компьютере. Если бы он действительно был перебежчиком, то наверняка мы бы обнаружили какие-то следы его общения с иностранными гражданами. Но ничего такого мы не нашли. Следователь беседовал со сторожем на «Екатерининской», мы связывались с родственниками Малюкова…

– У него есть родственники? – приподнял бровь Степнов. – Мне показалось, что он безвылазно живет на территории полигона.

– Так и есть, живет. С отцом и младшим братом Виктор практически не общался в последние годы. Не потому, что они поссорились или был какой-то семейный конфликт, а потому, это я тебе просто говорю со слов его отца, что он всю жизнь был таким вот замкнутым одиночкой. У него, как я понял, и друзей-то по-настоящему никогда не было. Единственный человек, с кем он общался чаще обычного, была его мать. Пока она была жива, он и звонил домой часто, и даже приезжал на выходных или в отпуск. Но когда она умерла четыре года назад, он замкнулся в себе окончательно.

– У него, кажется, была когда-то девушка, – вспомнил Степнов.

– Была, – подтвердил Красиков. – Они дружили несколько лет. Но не жили вместе. Виктор то ли не хотел серьезных отношений, то ли посчитал, что Татьяне, так звали девушку, не место на полигоне. В конце концов, даме надоела такая неопределенность в их взаимоотношениях, и она ушла к более перспективному в плане замужества ухажеру. Но, по всей видимости, этот факт не очень расстроил Малюкова. По крайней мере, в депрессию, по словам его сослуживцев, он не впадал. Только еще больше ушел в работу.

В машине воцарилось долгое молчание, которое прервал Красиков:

– Так что же, Владимир Юрьевич, мы с тобой будем делать? Надо как-то решать этот вопрос. Теперь нам точно известно, что это – самое настоящее похищение ценного специалиста, и коль так, то надо с этим что-то делать. По дипломатическим каналам с этой проблемой не пойдешь, имея на руках пускай даже явно сфабрикованное видео. На нем Малюков оговаривает себя, но поди докажи, что это так. Дипломатия – штука конкретная, и тут никакие доводы по поводу языка его тела не сработают.

– Не сработают, – задумчиво согласился Степнов. – Скорее всего, Малюкову пригрозили, что убьют одного из его тюленей, если он откажется сотрудничать. А, как я понял, для Малюкова эти животные нечто вроде семьи. Кстати, ты обратил внимание на положение его рук в кадре?

– Ты имеешь в виду классически сложенные крестиком пальцы? – улыбнулся Красиков. – Конечно же, обратил. Этот жест у нас каждый ребенок знает – скрестил пальцы, значит, говоришь неправду. Удивляюсь только, как это норвежцы такой момент упустили. Так что ты думаешь обо всем этом?