Полная версия
Нико Пиросмани. Девять сказок о нём
Нико Пиросмани. Девять сказок о нём
Антон Хрипко
Редактор Юлия Зеленская
Иллюстратор Анна Масевич
Дизайнер обложки Александра Сариева
Дизайнер обложки Артём Хрипко
© Антон Хрипко, 2025
© Анна Масевич, иллюстрации, 2025
© Александра Сариева, дизайн обложки, 2025
© Артём Хрипко, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0067-0332-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Это сборник девяти странных рассказов о не менее странном грузинском художнике Нико Пиросмани. История сохранила мало деталей о его жизни, поэтому вымысла в этой книге много, вернее ровно столько, сколько и любви к этому великому художнику.
Предисловие
Давно-давно, приблизительно 150 лет назад, в Тбилиси жил и рисовал замечательный самобытный художник Нико Пиросманишвили. Город тогда назывался Тифлис, а страна – Российская Империя, но жители Тифлиса знали, что их окружает родная Грузия, которую они любили, и потому старались сохранять свой уклад. И вот на этих улицах Тифлиса жил Нико. Нико Пиросмани. Жил бедно, сложно, одиноко и трагично…
У него не было семьи, не было близких друзей, не было постоянной работы. Поэтому, когда его не стало, мало кто из его современников мог рассказать подробно о Нико. А он того стоил, так как научился рисовать так хорошо, что стал самым известным грузинским художником тех лет.
Автору этой книжки посчастливилось регулярно на протяжении многих лет слушать по вечерам некоего рассказчика историй из жизни Нико, который уверял, что знаком с жизнью Пиросмани не понаслышке. Что это значит, так ли это, вам решать, дорогой читатель.
Конечно, между реальным Нико Пиросманишвили и его литературным героем может быть авторский зазор любого размера. Не забывайте об этом и не воспринимайте эти истории как реальные. Именно поэтому они и названы сказками…
Так как эти сказки записаны со слов человека с его характерным, немного не родным русским языком, то автор книжки постарался сохранить атмосферу этих устных историй, по возможности не внося литературные правки.
Иногда рассказчик использовал некоторые самые ходовые слова грузинского языка, видимо, для придания рассказу аутентичности.
Вот эти несколько слов, их полезно запомнить сразу:
гамарджоба – здравствуй
батоно – господин (уважительное обращение)
диди мадлоба – большое спасибо
мадлопт – спасибо (при обращении во множ. числе)
каргад – хорошо
рогоро хар? – как ты? как дела?
Сверчок
Ну, так вот, слушай, а вот ещё была история с нашим уважаемым Нико Пиросманишвили.
Однажды к Пиросманишвили пришёл заказ. Нико был тогда уже достаточно известный художник вывесок и всяких украшений для магазинов в Тифлисе. И вот к нему прибежал мальчишка и говорит:
– Реваз хочет с тобой поговорить.
– Какой Реваз? – спрашивает Пиросманишвили.
– Реваз Габриадзе.
– Реваз Габриадзе. Какой Реваз Габриадзе?
– Ну как, Реваз Габриадзе, у него магазин подушек и одеял прямо в центре Тифлиса на Головинском.
– Аааа, Реваз! Габриадзе! Хорошо, мальчик, я к нему зайду.
Не сразу Нико пошёл к Ревазу. Решил, что правильнее выдержать день, может, два. Что сразу бежать вприпрыжку? Это раньше Нико побежал бы… А теперь решил: «Завтра схожу».
И вот он пришёл к Ревазу Габриадзе. А Реваз говорит:
– О, батоно Пиросманишвили, как я рад тебя видеть! Вот, думаю, вывеску поменять. Потому что, видишь, у меня что написано? Реваз Габриадзе, подушки и одеяла. И всё.
Пиросманишвили вышел, посмотрел и говорит:
– Да, как-то ничего нет запоминающегося.
– У меня подушки на гусином пуху, – говорит Реваз, – одеяло у меня на гусином пуху, нигде таких нет в Тифлисе. Лучшие подушки, лучшие одеяла у меня. Постарайся, Нико, батоно, дружище, постарайся нарисовать что-то такое, чтобы… чтобы было запоминающееся, чтоб люди сразу видели, что лучшие подушки и одеяла у Реваза Габриадзе.
– Хорошо, я подумаю, вопрос очень сложный, всё-таки, такое дело, я умею рисовать вино, мясо, еду. А это… Велосипеды могу рисовать. Ну, как-то без подушек и одеял было. Каргад, попробую, попробую.
– Слушай, Нико, если у тебя хорошо получится, я тебе лучшее одеяло дам. Ты под этим одеялом будешь спать так, что тебя ничто не разбудит. Тебе всё будет всё равно, когда ты будешь спать под одеялом Реваза Габриадзе.
– А, батоно, мадлопт, диди мадлоба, – ответил художник и пошёл.
Отошёл недалеко, сел напротив в скверике на лавочке и стал думать: «Как изобразить? Что изобразить? Одеяло, подушки. Ну, что одеяло? Можно нарисовать – люди идут, обняв подушку, и сказать: „С нашей подушкой можно спать на ходу!“ Нет, это как-то смешно. Можно сказать, что одеяла такие лёгкие, как облачка. И нарисовать такие облачка, и на облачках сидят люди или спят под одеялами. Но тоже как-то непонятно, что они делают на небе, когда надо спать дома в кровати».
В общем, Пиросманишвили сидел, сидел, думал, думал, и возникло у него несколько идей. Пришёл домой, стал рисовать эскизы. А он уже был таким известным художником, что мог дома сесть и поработать. У него дома уже был ватман белый, бумаги, разные карандаши, ручки, он мог уже что-то набросать. И потом с этими чертежами подмышкой он пошёл к Ревазу Габриадзе. Приходит в пятницу и говорит:
– Гамарджоба, Реваз! У меня есть кое-какие идеи, хочу с тобой их обсудить.
А Реваз Габриадзе в пятницу вечером уже такой весёлый, выпил вина, и ему хорошо бы уже спешить домой, потому что дома у него уже гости, дома у него застолье. И он говорит:
– Ай, батоно, ты – Нико Пиросманишвили! Ну что ты?! Что я буду смотреть на твои чертежи, на твои рисунки? Я тебе доверяю, тебе весь Тифлис доверяет. Вот тебе ключи. Оставайся на два дня у меня прямо в магазине. Рисуй! Я приду в понедельник, и мы с тобой тогда посмотрим.
И Пиросманишвили остался у него в магазине.
Ходил, смотрел на эти подушки – действительно такие лёгкие, такие тёплые. В одно одеяло он руку засунул внутрь. Одеяло было свёрнуто рулоном, и он взял туда руку засунул и выдернул руку, потому что чуть не обжёгся, так там стало руке тепло. Подумал: «Надо же, действительно, тёплое одеяло». И начал рисовать то, что придумал. Два дня рисовал и так и уснул в воскресенье вечером прямо за столом, где рисовал.
А утром в понедельник приходит Реваз Габриадзе и говорит:
– Ну как?
– Мне кажется, неплохо, – отвечает Пиросманишвили.
– Ну, давай возьмем эту твою длинную вывеску и прямо через входную дверь на улицу вынесем и поставим на стульчики. Пока не будем вешать, на стульчики поставим. Я буду разглядывать, и люди будут мимо идти. Они как-то будут комментировать: может быть, им понравится, может быть, нет, мы посмотрим. А мы с тобой на улице будем сидеть тоже на стульчиках. Люди будут проходить, мы с ними будем разговаривать, будем с тобой чай пить, завтракать будем. Хорошо?
А день был солнечный, тёплый. И вот они вдвоём эту вывеску вынесли из магазина, поставили на стульчики прямо вдоль магазина. И сами рядом сели с чаем и булочками. И Габриадзе говорит:
– Так, ну что, батоно Нико, начну рассматривать. Так. Слева ты нарисовал гусей. Хорошо. Гуси – это правильно. У меня гусиный пух в подушках и в одеялах. Это хорошо, что ты гусей нарисовал. И люди будут проходить и будут меня спрашивать:
– Ты что, гусей продаёшь?
А я буду говорить:
– Ха-ха-ха! Да, гусей, пух от гусей!
Они будут говорить:
– Ха-ха-ха!
Реваз помолчал немного и продолжил:
– Это хорошо всегда, когда люди видят что-то интересное, это хорошо. Так, дальше ты нарисовал длинное одеяло и под одеялом тут вся семья лежит и спит. Смотри, как крепко они спят. На боку, одна ручка под щёку, вторая рука на одеяле. Очень хорошо.
Так. А смотри, на горизонте у тебя голубое наше грузинское небо, а там, смотри, белые горы вдали. Очень красиво. И они спят. Хорошо. Спят. Видно, видно, что спят. Хорошо. Так. Значит, что ты нарисовал? Спит вот этот… Это, наверное, отец семейства спит. Смотри, какой большой нос у него. Ай, хороший грузин у тебя получился. А это его жена спит. Ммм, такая грузинка симпатичная. Хорошо.
Так, идём дальше. Это мальчик их спит. Хороший такой грузинский мальчик. И спит хорошо. На боку. Рука под щёчку. Ручка на одеяле. Так, дальше кто? Дальше это его сестрёнка спит. Ага, значит, папа, мама, сын и дочь. Хорошо.
Ага, а кто же у тебя тут ещё спит? Собачка спит. Ой, хорошо спит собачка, смотри. Одну лапку под мордочку положила, вторую, ой, хорошо, на одеяло лапку положила. Как ты догадался? Хорошая композиция получилась, понимаешь! Смотри, слева гуси, а справа у тебя отец семейства, его жена, мальчик, девочка и собака. О, за собакой ещё и кошечку ты нарисовал. Отлично! Значит, у тебя вся семья, и кошка, и собака, и все спят под моим одеялом. Хорошее изображение, очень хорошее.
А тут проходит знакомые Реваза и спрашивают все:
– О, Реваз, у тебя новая вывеска будет? Поздравляю!
А Реваз каждого спрашивает:
– Ну, что скажешь, нравится?
– О-о-о, очень хорошо, очень! Смотри, все спят, это очень хорошо. У тебя такие хорошие одеяла, все спят, очень хорошо. И гуси, ясно, это же гусиный пух, все знают, что только у тебя гусиный пух.
И идут дальше, потому что в понедельник утром у всех свои дела.
А Реваз говорит:
– А, хорошо, давай дальше смотреть, тут что-то у тебя ещё нарисовано. Так, так, значит, собачка спит, кошечка спит. А за кошечкой ты ещё и мышку нарисовал. Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Пиросманишвили нарисовал мышку за кошкой. Зачем ты нарисовал мышку за кошкой, а? Объясни.
– Ну, это как бы такая аллегория с той сказкой, – отвечает Пиросманишвили, – когда репку все тянули, а мышка пришла и вытянула. Ну, в смысле, что мышка тоже член семьи, понимаешь? Она как бы… Какой дом без мышки? Что кошка делать будет?
– Ты прав, да, хорошо, очень хорошо. Вся семья, и такая есть как бы аллегория со сказкой про репку. Очень хорошо. Мышка – это очень хорошо. Мышка, да. А что тут у тебя такое за мышкой? Что это вот за… Что это? Ты что-то ещё хотел нарисовать? Или это у тебя просто рука дрогнула, краска кончилась, а?
– Ну, понимаешь, Реваз, я… Как-то подумал, что звуком это всё должно начинаться и звуком заканчиваться.
– Каким звуком?
– Ну, посмотри, у тебя слева гуси гогочут. Гуси гогочут громко. Так громко, что спать невозможно. А они все спят, понимаешь? То есть у тебя такое одеяло, что под одеялом можно спать, даже если гуси гогочут.
– Это да, это хорошо, а справа что у тебя за мышкой?
Реваз стал разглядывать, а Пиросманишвили стесняется сказать.
И тут идёт одна семья: мама, папа и мальчик. Мальчик идёт и говорит:
– Ой, собачка!
Мама говорит:
– Тише, что ты так кричишь? Неприлично так кричать.
Мальчик говорит:
– Ой, кошечка!
Папа говорит:
– Слушай, ты как будто совсем невоспитанный мальчик. Иди спокойно.
Мальчик не выдержал и воскликнул:
– Ой, мышка!
Родители говорят:
– Слушай, ты такой шумный! Как не хорошо!
И тут мальчик просто сказал:
– Ой, сверчок!
Папа с мамой остановились и говорят:
– Какой сверчок?
– Ну смотрите, тут мышка, а за мышкой сверчок. Смотрите, сверчок нарисован!
– Какой сверчок? – они подошли поближе. – Точно сверчок.
И рассмеялись. И мальчик рассмеялся. И они пошли дальше.
Реваз нахмурил брови и спрашивает:
– Какой сверчок?
– Ну, понимаешь, Реваз, – отвечает Пиросманишвили, – когда ты спишь, в доме тихо, и ты слышишь, как сверчок: тринь, тринь, тринь, тринь. А у тебя такое тёплое одеяло, что даже сверчок под одеялом засыпает и молчит, спит.
Реваз Габриадзе замолчал и задумался. Посмотрел себе под ноги и потом вдруг громко так:
– Гениально! Пиросмани! Нико! Это гениально! Это мне очень нравится. Если мальчик увидел, что это сверчок, это очень хорошо. Потому что, понимаешь, в каждом художественном произведении должна быть тайна. Ты мне сделал такую тайну. Люди будут подходить и говорить:
– А что это там у тебя за мышкой?
А я буду отвечать:
– Сверчок. Он спит! Ха-ха-ха! Отлично ты придумал, Пиросманишвили!
И, действительно, опять идёт другая семья с девочкой. Девочка смотрит и так же говорит:
– Ой, какая красивая собачка! Ой, какая красивая кошечка! Ой, какая красивая мышечка! Ой, а тут сверчок!
Реваз говорит:
– А смотри, девочка тоже поняла, что это сверчок. Я так понимаю, что… Э-э-э… Нико, я не очень хорошо знаю, как выглядит сверчок. Но если дети увидели, что это сверчок, значит, сверчок. Они, видимо, хорошо в школе учатся. Я не очень хорошо в школе учился.
– Я тоже не очень хорошо учился, – отвечает Нико. – Я просто как-то увидел, как он сидит за печкой и тринькает. Это такой маленький кузнечик, видишь, я так и нарисовал: кузнечик спит на боку, как все остальные, лапку подложил под свою, не знаю, как это называется, мордочку, что ли, а вторую лапку на одеяло и спит тихо, и поэтому всем спать хорошо.
Пиросманишвили успокоился, потому что Реваз Габриадзе был очень доволен.
– Ай, какая хорошая вывеска, а? – радовался Реваз. – И, главное, поговорить можно с прохожими. Ко мне подходит клиент, а я с ним поговорить могу. Я ему всё буду рассказывать. Я ему обязательно скажу, что это мне мой друг, сам Пиросманишвили сделал. И что тут всё звуком начинается и звуком заканчивается. Вот звук – это гогочут эти гуси, а справа – спит сверчок. Сверчок спит! Ха! Прекрасно! Спит сверчок! Отлично!
И они пошли внутрь. Реваз Габриадзе достал огромный тюк и сказал:
– Всё, как я обещал. Вот тебе одеяло. Это такое одеяло! Лучшее! И сверчок будет спать под этим одеялом.
Пиросманишвили рассмеялся и говорит:
– А я, ты знаешь, так волновался, так волновался. Я так волновался, что тебе не понравится сверчок, что на всякий случай даже приготовил баночку с краской, чтобы быстро его замазать.
– Ни в коем случае! Что ты?! Это самое главное место в картине! Сверчок! Спит сверчок! Это же очень смешно! Сверчок спит! Значит, так тихо в доме, что даже сверчок будет спать под одеялом Реваза Габриадзе! Ай, как хорошо!
И он ушёл договариваться с рабочими вешать эту вывеску наверх вместо старой. А Пиросманишвили взял тюк, сел напротив в скверике на лавочку и стал смотреть, угадают или не угадают прохожие, что там сверчок.
И все дети, которые мимо проходили, они все замечали гусей, мышку и сверчка. И кошку с собачкой. Им всем очень нравились все эти живые существа.
А некоторые подходили и смеялись. И тогда Реваз Габриадзе выходил сам, вытирал руки о свой халат и начинал что-то громко рассказывать и показывать руками. И все, в конце концов, подходили к самому правому краю вывески, и Пиросманишвили слышал, как то один, то другой скажет: «Сверчок, сверчок, сверчок, сверчок, сверчок!»
Пиросманишвили очень понравилась эта его работа. Он сидел и радовался.
И все эти варианты, когда кто-то там на небе идёт или спит на облачках, или идёт и обнимает подушку… Нет, это всё были не лучшие варианты. Всё-таки его вывеска получилась лучше всего. Он взвалил тюк с одеялом на спину и пошёл домой.
Вот такая была история с нашим уважаемым Нико.
Котёнок
А ещё вот такая история произошла с нашим Нико, когда он даже не надеялся, что станет художником. Слушай внимательно, потому что эта история запутанная.
Нико Пиросманишвили был одним из нескольких детей в семье. Иногда в сезон семья выращивала цветы и овощи и продавала их в Тифлисе. Тогда они брали маленького Нико с собой на базар.
И вот когда Нико стал уже относительно большим, то он как-то летом стал ездить вместе со старшими братьями продавать, в этот раз цветы, на рынок в Тифлис. Братья его при этом занимались сами всеми делами, а Нико просто просили присмотреть за товаром, когда их не было рядом.
Во второй половине дня, когда цветы были уже почти проданы, братья оставляли Нико приглядывать за тем, что не продалось, а сами с вырученными деньгами уходили за разными покупками. Они ходили по рынку и покупали то, что нужно в их деревне. И они всегда спрашивали:
– Нико, а тебе что купить?
– Мне карандаши и немного бумаги, – всегда отвечал Нико.
– Зачем тебе? – улыбались братья. – Мы же тебе в прошлый раз покупали.
– А я уже всё нарисовал теми карандашами.
– Ну, тогда покажи, что ты нарисовал.
Нико им показывал разные листочки с цветами, с какими-то улочками и домами. Братья смотрели, говорили: «И зачем ты это делаешь?» – и уходили за покупками. А Нико Пиросмани оставался с непроданными цветами и даже пытался их продать.
Во второй половине дня цветы, непроданные до жары, уже были не такими свежими и яркими. И люди проходили мимо и говорили: «А-а-а! Эээ…»
Пиросмани без надежды в голосе спрашивал:
– Купите цветы?
А ему отвечали: «А-а-а! Эээ…» – с тем смыслом, что не очень-то нам и хочется покупать несвежие цветы. Поэтому Нико брал разные бумаги, карандаши, сидел и рисовал эти несвежие цветы. Он пытался нарисовать цветок увядающий. То есть тот цветок, который уже начинает засыхать, уже начинает терять влагу и стареть, чуть сморщивается и становится в итоге не таким красивым.
Братья приходили и говорили:
– Ну, что ты тут нарисовал?
А он им показывал эти цветы.
– Зачем ты рисуешь такие некрасивые цветы? – удивлялись братья.
– Мне интересно рисовать цветок, – отвечал Нико, – который не такой, как мы его видим на грядке или кусте, а вот уже срезанный цветок, умирающий цветок.
– Какой ты у нас странный, Нико, – улыбались братья.
И так проходили дни. Нико немного раздражало такое отношение братьев. Его тяготили эти непроданные цветы и постоянное ощущение ненужности себя на рынке.
И вот однажды Пиросманишвили решил остаться в Тифлисе и попробовать найти себе работу художником. Его никто не знал, он был молодой парень, совсем молодой. И вот он взял с собой папку с рисунками, карандаши и немного хлеба и стал ходить по улицам, заходить в разные небольшие магазинчики и говорить:
– Я могу вам нарисовать что-нибудь, например, вывеску.
– А кто ты такой? – спрашивали у него.
– Я Нико, Нико Пиросманишвили.
– Не, мы о таком не слышали. Проходи, проходи, дорогой, проходи. Дальше иди, иди дальше.
И как-то он совсем уставший и расстроенный дошёл до одного магазина, где продавали разную свежую еду и вино. Это был обычный маленький магазинчик, которых тогда были сотни в Тифлисе. Нико мимо него уже проходил и раньше, может быть, и не раз. И вывеска на нём была самая обычная для Тифлиса тех лет: застолье, то есть за столом сидят грузины в национальной одежде, поднимают тосты на фоне заснеженных гор и голубого неба.
А на улице как раз стоял хозяин, смотрел на вывеску своего магазина, уперев руки в бока, и что-то бормотал себе в усы. Он увидел Нико и говорит:
– А! Гамарджоба! Это ты всё ищешь, кому что-нибудь разрисовать? Ты же вывески рисуешь?
– Да, я вывески хочу рисовать. То есть, могу рисовать.
– А можешь ты мне помочь бутылки с вином разгрузить и разные ящики в подвал снести? А то что-то мой помощник всё не идёт.
И Пиросмани согласился и остался у него разгружать ящики и бутылки с вином. Поднимать ящики, переставлять их с одного места в другое, складывать в подвале, а из подвала другие приносить. Полдня он так проработал и устал. Но он был рад, что его работа кому-то стала нужна.
А хозяин говорит:
– Я гляжу, Нико, хороший ты парень. Работаешь честно. Но у меня нет денег. Хочешь, я тебя накормлю и дам с собой и вина и хлеба?
– Конечно, хочу. Это всё лучше, чем быть голодным.
И он взял лаваш, кусок сыра, пучки зелени, бутылку вина и бутылку мацони, вышел из этого магазина, сел на лавочке напротив и стал есть. А вино решил оставить на ночь или подарить братьям.
А у хозяина магазина был маленький котёнок. И этот котёнок вышел из магазина и перешёл за Нико дорогу, потому что котёнок был худой и, видимо, голодный, и он видел, что у Пиросмани лаваш в руке. Нико только откусил лаваш, как увидел, что котёнок к нему пришёл. И спросил котёнка: «Голодный? Хочешь лаваш?»
А котёнок ответил «да», то есть просто заулыбался и мяукнул. Пиросмани отломил ему кусочек и положил рядом на скамейке. Маленький котёнок запрыгнул на скамейку, сел рядом и стал есть. Аккуратно и тихо есть. Нико сам ел и отламывал котёнку кусочки.
Первый раз за день Нико что-то ел, не шёл куда-то, не мотался по улицам, а сидел и отдыхал. Он ел заработанный своим трудом лаваш с сыром, закусывал базиликом и другой зеленью, запивал мацони и не забывал отламывать кусочки этому маленькому котёнку.
Тут из магазина опять вышел хозяин и стал опять разглядывать свою вывеску, приложив ладонь ко лбу. Разглядывал, цокал языком и громко вздыхал. Потом вдруг обернулся, заметил Нико и воскликнул:
– А вот и ты! Батоно, послушай. Хорошо, что ты не ушёл. Погоди.
Хотя Нико и не собирался уходить. Владелец магазина перешёл дорогу и говорит:
– Спасибо тебе за работу. Хорошо поработал. А, может, ты мне вывеску обновишь, действительно, а? А то я тут договорился с одним, а он говорит: «Нет, нет, я не могу». А другой, тот, кто мне рисовал, назвал такую цену – дорого мне.
– У вас же есть эта вывеска, – отвечает Нико.
– Нет, мне новая не нужна. Ты эту можешь подправить, сделать получше, поярче? Она старая. Давно висит. Уже краски потускнели, выцвели. Вон с краю вообще осыпались.
Нико обрадовался такому предложению и говорит:
– Конечно могу, только мне нужны краски и кисточки. У меня ничего с собой нет, но я умею рисовать.
– Ааа, ещё тебе надо и краски покупать, и кисточки? И сколько ты за свою работу хочешь взять?
– Да ничего я не хочу взять. Обедом накормите, и будет хорошо. А ещё бутылку вина с собой дадите для моих братьев, будет достаточно.
– А тогда да, давай, хорошо, – обрадовался такой низкой цене хозяин. – А то у меня денег мало. Давай делать. Ты, я вижу, честный и хорошо умеешь работать. Я это понял.
Хозяин дал Нико немного денег, чтобы купить кисточки и краски. И сказал, где поблизости магазин и что надо сказать в магазине: «Я от Сосо, буду чинить ему вывеску», – чтоб продали дешевле.
А котёнка Нико взял за пазуху, потому что Нико было скучно всё время бродить одному. Котёнок-то сначала за ним сам попытался пойти. Но Нико длинный, худой, идёт быстро, а котёнок не может бежать. И Нико его просто взял за пазуху.
Нико нашёл этот небольшой магазинчик рядом, сказал всё, что надо, и купил с большой скидкой набор красок и кисточки. Хозяин магазина, который продавал кисточки, говорит:
– Ай, батоно, какой ты добрый человек. У тебя за пазухой котёнок, значит, ты добрый. Передавай привет Сосо. Сосо тоже добрый человек.
Пиросманишвили улыбнулся и говорит:
– Это не мой котёнок, это котёнок Сосо, хозяина магазина. Я ему вывеску буду подправлять, улучшать.
Нико вернулся и сразу стал заниматься вывеской. Сначала они с хозяином её сняли и отнесли на задний двор. Нико работал кисточками весь оставшийся день, очень устал, но не успел всё и не уходил. Хозяин говорит:
– Нико, ты куда пойдешь ночевать?
– У меня нет ночлега тут в Тифлисе, – отвечает Пиросманишвили, – я приехал из деревни, с гор. Мои братья торгуют цветами на рынке каждый день. Они уже уехали, а я остался в Тифлисе, чтобы найти какую-то работу.
– Ну, тогда ложись тут на топчане в подсобке. Я тебе постелю, только смотри, никакое вино не пей, я тебе и так бутылку подарил.
И дал ему еще кусок хлеба, сыра и разной зелени на ужин. И хозяин ушёл.
Вот ночью Пиросманишвили засыпает и чувствует котёнка у себя в ногах. Нико довольный, думает: «Надо же, у меня теперь есть друг в Тифлисе, этот котёнок. Это будет мой тифлисский друг. Итак, в Тифлисе у меня теперь есть маленький друг. Братья спросят, когда я вернусь домой: «А завёл ты там себе друзей в Тифлисе?» А я скажу: «Да, у меня есть знакомый один, хороший такой, серенький. Котёнок». И так он заснул.
А очень рано утром он вскочил и сразу стал доделывать свою работу, ещё когда никого не было. И успел всё сделать к приходу хозяина. Хозяин похвалил Нико, что тот так рано встал и уже поработал. И сказал:
– Давай теперь посмотрим, что ты сделал.
