Последний свидетель

Оливер покачал головой, отпустил тормоз. Не стал задерживаться. Не сейчас. Не этой ночью. – Всё-таки поселок изменился, – произнёс он вслух с иронией. Дома он зажёг камин, приготовил себе ужин на скорую руку – яичницу и тосты. Простой запах горячей еды заполнил старый дом. Сев в кресло у камина, он позволил себе расслабиться. Пламя тихо потрескивало, отражаясь в его глазах. И всё больше казалось, что прошлое, от которого он столько лет пытался уйти, снова идёт ему навстречу. Шаг за шагом.

Глава 5 «Кто знал её лучше»

Полдень был тёплым, не по-весеннему ясным. Оливер ехал по знакомой улице, прокладывая путь к дому Гарри. Вчерашняя фраза «дом тот же, со ставнями» вертелась у него в голове, и он почти ожидал увидеть тот самый большой, ухоженный дом, который когда-то выделялся среди остальных – дом шерифа, гордость района. Но, свернув за угол, Оливер увидел нечто большее: настоящий особняк, разросшиеся владения, хоромы с высокими воротами и новым фасадом, которые теперь подавляли всё вокруг.

И, конечно же, собаки – громкие, важные, как и полагается в доме уважаемого человека. – Ох, – пробормотал Оливер, припарковываясь. – Забыл фрак и галстук… К счастью, цветы он не забыл. По дороге заехал в местный цветочный – скромный букет для хозяйки дома и пожилой дамы, из уважения. Ворота плавно раскрылись, и он въехал во двор. На террасе у входа стоял Гарри – раскинул руки, улыбался так, словно ждал брата по крови. Рядом – две женщины, обе одеты, как на воскресный приём в гольф-клубе: его мать – высокая, с осанкой, сохранившейся с юности, и жена – Нора, всё такая же безупречно ухоженная, с холодным светом в глазах и идеальной прической. – Добро пожаловать, старик, – сказал Гарри, хлопнув его по плечу. – Кажется, я недооценил твои «ставни», – усмехнулся Оливер, выходя из машины. Нора подала руку с лёгким кивком, как дама, привыкшая к вежливости, но не к теплоте. Мать Гарри, напротив, обняла его, вглядываясь внимательно: – Ты совсем взрослый стал. А я всё помню тебя – босиком в траве, вечно за Амелией бегающим…

Оливер улыбнулся, сдержанно, но искренне. Из дома вышел парень – высокий, худой, с цепким взглядом. Протянул руку: – Марк. Приятно познакомиться. – Оливер, – ответил тот, пожимая руку. – Ты похож на отца. Особенно в том, как смотришь на людей. – Надеюсь, не так устрашающе, – шутливо добавил Марк. Изнутри доносился аромат жаркого и свежей выпечки. Мать Гарри всплеснула руками: – К столу, дети! Всё стынет! Они прошли внутрь – просторный холл, мраморный пол, лестница с ковровой дорожкой, картины в золотых рамах. Оливер невольно подумал, что здесь каждое движение словно ставит под наблюдение. Он вручил цветы, и они сдержанно, но всё же с благодарностью, были приняты. Стол ломился от еды – будто к приезду дипломата. Гарри хлопнул его по плечу: – Ну что, детектив, добро пожаловать в хоромы. Семейный обед, как в старые добрые… Только без вина и скандалов, я надеюсь. Оливер усмехнулся, кивая. Они сели за стол, покрытый свежевыглаженной скатертью, уставленный блюдами так, будто хозяйка рассчитывала на полроты гостей. Запах домашней еды напоминал о временах, когда еда была не просто необходимостью, а ритуалом, объединяющим людей. Гарри с лёгкостью хозяина наливал вино, угощал, хохотал. Но разговор вёлся спокойно, без лишней напыщенности. – Помнишь, как вы с друзьями однажды влезли в наш сад за яблоками? – вдруг сказала мать Гарри, отложив вилку и глядя на Оливера с полудобрым прищуром. – Я тогда подумала, что вы все – несносные, но такие милые сорванцы. Амелия вас тогда сдала, кажется? Оливер улыбнулся, чуть кивнув. – Да… Она любила справедливость. И яблоки – не настолько, чтобы молчать. – А потом вы всей толпой к нам в гости прибежали, – продолжала она с лёгким смешком. – После школы. Вечно голодные, шумные… Билл, Агата, Джейк… Господи, какие были времена. Гарри только усмехнулся, откинувшись на спинку стула. – Мы были самыми отвязными в округе. Ну, кроме меня, конечно. Я – образец дисциплины, – добавил он с преувеличенной серьёзностью, за что получил лёгкий подзатыльник от матери. – Тебе всегда всё с рук сходило, – сказала она в полушутку.

Нора сидела тихо, с бокалом вина в руке. Время от времени бросала взгляды на Оливера, скорее изучающие, чем дружелюбные. Она не вмешивалась в разговор – только слушала. В её взгляде сквозила привычка контролировать молчанием, как и положено женщине, которая знает себе цену. Марк сидел рядом с отцом, вежливый, чуть напряжённый. Он не рвался в разговор, отвечал, если к нему обращались, но держался достойно. – Мы ведь тогда думали, что вся жизнь впереди, – тихо добавила мать Гарри, глядя куда-то сквозь стол. – Кто бы мог подумать… Оливер кивнул. В груди у него что-то шевельнулось. Прошлое, тёплое и далёкое, словно старая плёнка с цветами, выцвевшими от времени. Вино согревало, еда вкусом возвращала в юность, но больше всего – вот это простое, человеческое присутствие. Дом, в котором всё казалось почти правильным. Почти – потому что за окном всё ещё оставалось слишком много неотвеченных вопросов.

После плотного обеда, когда разговоры перешли в ленивое послеполуденное бормотание, Нора пригласила всех в гостиную. Она принесла кофе в фарфоровых чашках, украшенных золотым кантом, и разложила десертные ложечки как по линейке. А мама Гарри, оживлённая, словно ей вдруг снова было двадцать, вышла из другой комнаты с двумя тяжёлыми альбомами, почти торжественно положив их перед Оливером. – Вот, – сказала она с теплой улыбкой. – Эти страницы знают больше, чем мы все вместе. Посмотри, вдруг что-то вспомнишь. Оливер уселся удобнее и открыл первую страницу. Пожелтевшие от времени фотографии глянули на него из прошлого – с полями, кострами, вечеринками в гаражах, школой, старым стадионом. Гарри был почти на каждой: в центре внимания, с широкой улыбкой, с кем-то на плечах, с гитарой, с бейсбольной битой… Он был душой всей их юной жизни. А потом – Амелия. Сначала среди всех, чуть в стороне, с застенчивой улыбкой. Потом – всё ближе к центру, всё чаще. Одна, задумчивая на фоне осенних деревьев. С книгой, обнимающая собаку. С фотоаппаратом в руках. Её снимков было слишком много. Даже больше, чем у него самого. Оливер сдвинул брови. Он помнил её как часть их компании, но чтобы столько внимания? Чьё оно было? Кто делал эти снимки?

Перелистывая дальше, он заметил Агату. Почти на всех фотографиях она была рядом с Гарри. И даже когда стояла в стороне – взгляд был направлен только на него. Это был неслучайный взгляд. Узнаваемый. Оливер опустил руку на страницу, не перелистывая. Он знал, что Агата сохла по Гарри. Все знали. Но то, что он видел сейчас… это выглядело глубже. Слишком последовательное, слишком откровенное. Фотографии словно раскрывали какую-то историю, которой он прежде не замечал. И чем дольше он смотрел, тем острее ощущал: за всем этим скрывалась неуловимая тайна. Странная пустота, которая оставалась после Амелии, казалась теперь больше, чем просто утратой. Всё это было частью сложной мозаики жизни – с чувствами, ошибками, сожалениями. Амелия стала для всех чем-то большим, чем просто воспоминание о юности. Оливер взглянул на Агату на одной из последних страниц альбома – она стояла в профиль, глядя на кого-то за кадром. На её лице было выражение, которое он не мог расшифровать. Тогда – не мог. Сейчас… возможно, пришло время попытаться.

Когда обед завершился, и ароматы домашней кухни уступили место терпкому кофе, Гарри предложил прогуляться по саду. Весенний воздух был наполнен запахом свежей земли, влажной травы и слабым благоуханием первых цветов. Оливер шёл рядом, оглядывая идеальный газон, белые садовые кресла и раскачивающийся на веранде гамак – как символ безмятежности. Он не мог не сравнить этот порядок с тем, что поселилось внутри него самого. – Вчера я видел Агату, – сказал он вдруг, почти не глядя на Гарри. – Поздно вечером, возле её дома. Она шла по дороге… пьяная, кажется. На каблуках. Увидела меня – и будто испугалась. Побежала. Странное поведение. Я помню её, она была совсем другой. Гарри чуть заметно дернулся, но почти сразу усмехнулся и повёл разговор в привычной манере: – О, старина… ну ты сам знаешь, годы меняют людей. Та Агата – это уже давно прошлое. Что с ней стало, говорит о том, кто она была на самом деле. Ты же знал, она по мне сохла? – он усмехнулся, будто делился приятным анекдотом. – А я выбрал не её. И она этого не перенесла. Начала пить, связалась с первым встречным… хотя, если точнее – с соседом. Помнишь Дугласа Броуна? Тот самый маменькин сынок, которого за ручку водили до двадцати лет. Смотрел на Агату, как кот на сметану, а сам – мямля. Вечно невидимка. Гарри хмыкнул и покачал головой. – Ну, в каком она должна была быть состоянии, чтобы выйти за него? И теперь – пьёт, живёт с ним и его мамашей. Смешно, конечно… но, по сути, им просто повезло. Дом-то её. Наследство от отца. А им – всё равно, лишь бы крыша над головой была. Оливер слушал, не перебивая. Но не смеялся. – Да уж… Судьба, – тихо сказал он. – Странные поступки. Но всё равно хочу поговорить с ней. Тогда, двадцать лет назад, она что-то знала, но молчала. Сейчас, может, скажет. Может, пришло время. Гарри резко посмотрел на него. – Слушай, забудь. От неё ты ничего не узнаешь. Она уже не в себе. Алкоголь. Бред. Неразборчивость. Это пустая затея. Он сделал паузу, как будто выбирая, как мягче продолжить. – Я тебе как друг скажу: отпусти прошлое. Оставь. Живи дальше. Лучше подумай о будущем, о своей жизни. Может, даже – о потомстве. Ты ведь в отпуске, не так ли? Не время для расследований. Гарри сохранял видимое спокойствие, но в его голосе промелькнула какая-то странная напряжённость – неуловимая, почти незаметная. Оливер не стал заострять внимание. Просто задержал взгляд чуть дольше, чем обычно, будто раздумывая над чем-то своим. Позже, попрощавшись с семьёй, Оливер решил не сразу ехать домой. Свернул с главной дороги и направился к реке, туда, где раньше собирались их юношеской компанией. Место изменилось – как и всё. Но под теми же деревьями стояла новая лавочка, свежая, из светлого дерева. Он присел. Солнце мягко освещало воду, ветер шевелил траву. Чуть поодаль, над рекой, всё так же поднималась высокая скала – та самая, где когда-то они стояли, держась за руки и, смеясь, представляли себя птицами, готовыми расправить крылья и взлететь над миром. Здесь они смеялись. Здесь он впервые коснулся руки Амелии. Здесь звучала музыка на кассетах, а вечер казался бесконечным. И всё же воспоминания сегодня были другими – тяжелее. Потому что в них теперь вплетались подозрения.

«Почему столько фотографий Амелии?» – вдруг подумал он. – «Что тянет всех к её образу даже спустя годы?» Оливер смотрел на воду, и в тишине ему казалось, что само прошлое шепчет ему – не отпускает, удерживает в своих тенях.

Глава 6 «Поздно для прощений»

Прошло почти два дня с тех пор, как Оливер сидел у реки, позволяя воспоминаниям затопить его. Он не торопился. Насыщенный визит в дом Гарри, разговоры, фотографии и… – всё это нужно было переварить. На следующий день он провёл в делах: разобрал вещи, съездил за продуктами, пробежался по бумагам. В городке по-прежнему было тихо, обыденно. Словно прошлое не собиралось трогать настоящее. Во второй половине дня раздался звонок. Гарри. – Ну что, старина, обжился? Как тебе наш покой? – голос его звучал бодро. – Обжился, – ответил Оливер, – как будто и не уезжал. Всё будто застыло. Особенно дом Амелии… – Слушай, – перебил Гарри, – ты ведь хотел навестить Агату? Ходил к ней? – Нет, думаю, схожу завтра. Лучше до обеда – так больше шансов застать её… трезвой, – Оливер усмехнулся. – Вечером, сам понимаешь, шансы уменьшаются. – Ты знаешь моё мнение, – Гарри тяжело выдохнул. – Но решай сам. Только будь осторожен, а? Оливер поблагодарил за заботу, и разговор закончился. Вечер был тёплым и на удивление тихим. Он включил свет у крыльца, зажёг камин, достал книгу, но снова не смог читать. Всё чаще в голове крутились странные обрывки – взгляд Агаты, фотографии, слишком много Амелии, и это ощущение… что кто-то что-то тщательно скрывает.