Первый звонок с небес

– Окно?

– Да, сейчас оно открыто.

– Надолго?

Повисла длинная пауза.

– Мам? Надолго оно открыто?

– Нет.

Каждый день происходят тихие чудеса: в операционной, в бушующем море, в спасительном появлении незнакомца на дороге. Таким чудесам редко придают значение. Никто не ведет им счета.

Но время от времени вести о каком-нибудь чуде разносятся по всему миру.

И когда это случается, происходят перемены.

Может, Тесс Рафферти и Джек Селлерс и не рассказывали никому о своих телефонных разговорах, но Кэтрин Йеллин была другого мнения. «Идите по всему свету и возвещайте Радостную Весть всем людям». Так говорилось в Евангелии.

Поэтому воскресным утром, спустя двадцать три дня после первого раздавшегося в Колдуотере загадочного звонка, пастор Уоррен стоял перед прихожанами церкви «Жатва надежды», листал Библию и не подозревал, что скоро дела в его храме пойдут совсем на другой лад.

– Давайте откроем Евангелие от Матфея, глава одиннадцатая, стих двадцать восемь, – объявил он, быстро моргая. Шрифт был нечетким, да и пальцы старика дрожали. На ум пришел псалом: «И до старости, и до седины не оставь меня».

– Прошу прощения!

Все обернулись. Уоррен глянул поверх очков. В пятом ряду стояла Кэтрин. На ней были широкополая шляпа и платье цвета лаванды. В руках женщина держала лист бумаги.

– Простите меня, пастор. Дух Господень понуждает меня сказать.

Уоррен сглотнул. У него возникло нехорошее предчувствие относительно того, о чем пойдет речь.

– Кэтрин, прошу вас, сядьте…

– Это важно, пастор.

– Сейчас не лучший…

– Я стала свидетельницей чуда!

Среди рядов пронеслось тихое «ах!».

– Кэтрин, Господь всегда с нами, но утверждать, что вы видели чудо…

– Это случилось три недели назад.

– …это очень серьезно, лучше…

– В пятницу утром я была на кухне.

– …предоставить рассуждения о подобных вещах духовенству.

– И вдруг раздался телефонный звонок…

– Право, я настаиваю…

– …от моей умершей сестры!

Прихожане снова ахнули. Кэтрин завладела их вниманием. В церкви стало так тихо, что было слышно, как она разворачивает листок.

– Мне звонила Диана. Многие из вас ее знали. Она умерла два года назад, но ее душа живет, она в раю. Диана сама мне сказала!

Уоррен попытался унять дрожь в теле. Он утратил контроль над происходящим на службе, а это в его глазах являлось величайшим грехом.

– Первый раз мы говорили в пятницу утром, – продолжила Кэтрин, она громко читала с листа, тыльной стороной ладони вытирая слезы. – В 10:41. Потом в следующую пятницу, в 11:14 утра, а на этой неделе звонок был в 19:02. Она произнесла мое имя… Сказала: «Кэт, пришла пора рассказать всем. Я жду тебя. Мы все ждем».

Она обернулась к задним рядам. «Мы все ждем».

Люди принялись переговариваться. С амвона Уоррен наблюдал за тем, как они ерзают на скамьях, словно по храму пронесся ветерок.

Он похлопал ладонью по аналою.

– Я настаиваю! – Удар. – Внимание! Прошу вас! – Удар, и еще! – При всем уважении к нашей прихожанке, мы не знаем наверняка, было ли это в самом деле…

– Это правда, пастор!

Раздался мужской голос с задних рядов. Он был глубоким и скрипучим, головы тут же повернулись к высокому грузному мужчине в коричневой спортивной куртке, тот встал, положил большие ладони на скамейку перед собой. Это был афроамериканец Элайас Роу, владелец строительной компании и давний прихожанин церкви. Никто не помнил, чтобы он хоть раз обращался к приходу – до этого момента.

Его глаза беспокойно бегали. Когда Элайас заговорил вновь, казалось, что в его голосе звучит благоговение.

– Мне тоже позвонили, – сказал он.

Четвертая неделя

Мы не знаем наверняка, кто изобрел телефон. Хотя американский патент был выдан уроженцу Шотландии Александру Грейаму Беллу, многие уверены, что Белл украл идею у американца Элиши Грея. Кто-то считает, что изобретением телефона мы обязаны итальянцу по фамилии Манцетти, или французу Бурселю, или немцу Рейсу, или другому итальянцу Меуччи.

Однако большинство согласятся с тем, что все эти люди трудились в середине девятнадцатого века и изучали возможность передачи звуковых вибраций из одного места в другое. Но самый первый телефонный разговор состоялся между Беллом и Томасом Уотсоном, находившимися в соседних комнатах, и состоял из следующей фразы: «Приходите, вы мне нужны».

И по сей день в многочисленных телефонных разговорах эти слова не сходят с наших губ. «Приезжай, ты мне нужен». Нетерпеливые влюбленные. Друзья на расстоянии. Дедушки и бабушки, болтающие с внуками. Голос на том конце провода – соблазн, хлебные крошки, разжигающие аппетит.

«Ты мне нужна». Салли произнес эти слова в последнем разговоре с Жизелью.

Он спал в своем номере в вашингтонском отеле, когда его разбудил старший офицер Блейк Пирсон. Пирсон должен был лететь на «Хорнете» F/A-18 обратно на Западное побережье. Но он заболел. Не получится. Не мог бы Салли его сменить? Если захочет, сможет на пару часиков сделать остановку в Огайо, навестить Жизель – они с Джулсом гостили у ее родителей, – а потом снова отправиться в путь. Салли быстро согласился. Он и так две недели был в запасе. А незапланированная встреча с семьей стоила долгих часов пути.

– Уже сегодня будешь здесь? – сонно переспросила Жизель, когда Салли по телефону сообщил ей эту новость.

– Да. Через четыре часа примерно.

– Ты уверен, что хочешь заехать?

– Конечно. Ты мне нужна.

Если б он только знал, что случится в тот день, то все бы сделал иначе: никуда не полетел, не говорил бы с Блейком, даже не встал бы с кровати в то утро. Но вместо этого их с Жизелью последний разговор закончился теми же словами, с каких началась история всех телефонных звонков:

– И ты мне нужен, – ответила она.

Салли думал об этом теперь, заводя отцовский «Бьюик Регал» – купленный девять лет назад автомобиль, который большую часть времени пылился в гараже. То был последний полет Салли. Последний раз, когда он был в аэропорту. Последний раз, когда он слышал голос жены. «И ты мне нужен».

Он вывернул с подъездной дороги и отправился на Лейк-стрит, главную улицу города, проехал банк, почтовое отделение, пекарню и закусочную. Ни одного пешехода. Хозяин магазина стоял в дверном проеме с метлой в руках.

Лишь пара тысяч человек жили в Колдуотере круглый год. Туристы, приезжающие летом на озеро порыбачить, уже разъехались. Киоск с заварным мороженым стоял заколоченным. С приходом осени многие городки на севере Мичигана запечатывались, словно готовясь к зимней спячке.

«Неудачный момент для поиска работы», – понял Салли.

Эми Пенн питала большие надежды. Когда на телевизионной станции спросили, сможет ли она немного поработать в будни, Эми подумала: «Да, отлично, хоть политика, хоть судебные разбирательства – второе даже лучше». Что угодно, только бы выбраться из болота новостных сводок по выходным. Ей был тридцать один год – уже не зеленая девочка в журналистике (хотя друзья уверяли, что с ее привлекательностью она вполне могла сойти за двадцатипятилетнюю), и, чтобы получить более серьезную работу, Эми нужны были истории помасштабнее. Но что масштабного может происходить по выходным в округе Алпина? Всегда футбольные матчи, благотворительные прогулки да фестивали урожая.

– Может, вот он, мой прорыв, – воодушевленно поделилась она со своим женихом – архитектором по имени Рик. Дело было в четверг вечером. Но в пятницу утром, встав пораньше, надев юбочный костюм цвета шартрез, расправив уложенную набок темно-рыжую челку, нанеся немного туши и помаду смелого оттенка, Эми явилась на станцию. Сидя в кабинете без окон, она слушала новость из выпуска выходного дня.

– Жительница Колдуотера утверждает, что говорила по телефону с умершей сестрой, – сказал режиссер Фил Бойд.

– Серьезно? – ответила Эми, потому что… как еще реагировать на подобное? Она взглянула на Фила, грузного мужчину с неопрятной рыжеватой бородой, напоминавшего ей викинга, и попыталась понять, не издевается ли он – и это она не только про новость, но и про бороду.

– Колдуотер – это где? – спросила она.

– Около девяноста километров на запад.

– Откуда мы знаем про эти звонки?

– Она заявила на церковной службе.

– Как отреагировали люди?

– Вот это тебе и нужно выяснить.

– Значит, я должна взять у нее интервью.

Фил поднял бровь.

– Для начала.

– А если она не в своем уме?

– Просто привези отснятый материал.

Эми бросила взгляд на свои ногти. Она сделала маникюр специально к этой встрече.

– Ты же понимаешь, что это бред, Фил.

– Как и лох-несское чудовище. Однако сколько новостных сюжетов о нем снято?

– Ясно. Я поняла.

Эми поднялась на ноги. Было ясно, что материал завернут, как только станет понятно, насколько он комичен.

– А если окажется, что это пустая трата времени? – спросила она.

– Не окажется, – ответил Фил.

Лишь выйдя из здания студии, Эми поняла, что он имел в виду: поездка не окажется пустой тратой времени, потому что она поручена тебе. А не какому-нибудь значимому журналисту.

Чего Фил не рассказал и о чем Эми не догадалась спросить – так это каким образом телевизионная студия узнала о таком далеком событии.

Все началось с письма, которое загадочным образом появилось на столе у Фила. Без подписи, без обратного адреса. Набранный с двойным интервалом текст был лаконичен:

«Появилась избранница Божья. Дар небес проявился на земле. Это событие станет величайшим в мире. Колдуотер, штат Мичиган. Спросите того, кто служит Богу. Один звонок все подтвердит».

Как режиссеру новостных программ, Филу частенько приходилось получать письма от безумцев. Чаще всего он просто не придавал им значения. Но, с другой стороны, округ Алпина не был продуктивным новостным рынком, на котором можно просто отмахнуться от «величайшего события в мире», тем более что сенсация неплохо подняла бы рейтинги, от которых зависела работа Фила.

Так что он составил список всех церквей в Колдуотере и сделал пару звонков. С первых двух номеров его перебросило на голосовую почту. Но третьей попыткой стал звонок в баптистскую церковь «Жатва надежды», трубку взяла секретарь, и – спросите того, кто служит Богу, – Фил попросил позвать к телефону священника.

– Как вы узнали? – удивленно спросил пастор.

В наше время дозвониться до человека можно, где бы он ни был. Едете ли вы в поезде или в машине, в кармане ваших штанов завибрирует мобильник. В мегаполисах, маленьких городках и деревнях, даже в палатках бедуинов ловит телефонная связь, и люди, живущие в самых отдаленных уголках мира, сегодня имеют возможность поднести устройство к уху и поговорить.

Но что, если вы не хотите быть в зоне доступа?

Элайас Роу слез с лестницы и взял в руки планшет для бумаги. Скоро холода вынудят его перенести строительные работы в помещение, и этот проект по перестройке дома был одним из немногих заказов, на котором можно было скопить денег на зиму.

– В понедельник можем начать монтаж гипсокартона, – сказал он.

Владелица дома, женщина по имени Джози, покачала головой:

– Ко мне на все выходные приедут родственники. Уедут только в понедельник.

– Тогда во вторник. Позвоню парню, который этим занимается.

Элайас взял телефон. И заметил, что Джози не сводит с него глаз.

– Элайас. Вы действительно?.. Ну, понимаете.

– Я не знаю, что это было, Джози.

И в этот момент его телефон завибрировал. Они переглянулись. Элайас отвернулся и, ссутулившись, ответил. Его голос стал тише:

– Алло?.. Зачем вы звоните?.. Хватит. Кто бы ты ни был. Больше не звони мне!

Он с такой силой зажал кнопку «Отклонить», что телефон выскользнул из руки и шлепнулся на пол. Джози посмотрела на его большие ладони.

Они дрожали.

В Колдуотере соседствовали пять церквей: католическая, методистская, баптистская, протестантская и внеконфессиональная. На памяти пастора Уоррена ни разу не случалось такого, чтобы представители всех пяти церквей собрались в одном месте.

До этого момента.

Если бы Кэтрин Йеллин не поднялась со скамьи в то воскресное утро, события в Колдуотере разворачивались бы так же незаметно, как и другие тихие, пересказываемые шепотом чудеса.

Но обнародованные чудеса влекут за собой перемены. Люди заговорили – и особенно воодушевленно случившееся обсуждали прихожане. Поэтому пятеро главных священнослужителей собрались в кабинете пастора Уоррена, где секретарь, миссис Пулт, налила всем по чашечке кофе. Уоррен обвел взглядом лица присутствующих. Он был по крайней мере на пятнадцать лет старше остальных.

– Расскажите, пастор, – заговорил католический священник отец Уильям Кэрролл, толстяк с колораткой[1] на шее, – сколько людей посетили службу в это воскресенье?

– Около сотни, – ответил Уоррен.

– И сколько из них слышали историю той женщины?

– Все.

– Как вы считаете, они ей поверили?

– Да.

– Подвержена ли она галлюцинациям?

– Нет.

– Принимает ли какие-либо лекарства?

– Нет, не думаю.

– Значит, все случилось в самом деле? Ей действительно позвонили?

Уоррен покачал головой.

– Не знаю.

Служитель методистской церкви подался вперед.

– На этой неделе у меня было семь встреч, и каждый из семи человек спрашивал, возможно ли связаться с небесами.

– Мои прихожане, – кивнул протестантский пастор, – спрашивают, почему это случилось в церкви Уоррена, а не в нашей.

– И мои.

Уоррен обвел взглядом сидящих за столом священников: каждый из них поднял руку.

– И, вы говорите, на следующей неделе к нам приедут телевизионщики? – спросил отец Кэрролл.

– Так сказал продюсер, – ответил Уоррен.

– Что ж… – Отец Кэрролл сложил ладони перед собой. – Вопрос в том, что нам с этим делать.

Страшнее, чем уезжать из маленького городка, только перспектива остаться там навсегда. Салли однажды поделился этой мыслью с Жизелью, когда рассказывал ей, почему поступил в колледж в другом штате. Тогда он думал, что никогда уже не вернется.

Но вот он снова в Колдуотере. И в пятничный вечер, завезя Джулса к родителям («Мы с ним посидим, – сказала мама, – отдохни!»), Салли оправился в бар «Огурчик», куда они с ребятами пытались прошмыгнуть еще в старшей школе. Сел за дальний конец барной стойки и взял себе виски и пива, чтоб запивать, опустошил один стакан, потом другой, а потом еще один. После чего расплатился и вышел на улицу.

Последние три дня он провел в поисках работы. Безуспешно. На следующей неделе поищет в близлежащих городах. Салли застегнул куртку и прошел несколько кварталов мимо бесчисленных мешков с листьями, ожидающих вывоза. Далеко впереди он увидел свет. Услышал гомон толпы. Не готовый идти домой, он зашагал в этом направлении и дошел до школьного футбольного поля.

Играла его бывшая команда – по полю бегали «Колдуотерские ястребы» в багряно-белой форме. Похоже, сезон у ребят не задался. Три четверти трибун пустовало, а из зрителей в основном были семьи: бегающие по ступенькам дети да родители с биноклями, пытающиеся разглядеть своего сына в куче навалившихся друг на друга спортсменов.

В подростковом возрасте Салли тоже играл в американский футбол. В те времена дела у «ястребов» шли не лучше, чем сейчас. Колдуотерская старшая школа была меньше остальных участвующих в чемпионате, так что набрать команду уже считалось успехом.

Салли подошел к трибунам. Поднял глаза на табло. Четвертый период. Колдуотер проигрывает после трех тачдаунов. Салли сунул руки в карманы и стал следить за игрой.

– Хардинг! – окликнул его кто-то.

Салли застыл. Алкоголь немного затуманил рассудок, и ему не пришло в голову, что кто-нибудь из школы может узнать его – пусть и двадцать лет спустя. Салли слегка повернул голову, пытаясь незаметно оглядеть толпу. Может, показалось. Он снова перевел взгляд на поле.

– Джеронимо! – крикнул кто-то, захохотав[2].

Салли сглотнул. На этот раз он не повернулся. Около минуты постоял неподвижно, как статуя. А потом пошел прочь.

Пятая неделя

Пожарная машина с ревом мчалась по Катберт-роуд, красные лучи рассекали ночное октябрьское небо. Пять человек из Первой добровольной пожарной команды Колдуотера приступили к борьбе с пламенем, вырывающимся с верхнего этажа дома Рафферти – здания в колониальном стиле с тремя спальнями, со стенами цвета сливочного масла и ставнями из красного дерева. К моменту, когда Джек на патрульной машине подъехал к месту происшествия, у пожарных все было под контролем.

Кроме кричащей женщины.

У нее были волнистые светлые волосы и лаймово-зеленый свитер, подчиненные Джека Рэй и Дайсон силой удерживали ее на лужайке, но, судя по тому, как они уворачивались от ее летающих локтей, явно были обречены на поражение. Перекрикивая шум хлещущей воды, они повторяли:

– Леди, там небезопасно!

– Я должна вернуться!

– Нельзя!

Джек вышел вперед. Женщина лет тридцати пяти была симпатичной и проворной. И она была вне себя от ярости.

– Пустите!

– Мисс, я начальник полиции. В чем…

– Умоляю! – Она резко повернулась и бросила на него безумный взгляд. – Времени нет! Вдруг он уже горит!

Она кричала так пронзительно, что даже Джек опешил: ему казалось, что он повидал все возможные реакции на пожар: тихие рыдания в мокрой траве, дикие завывания, ругань в сторону пожарных, «портящих водой их имущество»… Как будто пожар устранит сам себя.

– Мненадотуда, надотуда, – истерично причитала женщина, сопротивляясь хватке Дайсона.

– Как вас зовут, мисс? – спросил Джек.

– Тесс! Пустите!

– Тесс, вы действительно хотите рисковать вашей ж…

– Да!

– Что там?

– Вы мне не поверите!

– А вдруг поверю?

Она вздохнула и опустила голову.

– Телефон, – наконец призналась она. – Он мне нужен. Мне звонят с…

Ее голос дрогнул, и она замолчала. Рэй с Дайсоном переглянулись и закатили глаза. Джек не издал ни звука. Несколько секунд он стоял не двигаясь, а потом махнул сотрудникам, мол, дальше я сам. Те были только рады отдать обезумевшую дамочку на попечение Джека.

Как только они отошли, Джек положил руки на плечи Тесс и посмотрел прямо в ее светло-голубые глаза, пытаясь отмахнуться от несвоевременных мыслей о том, как же она красива.

– Где телефон? – спросил он.

К тому времени Джек успел четыре раза поговорить с сыном. Тот всегда звонил в пятницу на телефон в его кабинете, и Джек отвечал, скрючившись над столом с трубкой у уха.

Невероятное осознание того, что с ним говорит Робби, приносило радость и даже чувство предвкушения, а каждый разговор разжигал в нем все больший интерес к месту, где находился сын.

– Здесь замечательно, папа.

– Как это выглядит?

– Здесь ты не видишь обстоятельств… А находишься внутри них.

– Что ты имеешь в виду?

– Мое детство, например… Я вижу его… Это так здорово!

Робби рассмеялся, и Джек почти всхлипнул. Смех сына. Как же давно он его не слышал.

– Я не понимаю, сынок. Расскажи побольше.

– Я люблю тебя, пап. Все, что меня окружает… Любовь, она…

Звонок прервался внезапно – все они были короткими, – и Джек еще час просидел за столом на случай, если телефон зазвонит вновь. А потом все-таки отправился домой, чувствуя накатывающие волны эйфории, сменяющиеся усталостью. Он понимал, что стоит все рассказать Дорин, да и не только ей. Но как это будет выглядеть? Начальник полиции в маленьком городе заявляет, что говорит с умершими? К тому же кусочек рая хотелось держать при себе из страха потерять – как бабочку, спрятанную в детских ладошках. На тот момент Джек думал, что он единственный поддерживает такую связь.

Но теперь, подходя к пылающему дому, он думал о кричащей женщине и ее одержимости телефоном: что, если он не единственный?

«Радость и печаль делят один омут». Строчка из песни крутилась в голове Салли, пока он подгребал горки из пены поближе к сыну. Ванная комната была такой же древней, как и другие, с круглой плиткой размером с монетку и стенами цвета авокадо. Стоявшее на полу зеркало ждало, когда Салли наконец его повесит.

– Пап, я не хочу мыть голову.

– Почему?

– Шампунь течет в глаза.

– Тебе рано или поздно придется это сделать.

– Мама разрешает не мыть.

– Всегда?

– Иногда.

– Тогда сегодня голову не моем.

– Ура!

Салли подтолкнул горку пены. Он подумал о Жизели: как она купала Джулса, когда он был совсем маленьким, как вытирала его досуха и закутывала в махровый халат с капюшоном. Салли каждым мускулом ощущал, как скучает по Жизели.

– Пап.

– Мм?

– Ты попрощался с самолетом?

– С самолетом?

– Когда выпрыгнул.

– Я не выпрыгнул. Я катапультировался.

– А какая разница?

– Просто это не то же самое, вот и все.

Взгляд его упал на собственное отражение в зеркале: взъерошенные волосы, покрасневшие глаза, подбородок покрыт щетиной. Салли всю неделю искал работу в Мосс Хилле и Данморе. Ничего обнадеживающего он не услышал. Такая уж экономическая ситуация, так ему сказали. А тут еще и склад пиломатериалов закрылся…

Ему нужна была работа. Он одиннадцать лет прослужил на флоте, год пробыл в запасе и десять месяцев – в тюрьме. По каждой вакансии спрашивают о наличии судимостей. Как такое скроешь? К тому же многим местным и так это известно.

Салли вспомнил о человеке с футбольного поля, который кричал «Джеронимо!». Может, Салли это все померещилось. Все-таки он был нетрезв.

– Ты скучаешь по самолету, папа?

– Мм?

– Скучаешь по своему самолету?

– По вещам не скучают, Джулс. Скучают по людям.

Джулс уставился на свои торчащие над водой коленки.

– Значит, ты с ним не попрощался.

– Я не смог.

– Почему?

– Все произошло слишком быстро. Раз – и все.

Салли вытащил руку из ванны и щелкнул мыльными пальцами. Понаблюдал за тем, как лопаются пузырьки.

Муж лишается жены. Сын лишается матери. «Радость и печаль делят один омут».

Раз – и все.

Маленькие городки начинаются со знака. Слова просты, как заглавие к истории: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ХЕЙБЕРВИЛЛЬ, ВЫ ВЪЕЗЖАЕТЕ В КЛОСОН», – но как только вы пересекаете черту, то погружаетесь в эту историю, и все ваши действия становятся частью повествования.

Эми Пенн проехала мимо знака «КОЛДУОТЕР. ОСНОВАН В 1898 ГОДУ», не осознавая, что в следующие недели изменит этот город. Она знала лишь, что стаканчик с кофе давно опустел, радио не ловило и она пробыла в пути почти два часа, чувствуя, что чем дальше она от Алпины, тем больше все вокруг сжимается: четыре полосы сменились на одну, красный сигнал светофора – на мигающий желтый, рекламные щиты на мостах уступили место деревянным табличкам в пустых полях.

Эми задумалась: если души умерших действительно пытаются связаться с живыми, почему они выбрали именно эти места? А потом вспомнила о домах с привидениями. Их ведь тоже никогда не бывает в больших городах. Всегда одинокий зловещий дом на холме.

Эми взяла свой айфон и сделала несколько фотографий Колдуотера, размышляя, где лучше поставить камеру. В городе было кладбище, обнесенное невысокой кирпичной стеной. Пожарное депо на один автомобиль. Библиотека. Какие-то магазинчики на Лейк-стрит заколочены, другие, выжившие, словно были выбраны абсолютно случайно: продуктовый, лавка рукоделия, слесарная мастерская, книжный магазин, банк и дом в колониальном стиле с крыльцом, над которым было написано: «Юридическая фирма».

В основном Эми проезжала жилые дома: старенькие здания в стиле кейп-код или ранчо, узкие асфальтированные подъездные дорожки, небольшие кустарники, ведущие к парадным дверям. Она искала дом некой Кэтрин Йеллин, с которой говорила по телефону (ее номер Эми отыскала в справочнике), и, судя по голосу, Кэтрин была даже слишком рада, поскольку охотно дала свой адрес, который Эми и вбила в навигатор на телефоне: Ганингем-роуд, 24755. «Какой обыкновенный адрес для места, где происходит чудо», – подумала Эми. С другой стороны, никакое это не чудо, а кошмарная трата времени. «Сделай все, что в твоих силах. Будь профессионалом». Она развернула свой автомобиль с надписью Nine Action News[3] и вдруг поняла, что не на всех домах написан номер.