90-е: Шоу должно продолжаться

Бахмет слушал мой шизанутый монолог, приоткрыв рот. На самом деле, можно было нести вообще все, что угодно. Главное – не очень понятно, зато уверенным голосом.

– Ты ведь не хочешь, чтобы у тебя хрен отсох, правда? – спросил я.

– Да ты кто такой вообще? – влез в разговор мелкий, протискиваясь вперед.

– Да погоди ты… – отмахнулся от него Бахмет. Сейчас мы стояли друг напротив друга. Ростом я был на самом деле даже чуть повыше. Просто, кажется, прежний хозяин тела редко расправлял сутулые плечи. Бахмет молча сверлил взглядом мое лицо. Я спокойно смотрел на него.

– Ты мне угрожаешь что ли? – Бахмет наконец смог выбрать фразу из своего нехитрого лексикона.

– Всего лишь информирую, Виктор Михалыч, – ответил я. – А проверять мою информацию на практике или нет, это уж дело твое.

– Быстро выходите из салона! – вдруг вспомнила о своих прямых обязанностях кондукторша.

– Да пусть бы еще поговорили, интересно же! – хохотнул мужик, сидевший в заднем ряду.

– Шизик какой-то, – пробормотал Бахмет и отступил на шаг назад. – Руки марать еще…

Он первым выскочил из троллейбуса, за ним потянулась остальная гопота. Задержался только мелкий. Посмотрел на меня с прищуром, смерил взглядом, можно сказать, с ног до головы.

– Еще встретимся, борзый! – сказал он и тоже по-быстрому ретировался.

Троллейбус захлопнул двери и загромыхал дальше вглубь трущоб.

– Ты обалдел так с ними разговаривать? – внезапно напустился на меня Бегемот, который за всей разборкой наблюдал, вжавшись в угол. – Да Бахмет теперь нам жизни никакой не даст! Будет возле дома подкарауливать!

– Вряд ли, – пожал плечами я. – Он же обычный трусливый чмошник.

– Он под Маркизом ходит, пожалуется, – Бегемот опасливо выглянул в окно, будто гопники могли бежать следом за троллейбусом. Но в темноте их было, конечно же, не видно.

– Друг мой Бегемот, – я усмехнулся и приобнял толстяка за плечи. – В смысле, Абаддон, конечно. Я очень ценю твои советы, но все-таки как и с кем мне разговаривать, я как-нибудь сам решу, договорились?

– Какой-то ты… – Бегемот покосился на меня с опаской.

– Какой? – усмехнулся я. – Странный? То-то я думаю, что проснулся как будто немного не в себе.

– Нам на следующей выходить! – сказал Астарот, который изо всех сил пытался сделать вид, что только что ничего не произошло.

Троллейбус высадил нас посреди мрачного нигде. Пустырь, бетонный забор и облезлый павильон остановки. Через дорогу – какие-то кусты, деревья и непонятные постройки. Надо же, запустение какое. Я эти места помню совершенно другими. Там, где сейчас забор, стоит сверкающий всеми цветами радуги торговый центр, на противоположной стороне – аллея с постоянно действующей фермерской ярмаркой, а дальше – отмытое и отреставрированное здание Колхозного рынка. Этакий памятник советской эпохе. Вот мимо этого самого рынка нам нужно было пройти. И еще чуть-чуть до дворца культуры химзавода. «Химики» в мое время был книжной барахолкой. А сейчас, видимо, вполне действующий ДК, раз у нас в нем концерт.

Добрались мы до него без приключений. Купол «Колхозного рынка» был темным, только одинокая тусклая лампочка освещала наглухо закрытую будку. Сторожа, наверное.

И когда мы его прошли, мои приятели явно приободрились. Стали слышны громкие крики, смех и даже звуки какой-то музыки. «Ангелы Сатаны» прибавили шагу, почти даже помчались.

На крыльце толпился народ. Довольно много, но не сказал бы, что многотысячно. У Генки на том самом ностальгическом мероприятии, с которого меня сюда и отправили, пожалуй, побольше было. Кроме того, его клуб и сам будет побольше по вместимости, чем «Химики».

– Нам через служебный вход, – сказал Астарот и с важным видом двинул вдоль крыльца. «Царь во дворца!» – подумал я. Кое-кто из курящих на крыльце зрителей проводил нас взглядами. Нда, публика… Девчонки, на вид старшие школьницы, были наряжены в экстремально-короткие юбки и сетчатые колготки. На лицах макияж в стиле «вокзальная проститутка», волосы начесаны или поставлены в высокие конские хвосты. Парни… Парней мне разглядывать было не так интересно.

Мы поднялись на боковое крыльцо и оказались в узком коридоре типичного конторского вида. Там было накурено, чуть дальше от входа на полу лежал патлатый парень с выражением идиотского счастья на лице. Над ним меланхолично курил второй, похожий, как брат-близнец.

– Эй, вы еще кто? – раздался женский голос из открытой крайней двери. – Где Артем, почему всех подряд через служебный вход пускают?!

– Мы не все подряд! Мы "Ангелы Сатаны«!– возмутился Астарот, останавливаясь на пороге комнатки. – Мы выступаем сегодня!

Комнатка была под стать коридору – стены, которые сто лет не красили, два стола буквой «Г». За одним из них сидит толстая девица в красном свитере с высоким горлом и кожаной куртке, которая на ней явно не застегивалась. Нечесанные волосы свисают с одной стороны. На запястье – браслет из булавок. На шее – такое же ожерелье. Перед ней на столе лежит тетрадка в клеточку. Она оттопырила губу, полистала ее в одну сторону. Потом в другую.

– Как, еще раз, ваша группа называется? – подозрительно прищурилась она.

– «Ангелы Сатаны»! – гордо приосанился Астарот, развернув плечи. Наверное, чтобы толстая девица могла по буквам прочитать надпись на футболке.

– Не знаю, где вы выступаете, – презрительно сказала она. – В списке вас нет!

– Как это нет? – взвизгнул Астарот. – Мы же договаривались с Евгением!

– А на прослушивании были? Номер ваш где? – девица протянула вперед ладошку. Пальцы испачканы синими чернилами.

– Эээ… Что за прослушивание? – осекся Астарот и бросил на меня беспомощный взгляд. – Нам никто не сказал…

Глава 6

– Какое еще прослушивание? – повторил Астарот. Когда он психует, у него голос становится такой мерзко-визгливый, как у тетки-истерички.

– Вы член рок-клуба? – сквасив высокомерное лицо, спросила девица, оглядев всю нашу компанию.

– Мы с Евгением договаривались! – продолжал гнуть свою линию наш фронтмен.

– У меня ваш разговор не записан, – девица тряхнула спутанной гривой. – В программу концерта без прослушивания попадают только члены рок-клуба.

– Но мне про него никто не сказал! – лицо Астарота стало обиженным, губы затряслись.

– Значит в этот раз вы не участвуете, – величественно пожала плечами девица. – Только как зрители. Идите к центральному входу и покупайте билеты в кассе. Они там еще есть.

– Но я же договаривался… – повторил Астарот. Шея и щеки его покрылись красными пятнами. Нда, что-то не ладится у нашей адской суперзвезды, надо попробовать спасти положение.

Я ухватил почти плачущего Астарота за рукав и вытащил обратно в коридор. Откуда-то из глубины ДК доносились немелодичные звуки настройки инструментов. И голоса, довольно много голосов. Хохот, вопли, выкрики. Кто-то хором горланил не то речевку, не то кричалку. Впечатление было такое, что все здесь уже бухие.

– Астарот, только давай без истерик, – сказал я, глядя в его нервно дергающееся лицо. – По морде дать, чтобы в себя пришел?

– Но я же договаривался! – взвизгнул он. – Мы в «Коржах» вместе тусовались, он сказал, чтобы нашей группе обязательно надо выступить на Рок-провинции. Свежая кровь… Свобода… – он начал отчетливо всхлипывать.

Я без замаха выдал ему звонкого леща. Голова его дернулась, от неожиданности он выпучился на меня круглыми глазами и захлопал ртом, как рыба.

– Без истерик, – сказал я. – Сейчас попробую договориться, ладно? Только стойте тут, и никого внутрь не пускайте, лады?

– Ты меня ударил! – возмутился Астарот.

Я ухватил его за грудки, подтащил поближе и прошептал на ухо.

– Иначе бы ты разрыдался, как девчонка.

Астарот сглотнул. Приосанился, бросил взгляд на молчащих Кирилла, Бельфегора и Бегемота.

– Все, ждите тут, – бросил я, открывая дверь. – Никого не пускайте.

Девица сидела на своем месте. Всемогущая тетрадка лежала перед ней, а сама она разглядывала свое плоское лицо в крохотное круглое зеркальце. Пару секунд я понаблюдал за тем, как она слюнит палец и приглаживает им брови, потом откашлялся.

– Есть минутка? – спросил я, натянув на лицо приветливую улыбку.

– Чего тебе? – буркнула она она и торопливо спрятала зеркальце в карман.

– Аминь, сестра, – изрек я многозначительно. Как там вообще у говнарей разговаривать-то принято? Я сел на стул напротив нее и доверительно подался вперед, раскрыв ладони. Даже хорошо, что одна рука забинтована, вызывает сочувствие. – Тот еще денек, правда? Представляю, как ты задолбалась…

– Да уж… – она дернула плечом и с недоверием посмотрела на меня.

– Я в прошлом году на «Рок-генераторе» в Усть-Илимске работал, так что очень хорошо тебя понимаю, – я двинул рукой так, чтобы едва коснуться ее пальцев. Она вздрогнула, но руку не убрала. Хороший знак.

– Не слышала про такой, – протянула она. Нотки «вахтера» в голосе еще полностью не исчезли, настороженность тоже.

– Да он маленький совсем, у нас всего-то было десяток групп Забайкалья, – усмехнулся я. Еще бы она про него слышала, я его только что выдумал. И в этом самом Усть-Илимске никогда в жизни не был, только знал, что он в Иркутской области где-то.

– Тот еще цирк с конями, – хохотнул я. – Нам концерт начинать, зрители уже собрались, а у нас солист «Четверговых выползней» напился и блюет в углу. Вообще ни петь, ни свистеть. Всю программу пришлось перекраивать на коленке. А в середине еще и аппарат накрылся. Я весь в мыле бегал, пока разруливал.

– А ты врубаешься! – на ее плоском некрасивом лице наконец-то появилась улыбка. – Я за неделю на десять кило похудела, на ремне новую дырку пришлось пробивать.

– Аминь, сестра! – повторил я. – Я после «Рок-генератора» себе зарок дал – обязательно заскочить к админу и морально поддержать. Были бы бабки, подарочек бы занес. А то несправедливо выходит – эти на сцене кривляются, им все хлопают. А настоящие герои, вроде нас с тобой – в тени.

– Это правда… – она вздохнула. – Сейчас еще пять минуточек посижу, чтобы не истерить. И пойду разруливать… «Ян и цеппелины» пьяные, но вроде вменяемые. А Гусь в туалете уснул. Я с его «Бесприданниками» поговорила, они сказали, что в чувство его приведут, а сами еле языками ворочают. Панки, е-мое. И с «Пиночетом» та же история, хорошо, если на сцену выйти смогут…

Я слушал, качал головой, сочувственно поддакивал, держал за руку.

– Может, подменить кого надо, чтобы сетку не перекраивать? – участливо спросил я. – У меня ребята ответственные, до концерта – ни капли в рот.

– Ох… – она вздохнула. – Сейчас посмотрю, ага. А играют нормально хоть?

– По струнам попадают, – я подмигнул.

– Ясно… – она поджала губы. – Тогда давай вот так… Новички у нас во втором отделении. Там была какая-то группа «Крыжополис», они не явились. А Артуру из «Промискуитета» лицо разбили. За сценой сможете подождать и не отсвечивать?

– Не вопрос, – кивнул я.

– Тогда вот… – она выдвинула ящик стола, порылась там, достала картонку с нарисованным маркером номером «12». Что это символизировало, хрен знает. Спрашивать не стал, она не объясняла. – В общем, бери своих, и топайте в гримерку. Второе отделение начнется, я позову, хорошо?

– Аминь, сестра! – в третий раз повторил я и с благодарностью сжал ее пальцы. Добавил во взгляд обожания. Получилось, судя по вспыхнувшему на ее щеках румянцу. – Я Вова, если что. Для друзей и тех, кто в теме – Велиал.

– Света, – представилась девица. – Но обычно меня зовут Клэр.

– Все, больше не отвлекаю, – я поднялся, еще раз пожав ее пальцы. – Сил тебе, держись. Если что, я не выступаю, у меня рука. Но понадобится помощь, семафорь, буду на подхвате.

– Ох… – она посмотрела на меня глазами уставшего котика. В таком виде даже ее не очень-то красивое лицо стало вполне миловидным. Из задерганной тетки-вахтера она превратилась в симпатичную булочку.

Я вышел наружу, притворив за собой дверь, и помахал перед своими говнарями-приятелями полученной картонкой номер двенадцать.

– Но как ты… – выпучил глаза Астарот.

– Секрет фирмы, – оборвал я его. – Потопали искать гримерку. Мы во втором отделении выступаем.

Света-Эклер мне, конечно, ничего не обещала. Мы, типа, на подхвате, может на сцену она нас и не пропустит. И не то, чтобы я профи во всех этих сценических делах, но, сдается мне, хаос там стоит еще тот. И если ушами не хлопать, то на сцену мои «Ангелы Сатаны» пробиться смогут. Будет какая-нибудь заминка с истерикой, еще кто-то набухается или что похуже. Атмосфера соответствующая, что уж. Теперь главное, чтобы мои говнари не набухались. Но для смелости по глотку я бы им выдал… А то рожи у всех как у первоклашек, впервые услышавших слово «коллоквиум». Ничего не поняли, но уже страшно.

– Что стоишь столбом, держи номер свой, – я ткнул Астарота в бок локтем и сунул ему картонку.

– Какой-то ты… – пробормотал Астарот, глянув на меня почти с испугом.

– Раз играть не могу, хоть какую-то пользу причиняю! – хохотнул я, помахав всем забинтованной рукой.

– Да, правда, ребята, пошли! – ожил Бельфегор, ухватил Астарота за рукав и поволок вглубь ДК. – Я знаю, где тут гримерка, в детстве меня мама сюда на танцевальный кружок водила.

Директора «химиков» можно было только пожалеть. По коридорам клуба слонялись рокеры разной степени опьянения. Было накурено, причем дым ощущался не только табачный. Персонал, если он и был, попрятался по тайным норам и не отсвечивал.

Нас принимали за своих. Нетрезвые девицы лезли обниматься, а патлатые парни махали руками и орали что-то приветливое. Один раз мимо промчалась цепочка чуваков с ирокезами и нарисованными на щеках черными звездами. Они орали «Иго-го!» и «Лучше в этом мире нету Аугусто Пиночета». Ага, даже без бейджей понятно, кто это. Выглядят пока бодро, но очень азартно передают по цепочке бутылку какого-то шмурдяка, так что продержатся они или нет, зависит от количества припасенного алкоголя.

Мои говнари приободрились, глаза заблестели в предвкушении, особенно восторженным смотрелся «хороший мальчик» Кирилл. Прямо-таки являл собой аллегорию «незамутненный восторг неофита при знакомстве с закулисным миром провинциального рока». Насколько я знаю, никакого бухла с собой у нас не было, только инструменты. На бухло нужны были деньги, а их вчера все потратили. Так что, кажется, мы были самые трезвые в этом гадюшнике.

Но на подходе к гримерке нам навстречу вывалился расхритсанный чел лет тридцати. Светлые патлы торчат в разные стороны, под распахнутой косухой – драная майка, в руке – бутылка водки.

– Ребяяята! – он расплылся в счастливой улыбке и распахнул объятия. – А я знаю, кто со мной сейчас выпьет!

Что-то в нем было очень знакомое. Будто я видел его где-то. Причем, совсем недавно.

Только он вроде был… эээ… старше?

Астарот, тем временем, уже обнимался с приветливым патлачом. Кажется, они даже знакомы.

– А запивон есть? – спросил он.

– Так хайром занюхай, я его две недели не мыл! – радостно заржал чувак.

Астарот выдохнул, сделал глоток, скривился. Передал бутылку Бегемоту. Тот тоже отпил. А я все смотрел на этого парня. Где же я его видел?

– А ты врубаешься! – заорал тот и хлопнул Астарота по плечу. Бегемот закашлялся и сунул бутылку Бельфегору. Тот нервно посмотрел на меня. Я покачал головой. Мол, не пей, пацан, вам еще выступать.

– Давай, братишка, глотни! – хрен в косухе подался вперед и повис на плече у Астарота. – Ты же рокер!

И тут я его узнал. Так узнал, что даже в башке зазвенело. Только сейчас его рожа еще не была такой обрюзгшей, а поверх ремня не вываливалось пузико. Но это точно был он. Тот самый мужик, который швырнул гранату там, в двадцать третьем году. Который орал что-то насчет молодой шпаны, возмущался панкам-веганам и громогласно требовал водки.

И сейчас он тряс Бельфегора за плечо, требуя, чтобы тот немедленно выпил. А мой рыжий кореш смущенно отворачивался. Но в конце концов сдался, приложился к бутылке. Но явно только сделал вид, что отхлебнул. И занюхивать шевелюрой патлатого не стал, уткнулся носом в свой рукав.

– А ты чего стоишь, как неприкаянный? – мутные глаза патлатого уставились на меня. – Трезвенник?

– Ага, язвенник! – хохотнул я и потянулся за бутылкой. Больше всего хотелось сейчас разбить ее об голову нашего «добродетеля». Но вместо этого я похлопал его по плечу и сунул ополовиненную бутылку в карман косухи. Приобнял за плечи. – Пис, братишка! Мэйк лав, нот вар!

– О, врубаешься! – патлатый тоже меня приобнял. А я повернулся к Астароту.

– Дуйте в гримерку давайте!

– Эй, а я не пил! – вякнул Бегемот. Стоял он как раз очень удачно, так что я двинул ему локтем свободной руки под дых. Он сдавленно крякнул, но намек, кажется понял.

– Как говорил дон Хуан, какой смысл в знании вещей, которые нам бесполезны? Верно, братишка? – я оттащил патлатого типа к стене, чтобы не перегораживал дорогу. Астарот и остальные прошмыгнули в дверь гримерки. Такое себе укрытие, конечно. Наверняка там сидят такие же говнари, как и этот. Но все лучше, чем бухать в коридоре с этим…

– А ты врубаешься… – язык патлатого запетался. – За это надо немедленно выпить!

Я вздохнул и пошарил взглядом по коридору, выискивая, на кого бы свесить это сокровище. А он, тем временем, уже снова выхватил бутылку из кармана и приложился к ней. Та радостно забулькала.

– Йо, братишка! – я оскалился в улыбке и ухватил за рукав парня в кожанке, увешанного с ног до головы мелкими металлическими предметами. – Нам срочно нужен третий! Потому что в пророчестве сказано было, что истина откроется только тому, чей мозг поделен на три!

«Какую ахинею я несу, прости господи», – мысленно заржал я. Но компаньонов эта чушь вполне устраивала. «Металлист» с энтузиазмом присоединился к нашему кружку, патлатый отвлекся на новую жертву, а я смог выскользнуть из его цепких объятий и скрыться в гримерке.

Гримерка – это, конечно, громко сказано. Никаких тебе зеркал в обрамлении лампочек и прочих красивых нуарных штук. Просто довольно большая неправильной формы комната, одна стена вся целиком состоит из крючков для одежды, и сейчас практически все они заняты. В углу тюки с непонятно чем, на тюках возлежит волосатик с бородой и с ним две девицы – короткие юбки, сбившиеся чуть ли не выше задниц, колготки сеточкой, спутанные шевелюры волос. А на молоденьких лицах – тонна вызывающей косметики и неземное блаженство. У единственного зеркала топчется компашка в засаленной джинсе и занимается очень важным делом – пальцами пытается устроить из волос начесанные ирокезы.

На подоконнике восседает седобородый дядечка с длинным и для разнообразия расчесанным хайром. И напевно, как сказочник, вещает, дирижируя самому себе рукой.

– …ибо настоящий рок – это откровение божие! А для бога несть эллина и несть иудея, ибо все мы люди! Человеки! И рок-н-ролл будит в нас эту общность, заставляет тянуться друг к другу…

Я перевел дух. Кажется, в гримерке было все относительно спокойно. Я срисовал пару в руках из тусующихся здесь пару бутылок молдавского портвейна, но в целом атмосфера тут была вполне рабочая. Все бузотеры и алкашня умчались бродить по дворцу культуры, ибо вольный их дух требовал свободы… Тьфу ты, блин. Этот краснобай с подоконника даже меня своим напевным слогом ухитрился заразить.

– Эй, Велиал, давай-ка отойдем, разговор есть, – Астарот оттащил меня в угол.

– Ну? – я вопросительно уставился на него.

– Ты чего вообще раскомандовался тут? – набычился наш фронтмен. – Ты наша мамочка или что?

– Я думал, ты выступить хочешь, – пожал я плечами. – Если смысл был в том, чтобы набухаться и прилечь в луже блевотины, то ты только скажи…

– Да что ты… – Астарот снова начал заводиться. Я придержал его за плечо и заглянул в глаза.

– А ну-ка остынь, – тихо сказал я. – Ведешь себя как истеричка. До начала сорок минут, вам надо еще грим наложить и подготовиться. А ты херней страдаешь.

– Я сам знаю, что мне делать! – дернулся он. – Может мы вообще без тебя лучше справимся!

– Саша, что ты начинаешь? – хмыкнул я. – Я реально только помочь пытаюсь, раз уж играть не могу.

Я помахал перед его лицом забинтованной рукой.

– Так что давай, соберись! – я приобнял его за плечи. – Выдохни, сходи водички попей, или что. Надо сегодня зажечь так, чтобы нам из ада аплодировали, а?

– Я не… – Астарот попытался дернуться, но я не отпустил его плечо. Он засопел обиженно, потом посмотрел на меня исподлобья. – Ты сегодня странный какой-то.

– Какой уж есть! – хохотнул я. – Тут весь мир странный, чему уж ты удивляешься? Все, давай не ссориться, сегодня важный концерт, и ты его суперзвезда. Так что гоу наводить марафет, Сатана смотрит на тебя!

Я подтолкнул нашего фронтмена в сторону Бельфегора, который уже отжал для «Ангелов Сатаны» относительно свободный уголок с тумбочкой и выложил на нее коробку грима.

Привалился к стене спиной. Выдохнул.

Да уж, такой вот он, мир рок-н-ролла. Все-таки, в запрет курения в помещениях – это было очень ценное решение. Здесь дымили все, и кажется вообще везде. Я прямо всем собой ощущал, как будет вонять моя одежда, когда этот фестиваль закончится, и я пойду домой. Куда именно домой, я еще понятия не имел, но это мелочи. Разберемся по ходу дела.

Дверь гримерки открылась, и внутрь просунулась растрепанная голова Светы-Клэр. Бешеными глазами она обвела всех, потом зацепилась взглядом за меня.

– Вова! Ты здесь! Очень хорошо! – обрадованно сказала она. – У меня там ЧП, пойдем поможешь, ладно?

Глава 7

Каблуки Светы торопливо стучали по коридору, я еле успевал. Она все время оборачивалась и тараторила.

– Понимаешь, там группа «Папоротник» приехала! – она сделала большие глаза, будто я непременно должен знать, кто это такие. – Из Москвы, понимаешь? Они выступают первые, а у нас в туалете заблеванный Гусь лежит, и унитаз кто-то расколотил, там такое… В общем, я его закрыла и повесила табличку, что туалет не работает. Но ребятам надо… Врубаешься?

– Живые люди, конечно! – покивал я.

– Да блин! – она остановилась и ткнула меня кулачком в грудь. – Они же журнал выпускают! И обязательно в «Прожекторе» напишут, как они съездили на Рок-провинцию. Ты врубаешься, что они там напишут, если увидят, что… Ты поможешь или нет?

– Да я с удовольствием, Света, – улыбнулся я. – Только не врубаюсь пока, как спасти ситуацию.

– Отведешь «Папоротник» в «Киневские зори»? – жалобно попросила она. – Я бы сама отвела, но мне вообще некогда!

– Ах это! – я с облегчением вздохнул. – О чем разговор, конечно отведу.

– Я вас через служебный выпущу, и закрою его, – она помчалась дальше, впечатывая каблуки в пол. – Ключ тебе дам. К центральному входу не ходите, там сейчас не протолкнуться.

Группа «Папоротник» была настолько крута, что их не отправили в общую гримерку, а выделили отдельную комнату. В которой в лучшие времена, похоже, был кружок чеканки и всякого прочего бесполезного настенного творчества. Продуктами которого там до сих пор были… гм… задекорированы все стены.

– Ребята, это Вова! – объявила Света, ткнув в меня пальцем. – Он вам покажет дорогу.

– Благодетель! – с пафосом проговорил один из «ребят» и воздел руки.

Ага, кажется, я их даже знаю! Группа «Папоротник» выглядела типичными такими хиппанами. Дети-цветы, а ля натюрель. Экстремально клешеные штаны, длинные волосы, перехваченные хайратниками, цветастые рубахи, обшитые тесемочками и кисточками. И запястья в бисерных браслетах до локтей. Назвавший меня благодетелем – в очках. Или под Джона Леннона косит, или правда близорукий.

Когда-то давно мой приятель, большой ценитель русского рока, эту группу упоминал, и даже музыку давал послушать. Неплохо, в общем-то. Мелодичное такое этно, вокал только невыразительный. Они были популярны в узких кругах еще с конца восьмидесятых, но я в эти круги не входил. А в начале двухтысячных они распались, часть из них переехала в какую-то неочевидную страну, не то в Индонезию, не то на Шри-Ланку, и с тех пор про них ничего не было слышно. Но на нашей «Рок-провинции» они были прямо-таки суперзвездами. Из самой Москвы, оооо!

Света сунула мне ключ и торопливо убежала. А я махнул рукой группе «Папоротник», резонно рассудив, что раз «ребятам» надо в туалет, то долгие расшаркивания и реверансы будут лишними.

– Вова… – напевно произнес очкастый. Он смешно растягивал слова, будто работал чтецом детских сказок для медленно думающих детишек. – Это значит, что при рождении тебя нарекли Владимиром… Но это значит, что имя себе выбирал не ты… Дозволено ли мне будет узнать, существует ли другое наречение? Которое больше отражает твою внутреннюю суть и смысл твоей жизни?

Я сначала даже затупил от такой речи, но быстро сообразил, что это он так велеречиво спрашивает мое прозвище.