Мы, Николай II. Третья часть. Годы 1914-.....

– Конницу мы использовать не будем, – уверенно произнёс Оскар, не имевший, в силу временных расстояний, возможности ознакомиться с творчеством Самуила Яковлевича Маршака.

– Рать тоже, – уверенно продолжил я, – и если Вы считаете, что меня охраняет лишь горстка телохранителей, то глубоко ошибаетесь. А использовать дополнительные силы, это будто размахивать ярким платком, привлекая ненужное внимание к моей скромной персоне. – И будем откровенны, вряд ли со стороны сербов мне что-то грозит.

– О, не стройте иллюзий, Ваше Величество, эти ужасные создания способны на всякую подлость, – на лице Оскара при этих словах явно отразились презрение и брезгливость.

– Впрочем, уверен, что не в большей степени, чем и представители всех прочих народов на нашей планете, – дипломатично ответил я, совершенно не собираясь поддерживать наместника в его антисербских настроениях.

– Я не собираюсь Вас переубеждать, а лишь предупреждаю. И Вы правы в том, что на сербах мир клином не сошёлся. В Европе, как Вы понимаете, есть и другие радикальные силы, которые счастливы будут с Вами поквитаться за явные или выдуманные обиды.

– И тем не менее, я настаиваю, что буду обеспечивать свою охрану собственными силами, а Вы сосредоточьте, пожалуйста, внимание на безопасности Франца Фердинанда, когда в конце месяца он прибудет в Сараево.

– Откуда Вам это известно?

– Наша контрразведка тоже умеет ловить мышей, уважаемый господин Оскар.

Глава 68

После ухода Оскара я решил провести оперативное совещание, в котором приняли участие, помимо меня, оба адъютанта, Распутин, Маврокордато и Игельстрём.

– Густав Викторович, какого лешего, простите за выражение, Вы попёрлись к нам, – гневно начал Анатолий Александрович Мордвинов, – притащив за собой кучу ненужных свидетелей? И откуда вообще Вы узнали о нашем прибытии?

– Мне, право, так неловко, господа, но поймите, ведь не каждый день Богом забытое Сараево посещает лично Император Всероссийский, – торжественно, и, видимо, от серьёзного волнения, очень громко изрёк Игельстрём.

– Вы ещё на балкон выйдите и прокричите погромче, – продолжал сердиться Мордвинов, – а то ещё не вся Босния проинформирована о нашем приезде.

– А проинформировал меня мой непосредственный начальник – Владимир Николаевич Коковцов, да наказ дал – всячески помогать и оберегать, как зеницу ока.

– Вот Вы и помогли, притащили к нам полицию и контрразведку. Просто нет слов, господа, – Мордвинов продолжал возмущаться, но постепенно успокаивался, своей умной головой понимая, что прибежал Густав в силу неравнодушия и природной исполнительности.

– Благими намерениями…, – молвил Распутин, и на этом небольшой утренний инцидент был исчерпан, а мы перешли к обсуждению деталей намеченной на послезавтра встречи трёх европейских монархов.

– Интересно, господа, что название «Сараево» произошло от турецких слов «saray» и «ovaci». Первое означает – дворец, второе – равнины, в целом что-то типа «равнины около дворца», – чтобы настроить нас на рабочий лад, посчитал нужным сообщить мудрый Маврокордато. – Так вот, переговоры пройдут с 90-процентной вероятностью во Дворце Конак, в резиденции боснийского наместника Оскара Потиорека, лицезреть которого мы уже имели честь сегодня.

– А кто такой Конак? – спросил любопытный Распутин почему-то не у Маврокордато, а у Игельстрёма. Зная, что просто так Григорий Ефимович ничего не делает, я решил, что таким образом он хочет дать возможность Густаву Викторовичу реабилитироваться в моих глазах и плавнее войти в команду. Судя по умному взгляду, Маврокордато также это прекрасно понял.

– Это скорее – что, господа. Конак, в переводе с турецкого, – дом, я бы даже сказал – большой дом, использующийся в качестве резиденции или места для деловых встреч, – просто и понятно объяснил Густав Викторович, дипломатичный Маврокордато согласно закивал головой.

– А что нам известно про это место? – я решил, что пора и мне поучаствовать в рабочей беседе.

– Османы испокон веков строили в Сараево серали, то есть дворцы, так как это слово произошло всё от того же «saray», только с некоторым персидским колоритом. Всего за всю историю Сараево было построено три сераля, и все они пали жертвами пожаров. Нынешний Дворец Конак, а по сути – четвёртый и последний, надеюсь, сераль, был построен при Топале Шерифе Османе-паше в 1869 году. Это красивое, добротное трёхэтажное каменное здание с толстыми стенами, просторными залами и высоченными потолками. Я бы даже сказал, что это комплекс зданий, просто центральное – самое красивое и привлекающее внимание. Кстати, оно единственное, куда допускаются иностранцы. Что в остальных зданиях – тайна за семью печатями! – Игельстрём произнёс последнюю фразу с таинственным выражением лица, как будто рассказывал нам страшную восточную сказку.

– Тоже мне, бином Ньютона, – хмыкнул полковник Мордвинов, – небось – гарем, баня, прачечная, кухни, кладовые всякие, да какой-нибудь бетонный погреб на случай артиллерийского обстрела.

– Может, и бани, а может, что и поинтереснее, – тоном знатока местных особенностей произнёс Маврокордато. – Ходят слухи, что там есть даже своя тюрьма, страшная пыточная и довольно современный морг.

– Да, вариант с банями и кухнями нравится мне гораздо больше, – задумчиво произнёс Распутин. – Но вот вопрос, господа, почему боснийский наместник так настойчиво советовал нам переехать к нему? Действительно для нашего блага, али задумал чего злого? Чувствую я, – с него станется.

– Уважаемые Георгий Дмитриевич и Густав Викторович, – обратился я к Маврокордато и Игельстрёму, – вы оба – специалисты по Боснии, знаете гораздо больше нас. Охарактеризуйте нам, пожалуйста, Оскара Потиорека.

Густав Викторович полез рукой куда-то во внутренний карман, достал очки и небольшую бумагу и начал читать: «Оскар Потиорек – австро-венгерский полководец, фельдцейхмейстер, то бишь генерал артиллерии, опытный политик и организатор. Окончил Техническую военную академию и Академию Генерального штаба Австро-Венгрии. C 1879 года служил в Генштабе, работал в оперативном бюро, потом возглавил его; с 1902 года заместитель начальника Генштаба. Одно время командовал 64-й пехотной бригадой, позднее Третьим армейским корпусом. С 1910 года инспектор армии, с 1911 года – председатель земельного правительства Боснии и Герцеговины и инспектор армии со штабом в Сараево. В настоящее время – наместник Боснии и Герцеговины». Дочитав, он внимательно посмотрел на Маврокордато и лёгким кивком головы предложил тому продолжать.

– По происхождению – чех, родился в 1853 году в австрийском Бат-Блайберге. Терпеть не может сербов, именно это их больше всего и связывает с потенциальным наследником короны Францем Фердинандом. Знающие люди говорят, что Оскар очень не доверяет России, при этом всячески восхваляя Германскую империю и её высокий моральный дух. Что интересно, Франц Иосиф всегда немного недолюбливал Оскара, так в 1906 году император проигнорировал его амбиции, когда назначил на пост начальника штаба фельдмаршал-лейтенанта Франца Конрада фон Гётцендорфа. Потиорек сделал всё возможное, чтобы сместить Конрада, своего давнего соперника. Однако его усилия увенчались успехом лишь отчасти: в 1911 году Франц Иосиф сменил Конрада на посту начальника Генерального штаба, но не на Потиорека, а на генерал-лейтенанта Блазиуса Шемуа, а затем, что уже совсем весело, 12 декабря 1912 года, в самый разгар сербского кризиса, снова назначил Конрада, правда, к этому времени, благодаря дружбе с Францем Фердинандом, Оскар успел стать наместником Боснии и Герцеговины, что частично удовлетворило его непомерные амбиции и заставило отвлечься от дальнейшей борьбы.

– Да, этому Оскару надо вручить Оскара за все его интриги, – неожиданно ляпнул я, совершенно забыв, что известная американская кинопремия ещё не изобретена. Собеседники обратили ко мне свои взгляды, в которых легко читалось беспокойство по поводу моего состояния после длительной дороги и утреннего происшествия. Чтобы отвлечь их от ненужных размышлений, я решил вновь взять инициативу в свои руки:

– Насколько я понимаю, гулять и рассматривать местные достопримечательности вряд ли будет разумно.

– Ваше Величество, предлагаю Вам и Григорию Ефимовичу спокойно позавтракать, а мы, господа, должны вместе внимательно изучить подробную схему Дворца Конак, которую по случаю я раздобыл, – приятно улыбнулся нам Маврокордато, и я в очередной раз поразился, во-первых, как быстро этому молодому дипломату удалось перезнакомиться и подружиться с половиной Европы, а во-вторых, как послушно ему внимали два солидных полковника и бывалый дипломат Игельстрём. Похоже, что, как только Владимир Николаевич Коковцов перестанет в силу возраста соответствовать своей высокой должности, у меня есть прекрасный кандидат на место министра иностранных дел Российской империи.

Глава 69

Вообще-то гостиница славилась далеко за пределами Сараево своим богатым шведским столом. Если вам кажется, что это какая-то новомодная выдумка, то вы ошибаетесь. История шведского стола берёт своё начало ещё в XVIII веке. Тогда, правда, он назывался бутербродным и практиковался в богатых семьях, чтобы гости могли перекусить и пообщаться, пока прислуга готовилась подавать горячие блюда. На официальном уровне шведский стол заявил о себе в 1912 году, когда Стокгольм принял у себя Всемирную выставку. Для мероприятия гостям был организован специальный зал, где подавали шведскую еду в формате шведского стола.

Идея отличная – выбирай на здоровье и получай удовольствие. Полная свобода и демократия в еде. Однако по понятным причинам, связанным с нашей безопасностью, мы с Распутиным завтракали у меня в спальне, что живо напомнило мне бессмертное булгаковское: «А где же я должен принимать пищу? В спальне!».

В итоге завтрак был классический боснийский. Официант, сервировавший стол под внимательным присмотром двух наших телохранителей, выставлял тарелочки со всякими вкусностями и громко произносил их названия. Так я понял, что уштипци – это маленькие шарики жареного теста со сладкой или солёной начинкой, пексимети – жареные мини-хлебцы, а пура – кукурузная каша, щедро заправленная маслом, с белоснежными ломтиками домашнего сыра, призывно лежащими на тарелочке рядом. Всё было необыкновенно вкусно, особенно меня поразил кофе – настоящий турецкий, который подавали в традиционном медном кофейнике под названием джезва. Это как раз тот самый кофе, от которого сердце начинает учащённо биться, а настроение становится по-настоящему праздничным.

За столом мы сидели вчетвером – я с Распутиным и два телохранителя, они же по совместительству и дегустаторы. Прежде чем мы могли прикоснуться к блюдам, они отрезали небольшой кусочек и съедали его, а уже минут через 10–15 наступала наша очередь. Конечно, от медленных ядов такой ритуал спасти не мог, но от отравления модными в Европе цианидами защищал вполне надёжно. Правда, была в этой странной процедуре и отрицательная сторона – блюда остывали и теряли часть своего аромата и девственной привлекательности, пока мы получали возможность относительно безопасно насладиться ими.

Когда дело дошло до кофе, оба телохранителя как по команде встали и покинули нас, а мы с Григорием Ефимовичем наконец получили возможность поговорить. Перед нашим заселением номер был самым тщательным образом обследован специалистами, чтобы не допустить наличия подслушивающих устройств. Если вам кажется, что сто с небольшим лет назад мы все были наивными и технически отсталыми, то вы, дорогие читатели, ошибаетесь. Моя техническая разведка ещё в 1907 году сообщила о новой разработке высокочувствительного угольного микрофона в лаборатории американской компании «General Acoustics Company». А ещё через три года появился портативный вариант диктографа, который мог использоваться для скрытого прослушивания. Устройство получило название «Detective Dictograph» и широко применялось спецслужбами и частными агентствами во всём мире. Так что приходилось быть начеку!

– Григорий Ефимович, каковы предчувствия перед предстоящей встречей?

– Ваше Величество, тревога гложет меня. Вроде бы начнётся всё ровно, а потом вмешаются какие-то бесовские силы. Стараюсь присмотреться, да как будто кто-то туман напускает. Всё плывёт, никакой конкретики сказать не в силах.

– Ещё бы, – подумал я. Мы же вступили в область совершенно неизведанного. Как сейчас модно выражаться – на наших глазах творилась история. Это вызывало очень странное ощущение где-то на границе между физическим и психоэмоциональным. Даже не знаю, как точнее описать свои ощущения – внутренний зуд, беспокойство, растерянность. Иногда в такие моменты само изображение реальности словно начинало плыть и слегка размываться, как если смотреть на предметы, расположенные на изрядном расстоянии через тёплые токи воздуха над горящим костром. Впервые я столкнулся с этим явлением в момент, когда молния «внезапно» поразила Троцкого на Дворцовой площади, второй раз – когда мне сообщили о смерти Ленина. Тогда я не придал этому большого значения, списав на ухудшение зрения на почве постоянных стрессов и тяжёлой работы, но потом понял, что явление это никак не связано со зрением, а является отражением неких метафизических изменений окружающего мира, не предусмотренных изначальным планом Создателя.

– Бесы? Как у Фёдора Михайловича Достоевского?

– Что-то типа того, только не свои российские, а заграничные.

– Призрак бродит по Европе, он заходит в каждый дом, он толкает, он торопит: «Просыпайся! Встань! Идём!»

– Какой дивный стих. Кто автор сего пиитического варианта начала Манифеста Коммунистической партии?

– Точно не помню, – на голубом глазу соврал я Распутину, ибо не мог признаться, что написал это стихотворение поэт Михаил Светлов, и не ранее чем через полтора десятилетия вперёд от точки нашего временного нахождения.

– Это хорошо, но не совсем точно. К коммунизму наши бесы отношения не имеют, они представители, я бы сказал, совсем иного лагеря.

– Но это хотя бы реальные люди? – на всякий случай уточнил я.

– Не совсем, – от этих слов Распутина лёгкий холодок пробежал по моей спине. – Это скорее идеи и интересы.

– Ну хотя бы не истинные выходцы из ада, и то спасибо, – я натужно улыбнулся.

– Точной границы между истинными и эфемерными не наблюдаю, – Распутин внимательно смотрел на меня. Вдруг глаза его закатились, чего не было уже очень давно, и страшным голосом он прорычал предсказание: – Бойся, бойся, всех бойся. Удар будет страшным и неожиданным!

Глава 70

Дворец Конак оправдал мои самые лучшие ожидания, он был даже солиднее и в тоже время изящнее, чем на фотографиях. В его архитектурном дизайне явно прослеживалось влияние османских стилей, в описании особенностей которых я, право слово, не силён. Основательное трёхэтажное каменное здание тёмно-коричневого цвета смотрелось бы, вероятно, мрачно, если бы не масса белоснежных архитектурных деталей, начиная с милых поперечных полосок на колоннах и заканчивая резными каменными наличниками. Перед входом в здание была разбита солидная клумба, на которой буйствовали розовые кусты с огромными цветками ярко-красного цвета. Две огромные голубые ели чуть в стороне от главного входа, словно мужественные телохранители, оберегали покой дворца.

Первый этаж был оборудован просторной верандой, украшенной высокими мраморными перилами. Окна первого этажа были совсем небольшими, буквально половинками от своих «сестёр», украшавших второй и третий этажи. Сам третий этаж заметно выдавался вперёд за счёт мощного ризалита, явно претендовавшего на звание самого богатого и роскошного элемента фасада.

Сбоку от дворца расположилось странное помещение, напоминающее бетонный бункер. По сути, оба строения были единым целым – их соединяла короткая галерея на уровне второго этажа, однако они были настолько различны по архитектуре, что приятнее было считать их разными строениями, не имеющими друг с другом никаких родственных связей.

– Это то, что мы обсуждали? – тихо спросил я у идущего рядом Маврокордато и показал глазами на бункер.

– Да, это те самые служебные помещения, точных данных о которых у нас нет, так как эта часть закрыта для гостей и засекречена.

– Выглядит удручающе, – честно признался я.

– Это всё детали, главное, чтобы переговоры прошли успешно, – тихо произнёс Маврокордато.

На мраморной веранде нас приветствовал сам хозяин дома – Оскар Потиорек. Несмотря на высокое воинское звание фельдцейхмейстера, одет он был сегодня не по форме, а в строгий деловой костюм тёмно-шоколадного цвета, явно пошитый точно по фигуре владельца в одном из лучших модных домов Европы.

– Ваше Величество, разрешите на правах организатора высочайшей встречи от всей души приветствовать Вас в моей скромной резиденции, – немецкий у Оскара был великолепен, хотя и выдавал его австрийское происхождение.

– Здравствуйте, господин наместник!

– Называйте меня, пожалуйста, Оскар, так будет проще и удобнее, – наместник несколько вымученно улыбнулся.