Дары маготворцев

– И что было дальше?

– Ничего. Мне тяжело причинить вред, даже если хорошенько постараться. Я оттолкнула его и убежала.

– Этого не может быть! – у Ланы аж голова закружилась от слов лучшей подруги. Но не доверять ей она не могла. Ведь они вместе росли, играли, воспитывались, делились страхами и сокровенным, не скрывая даже малейших тайн. Были друг другу опорой и поддержкой и старались надолго не расставаться.

От боли в сердце принцесса закрыла глаза.

– Прости, я не хотела тебе рассказывать об этом. Считала, что лучше никому не знать о произошедшем. Только врать тебе я тоже не могла.

Лана обняла подругу, попыталась её успокоить, а после проводила до её комнаты.

Когда девочка пришла обратно в свою башню, из её глаз хлынули слёзы. Она проплакала всю ночь, так и не сумев заснуть. Лана думала только о том, что не хочет иметь с принцем Элиасом ничего общего. Она открылась ему, а он её предал.

Утром никто так и не спросил у Ланы, почему у неё красные глаза. Все думали, что она ночью решила искренне оплакать свою былую беззаботную жизнь и попрощаться таким способом с Морабатуром.

На завтрак пришли те же самые люди, что присутствовали на вчерашнем пиршестве. Они весело обсуждали предстоящую свадьбу, принца и принцессу.

Лана же не сводила с Элиаса глаз, наблюдая за тем, как тот улыбался обслуживающим его служанкам.

Наконец всем захотелось узнать мнение Ланы касательно грядущей церемонии. Король Симеон, довольный тем, что отношения двух королевств скоро наладятся, обратился к дочери.

Она встала из-за стола и, шокировав присутствующих, во всеуслышание заявила:

– Я не выйду замуж за этого мерзавца!

Глава 4

Вой грима

Волшебная Долина, совершенная, прекрасная и единственная в своём роде, являлась обителью для созданий, внешне схожих с людьми, но сильно отличавшихся от них по натуре. Они жили в мире и согласии друг с другом без распрей и войн. Их души, чистые и добрые, не ведали зависти, ненависти и злых помыслов. Им был судьбою предначертан необычайно долгий и полный счастья жизненный путь, а их сила и мудрость не знали границ. Каждый из них обладал магическими способностями, и звались эти создания маготворцами.

Маготворцы создавали огонь из ничего и вызывали воду к себе, если нуждались в ней. Они могли исчезнуть в одном месте и в то же мгновение появиться в другом. Любые вещи перемещались по воздуху, стоило им только подумать об этом. Они и сами могли так перемещаться, если им наскучивало ходить по земле. Всё, чего они хотели, могло быть создано с помощью магии: будь то еда, или дождь, или снег.

Понимая язык животных, маготворцы жили в гармонии с природой и бережно к ней относились. Они находились в постоянном поиске знаний и открытий. Некоторые из них покидали Волшебную Долину, чтобы исследовать мир. Возвращались далеко не все.

– Ты определённо делаешь успехи в чтении, – похвалил Дилана Раймунд.

Старик стоял над кипящим котлом, держа сушёных паучков в одной руке и листики гелиотропа в другой, в готовности вот-вот закинуть их в воду. Он всё равно продолжал внимательно слушать юношу, изредка поправляя его, если тот читал слова неправильно.

– Спасибо, – ответил Дилан. Он держал в руках «Историю маготворцев: от их возникновения и до Времён Великого Восстания. Часть 1», написанную неким Фредериком Мудрым. – Я понимаю, что мне необязательно учиться чтению или искусству счёта, например, потому что я не благородных кровей, но мне это очень интересно. Честно.

Идея научить Дилана читать давно пришла в голову Раймунду. Поначалу Абнар противился этому, но потом согласился и иногда даже сам помогал сыну в чтении. Вдвоём они учили его сначала буквам, что давалось тому с трудом: мальчик никак не мог запомнить, как выглядит тот или иной символ и какой звук он обозначает.

Раймунд решил, что если к каждой букве приводить примеры соответствующих ей животных или растений, их будет легче запоминать. Так и вышло.

Затем маленькому Дилану показали, как буквы складываются в слоги, слоги – в слова, а слова – в предложения. Мальчик быстро учился, и уже через пару недель он легко читал по слогам.

После успехов в чтении его начали учить считать. И всё по той же схеме. Первым делом надо было запомнить названия цифр, хотя бы первых десяти, дальше перешли непосредственно к счёту.

Абнар заносил домой десяток камешков, раскладывал их на столе. А Дилан усердно старался запоминать, что если к одному камешку положить другой, их станет два, положить ещё один – три, и так далее.

Наибольшие проблемы пришлось испытать в попытках научить мальчика писать. Раймунд с лёгкостью готовил чернила, а Абнару не составляло труда заточить перья для письма, только толку от этого было мало.

Дилан старался как мог. Он долго-долго выводил буквы на пергаменте. Только получались у него всё время какие-то непонятные зазубрины. Когда он пытался соединить эти зазубрины вместе, становилось и того хуже. В конце концов Абнар с Раймундом эту затею оставили, решив, что мальчик и так уже многому научился.

Тем не менее Дилан втайне от них учился писать. Если отца не было дома, а к Раймунду ему идти не хотелось, он садился на скамейку, клал пергамент на стол, рядом ставил чернила, брал в правую руку перо и начинал упорно заниматься. Через несколько самостоятельных уроков соединённые зазубрины стали превращаться в волны, а волны в итоге становились красивыми словами. Пусть с ошибками, зато красивыми.

– Кто такой Фредерик Мудрый? – поинтересовался Дилан.

– Как будто бы обычный человек, – сказал Раймунд, забрасывая в котёл листья и паучков. Он взял большую деревянную ложку в левую руку и, медленно перемешивая варево, продолжил. – Не могу сказать точно, кем был этот Фредерик. Он много путешествовал, изведывал мир. Уже в глубокой старости начал записывать всё, что когда-либо видел в жизни. А видел он многое. Знал ли он лично маготворцев? Сложно сказать. Вполне возможно, что и знал. Человек, подробно описывавший Времена Великого Восстания, явно должен был быть свидетелем тех событий, не говоря уже о личном знакомстве с кем-нибудь из маготворцев. Потому что, если верить книге, тогда-то маготворцы и перестали существовать.

– Что с ними могло случиться? Они ведь владели магией. Неужели и она бессильна против смерти? – Дилан удивился и возмутился от того, что такие великие создания, как маготворцы, навсегда исчезли из этого мира. А Раймунд тем временем выливал в котёл красную жидкость из крупного пузырька. Что-то хлопнуло, и над котлом образовался фиолетовый дым. По хижине распространился яблочный аромат.

– Долгая история, – начал Раймунд. – Притаившись в своей Волшебной Долине, они немного знали о том, что творилось за вершинами гор, скрывавших их от всего мира. Было немало любопытных маготворцев, которые покидали свой дом, но только единицы из них возвращались. Однако и они ничего нового не могли поведать, так как боялись заходить слишком далеко. Всё, что приносили с собой, – лишь краткие рассказы про дивную природу, странных зверей и необычных птиц.

Однажды одному из них улыбнулась удача. Таддеус Бонамадж, самый могущественный чародей своего времени, сделал поистине удивительное открытие, навсегда изменившее их мир. Он повстречал людей.

То, что Бонамадж увидел, шокировало его. Это были жадные до власти, эгоистичные, завистливые и блудливые существа, жизнь которых показалась ему дикой. У них отсутствовали магические способности, даже малейшая предрасположенность к ним. Они не могли ни летать, ни управлять погодой. Тот же огонь эти существа создавали, ударяя камни друг о друга, а за водой ходили к ближайшим речушкам. Сами ходили: не вызывали воду к себе и даже не перемещались к ней по воздуху. Гармония с природой у них напрочь отсутствовала, они её разрушали, а птицы и звери служили им всего лишь пищей. Их жизнь, пусть и короткая, была наполнена болью, отчаянием и страданиями.

Прожив среди людей некоторое время, Таддеус проникся жалостью к ним. Они казались ему странными и примитивными, но в то же время слабыми и беззащитными как по отношению друг к другу, так и к окружающему их миру.

Бонамадж вернулся в Волшебную Долину и рассказал о своей находке всем маготворцам, которых шокировало услышанное. Таддеус ждал поддержки с их стороны. Он надеялся, что вместе они смогут помочь людям, направят их на путь истинный и сделают равными себе. Вот только ему посоветовали оставить эту идею и никогда больше не возвращаться к людям.

Желая всем сердцем помочь этим созданиям и будучи самым могущественным чародеем своего времени, Бонамадж создал волшебные камни и наделил каждый из них определённой силой.

Стоило обычному человеку взять один из этих камней в руку, он становился обладателем той способности, которую даровал ему камень. А было их много. Одни давали силу воды или силу огня. Другие позволяли летать или исчезать, понимать животных или даже превращаться в них, видеть будущее или замораживать предметы. И это ещё далеко не всё.

Я не знаю, сколько их всего существовало и какой ещё силой они могли наградить своего обладателя. Мне известно, что их разнообразие было велико. Все они имели особую форму. Отличались друг от друга по цвету. Каждый носил собственное имя.

Таддеус раздал созданные камни людям в надежде на то, что они помогут им упростить жизнь, внеся в неё немного магии. Помогут объединить их и навсегда забыть про ссоры, войны и разногласия.

Люди удивились таким дарам от Бонамаджа и несказанно им обрадовались. Между ними забылись все споры да обиды, воцарилась гармония. Они стали частью чего-то целого. Эгоизм сменился на взаимную поддержку. Ведь только вместе люди могли стать счастливыми, использовать камни по их предназначению и творить настоящие чудеса.

К несчастью, блаженство людское было недолгим.

Благодарные за волшебные камни, люди стали восхвалять Таддеуса и поклоняться ему. Поначалу такое отношение удивляло маготворца, однако он быстро начал получать от этого удовольствие.

Таддеус не желал больше возвращаться в Волшебную Долину. Ему хотелось остаться среди существ, провозгласивших его своим Властелином. И чем дольше он с ними жил, тем сильнее развращалась его душа. Он становился похожим на тех созданий, которых увидел в первый раз: жадных, мерзких, эгоистичных, завистливых, порокам которых не было конца.

Жажда абсолютной власти захватила его разум. Обучив людей владеть даваемой камнями силой, Таддеус Бонамадж вместе с людским королём Панкрасом Бессердечным отправился войной на тех, кого когда-то считал своей семьёй, своими друзьями и близкими.

Простой народ восстал против маготворцев. Это была жестокая, кровопролитная битва. Она унесла тысячи жизней, и её назвали…

– Временем Великого Восстания, – закончил Дилан.

– Да, мой мальчик, всё верно.

– И всё-таки я не понимаю, что же стало с маготворцами? – не унимался Дилан.

– Их перебили, всех до единого, – хладнокровно сказал Раймунд.

Он потушил огонь в камине. Дым распространился по дому, но пахло почему-то не им, а мятой, и даже глаза при этом не разъедало. Седобородый старик схватил котёл голыми руками…

– Стойте, вы же сейчас… – воскликнул юноша, будто был в силах что-то исправить.

…и поставил его на стол перед Диланом.

– …обожжётесь, – тихо и с изумлением закончил Дилан, рассматривая сморщенные руки Раймунда, на которых не было ни единого ожога.

– Дак он не горячий, – рассмеялся старик. – На вот, сам потрогай.

Дилан отложил книгу в сторону и осторожно протянул руку. От котла явно веяло теплом. Юноша резко прикоснулся к медной стенке и отдёрнул руку. Затем снова протянул её и приложил ладонью к котлу. Холодному. Странно всё это.

– Получается, в Восстании победили люди во главе с Таддеусом и Панкрасом. На этом всё? – спросил Дилан, убрав руку от холодного котла.

– Да, мой мальчик. История умалчивает о том, что же произошло потом на самом деле. Ходят слухи, что после победы Бонамадж перебил всех людей, которые отправились с ним сражаться. Затем он уничтожил и волшебные камни, чтобы оставаться единственным, кому подвластна магия. Его вскоре стала интересовать её чёрная сторона. Он досконально изучил тёмную магию, восхищался ею, а она, как личинки паразитирующих ос, медленно пожирала его изнутри и в конце концов уничтожила его.

– Ну и жуть, – с отвращением сказал Дилан.

– Я заметил, что у тебя трясутся руки. Волнуешься? – поинтересовался Раймунд.

– Сегодня к нам приезжает командующий кормеумовской армией со своей свитой. Они набирают пополнение. И отец надеется, что я им подойду.

– Надо же. Удивительно, что ты сейчас сидишь здесь со мной, а не готовишься встречать гостей.

– Отец попросил у градоуправителя официальное разрешение на то, чтобы меня выпустили за пределы города поохотиться. Он сказал, что если я поймаю дичь или пристрелю лань, а потом принесу добычу домой, командующий оценит мои навыки охотника. И тогда мои шансы попасть в их ряды, хотя бы оруженосцем, заметно повысятся.

– А я-то думал, зачем ты принёс с собой лук и колчан со стрелами. Что ж, у меня нет ни капли сомнений в том, что ты справишься с охотой, а потом и отбор успешно пройдёшь. Не стану таить, меня огорчает мысль о том, что наши встречи с тобой станут редкими или прекратятся вовсе, – с грустью сказал старик.

– Вообще-то меня ещё никуда не взяли, поэтому нет и повода расстраиваться. А если мне повезёт, я тоже буду по вам сильно скучать, – Дилан встал со скамейки подошёл к старику и обнял его. Раймунд похлопал юношу по спине в ответ на объятия и сказал:

– Ладно, хватит грустить. Подай-ка мне лучше свои стрелы.

«Хмм, для чего они ему?» – подумал Дилан, но всё равно повиновался и принёс их.

Раймунд взял парочку стрел и макнул их наконечники в содержимое котла.

– Зачем это? – удивился юноша.

– Я не уверен, конечно, что приготовил зелье правильно, – сказал старик, почесав затылок, – однако польза от него должна быть.

Раймунд вынул стрелы из котла, взглянул на стекающую с наконечников фиолетовую воду и продолжил:

– Теперь эти стрелы попадут точно в цель, если в этом будет жизненно важная необходимость. На, держи.

Дилан аккуратно взял их в руки и положил обратно в колчан. Затем закинул его за спину, подошёл к стоящему возле сундука луку, взял его в правую руку и, поблагодарив Раймунда, вышел из хижины. Времени оставалось немного, поэтому действовать ему нужно было быстро.

Сегодня Дилану наконец-то позволили выйти из города официально. Ему не придётся прятаться и бояться быть кем-то увиденным или услышанным. Дилану в кои-то веки не надо тайком пролазить через проём в стене, окружающей Кормеум, ведь у него есть разрешение градоуправителя, дающее право выйти через Парадные Врата.

К слову, эти самые Врата находились в Торгажнике, а до него идти недалеко. Надо всего лишь пройти через мост, разделяющий Вшивник и торговый центр Кормеума, потом пройти через площадь, а дальше дорога, пролегающая по рынку, как раз к ним и выведет.

Проходя через площадь, Дилан удивился большому скоплению людей. Ему приходилось протискиваться сквозь толпы жаждущих что-нибудь приобрести или стащить.

«Неужели приехали купцы и торговцы из соседних королевств?» – задумался юноша, продолжая двигаться дальше.

Дойдя до эшафота, Дилан понял причину такого ажиотажа: жителей города ждало представление в виде показательной казни очередного провинившегося.

– Как обычно, в центр пришли самые бессердечные, – решил юноша. – Нормальные же люди сейчас издалека сочувственно глядят на творящийся абсурд.

На его удивление, около виселицы стояла молодая женщина в изорванном платье. Позади неё на троне восседал градоуправитель и скучающе озирался по сторонам.

Пока писарь оглашал народу надиктованный градоуправителем смертный приговор, провинившаяся рыдала и умоляла пощадить её новорождённое дитя. Зрители же ликовали от восторга. Как будто их самих когда-нибудь не постигнет та же участь.

– Тоже мне, нашли себе представление, – возмутился Дилан.

Только одна маленькая девочка плакала, кричала «мама» и пыталась взобраться на эшафот.

Когда палач накинул женщине петлю на шею, юноша понял, что больше не в состоянии видеть эту жестокую и полную несправедливости картину. Он решил поскорее убраться оттуда.

Парадные Врата находились между двумя сторожевыми башнями. Они представляли собой широкие, высокие и толстенные железные ворота, за которыми находилась металлическая решётка. Она закрывала проход к поднятому деревянному мосту.

Приблизившись к Вратам, Дилан достал из переднего кармана своего жилета свёрнутый в несколько раз пергамент, развернул его и показал стражнику. Тот взял его в руки, внимательно прочитал, убедился в наличии печати градоуправителя и приказал пропустить юношу дальше.

Когда перед Диланом открывали ворота, он чувствовал себя особенным, важной персоной, ведь редко кто из жителей покидал Кормеум.

Пройдя под поднятой решёткой, а затем через опущенный мост, юноша оказался за пределами города. Даже воздух тут был другим – чистым и приятным. Теперь оставалось только выследить зверя или поймать птицу.

* * *

Дилан вышел из дубравы и оказался в сосновой роще с небольшими лужайками. Бродя по роще, юноша внимательно всматривался в каждую поломанную веточку, лежащую на земле, в каждый сорванный листик в надежде обнаружить следы.

Он прошёл ещё немного вперёд и наткнулся на ровную линейку двойных отпечатков удлинённой и заострённой на конце формы, которые вели вглубь леса. Следы были свежими. Идя по ним, Дилан видел оцарапанные рогами деревья. На некоторых из них кору оторвали совсем недавно.

Вскоре юноша обратил внимание, что следы ведут в глубокие заросли.

Дилан, неплохо ориентировавшийся на местности, не считал себя хорошим следопытом. Поэтому он решил, что в дальнейшем пути смысла нет. К тому же рядом с зарослями находилось лежбище ланей. Дилан знал, что с наступлением сезона зрелости у них начинается период гона, и лани становятся менее осмотрительны. Из-за привязки к своим тропам и привалам подстрелить их не составит труда. Надо только запастись терпением и немного подождать.

Дилан выбрал себе в пятидесяти шагах от лежбища подходящее дерево, окружённое высокой травой, спрятался за ним и стал наблюдать.

Где-то вдали послышался хруст веток. Впереди между деревьями промелькнуло тёмно-коричневое пятно. Дилан затаил дыхание, медленно приподнялся и увидел стоявшую у лежбища лань.

Он тихо подкрался к своей жертве и остановился. Потом достал правой рукой из находящегося за спиной колчана стрелу, вставил её в гнездо на тетиве, натянул, отведя лопатку назад, коснулся тетивой подбородка и прицелился.

Лань стояла неподвижно.

Дилан сделал глубокий вдох в готовности на медленном выдохе поразить животное.

Вдруг кто-то громко хлопнул в ладоши. Услышав непонятный звук, лань скрылась в зарослях.

– Идиот. Ты спугнул её, – возмутился Дилан, лишившийся своей добычи.

– Интересно, а у тебя есть разрешение на выход из города? – спокойно спросил Олден, лицо которого было слегка отёкшим, а под левым глазом светился синяк.

– Представь себе, – сквозь зубы выдавил Дилан. Ему хотелось сию же минуту метнуть стрелу в голову этого засранца. Не пропадать же ей зря. Вместо этого он опустил лук.

– Значит, сегодня всё официально? – демонстративно удивился Олден, сохраняя при этом прежнее спокойствие, чем ещё сильнее выводил Дилана из себя. – А градоуправителю известно о твоих неформальных посещениях данных мест? Ты же частенько выходишь из города без его согласия, не так ли? Охотишься здесь. Приносишь домой незаконно пойманную добычу, не платя при этом налога. В конце концов бегаешь на могилу к матери, – с усмешкой сказал он, делая акцент на каждом слове, связанном с нарушением правил.

Гнев Дилана сменился на лёгкую тревогу.

– Ты не сможешь доказать этого. А вот мне ничего не мешает подстрелить твои ноги, дотащить тебя до города и предать на суд Гранвилла. Даже отец тебя не отмажет. У тебя-то как раз нет разрешения сейчас быть здесь, верно? – спросил Дилан, уже заранее зная ответ.

– Всё верно, Дилан, его нет.

– Что тогда привело тебя сюда? Решил поохотиться? – тревога теперь сменилась сомнениями, но юноша понял, что Олден не собирается его выдавать.

Олден отрицательно покачал головой.

– Ещё бы. Вряд ли ты умеешь. Неужели решил отомстить мне за вчерашнее? – усмехнулся Дилан.

– Почему бы и нет? В городе решат, что тебя загрызли звери, – с холодным и уже пугающим спокойствием ответил Олден. – Кроме твоего папаши и того полоумного старика с палкой тебя всё равно никто не хватится. Одной жалкой вошью больше, другой меньше.

– Без Толстона и Делисии ты не несёшь никакой угрозы, значит, не по мою душу ты пришёл сюда.

Дилана вдруг осенило.

– Кажется, я знаю, зачем ты здесь. Если не ошибаюсь, твою мать загрызли акри, когда она гуляла за пределами Кормеума? Ты был совсем ещё ребёнком.

– И что с того? – обозлился Олден.

Взгляд Дилана упал на левую руку своего неприятеля.

– У тебя кровь?

Затем юноша поднял глаза, и ему стало жутко от того, что он увидел впереди.

– Причём тут… Эй, куда это ты так уставился? – с удивлением спросил Олден.

– Стой, замри, – испуганно прошептал Дилан, не отрывая глаз от существа, находящегося позади Олдена.

– Что? Что там происходит? – запаниковал Олден, услышав за спиной непонятное шипение.

– Молчи и не оборачивайся. Прошу тебя.

Сердце Дилана бешено колотилось. Он снова поднял свой лук, приложил всё ещё находящуюся в правой руке стрелу на тетиву, натянул и стал целиться. Ему казалось, что прошла уже целая вечность, настолько медленно он всё делал.

Ужасающая лохматая тварь бурой окраски с тёмно-зелёными полосками вдоль спины медленно приближалась к Олдену. Её зелёные глаза источали злобу. Из продолговатой и узкой короткошерстной морды исходило вызывающее страх шипение. Из пасти обильно вытекали на землю слюни. Зверь был готов вот-вот наброситься на беспомощного Олдена и разорвать его тело передними лапами с четырьмя длинными и острыми когтями на каждой. Он выжидал лишь подходящего момента.

Дилан сделал неровный глубокий вдох. Он отчаянно держал лук дрожащей рукой, боясь его уронить. Как вдруг его посетила пугающая мысль: «Акри никогда не нападают поодиночке».

– Сзади! – крикнул Олден, но было поздно.

Длинный змееобразный хвост обвился вокруг лодыжки Дилана, резко потянул назад и повалил его на землю. Лук выпал у него из руки. Зверь прыгнул юноше на грудь, вцепился ногтями в плечо и разинул пасть, собираясь перегрызть ему горло. Хвост всё сильнее сжимал ногу Дилана. Ему стало невыносимо больно.

Залитый слюнями юноша воткнул находящуюся всё это время в руке стрелу зверю в грудь. Акри отпрыгнул от своей жертвы и зашипел. Он собирался снова напасть.

Дилан, вовремя подобравший свой лук, уже отпустил натянутую тетиву, вонзив стрелу в зелёный глаз чудовища, тут же упавшего замертво.

Олдена и второго акри поблизости не было. Тяжело дыша, юноша бросился искать их с надеждой, что сын командующего стражей Синей стрелы ещё жив.

Дилан бежал, спотыкаясь о корни, по лесу. В боку кололо, но он не останавливался. Услышав протяжный крик, юноша ускорился. Он выбежал на лужайку и увидел борющегося за свою жизнь Олдена, который старался ногами оттолкнуть от себя зверя. Его левую руку обвивал акриный хвост. Правой рукой, истекающей кровью, он пытался не дать зубам животного впиться ему в горло.

Неожиданно хвост акри ослаб, зубы перестали смыкаться. Олден увидел, как стрелы одна за другой вонзаются в мерзкое лохматое тело. Упавшее на него существо больше не дышало. Дилан подбежал к ним и помог сбросить с Олдена тело мёртвого акри.

– Тяжёлый попался, – выпалил Дилан.

Неживые глаза зверя сменили зелёный цвет на чёрный с многочисленными красными линиями. На морде стали отчётливо видны готовые вот-вот лопнуть вены. Дилан вынул из трупа одну из стрел, вытер её о штанину и стал внимательно всматриваться в окрашенный в фиолетовый цвет наконечник.

«Да уж, каких только зелий не готовит Раймунд, – задумался Дилан. – Зато животное моментально погибло от попавшего в кровь яда».

Олден не знал, как нарушить неловкое молчание, в то же время держать язык за зубами он не мог.

– Спа-спасибо, – выдавил Олден, сидя на земле.

– Ага, – переводя дыхание, сказал Дилан. Он внимательно осмотрелся по сторонам: других акри поблизости не было видно. Его взгляд задержался на руке Олдена, многочисленные укусы которой закрывала сочащаяся красная жидкость. – Надо бы тебе кровь остановить, а то ещё присоединишься к этому чудовищу, – кивнул юноша в сторону убитого акри.

– Я не чувствую боли, что странно. Если бы ты вовремя не подоспел…

– Не думай об этом, всё позади, – Дилан оторвал нижнюю часть своей туники, нагнулся к Олдену, обмотал ею искусанную руку на месте чуть выше ран, затянул и сделал небольшой узелок. С его плеч стекали мерзкие пахнущие гнилью слюни этой твари и едва не задевали руки Дилана. – Надо в город поторопиться, иначе без руки останешься. У тебя и левая-то уже вся синяя. Идти можешь?