Хроники теней и света 4

Михаил Гинзбург

Хроники теней и света 4

Глава 91: Сердце Плачущего Леса

Отряд

Дорога из Долины Теней, где пепел их павших товарищей смешался с прахом безмолвных врагов, была дорогой скорби и отчаянной решимости. Они шли на север, к Нордхольму, неся на импровизированных носилках тяжелораненого брата Финнеана. Старый монах, хранитель северных легенд, то приходил в себя, делясь обрывками знаний о предстоящем им пути, то снова впадал в забытье, его прерывистое дыхание отдавалось болью в сердцах его спутников. Йорген, единственный оставшийся воин Кингсбриджа, был мертв. Их отряд поредел, силы были на исходе, но цель – Плачущий Лес, первый «узел» Спящего, который им предстояло исцелить, – манила их, как единственный огонек в беспросветной тьме.

По мере того как они приближались к границам Нордхольма, суровый, пепельный пейзаж юга начал уступать место более привычным северным ландшафтам. Холмы, покрытые редким, жестким кустарником, сменились дремучими хвойными лесами, а воздух, хоть и был по-прежнему холодным и пронизывающим, уже не нес в себе того запаха смерти и тлена. Но и здесь ощущалось беспокойное дыхание израненного мира. Леса были тихими, почти безжизненными, а редкие деревни, встречавшиеся им на пути, выглядели заброшенными или настороженно-враждебными.

Когда они наконец достигли первого крупного поселения Нордхольма – небольшого, укрепленного острога на берегу замерзшей реки, – их встретили с оружием в руках. Суровые бородатые воины в кожаных доспехах и рогатых шлемах с подозрением смотрели на их потрепанный отряд, на монашеские рясы спутников Алекс, на ее собственное, чужеземное лицо.

«Кто вы такие и что вам нужно в землях Ярла Бьорна?» – грубо спросил их предводитель, здоровенный воин с секирой наперевес.

Алекс шагнула вперед. «Меня зовут Алекс. Я была здесь раньше. Я союзница Ярла Бьорна в войне против Заракхана. Мы пришли с миром. И с просьбой о помощи».

Имя Алекс, похоже, еще не забыли в этих краях. Воин нахмурился, затем, узнав ее или поверив ее словам, опустил секиру. «Королева Алекс… – пробормотал он. – Мы слышали, что ты погибла на юге. Рады видеть, что это не так. Но времена сейчас тяжелые. Ярл Бьорн… он не здесь. Он на западе, пытается сдержать набеги каких-то новых тварей, что лезут из болот. А старая Фрейдис… она совсем плоха. Говорят, ее дух почти покинул этот мир».

Новости были неутешительными. Без поддержки Ярла Бьорна их миссия становилась еще сложнее. Но отступать было поздно. Алекс рассказала о цели их прихода – об «Очищающей Песни» и Плачущем Лесе. Воины слушали ее с недоверием, но и с затаенной надеждой. Проклятый Лес был занозой в сердце Нордхольма, источником страха и отчаяния для всех, кто жил поблизости.

Им позволили войти в острог, дали немного еды и теплое помещение для отдыха. Брат Кассиан немедленно занялся братом Финнеаном, чье состояние ухудшалось с каждым часом. Старый монах был в бреду, он говорил о духах леса, о древних рунах, о Сердце, которое плачет кровавыми слезами.

«Мы должны спешить», – сказал Ларс, его лицо было бледным от усталости и тревоги за старого монаха. «Каждый час промедления… это еще одна капля яда в душу этого леса».

На рассвете, оставив тяжелобольного брата Финнеана на попечение местных знахарок (которые, хоть и с недоверием, но согласились помочь брату Кассиану), они выступили к Плачущему Лесу. Проводником вызвался быть один из молодых воинов острога, Эйнар, чья семья жила когда-то на опушке этого леса и погибла от его ядовитого дыхания.

Чем ближе они подходили к лесу, тем сильнее менялся мир вокруг. Воздух становился тяжелым, влажным, пах прелью и какой-то кислой гнилью. Деревья, даже на подступах к лесу, были скрюченными, их ветви покрыты липкой, черной слизью. А затем они увидели его – Плачущий Лес.

Это было зрелище, от которого кровь стыла в жилах. Огромный, темный массив деревьев, чьи стволы были искажены до неузнаваемости, их ветви переплетались, образуя непроницаемый, колючий свод. С этих ветвей, словно слезы, капала черная, маслянистая жидкость, которая, попадая на землю, шипела и дымилась, оставляя после себя выжженные пятна. Тишина здесь была не мертвой, а… страдающей. Казалось, сам лес стонал от боли, отчаяния и неутоленной скорби.

Ларс замер на опушке, его лицо исказилось от муки. «Цвета… – прошептал он. – Здесь… здесь нет цветов. Только чернота. И ядовито-зеленый. И… багровый, как запекшаяся кровь. "Песня" этого места… это непрерывный, разрывающий душу плач. Плач миллионов страдающих душ». Осколок на его груди горел холодным, тревожным светом.

«Здесь обитают духи скорби», – сказал Эйнар, их проводник, его голос дрожал. «Те, кто умер в этом лесу или рядом с ним, не находят покоя. Их души привязаны к этому проклятому месту, они бродят среди деревьев, оплакивая свою судьбу и ненавидя все живое».

Они вошли в лес. Под ногами хрустели сухие, почерневшие листья. Воздух был тяжелым, липким, дышать было трудно. Каждый шорох, каждый треск ветки заставлял вздрагивать. Сестра Лира шла впереди, чертя на земле и на стволах деревьев защитные руны, которые слабо светились в полумраке леса, отгоняя самые злобные тени.

Им пришлось разбить лагерь на небольшой поляне, где когда-то, возможно, стояла хижина лесника. Теперь здесь были лишь обугленные руины. Сестра Лира создала вокруг их лагеря мощный защитный барьер, но даже сквозь него они чувствовали леденящее дыхание Плачущего Леса.

Ночью никто не спал. Из глубины леса доносились странные звуки – то ли вой ветра в мертвых ветвях, то ли тихий, многоголосый плач, от которого волосы на голове становились дыбом. Иногда в темноте мелькали блуждающие огоньки – души неупокоенных, или глаза каких-то неведомых тварей.

Ларс, несмотря на усталость, пытался медитировать, вслушиваясь в «песнь» этого места, пытаясь найти в ней не только боль и отчаяние, но и… ключ к исцелению. Алекс сидела рядом с ним, ее рука лежала на рукояти меча. Она знала, что это только начало. Что самые страшные испытания ждут их впереди, в самом сердце этого проклятого, плачущего леса. Где-то там, среди искаженных деревьев и страдающих духов, находился «узел» Спящего. И они должны были его очистить. Или погибнуть, пытаясь.

Глава 92: Стражи Скорби

Алекс, Ларс, Рорик

Плачущий Лес жил своей собственной, извращенной жизнью. Каждый шорох, каждый вздох ветра в его мертвых ветвях, казалось, был наполнен скорбью. Деревья, искаженные до неузнаваемости, действительно плакали – черные, маслянистые капли срывались с их ветвей, шипя и дымясь на земле. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом гнили и отчаяния, а тишина, если она и наступала, была еще более гнетущей, чем непрерывный, едва слышный плач, который, казалось, исходил от самой земли.

Их маленький лагерь на обугленной поляне, защищенный рунами сестры Лиры, был островком хрупкого здравомыслия посреди этого безумия. Но даже здесь им не было покоя. Ночи были особенно тяжелы. Сны, если им удавалось уснуть, были полны кошмаров – теней, шепота, образов погибших друзей. А иногда им казалось, что за мерцающим барьером рун кто-то стоит и наблюдает за ними – безмолвные, скорбные фигуры, сотканные из тумана и отчаяния.

Брат Финнеан был очень слаб. Брат Кассиан почти не отходил от него, но древние знания Аэтельгарда были бессильны против той глубокой раны и того яда, что оставили в нем Пепельные. Старый монах часто бредил, говорил о духах леса, о древних тропах, о Сердце, которое нужно исцелить. Иногда в его словах проскальзывали обрывки легенд, которые Ларс жадно ловил, пытаясь найти в них ключ к пониманию этого места.

В одну из таких особенно мрачных ночей, когда холодный, сырой туман окутал лес, а плач деревьев, казалось, стал особенно громким и надрывным, Алекс не могла уснуть. Она сидела у догорающего костра, ее рука привычно лежала на рукояти меча. Образ Арнгрима, вернее, та пустота, что осталась на его месте, снова терзал ее. И рядом с этой пустотой все ярче разгоралось новое, теплое чувство к Ларсу – чувство, которое пугало ее своей силой и одновременно давало надежду.

Ларс тоже не спал. Он сидел неподалеку, глядя на огонь, его лицо было бледным и осунувшимся. Осколок на его груди слабо светился, словно пытаясь разогнать окружающий мрак.

«Ты тоже не спишь?» – тихо спросила Алекс.

Он вздрогнул, обернулся. «Это место… оно давит. Слишком много боли. Слишком много скорби». Он помолчал, затем добавил: «Я пытаюсь "услышать" его, этот лес. Понять его страдания. Но мой дар… он так ослаб. Я слышу лишь отголоски, обрывки "песен"».

«Ты делаешь все, что можешь, Ларс», – она подошла и села рядом с ним, так близко, что их плечи соприкоснулись. От него исходило слабое тепло, и этот простой человеческий контакт был сейчас дороже любых слов. «Мы все делаем все, что можем».

Они сидели молча, глядя на огонь. Вокруг них стонал и плакал лес, а за хрупким барьером рун сестры Лиры, казалось, сгущались тени. Страх, усталость, отчаяние – все это витало в воздухе, готовое в любой момент поглотить их.

«Мне страшно, Ларс», – неожиданно для самой себя прошептала Алекс. «Страшно, что мы не справимся. Что все это… было напрасно».

Он повернулся к ней, взял ее руку. Его ладонь была прохладной, но в его прикосновении была такая нежность, такая поддержка, что у Алекс на мгновение перехватило дыхание. «Мы не одни, Алекс», – сказал он так же тихо. «Даже если мой свет ослаб, твой – горит ярко. Твоя воля, твоя сила… они ведут нас. И я… я всегда буду рядом».

Он заглянул ей в глаза, и в его взгляде, чистом и глубоком, она увидела не только любовь, но и ту самую веру, которая не раз спасала их. И она поняла, что больше не может сопротивляться тому чувству, что так долго пыталась подавить.

Не говоря ни слова, она наклонилась и поцеловала его. Сначала робко, почти невесомо, затем – все настойчивее, все отчаяннее. Это был поцелуй, в котором смешались и страх, и надежда, и боль потерь, и отчаянная жажда жизни. Ларс ответил ей с такой же нежностью, с такой же страстью. Их руки сплелись, их тела прижались друг к другу, и в этот момент, посреди этого плачущего, умирающего леса, они были единственным источником света и тепла друг для друга.

Это была не просто физическая близость. Это было слияние душ, израненных, измученных, но не сломленных. Они искали друг в друге утешение, забвение от окружающего их кошмара, подтверждение того, что они все еще живы, что они все еще способны любить. В этом холодном, враждебном мире, где смерть подстерегала на каждом шагу, их любовь была актом неповиновения, гимном жизни, звучащим наперекор всеобщему отчаянию.

Когда рассвет, серый и безрадостный, начал пробиваться сквозь мертвые ветви деревьев, они все еще сидели, обнявшись, угасающего костра. Усталые, но… обновленные. Словно эта ночь, проведенная вместе, дала им новые силы, новую решимость.

В этот момент из палатки, где лежал брат Финнеан, донесся слабый стон. Брат Кассиан, дремавший рядом, тут же вскочил. Алекс и Ларс переглянулись и поспешили к ним.

Старый монах был в сознании. Его глаза, обычно затуманенные бредом, сейчас смотрели на них осмысленно, хотя и очень слабо. «Дети мои… – прошептал он, его губы едва шевелились. – Я видел… Сердце Леса… Оно плачет не только от боли… но и от… одиночества. Стражи Скорби… они не злы по своей природе… Они – его слезы, его тоска… Их нужно не победить… а… утешить… Найти ту ноту… что отзовется в их истерзанных душах…»

Он закашлялся, его дыхание стало прерывистым. Брат Кассиан склонился над ним, пытаясь облегчить его страдания.

Слова Финнеана, сказанные на пороге смерти, были как откровение. Стражи Скорби… их нужно утешить. Не победить.

Ларс посмотрел на Алекс. «Я… я кажется, понимаю, что он имел в виду. Моя "Песнь Усмирения"… возможно, здесь нужна не она. А что-то другое. Что-то, что сможет коснуться их скорби, разделить ее… и преобразить».

В этот момент со стороны леса донесся протяжный, тоскливый вой, от которого застыла кровь в жилах. А затем – еще один, и еще. Казалось, весь лес стонал от боли.

«Они идут», – Рорик, появившийся из утреннего тумана, был мрачен. «Я видел их. Много. Они окружают поляну».

Стражи Скорби. Они пришли за ними. И теперь им предстояло найти ту самую «ноту», которая могла бы утешить их неутоленную печаль. Или погибнуть под ее тяжестью.

Глава 93: Очищающая Песнь

Ларс, Алекс, Лира

Слова брата Финнеана, последние, что он успел прошептать перед тем, как его душа покинула измученное тело, повисли в холодном, плачущем воздухе Плачущего Леса. «Стражи Скорби… их нужно не победить… а… утешить…» Еще одна потеря. Еще один друг, ушедший навсегда. Алекс с трудом сглотнула комок в горле, глядя, как брат Кассиан бережно закрывает глаза старому монаху. Времени на скорбь не было. Вой и стенания из глубины леса становились все громче, все ближе.

«Они идут», – Рорик встал, его топор был наготове, но в его глазах не было обычной хищной ярости. Была лишь усталость и мрачная решимость.

«Держите оборону, – приказала Алекс, ее голос был тверд, несмотря на бурю в душе. – Но не атакуйте первыми. Ларс… ты знаешь, что делать?»

Ларс кивнул. Его лицо было бледным, но в его глазах, смотревших сквозь пелену леса, светилась не только печаль по ушедшему Финнеану, но и глубокое, почти болезненное сочувствие к этому страдающему лесу и его обитателям. Он шагнул вперед, за пределы хрупкого рунического барьера сестры Лиры, Осколок Чистого Света на его груди излучал мягкое, теплое сияние.

Из сумрака леса, из-за искаженных, плачущих деревьев, начали появляться они – Стражи Скорби. Это не были чудовища из плоти и крови. Это были скорее… призрачные силуэты, сотканные из тумана, теней и застывших слез леса. В их расплывчатых очертаниях угадывались то человеческие фигуры, то образы древних лесных духов, то просто сгустки концентрированной боли. Их было много, и они двигались медленно, почти нерешительно, их беззвучный плач проникал в самое сердце, вызывая щемящую тоску.

Рорик и Ульф (Самокоррекция: Ульф погиб, Йорген был последним воином Кингсбриджа и тоже погиб. Остался только Рорик как основной воин. Сестра Лира и брат Кассиан – монахи, Элиана – спутница Ларса) Рорик и единственный оставшийся боеспособный воин из их первоначального отряда Аэтельгарда, брат Кассиан (который хоть и был целителем, но владел посохом как оружием самозащиты), напряглись, готовые к бою. Но Алекс жестом остановила их.

Ларс глубоко вздохнул и запел. Но это была не та яростная Песнь Огня и Света, что он пел в жерле вулкана, и не та Песнь Усмирения, что остановила тварь на Перешейке Отчаяния. Это была тихая, меланхоличная мелодия, полная такой глубокой, такой искренней печали, что, казалось, сам лес на мгновение замер, прислушиваясь. Ларс не пытался отогнать Стражей, не пытался их уничтожить. Он… он пел об их боли. Об их потерях. Об их бесконечном одиночестве. Его голос, чистый и сильный, сплетался со светом Осколка, и эта песня, полная сострадания, окутывала призрачные фигуры, как теплое одеяло.

Алекс стояла рядом с ним, ее рука лежала на его плече. Она закрыла глаза и позволила своей собственной боли, своим собственным потерям, своей собственной скорби вылиться наружу, стать частью этой песни. Она думала об Арнгриме, о Моргане, о Тероне, о Йоргене, об Ульфе, о Финнеане… обо всех, кого она потеряла на этом пути. И ее горе, смешавшись с горем этого леса, придавало песне Ларса новую, пронзительную глубину.

Стражи Скорби остановились. Их неясные силуэты заколебались. Некоторые из них, казалось, протягивали к Ларсу свои призрачные руки, словно ища утешения. Их беззвучный плач не прекратился, но в нем уже не было прежней агрессии. Была лишь… бесконечная, всепоглощающая печаль.

Медленно, очень медленно, они начали отступать, растворяясь в тумане, уступая им дорогу. Это не была победа в бою. Это было… понимание. Принятие.

«Они… они позволили нам пройти», – прошептала Элиана, ее глаза были полны слез.

«Финнеан был прав», – сказала Алекс, ее голос дрожал. «Их нужно было утешить».

Они двинулись вглубь Плачущего Леса, туда, куда, по последним словам старого монаха, вело Сердце Леса. Чем дальше они шли, тем гуще становился туман, тем сильнее ощущалось присутствие древней, искаженной магии. Деревья здесь были еще более уродливыми, их ветви переплетались, образуя колючие, непроходимые заросли. А земля под ногами была покрыта не только черной слизью, но и… костями. Человеческими и звериными.

Наконец, они вышли на поляну, в центре которой стояло ОНО. Сердце Плачущего Леса.

Это было гигантское, древнее дерево, но теперь оно было искажено до неузнаваемости. Его ствол был покрыт черными, гноящимися язвами, из которых сочилась та самая маслянистая жидкость, что капала с ветвей по всему лесу. Его ветви, скрюченные и почерневшие, тянулись к небу, как руки утопающего. А у его подножия, в переплетении корней, пульсировало что-то темное, почти черное, излучающее волны такой концентрированной боли и отчаяния, что у Алекс на мгновение потемнело в глазах. Это и был «узел» Спящего.

«Здесь», – прошептал Ларс, его лицо было напряжено. «Мы должны провести ритуал здесь».

Сестра Лира, несмотря на слабость, немедленно приступила к делу. Она достала из своей сумки специальные мелки, освященные в Аэтельгарде, и начала чертить вокруг Сердца Леса широкий круг из сложных рун очищения и защиты. Брат Кассиан расставил по периметру круга курильницы с благовониями, дым которых должен был отогнать злых духов и очистить воздух. Рорик и Алекс заняли позиции у входа в круг, их мечи были наготове. Элиана осталась рядом с сестрой Лирой, готовая помочь ей в любую минуту.

Когда приготовления были закончены, Ларс и Алекс шагнули в центр круга, к самому подножию искаженного дерева. Ларс достал из сумки свитки с «Очищающей Песнью». Алекс взяла его за руку. Их взгляды встретились. В них была не только решимость, но и глубокое, молчаливое понимание того, что их ждет.

Ларс глубоко вздохнул и начал петь.

«Очищающая Песнь» была не похожа ни на одну из тех мелодий, что он исполнял раньше. Это была сложная, многослойная композиция, в которой переплетались и древние заклинания Аэтельгарда, и скорбные напевы северных народов, и отголоски той самой «музыки сфер», которую он когда-то слышал так ясно. Его голос, то возносясь к самым вершинам отчаяния, то опускаясь до шепота надежды, заполнял поляну, проникая, казалось, в самую суть этого проклятого места.

Осколок Чистого Света на его груди и Лунная Слеза, которую Алекс держала в руке, вспыхнули ярким, чистым светом, который окутал их обоих, создавая защитный кокон. Алекс чувствовала, как ее собственная воля, ее собственная энергия вливаются в эту песню, становясь ее частью, усиливая ее.

И Сердце Плачущего Леса отреагировало.

Темное, пульсирующее ядро у его подножия задергалось, из него вырвались черные, похожие на щупальца, отростки, которые устремились к Алекс и Ларсу. Дерево застонало, его ветви заскрипели, а черные слезы полились с новой силой. Воздух наполнился шепотом, стонами, криками – это были голоса всех тех, кто погиб в этом лесу, чьи души были привязаны к этому «узлу» Спящего. Они пытались прорваться сквозь защитный барьер, пытались поглотить свет, исходящий от Ларса и Алекс, пытались утащить их в свою бездну отчаяния.

Битва за душу Плачущего Леса началась. И это была битва не на мечах, а на уровне духа, на уровне воли, на уровне самой сути бытия.

Глава 94: Пробуждение Леса

Отряд

«Очищающая Песнь» достигла своего апогея. Голос Ларса, усиленный Осколком Чистого Света и резонансом их с Алекс душ, сплетался с древними рунами сестры Лиры, с безмолвной поддержкой Рорика, Элианы и брата Кассиана, которые стояли на страже, отгоняя последние, отчаянные атаки теней, порожденных агонией Сердца Леса.

Искаженное, плачущее дерево в центре поляны содрогнулось, словно в предсмертной конвульсии. Черная, маслянистая жижа, сочившаяся из его ран, на мгновение хлынула с новой силой, а затем… иссякла. Пульсирующее темное ядро у его подножия, «узел» Спящего, вспыхнуло багровым, затем фиолетовым, а потом – ослепительно-белым светом, который, казалось, на мгновение поглотил все вокруг. Раздался звук, похожий не то на треск ломающегося льда, не то на глубокий, освобождающий вздох.

А затем все стихло.

Алекс и Ларс рухнули на землю, совершенно обессиленные. Ритуал отнял у них все силы, до последней капли. Рорик и брат Кассиан бросились к ним, Элиана и сестра Лира, шатаясь от усталости, последовали за ними.

Когда Алекс открыла глаза, первое, что она увидела, было небо. Серое, хмурое, но уже не то давящее, безысходное небо Плачущего Леса, которое они видели раньше. Сквозь тучи пробивался робкий, водянистый луч солнца. А воздух… он был другим. Тяжелый запах гнили и отчаяния исчез, сменившись свежим, влажным запахом земли, мха и… чего-то еще, неуловимо-чистого, как после сильной грозы.

Ларс, лежавший рядом, медленно пришел в себя. Он посмотрел вокруг, и на его лице отразилось изумление. «Цвета… – прошептал он. – Они… они возвращаются. "Песня" леса… она изменилась. Боль ушла. Осталась… тишина. И… ожидание».

Они осторожно поднялись на ноги. Поляна вокруг Сердца Леса преобразилась. Искаженное дерево все еще стояло в центре, его ствол был покрыт шрамами, как напоминание о пережитом кошмаре. Но черные слезы больше не текли по его коре. А из трещин, там, где раньше сочилась тьма, теперь пробивались тонкие, нежно-зеленые ростки. У его подножия, там, где раньше пульсировал «узел» Спящего, теперь лежал гладкий, черный камень, от которого исходило слабое, спокойное тепло.

«Мы… мы сделали это?» – Элиана не верила своим глазам.

Сестра Лира, бледная, но с торжествующей улыбкой на губах, кивнула. «Да. "Очищающая Песнь"… она сработала. "Узел" нейтрализован. Лес… он начинает исцеляться».

И действительно, перемены были заметны повсюду. Мрачный, гнетущий полумрак начал рассеиваться, уступая место более мягкому, рассеянному свету. Тишина, прежде давящая и полная затаенных стонов, теперь стала другой – глубокой, умиротворяющей, наполненной едва слышным шелестом пробуждающейся жизни. Даже деревья вокруг, казалось, выпрямились, их скрюченные ветви больше не напоминали руки утопающих, а тянулись к свету с какой-то новой, робкой надеждой.

Они разбили лагерь на той же поляне, у подножия исцеленного Сердца Леса. Нужно было отдохнуть, восстановить силы. Алекс и Ларс спали почти сутки, их тела и души медленно приходили в себя после невероятного напряжения ритуала. Рорик, брат Кассиан и сестра Лира по очереди несли вахту, наблюдая за лесом, который, казалось, просыпался от долгого, мучительного сна.

В последующие дни они стали свидетелями настоящего чуда. Лес оживал на глазах. На мертвых, почерневших ветвях появлялись первые, клейкие листочки. Сквозь слой пепла и гнили пробивались цветы – сначала бледные, почти бесцветные, затем все более яркие и разнообразные. Вернулись птицы – их робкое чириканье сначала удивляло, а потом радовало слух. Даже ручьи, раньше несшие черную, ядовитую жижу, теперь текли чистой, прозрачной водой.

Но это пробуждение было не только радостным. Высвобожденная энергия, дремавшая в «узле» Спящего и теперь очищенная «Песнью», была настолько мощной, что лес, казалось, находился в состоянии лихорадки. Иногда земля под ногами вздрагивала, из расщелин в скалах вырывались струи пара, а по ночам в глубине леса вспыхивали странные, блуждающие огни.

«Лес пробуждается, – говорил брат Кассиан, наблюдая за этими явлениями. – Но он еще слаб и нестабилен. Как больной после тяжелой болезни. Ему нужно время, чтобы обрести новое равновесие».

Ларс чувствовал это особенно остро. Его дар, хоть и приглушенный, позволял ему ощущать эти мощные, хаотичные потоки энергии. «Здесь… очень много силы», – говорил он. «Чистой, первозданной. Но она… дикая. Необузданная. Она может быть как целительной, так и разрушительной, если не найти к ней правильный подход».

Однажды Рорик, вернувшись с охоты (теперь в лесу снова появилась дичь), принес странную новость. «Там, на западе, где раньше было болото, теперь… озеро. Чистое, как слеза. А вокруг него… странные существа. Не твари Спящего. Что-то другое. Похожи на… ожившие деревья. Или духов воды. Они не враждебны. Просто… наблюдают».

Алекс понимала, что их работа здесь еще не закончена. Они очистили «узел» Спящего, но лес все еще находился в хрупком, переходном состоянии. И эта новая, пробудившаяся сила могла привлечь не только добрых духов, но и… кого-то еще.

«Мы останемся здесь еще на несколько дней», – решила она. «Нужно убедиться, что лес действительно исцеляется, что эта сила не выйдет из-под контроля. И… нам нужно самим прийти в себя. Прежде чем двигаться дальше».

Она посмотрела на Сердце Леса. Древнее дерево, еще вчера бывшее символом скорби и отчаяния, теперь тянулось к небу своими обновленными ветвями, на которых уже набухали почки. Это была их первая настоящая победа. Первая исцеленная рана на теле этого измученного мира.