Пани Зофья. У вас след от решетки

– Что вы здесь делаете?

– Иду.

– Куда?

– Домой.

– Что вы здесь делаете?

– Я… приехала…

– Проведать?

– Да! Именно так! Я приехала проведать свою невестку. Мы наболтались выше крыши. Она столько мне всего рассказала, а я ей. Это было очень мило. А теперь отойдите, потому что я тороплюсь.

– Только сегодня нет посещений, – сказал он, опираясь рукой о стену так, чтобы загородить мне проход.

Я посмотрела на него. Огромный-преогромный человек. Сколько же он, должно быть, ест! Проклятие для любой матери.

Если бы я должна была кормить такую глыбищу, то, наверное, пришлось бы купить поле картошки. И корову. Матерь Божья!

– Вы много едите? – спросила я.

– Много. Почему вы спрашиваете? – ответил он.

– Беспокоюсь.

– Большое спасибо. Я справляюсь.

– Не за вас, я беспокоюсь за вашу мать.

Он вздохнул.

– Что вы здесь делаете, раз сегодня нет посещений? – раздраженно продолжил он.

– Я пришла повидать свою невестку…

– Как вас зовут?

– Чаплиньская.

– Как?

– Чаплиньская! Мужик, ты что, глухой, что ли, черт возьми!

Он удивленно посмотрел на меня.

– О да, – сказал он. – Я слышал крики. Как раз шел посмотреть, что происходит у моей коллеги.

– А что там могло происходить? Моя невестка слишком бурно реагирует. Я пришла ее проведать, а она сразу говорит «контроль»! Представляете!

– О да. – Он начал заикаться. – Да, да, конечно.

– Ну что, достаточно этих расспросов? Вы довольны?

– Да. Полностью. Я вас не задерживаю.

– Спасибо.

– Не за что. Хорошего дня.

Он ушел.

Я была уверена, что он обернется. Мне нужно было скрыться из виду. Я взялась за ручку первой попавшейся двери. Заперта.

Вдруг я заметила нишу. В ней располагалась лестница. Я не знала, ведет ли она к выходу, но мне пришлось ею воспользоваться, потому что за спиной я услышала сержанта Чаплиньскую, которая вышла в коридор и начала сеять вокруг себя ненависть.

Сцена прямо из триллеров, которые крутят по субботам после двадцати трех. Темнота, холод, трубы на потолке и стенах. Грохот, стук и лязг. Запах сырости, гнили, грязный, липкий пол. Нетрудно было догадаться, что где-то рядом находится кухня. Я двинулась вперед.

Вдалеке послышался разговор. Точнее, это был монолог. Я подошла к широкой двустворчатой двери. Ее верхняя часть была застеклена. Эти круглые окошки были настолько грязными, что сквозь них почти ничего не было видно. Я заглянула внутрь. Две женщины за большим столом с оцинкованной столешницей готовили еду. Одна из них была колотая – вся покрыта татуировками, даже лицо. Похоже на фиолетовую мазню, как на последней странице школьной тетради. Вторая была бледной, с мешками под глазами, бритая наголо.

За кухней находилась прачечная. Дальше – часовня. Туда я и вошла.

За свою жизнь я видела много костелов, соборов, базилик и маленьких часовен. Но такого чуда еще не доводилось. Тусклый свет сиял над скромным, едва заметным алтарем, который едва помещался под трубами, проходящими через все помещение. С одной стороны – исповедальня, с другой – скамейки. На потолке душевые лейки, на полу старая банная плитка со сливной решеткой. Вместо окна – икона. Богоматери Котельной!

После сегодняшней порции треволнений я почувствовала себя немного уставшей. Бедро резко заболело, и я присела в исповедальне. Немного успокоилась. Я должна со всем справиться. О побегах из тюрьмы я знала все после просмотра двух фильмов. Один с Клинтом Иствудом, другой с Робертом Редфордом. Там показывали, что из любой тюрьмы можно сбежать. Для этого не нужно быть Клинтом Иствудом, Робертом Редфордом или любым другим американским актером. Все, что вам нужно, – это план. А это не так уж сложно. Сколько я их составила, работая в школе. Я вытянула ноги и закрыла глаза.

Но прежде чем я успела приступить к планированию, в часовню вошел ксендз. Крепкий, тучный, грузный. Таких я еще не встречала. Его огромный живот, казалось, свисал до самого пола. Чудо, что не оторвался. Такое телосложение было необычным, поскольку лицо его было худым и здоровым. Молодой мужчина лет сорока.

Он встал, переводя дыхание, и вытер пот, обильно выступивший на лбу. Заметив меня, он улыбнулся так, что я сразу поняла: ничего хорошего меня не ждет. Я должна была догадаться еще тогда, когда увидела, как порозовели его щеки, обнажились зубы и заблестели глаза.

– Дорогуша, как я рад тебя видеть! – воскликнул он. – Я уже начал опасаться, что никого не застану.

– Я тоже рада вас видеть, отец, – ответила я, полная надежды, что этот человек спасет меня. – Я оказалась здесь из-за большого недоразумения. Отец, вы должны выслушать меня.

– Всему свое время. Прошу поскорее мне помочь, потому что мне ужасно тяжело. Как будто сейчас все взорвется.

Я лишалась дара речи, когда он со страдальческим выражением лица погладил себя ниже пояса. Я уставилась на него, не в силах поверить в то, что вижу и слышу.

– Я не очень понимаю. Не могли бы вы объяснить, в чем проблема?

– А, вы же новенькая.

– Можно и так сказать.

– Ну да. Раньше мне помогала девушка, которая была в курсе. Какие у нее были руки! Но ты тоже справишься, дорогая. Нагнись или, еще лучше, встань на колени и расстегни пуговицы на моей сутане, потому что ты, наверное, видишь, что сам я не могу дотянуться.

– Фу! – возмущенно воскликнула я. – Как вы можете, отец?! Я не буду этого делать!

– Как это? А мне что делать? Я сам не справлюсь.

– Отец, простите, но это не моя проблема. Я не хочу больше этого слышать. Я ухожу!

– В конце концов, я это делаю ради вас.

– Ради нас?! Вы так думаете, отец? То, что мы в тюрьме, еще не значит, что мы в полном отчаянии.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Я не знаю, что сказать, – заметил он. – Вы меня сами просили…

– Может быть, и так, но не я.

– Ведь у вас тоже есть потребности. Это естественно. Такими мы были созданы. Основные потребности тела должны быть удовлетворены, и вы можете время от времени побаловать себя, позволить себе удовольствие.

При этом он так невинно улыбался, что стал еще более отвратительным и мерзким.

– Не могу поверить, что вы такое говорите! – Я покачала головой. – В каком ужасном месте я оказалась. Я перестаю понимать этот мир.

– Так что же мне делать? Может, мне каждый раз приводить служку, чтобы он освобождал меня от этой ноши?

– Матерь Божья, этого не может быть! В каком мире я живу?!

– Чего же вы хотите? Чтобы я вам заплатил?

– А вы могли бы?.. – Я на мгновение заколебалась. Всего лишь на мгновение, которое не имело значения.

– Еще чего! Конечно, я не стану платить! До чего мы докатились! – Он так возмутился, что покраснел, а его живот начал подпрыгивать. – Расстегни сутану и вытащи всё! – крикнул он. – Иначе я выдам тебя охранникам! Они уж о тебе позаботятся!

Я испугалась, но откуда мне было знать, что еще может со мной случиться? Наверняка станет только хуже. А это все-таки ксендз. В конце концов, он был не самым плохим мужчиной. Может быть, это даже не будет таким уж большим грехом.

И раз уж он собирался привести бедного служку, то я предпочла, чтобы он использовал меня. Такая уж я есть. Готова на всё ради других.

Я опустилась на колени и нащупала пуговицы, спрятанные в складках черной ткани. Пусть он не думает, что у меня пальцы окостенели!

Когда я расстегнула пуговицы, ксендз быстро ухватился за полы сутаны и раздвинул их в стороны. И моим глазам предстало зрелище, которое я никогда не забуду. Невероятно худые ноги – но это было ничто по сравнению с тем, что висело спереди.

Я никогда в жизни не видела столько такого добра! Я могла бы сию же минуту взять все это в рот.

– Как это прекрасно! – воскликнула я от радости.

– Поторопись, – сказал он. – Мне уже больно.

На меня смотрели два крепких налитых красных яблока.

Огромные, раздутые, выпуклые, набитые так, что вот-вот треснут!

Именно такими были хозяйственные сумки с продуктами из популярного сетевого магазина, подвешенные к его поясу. Развязать их было непросто. Под тяжестью товаров узлы затянулись так туго, что даже сильным пальцам было не справиться. Пришлось помогать себе зубами, хотя я не была уверена, этично ли это. Но раз уж он делал такие предложения, то наверняка не имел ничего против. Так что я вцепилась зубами в узел, и как раз в этот момент дверь часовни открылась.

– Извините, – сказала женщина.

Ксендз очень предусмотрительно накинул мне на голову свою сутану, но не знаю, удалось ли ему все скрыть.

Женщина удалилась стремительно – когда я обернулась, ее уже не было.

– Мы были на волоске, – произнесла я с облегчением.

Ксендз казался гораздо менее довольным. Он поглядел на меня с разочарованием, хотя я старалась изо всех сил. Когда я наконец освободила его от груза, он даже меня не поблагодарил. Отнес сумки в столовую, взял там огромную подушку и засунул ее под сутану. Тяжело вздохнул, закатил глаза, попрощался и ушел.

Меня ничуть не интересовало содержимое сумок. Что я – продуктов не видела? Я подошла к ним с полным безразличием. Присмотрелась. Когда думаешь о контрабанде, обычно представляешь себе плантацию конопли или пригородную лабораторию по производству амфетамина, раскрытием которых по праву хвастаются полицейские. Ничего подобного я не обнаружила.

Зато я увидела творожные сырки, йогурты, сосиски, сдобу, лоточки с голубикой и малиной, масляные булочки, краковский сервелат, дезодорант, порошок для стирки цветного белья при низкой температуре, две бутылки водки, несколько блоков сигарет и какие-то красочные таблоиды. Да, это явно не был уровень Пабло Эскобара. А может, и был. Какой уровень, такой уж и Эскобар!

Вскоре из коридора донесся звук. На удивление знакомый. Успокоительно-сладостный скрип несмазанных колес старого, проржавевшего корыта.

Мгновение во мне боролись страх и любопытство. Страх безоговорочно победил и приказал немедленно бежать, но человеку не пристало полагаться на примитивные инстинкты. Я решила дать шанс любопытству, которое, в конце концов, на протяжении веков толкало нашу великую цивилизацию к новым открытиям и прогрессу.

Спрятавшись в исповедальне, я ждала, а когда странные звуки приблизились, прижалась к деревянной решетке, чтобы разглядеть это стальное чудовище.

Дверь открылась, и я увидела причудливую машину. Платформа на маленьких колесиках, уставленная большими кастрюлями. Кто-то вошел в часовню. Бритая девушка с мешками под глазами. Я отступила вглубь. Она, однако, двинулась прямо ко мне. Но не могла меня видеть. Подошла и схватила сумки. Я не могла этого вынести. Я тоже схватила их. Девушка отступила. И стала вглядываться в темноту исповедальни. Было видно, что она напрягает зрение, пытаясь что-нибудь разглядеть. В конце концов ей это удалось, она презрительно посмотрела на меня и с удвоенной силой вцепилась в сумки. Рывком потянула на себя. Я тоже. Было понятно, что я не позволю забрать у меня эти сокровища, но тут из коридора послышался мощный мужской голос.

– Что ты там делаешь?! – крикнул он. – Попрощалась и вернулась к работе!

Достаточно было на мгновение отвлечься, как Бритая дернула так, что я не успела отреагировать. Она выхватила добычу, как гиена, и выбежала в коридор. Первым моим желанием было последовать за ней, но я тут же остановилась, опасаясь, что меня схватит охранник, который стоял рядом с Колотой в коридоре.

– Почему так долго? – спросил он.

Я отступила в глубину исповедальни.

– А вы что, торопитесь? – вмешалась Колотая.

– Не открывай рот, пока не спросили, – ответил он.

Они принялись толкать тележку. Должно быть, она была тяжелой, потому что сдвинулась с места только после того, как они навалились на нее всем своим небольшим весом. Металлические колеса завибрировали и со скрипом начали вращаться. Охранник поддерживал их мысленно и добрым словом.

Бритая снова посмотрела вглубь темной часовни. У меня не было ни малейшего желания интересоваться, кто она такая и что ею движет. С меня было достаточно, и я собиралась поскорее закончить свое и без того слишком долгое пребывание в этом постыдном и во всех отношениях разочаровывающем месте.

Я вышла из своего укрытия только тогда, когда услышала, как тихо закрылась дверь, а затем стихли звуки разговора.

На мгновение мне стало грустно при воспоминании о набитых продуктами сумках. Я слишком коротко была в их обществе. Мы не успели насладиться друг другом. Открыться, сблизиться, почувствовать, насытить чувства, испытать прекрасный восторг, а затем блаженный покой. Их пузатый вид, шелест фольги, запах дешевого пластика еще долго вызывали во мне ответную реакцию всех моих органов чувств. Меня трясло, как ребенка в «Детском мире».

Пора было уходить. Я дождалась, пока все звуки стихли, и вышла в коридор. Это место было не для меня. Другая реальность, не моя. Я была обычным человеком, прохожим, пассажиром общественного транспорта, а не преступником. Здесь было словно другое измерение. За пределами нашего мира. Я чувствовала и знала, что мне тут не место, что здесь должны быть другие люди. Не я!

От свободы меня отделяло одно препятствие. Это была тяжелая стальная тройная решетка с электронным замком и охранниками. Не было никакой возможности прорваться через нее. К этому тюремная служба, безусловно, была готова. Я должна была мыслить творчески. К сожалению, новых идей у меня не было. Вместо этого в голову пришла та, что и обычно.

Я направилась в сторону кухни, которая была естественным местом для всевозможных нештатных ситуаций. Заглянула в грязное круглое окошко двойных дверей и, убедившись, что внутри никого нет, решительно толкнула их. Они широко распахнулись, приветствуя меня на арене разрушения. Меня нельзя было винить в том, что неизбежно должно было наступить. В конце концов, ничего бы не случилось, если бы двери были закрыты.

Большой металлический стол располагался в центре довольно большого, выложенного плиткой помещения. Позади – четыре газовые горелки. На двух из них стояли огромные кастрюли. Я потрогала их – они были холодными. Я заглянула внутрь – пустые. Декор!

Это разозлило меня еще больше. Я включила газ и несколько раз нажала на электрическую зажигалку. Очаровательные маленькие голубые огоньки окружили чугунную горелку. Я огляделась и с ужасом поняла, что помещение было стерильно чистым. Немыслимо. Я никогда раньше не видела такой кухни. Это поражало, било в глаза, на это невозможно было смотреть. Должно быть, я пропустила эпизод, когда рестораторша Гесслер произвела здесь революцию! Но хуже всего было то, что здесь нечего было поджигать.

Идеальный план спасли старые фартуки, висевшие у двери. Я схватила их и бросила на горелку. Низкокачественная синтетика не загоралась, а тлела, источая ужасную и, вероятно, токсичную вонь. Отлично.

Теперь осталось затаиться в коридоре до сигнала тревоги и начала эвакуации. Решетки должны будут открыть. Иначе все погибнут. В суматохе пожара никто не обратит внимания на заблудившуюся старушку. Пожарные машины, кареты скорой помощи, тюремная служба – всеобщая паника. А ведь меня еще не внесли ни в какой тюремный список. Никто не мог знать, откуда я взялась. Это должно было сработать.

Черный дым собирался под потолком, и, когда он занял все пространство, оставалось только направить его в коридор. Я хотела схватиться за ручку… но ручки не было! Хитрое решение.

– Помогите! – Я кричала и била кулаками по двери. – Кто-нибудь, выпустите меня отсюда! Черт побери!

Странно, но на меня быстро навалилась усталость. Очень быстро. Я прикрыла рот рукавом, но дым был густой и не давал дышать. Я поехала по стене.

– Помогите, – тихо произнесла я, ложась на пол.

* * *

Последнее, что я увидела в клубах дыма, была фигура пожарного. В боевой форме, обвешанный снаряжением. Он был миниатюрный. Он склонился надо мной, и тогда я увидела его лицо… женское, красивое, с тонкими чертами и большими печальными глазами. Она смотрела на меня, и в ее взгляде было тепло, но еще какие-то непонятные мне эмоции. Непостижимая тайна.

– Все будет хорошо, – сказала она ангельским голосом. – Ты пойдешь со мной.

– Я не встану, – ответила я.

– Я понесу тебя.

– Ты не сможешь.

– Ты меня не знаешь.

Она улыбнулась, и я почувствовала блаженство, спокойствие и безопасность, как в детстве, когда я приходила домой, где меня встречал запах оладий, которые жарила мама, и отец, читающий газету в кресле. От этого мне стало хорошо и тепло, и показалось, что я парю в воздухе.

Внезапно завыла сирена. Через минуту из коридора донесся стук тяжелых ботинок. Грохот выбиваемой двери. Громкие мужские голоса. Короткие нервные фразы. Кто-то схватил меня. Хлопок, и в долю секунды помещение наполнилось пеной. Вся моя работа насмарку!

– Вы ничего не помните? – спросил тот, кто нес меня на руках. – Как вы себя чувствуете?

Я не ответила. Я не могла перевести дыхание. Мои легкие сжались и склеились.

– Как вы сюда попали? – назойливо продолжал он расспрашивать.

– Хорошо, что мы вас нашли, – добавил другой, не менее обеспокоенный.

– Мы выведем вас на воздух.

Я внутренне улыбнулась. Они понесли меня по коридору. Сквозь прищуренные глаза я видела еще больше открытых решеток, ламп, дверей в кабинеты, несколько нервно двигающихся людей и приближающуюся стеклянную дверь, сияющую дневным светом.

Минуточку… Я подала знак рукой, что хочу что-то сказать. Офицер, несший меня, навострил уши.

– Где тот пожарный? – спросила я низким голосом.

– Какой пожарный? – удивился он.

– Маленький пожарный с грустными глазами.

– Такого здесь не было. Вам, наверное, показалось.

Меня положили на скамейку.

– Мы вызовем скорую помощь.

– Хорошо.

Несколько человек крутилось вокруг, но я не обращала на них внимания. Я подставила лицо солнечным лучам. Почувствовала тепло и свежий воздух. Я думала, что никогда больше не испытаю этого. Я улыбнулась и закрыла глаза. Как хорошо!

Я думала только о том, чтобы никогда больше не возвращаться сюда. Начать новую жизнь. Тихую и спокойную. Радоваться мелочам: птицам, солнцу, воде и воздуху. Пространству и свободе. Я не понимала, сколько у меня всего было. Не умела этому радоваться. К счастью, я смогла это осознать и теперь собиралась прожить остаток своей жизни счастливым и довольным всем человеком!

– Тут о вас спрашивают, – услышала я спокойный голос рядом.

– Как мило, – ответила я. – Мужчина?

– Да.

– Красивый?

– Не очень.

– Скорее всего, это мой муж Хенрик или сын.

Я хотела, чтобы они ждали меня у ворот, чтобы мы наконец были вместе и чтобы все закончилось хорошо. Я бы простила им все, в чем они провинились в прошлом, настоящем или чего еще не успели совершить. Мы могли бы начать все заново. Я открыла глаза, чтобы посмотреть на любимые лица этих моих недотеп и сказать им что-нибудь на ухо.

Но это были не они. Семь миллиардов людей в мире, и только он должен был стоять надо мной.

Боревич.

Мне стало дурно.

Сказать, что он нервничал, – все равно что ничего не сказать. Он был красный как рак, а на лбу выступила уродливая зелено-голубая жилка.

– Вы куда подевались? – пробормотал он, выпучив глаза. – Вас все искали. Даже не представляете, какой из-за вас поднялся шум.

Я осмотрелась. Все было не так. Здания, стена, колючая проволока, заключенные и охранники. Где ворота, где стоянка, улица, автобусная остановка, город, жизнь, свобода?!

– Не знаю, куда я подевалась. Я заблудилась. И мне хотелось бы знать, где я нахожусь.

– Вы находитесь на сборном пункте для эвакуации. Во внутреннем дворе тюрьмы. Начался пожар, и поступил приказ об эвакуации. Возможно, короткое замыкание.

– Да, точно, короткое замыкание, – подтвердила я.

– Вы в порядке? – спросил он.

– Конечно нет. А что должно было со мной случиться?

Он посмотрел на меня, а затем застегнул наручники на моем запястье.

– Что вы делаете? – спросила я.

– Это для вашей безопасности, – ответил он.

– Немного туговато.

Он стал ужасно недоверчивым и неприятным, а такие люди обычно не вызывают симпатии.

Я была ужасно расстроена из-за неудавшегося побега.

У меня было так много планов. Я могла бы еще так многого добиться. Вся жизнь была впереди. Бесконечный океан возможностей, до которых мне нужно было только дотянуться. Но все это оборвалось в один миг, и мне пришлось вернуться в тесную реальность тюрьмы. Уничтожить шик, с которым я могла бы жить на свободе. Задушить цветок, который еще мог бы распуститься. Ни о чем я так не жалею, как о неиспользованных возможностях, растраченном таланте и преждевременно угасшей радости жизни.

Побег закончился провалом, но я хотя бы попыталась, и это уже что-то. Другие просто сидели сложа руки и ждали. Постыдная пассивность, безразличие, маразм и декадентство. Так ничего не добьешься. Я попыталась. Я была амбициозна, активна, креативна и предприимчива. Я не сдавалась и последовательно шла к своей цели. Это уже само по себе ценно. Если бы все вели себя так, как я, тюрьмы бы давно перестали быть переполненными. Они просто были бы пусты!

– Знаете что? – Я обратилась к Боревичу. – Со мной все-таки что-то не так.

– Вы хорошо выглядите, – ответил он.

– Я вижу туннель… свет в конце…

– Я вызову врача.

– Мне ждать его на таком холоде? Прошу отвести меня в лазарет.

Глава 3

У этого человека не было ни культуры, ни манер. Вместо того чтобы донести пострадавшую в серьезном пожаре, он заставил меня идти самостоятельно.

Когда мы дошли, я почувствовала себя странно. Очень неестественно. Все выглядело настоящим: врач, медсестра, операция, но чего-то не хватало. Некой возвышенности, магии этого места, куда нужно записываться за несколько дней и стоять в очереди с четырех утра. Когда голодный, измученный, с опухшими ногами человек наконец попадает к врачу, он осознает свою избранность. Он понимает всю значимость и особенность момента и места. Ему кажется, что он на аудиенции у Иоанна Павла II. Он смиренно и почтительно вступает в святилище медицинской службы, чтобы выслушать таинственные и непонятные слова оракула.

А здесь… Мы просто вошли. Позор.

Боревич провел меня в кабинет, в который не было ни единой, даже самой маленькой очереди. Он варварски лишил это место его уникальности и свел ритуал посещения к банальной беседе. Кому нужен такой прием у врача?!

Я с неудовольствием села на стул. В этом мире больше нет ничего святого.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросил пожилой мужчина, взглянув поверх узких очков. – Вы можете свободно дышать?

– Доктор, – ответила я. – Мы ведь каждый день дышим копотью и бензопиреном. Я привыкла к этому.

– Я вас послушаю. Разденьтесь до пояса.

– Опять? Далось вам это раздевание.

Я посмотрела на женщину, сидящую на кровати, похожей на больничную койку. На ней была куртка, в руках она держала сумку.

– Как вас зовут? – спросила я.

Она обернулась.

– Можете не отворачиваться, – сказала я. – Это всего лишь осмотр.

– Не могли бы вы сосредоточиться и перестать вертеться? – спросил врач, пытаясь приложить стетоскоп к моей груди.

Женщина посмотрела на меня.

– Ответьте, в конце концов. Надо разговаривать с людьми.

– Мне нечего сказать преступницам.

– Мне тоже.

Она рассмеялась.

– Я – Зофья.

– Эва.

Мы улыбнулись и пожали друг другу руки.

– У вас проблемы со здоровьем? – спросила я.

– Я здорова, как Беловежская Пуща, – ответила она.

– Вы тоже невиновны?

– У прокурора зуб на меня. Вы не представляете, какой он мерзавец.

– Конечно. В конце концов, он же не просто так деньги получает. Но раз уж вы здесь, у него должен был быть повод.

– Он хочет, чтобы я дала показания по делу, которое он ведет.

– Так вот за что он вас запер?

– Он назвал это задержанием для получения показаний.

– Дайте согласие.

– Я согласилась, даже несмотря на то, что они могут найти меня в тюрьме. Прокурор, вероятно, сам не знает, что делает. Я не хочу говорить об этом. Это опасно.

– Тем более что вы можете остаться без поддержки. Вам не с кем поговорить?

– Вы шутите? Это ужасное место. Одни преступные элементы. Преступницы.

– Зная нашу систему правосудия, уверена, здесь много невинных людей.

– Я помню одну девушку. Наверное, я встречала ее в банке. Агнешка… фамилия на «Ф».

– Ну, вот видите. – Я улыбнулась. – Постепенно нужно открываться людям и позволять себе помогать. Люди доброжелательны.

– Я даже не знаю, она ли это, – продолжила она. – Здесь все выглядят иначе. Я не присматривалась. Я видела ее в душе. Мне кажется, она очень религиозная. Судя по разговору. У нее ужасное родимое пятно на теле. Точнее, на заднице. А может, это была не она. Я старалась не смотреть. Неважно.