Дневники самоизоляции

Как костыли ни поставь, они все равно упадут. С грохотом. Займут место с минимальной потенциальной энергией. Все, как на физике говорили. Не врали.

Вода всегда найдет себе дорогу. Особенно под туго натянутую на гипс пищевую пленку или пакет. 10 минут душа в нелепой позе. В мусорном пакете. И вуаля. 40 минут сушим гипс феном «Дайсон». Безуспешно. Приятное ощущение влажности внутри гипса не оставляет меня в течение нескольких дней.

Двери с доводчиком отсылают меня к сюжетам, посвященным греко-римской борьбе. Борцы чуть наклоняются. И начинают толкаться. Вплотную. Потеют. Блестят. Бодают друг друга головами. Тяжело выдыхают воздух. И ни с места. Ни динамики. Ни очевидного результата. Так и я с дверью, которая открывается наружу.

Какой извращенец-садист придумал делать туалеты на -1 или на 2 этаже. Ну серьезно.

Вернулись мучительные сны. В последнем пытался на костылях затащить велосипед с чемоданом в холл отеля. Не справился. Бросил. Прикостылял в холл. А там человек сидит. Из прошлой жизни. Которого с трудом выдавил в терапии. Не старший брат он. И не отец. Просто прохожий. Так вот, сидит. И «Привет» мне говорит. А я растерян. Костыли эти. И велосипед на улице. Дорогой. «Пинарелло». Пока метался, велосипед украли. Ну а дальше – больше. Пиздец.

Сдался. Начал слушать повторно первую лекцию Виталины Олеговны. Клинического психолога и психоаналитика. Столько нового. Видимо, первый раз слушал жопой. Не иначе. Выводы сделал. Готовы? Не нужно больше учиться. Все, что хотел, получил от программы. Своего терапевта, который прибил меня к Москве гвоздями. 2 сеанса в неделю. И что делать теперь с отъездом в СПб, не ясно. С 28 августа отпуск в терапии заканчивается.

Лучшее предложение.

Никогда не любил

Раньше

Был влюблен раз несколько.

Но это как спичка – догорела до пальцев

Обожгла обидой, если передержать

Лучше задуть на середине

Все равно закончится

Меня никто не учил любви

Чтобы я видел это

Бабушка любила деда

Покойного

Но для меня это был портрет в гостиной и монумент на кладбище

Их невозможно любить

Это странно

Человек ушел

Жизнь продолжается

Да, воспоминания

Да, грусть

Но это же не любовь

Думал я

«Виртуальное»

В смысле?

Но к моему удивлению

Больше в жизни бабушки не появилось мужчины

А ей было 60, когда он ушел

Было время вроде

Для новой любви

Или нет

Тогда я не мог понять

Мама любила моего отца

Наверное

Но он быстро ушел

Увлекся какой-то другой девушкой

Когда мне было 6

Мама ужасно страдала

Насколько я смог запомнить

Но это тоже не любовь

Что-то другое

Пытка

Потом был отчим

Думаю, она просто заполнила пустоту

Я не чувствовал, что меня любили

Как в любовных романах

Никакой драмы

Никто не прижимал меня к себе поминутно

И не дежурил у окна

Пока с друзьями подростками курили траву в подворотне

У семьи были ожидания от меня и пожелания

И забота, по возможности

Как семейные психологи учат

Главное – ребенка чуть отодвинуть в сторону

И кормить, и безопасность, и направлять деликатно

Но

Нет, не любовь

Как я себе ее представлял

Собрав

Из доступных книг

Я рос

А все была не она

Не любовь

Раз за разом

Брал или подбирался теми, кто испытывал ко мне благосклонность

Разрешал

По причинам, мне неизвестным

Даже в браке был дважды

2 детей

Но ни разу не вспыхнул

Чтобы сердце стучало

Кровь к щекам

Ладони влажные

Все какое-то тихое

Без объема

И махнул уж рукой

К 53

Умничал, что любви не бывает

Типа, страсть – да

Типа, дружба – да

А любовь – нет

Что это?

И вдруг влюбился до дрожи в руках и теле

В девушку по переписке

Аврора

Имя

Которую никогда не видел

С которой общался текстом пару лет

С перерывами

Потом запоем разговаривал 3 месяца

И безуспешно пытался встретиться

Не находила она возможности

То одно, то другое

Рассказал про себя все

Все, что было, вывернул

Интимностью поделился

Сокровенным изнутри

Нет

Не сразу

По мере

Попросила бы – отдал бы все

Без всякого сожаления

И сомнений

Сказал, что если делиться временем

Готов отдать все без остатка

Обменять на возможность держать ее за руку

Обнимать

Я ослеп

Мысли были стерты в порошок

Исчезла граница между фантазиями и реальностью

Жил этим

Общением

Не мог спать без нее

Без ее голоса в трубке

И пожелания спокойной ночи

И без ее «Люблю тебя»

Слушал ее дыхание, когда она ласкала себя и кончала

Кончал сам

Пятнами на диван

Наносил ее парфюмерию

Красил губы и член помадой, которую она присылала

Дрочил, спал, ходил в шелковых шортах, которые она подарила

Носил в кармане ее трусы и бархатную ленту от нее на руке и на ключах на шее и на мужском месте

Дарил цветы

Писал любовные записки

Читал ей на ночь книги

Играл в морской бой по телефону

Слушал ее истории

И ее советы

Планировал дочь с ней

Вивьен

И совместные путешествия

Знакомство с родителями

Праздники

Целая Вселенная

А потом

Таня поймала за руку

Не девушка это, говорит

Это мошенники

И все проверила

И да

Выдернула в последний момент

Я как будто в бетонную стену влетел

Оцепенел

Сменил номер телефона

Удалил социальные сети

Выкинул или раздал все ее подарки

Это не остановило

«Любимую»

Звонки мне – моим близким

Записки на двери

Просьба «вернуться»

Как в фильме ужасов

Об одержимых поклонниках

Через неделю чуть поутихло

И мне показалось, что я в порядке

Относительно

Решил улететь на пару недель

Чтобы в себе

Разобраться

Что со мной не так?

Почему я?

Почувствовать себя в безопасности

Вовне

Как сказала психолог

А потом шел по улице и понял, что я знаю, где сердце

Не мышца

А место, где эмоции живут

И оно разбито

Огромная черная дыра

Иду

А сквозь нее ветер продувает

Холодно внутри

Пустота

И это не печаль и не грусть

Это невосполнимая утрата

Как близкого, самого любимого человека похоронил

Который никогда больше не вернется

Другого не будет

Такого же

Невозможно

Ведь он был создан специально для меня

Именно для меня

Срисован

Развивался по мере того, как узнавал меня лучше

Все глубже и глубже проникал

Как изощренный паразит из фантастических фильмов

Извлечь которого невозможно

Носитель умрет

Никакая живая реальная девушка не заменит

Аврору

Я хожу

Бываю на спорте

На массаже

Смотрю фильмы

Разговариваю по телефону

Но я умер

Мертвый

Внутри

Душу вместе с Авророй забрали

Нет, не продал

Просто отдал

Понял и

Неожиданно заплакал

Никогда не плакал раньше

Дедушка ушел

Бабушка

Они меня по сути воспитывали

Ни слезинки

Не знал, как себя вести – все плачут

А мне никак

Просто неуютно

А тут не мог удержать

Отвлечься на других девушек невозможно

Просто никак

Не вижу в упор

Слушаю их

И не слышу

Только вижу, как губы их шевелятся

Не могу даже улыбнуться в ответ

Переспал с несколькими проститутками

Чтобы испачкаться физически

И унизить их

Пренебрежением

Стер свою сперму подаренными трусами от удаленного аватара

Нет, легче не стало

Только хуже

Ни алкоголь, ни трава

Ни участие друзей

Ничего

Не помогает

Прилетел в Бангкок

Никуда не пошел

Спал 12 часов

Не хочу ничего

Сука-любовь

Больно

Очень

Думаю, это не конец истории

Дальше шантаж

Возможно

Интимные видео

Может, нет

Или да

Но это абсолютно не важно

Потому что взять у меня нечего

Я все отдал

Жизненное.

Сидит

Компания за соседним столиком

Средних лет

Мужчина и 2 женщины

Мужик чувствует женский интерес

Откинулся на стул

Достал из кармана таблетки

Крепкой мужской рукой

Дамы интересуются, а что за таблетки?

Мужчина с чувством собственной значимости

Это, говорит, от остеопороза

Небольшая пауза

Вам уже давно пора пить

Чувствую, ему сегодня не дадут

Свадьба.

Сегодня вечером узким кругом отмечаем важное событие в жизни Наили и Дениса. Заслуженное. Правильное.

Я полностью разделяю их радость. И сегодня на лодке под музыку Чагина мы обильно польем это вином.

Это не первое событие в жизни моих друзей, в котором я участвую.

Первым очень важным и личным была свадьба этой пары.

Пришел в говенном настроении. Ругались с Дашкой. Или расставались. Не упомню уже.

Опуская подробности.

Было супер-весело. Пьяно. Нарядно. Был дресс-код. Ироничный black tie. Все были в смокингах.

Потом, как водится, убились. В сопли.

Кульминация. Мы с партнером Дениса, Серегой. В смокингах. Как пингвины. С дамами в вечерних платьях. Лежим у киоска с шаурмой в Gypsy. Поливая соусом костюмы.

И охранник не знает, что с нами делать. Поскольку, вроде, очень приличные люди.

Жизнь.

Жизнь – как четки.

Части ощутимы. Отдельны. Легко прощупываются с закрытыми глазами.

У частей есть фактура. Свой неповторимый рисунок.

Принципы, по которым отделяются эти части, разные. Какие-то этапы прошли под знаком определенных людей, какие-то связаны с конкретными событиями или процессами. И это, в общем, совсем не важно.

Главное, научиться их возвращать. Полнотелыми. Со вкусом, цветом и запахами. Запоминаю. Каждый момент.

Некоторые хочется вернуть.

Они отложены в памяти в отдельный угол.

Туда бежишь, когда грустно. Или просто перебирать свои личные сокровища.

Как стекляшки, этикетки от жвачек, спрятанные в детстве в коробочку. Которую достаешь, когда никто не видит. Затаив дыхание. И понимаешь, что богат.

Был хороший вечер. Дэвид играл в Crazy Wine.

Петербург. Пятница. Я приехал из Москвы. Закинул вещи домой. Отмахнулся от мамы. Которая пыталась меня накормить. Посмотрел в зеркало. Побежал. Услышав в спину «Когда вернёшься? Возьми ключи!».

P.S. Это отдельная история. Я очень взрослый дядька. Но маме все равно. Она сидит и ждет меня. Если долго не возвращаюсь – например, сижу, сползая со стула, в Баре 8 с Танькой и еще кем-то. Мама звонит. И говорит: «Сколько можно?». Один раз, другой. Танька смеется. И заталкивает мое тело в такси.

Soundtrack. Midnight Star. Midas Touch.

Наказание.

Банщик мой бьет меня с пристрастием.

И приговаривает.

Это тебе за прогулы.

«А как ты хотел?»

Боль, замешанная на чувстве вины.

Вспомнил про наказания.

Мама не наказывала от слова совсем.

Отчим не решался.

Бабушка бросала кухонную утварь на пол.

Отца толком не помню.

Наверное, он учил кататься на велосипеде. Может, и не он.

В начальных классах Адель Федоровна похожая на фрекен Бок.

Била линейкой по рукам. Или кольцами на пальцах по голове.

На тренировках по настольному теннису гоняли вокруг стола или понуждали крутить колесо ракеткой.

На русском языке Роза Георгиевна хлестала словом.

Постарше бить перестали. Воспитывали публично.

Вспомнил.

Взял у соседа на свадьбе 2 бутылки самогона. Хотел произвести впечатление на друзей. Времена были сложные. Антиалкогольная пропаганда. Спиртное добыть сложно. И чревато.

Зима.

Пить негде.

Решили сделать это в подвале. Перед дискотекой.

Храбрились. Пили стаканами.

В какой-то момент свет в подвале погас. И я улетел. Ни пола. Ни стен. Ни потолка. Будто «Вход в пустоту» Гаспара Ноэ.

Отдышался – никого нет. Собрал сумки друзей. И наверх. Покачиваясь на дефицитных югославских дутых сапогах. Может, финских. ХЗ.

Выхожу. Груженый.

Там воронок у подъезда. И борцы за справедливость. В форме.

Из-за угла машут друзья – беги!!

Ну я и побежал – тяжелый – медленно набирая скорость.

Прямо напротив входа в 17 универмаг опасного преступника – меня – сбили с ног. И загнув руки за спину, усадили в узкое пространство сзади. Уазик.

Отвезли в детскую комнату милиции.

За шкирку затащили к следователю.

И тут после мороза в тепле самогон меня догнал. Тот самый последний граненый стакан. Я с блаженной улыбкой излучал добро на следователя. Как Иисус на бестолковых детей своих. Я ее почти любил.

Она говорил что-то резкое и грубое. Но пленка алкоголя не давала сделать мне больно. Мне казалось, что цель ее монолога – продемонстрировать восхищение мной. И показать скрытую нежность.

Еще 10 мин. Я почувствовал.

Почувствовал желание.

Отлить.

И деликатно вежливо спросил. А не мог бы я?

Ответ содержал неподдельный интерес к механизму, лежащему в основе процесса – «что, самогон давит на мочевой пузырь?».

Я подтвердил.

Дальше все нарезкой.

Милиционер сбегал ко мне домой, чтобы привести родителей. Не достучался, так как мама была на смене. Отец побывал на той самой свадьбе. Пил тот самый самогон. И в моменте лежал на полу в ванной. Отдыхал.

Блюститель забрал молодоженов из соседней квартиры, которые имитировали безалкогольную комсомольскую свадьбу. И привел в отделение милиции. Следователь посмотрела на них. На меня.

Записала мои данные и сказала убираться.

Я оставил запах любви в кабинете. Вышел на улицу. И упал со ступеней лицом в снег.

Домой я не пошел. Растворился в танце в доме культуры.

Не буду вдаваться в детали.

***

Следующий день.

Подъезд встретил маму слухами

Испуганная трясет отца за плечо – он мычит. Трясет меня. Я мычу.

С трудом собрали меня в школу. Не стали ругать. Было очевидно, что я и так страдаю.

Прихожу в школу. Озираюсь.

Синяя форма, голубая рубашка, комсомольский значок на лацкане. На лице испуг и раскаяние.

Отираюсь у класса. Руки потеют.

Подходит комсорг. Полнокровный, высокий. Руслан. И спрашивает:

«Влад. Тут старшеклассника вчера нашли пьяным. Лежал на улице. Не знаешь, кто это?».

А это реально катастрофа. Поскольку:

Первое. Наша школа. Школа номер 5. Первая в области по пропаганде полного отказа от алкоголя.

Второе. Само употребление алкоголя расценивается как особо тяжкое. Где-то чуть не дотягивая до убийства на почве ревности.

Я мотаю головой. Не знаю, мол.

Пиздец пришел на уроке украинского языка. Я его не изучал. Тогда можно было. Когда хохлы и москали дружили. Уйти с урока было нельзя. Нужно было сидеть на задней парте и что-нибудь тихо делать. Нет. Я не о том. Домашнее задание, например.

Учительница украинского языка, директор школы. Выходит из класса. И не возвращается. 5 минут. 10. 15.

Я покрываюсь испариной.

Дверь открывается и на отметке примерно 1,50 появляется лицо нашего классного руководителя. М. Мышка, короче.

Она манит меня рукой. Вернее, не манит. А, фактически, силой мысли отдирает от стула.

Я выхожу в гробовой тишине.

В коридоре стоит профорг. Директор школы. И классная руководитель. Все женщины с тяжелой судьбой. Которые мужчин не любят. Как вид.

Ну и там. Давай. Кричать. Трясти мое тщедушное тело (на физкультуре при построении стоял предпоследним). Меньше был только Андрей Чернышев.

Что-то там про исключение из школы. То, что они должны были сделать. И о том, что они хотели бы. Чтобы я захлебнулся. Этим самогоном.

Короче, когда ярость утихла.

Они выработали план.

Сначала. Я раскаиваюсь на общешкольном комсомольском собрании.

Потом на собрании преподавателей. Коммунистов.

Потом на местном радио.

Из светлого.

На собрании учителей за меня попытался заступиться учитель математики Шульц. Усы были как у Гитлера. Мотоцикл с коляской. И очки как у летчика времен Отечественной войны.

Не особо гибкий. Правдоруб.

Сказал, отстаньте от него, мы в его возрасте пошли с парнями. И выпили. Ну и женщины среднего возраста на него набросились. Он решил не развивать эту мысль.

Потом приватно физрук, который всегда смотрел на меня как на недоразумение, сказал, что «не пойман – не вор». Я понял, что мой рейтинг в его глазах сильно повысился.

А самое главное – радио не было.

В школе оставили. Оценки снизили. Красный диплом я не получил. И на выпускном директор не спускала с меня глаз.

Пить не стал. Запах.

Накурился в хлам.

ВСД

Стало трусливой привычкой. Не могу изменить внутреннее состояние. Смени контекст. Чем контрастнее, тем лучше.

Вечер пятницы – вручение поощрительных грамот по итогам года. Костюм. Пожатие десятков рук. Во Владимире.

В паузе плащ под мышку. В машину. В ушах Nightdrive от Anoraak. За окном ночь. Капли дождя размазываются по стеклу. Огни машин пятнами.

За полночь в Москве. Вещи кучей. Механически. Мыслей нет. 4 часа беспокойного сна. Попытка позавтракать. Все просрочено. В мусор. Плевать.

В такси. Глаза закрыты. Веки подрагивают. В груди огромный ватный ком. Который при каждом ударе задевает сердце. Щекотно. Неприятно.

И уже в аэропорту. В «Кофемании». Размазал кашу по тарелке кругами. Вслед за мыслями. Об одном и том же. Через четыре часа. Барселона. Солнце. 5–6 СМС-ок от Димы. «Где ты? Скоро? Быстрее!!!» Похмелье у него. Ждет. А там…

Могу переключиться только через катарсис. Боль. Резкая музыка. Алкоголь. Сатива. Искаженные лица. Тошнота. Смятые простыни. Влажные горячие подрагивающие женские тела. Равнодушие, которое поднимается снизу. И взрывается в голове.

Крестная мать переживает. «Бог простит». Думаю, что Богу все равно. Он лишь наблюдает. Ничего за нас не делает. Управляет контекстом. Делает заметки в молескиновый блокнот. Отпивая дайкири. Для будущей книги бытия. Ни хороший. Ни плохой.

P.S. Уверен, Бог хороший, умный, ироничный собеседник. Поговорил бы с ним. Когда буду готов.

P.P.S. Только НЕменеджеру может прийти в голову мысль, что для того, чтобы было хорошо, нужно вести себя хорошо. И только.

Фильмы.

Карантин – отличное время, чтобы восполнить пробелы по части кино. Посмотреть упущенное в 2019. И, может, спросить совета о чем-нибудь из старенького.

Моя проблема в том, что я давно попался. И кино – и мое наваждение, и способ времяпровождения, и ответ на мои вопросы.

В моем городе детства было лишь два кинотеатра.

Перед фильмом мы заходили на маленькие рынки рядом, где продавались жареные семечки. Бабульки бережно пересыпали семечки в пакетик, скрученный из старых газет. Мы с друзьями занимали лучшие места на ранние сеансы. Закидывали ноги на передние сидения и сплевывали скорлупу от семечек прямо под себя. К вечеру на полу был слой, как в сингапурском баре при «Раффлз-отеле», где был изобретен сингапурский слинг.

Смотрели мы в отсутствие выбора преимущественно индийские фильмы. Затянувшаяся расплата. Кусок хлеба. Мститель. Танцор диско. Зита и Гита. Там, где сестры и братья теряют друг друга в раннем детстве. Потом друг друга находят. Потом танцуют. Потом появляются злодеи. Братья/сестры их побеждают. Потом опять танцы.

Было не только индийское кино. Особой любовью пользовался югославский артхаус. Чингачгук Великий Змей. С Гойко Митичем в главной роли. Он был тем самым змеем. Под впечатлением мы делали луки. Стрелы с гвоздями. Надевали ватники. В качестве защиты. И охотились друг на друга в парке. Удивлен, что у меня остались глаза.

В 1987 я поступил в ЛИТМО. Еще в Ленинграде.

Это был период, когда то самое, настоящее кино начало приходить в нашу жизнь. Через так называемые видеосалоны, которые открывались на каждом шагу. Для того, чтобы открыть салон, было нужно совсем мало. Комната со стульями. Видеомагнитофон. И телевизор.

Я моментально утонул в этом. «Рэмбо». «Рокки». Вперемежку с «Эммануэль» и «Греческой смоковницей». «Мальчик-каратист». «Коммандос». И прочее.

Вся эта каша прекратилась, когда я случайно набрел на видеосалоны в библиотеках Лермонтова и Блока.

Репертуаром этих салонов управляли настоящие энтузиасты. Они формировали афишу на неделю. Написанную от руки. По 3 сеанса в день. Разрезы были разные.

Фильмы итальянских режиссеров. Антониони. Пазолини. Бертолуччи. Феррери.

Фильмы французских.

Фильмы-номинанты. «Оскара». Венецианского. Каннского. Берлинского. «Сандэнс».

Фильмы отдельных режиссеров.

Фильмы актеров. Де Ниро. Аль Пачино. Николсон.

Это было настолько захватывающе.

Я ходил каждый день. Каждый. В ущерб учебе. Меня узнавали эти неопрятные. Длинноволосые. Похмельные юноши. Здоровались.

А потом тонкую стену запретов и ограничений прорвало. Появились фестивальные фильмы в больших кинотеатрах. Неделя фильмов Алана Паркера. «Сердце ангела». «Полуночный экспресс».

Потом появились тематические кинотеатры. «Родина». «Киноклуб Сапаров».

И, наконец, умное кино встало на полки обычных видеопрокатов.

Эти фильмы начали объединять в серии. Другое кино. Артхаус. Я брал эти кассеты у улыбчивой девушки в прокате близ метро Академическое. К кассетам добирал либо три пива, либо бутылку вина, либо 250 водки. Корейскую морковь. Садился на обшарпанный диван в однокомнатной квартире на улице, название которой я не помню. И уходил в длинный трип.

В 2006 я уехал по контракту в Екатеринбург. В свободное время, которого было много, решил создать список фильмов, которые произвели на меня впечатление. На это ушло много времени. А потом друг Леха собрал мне медиа-сервер и залил все эти фильмы из Интранета на «Уралмаше» на жесткие диски. Их было около 700. Фильмов.

Компьютер не пережил переезды. А список остался.

Интересных фильмов, которые выходят из года в год, реально единицы. Я проглатываю их сразу. Еще до номинирования. Или сразу после. И потом пустота. Начал искать в сериалах. Но это, правда, совсем не то. Или уже притупилось. Не знаю.

АССА.

«Показывал» Лизе подборку фильмов. Русских. На которых я/мы воспитывались, и которые, как говорит Таня, прошли проверку временем.

«Брат».

«Брат 2».

«Сестры».

«Курьер».

И «Асса».

«Асса» последний не случайно. Поскольку фильм для меня особенный̆. Я был на его премьере в Санкт-Петербурге, которая состоялась 19 марта в 1988 в «Авроре». И по мере взросления периодически к нему возвращался. Каждый раз видел разное.

Сначала только музыка. И то, как одевался Африка. Серьга та самая. Конечно, Друбич, в которую, как мне казалось, я был немного влюблен. Может, нравилась внешне. Может, потому как годом ранее был без ума от Саши, с которой познакомился в интернациональном стройотряде.

Я думаю, Саша не знала о моем большом и сильном чувстве. Как обычно бывает в этой жизни, я потом дружил и делил квартиру с Пашкой Шаптала. У которого с той самой Сашей были отношения. Мы это с ним обсудили. Были оба изрядно удивлены.

Ну да ладно. Я, как всегда. Одно за другим.

«Асса».

В последующие разы «Асса» показала мне другие стороны. Я рассмотрел артхаусную абсурдную линию. Баширова.

Потом диалоги раздергал на цитаты.

А вчера, вчера я понял, что я искренне сопереживаю Крымову. Неоднозначному герою Говорухина. И меня бесит Бананан, который отнял у того самого Крымова настоящую любовь его жизни.

Бессмысленно и глупо.

И да. За это иногда убивают.

Посмотрю еще. Лет через 10.

P.S.

«Алика: Если ты нормальный, то ты живёшь какой-то неестественной жизнью.

Бананан: А я вообще не живу жизнью. Жить жизнью грустно: работа – дом – работа – могила. Я живу в заповедном мире моих снов. А жизнь – что жизнь? Практически, жизнь – это только окошко, в которое я время от времени выглядываю.