Дитя тьмы

Михаил Гинзбург

Дитя тьмы

Глава 1: Побег и Эхо

Скрежет. Металл – жадный, голодный – вгрызался в камень, визжал так, что вой сигнального рога, захлебнувшийся яростью над двором Чернокаменной Цитадели, казался колыбельной. Каэл не смотрел вниз. Нельзя. Лишний дюйм – и пять лет каменного мешка покажутся курортом перед тем, что сделает с ним стража. Или равнодушные клыки скал внизу. Пальцы – мясо, содранное до кости – скользили по мокрому выступу. Тело – натянутая струна, ищущая опору в пустоте. Легкие – кузнечные мехи, в них пожар. Каждый мускул – агония. Над головой, по галерее – дробь сапог, гортанные выкрики. Псы учуяли.

Рывок. Снова. Челюсти свело судорогой, во рту привкус крови и крошева от собственных зубов. Ветер – ледяной скальпель – полоснул по лицу, принес запах. Свобода? Нет, пока лишь смолистая горечь леса и стылая сырость тумана, что клубился за внешней стеной. Этот запах. Он вел его полгода. Пока пальцы превращали тюремную ложку в подобие крюка. Пока глаза в темноте камеры чертили карту маршрута по памяти и обрывкам подслушанных разговоров. Пока каждая клетка тела ждала эту ночь – безлунную, укутанную в саван тумана. Не сорваться. Не дать им этого зрелища.

Под стопой – предательский хруст. Камень? Или трухлявая балка, оскалившаяся из кладки? Секунда полета – та, что длится вечность. Нутро стянуло в тугой, ледяной узел. Успел. Перехватился, повис на одних руках. Старые рубцы на спине – натянулись, заныли. Внизу, во дворе – мечущиеся огни факелов. Пляска смерти. Почти увидели. Время – песок сквозь пальцы.

Прыжок. Вслепую, в молочную слепоту тумана, навстречу неизвестности. Удар о землю выбил остатки воздуха, отозвался болью в каждой кости. Тьма на мгновение сомкнулась, но он вцепился в сознание, не дал ему уйти. Лежать нельзя.

Сквозь звон в ушах – лай собак, далекий, но приближающийся. Яростные голоса. Он поднялся, пошатываясь. Ноги дрожали, но держали. Лес. Стена черных копий сосен и елей, едва различимая в рваных клочьях стылой ваты, что цеплялась за ветви. Там – спасение. Может быть.

Рванул через открытое пространство, пригибаясь, скользя тенью. Каждый шорох за спиной казался лязгом доспехов, каждая колыхнувшаяся от ветра ветка – рукой стражника. Лес принял его в свои холодные, сырые объятья. Ветки хлестали по лицу, корни – корявые пальцы древнего мертвеца – пытались схватить за ноги. Туман здесь был плотнее, липкой паутиной окутывал деревья, глушил звуки. Но лай собак становился ближе. Они шли по следу.

Он бежал, пока хватало сил, пока легкие не начали отказывать. Запах гари и чего-то еще… сладковато-тошнотворного. Кровь. Он замер, прислушиваясь. Погоня отстала, но ненамного. Впереди, сквозь редеющий туман, проступили очертания… Развороченная повозка. Одна. Вторая – дальше, перевернутая, колесо неестественно задрaно к мутному небу. Лошади – вздувшиеся туши, неестественно вывернутые шеи. Дым поднимался от тлеющих останков. И этот запах. Густой, приторный.

Каэл осторожно двинулся вперед, нож сам лег в руку. Картина бойни. Жестокой, стремительной. Работа не обычных разбойников – те бы забрали лошадей, товар. Здесь все было брошено, растерзано. На земле – тела. Мужчины, женщина… Он старался не смотреть, но взгляд выхватывал детали. Рваные раны, застывший на лицах ужас. «Не твое дело. Уходи», – прошипел внутренний голос, тот, что помогал выживать все эти годы.

Он уже почти двинулся дальше, когда услышал. Тихий всхлип. Почти неразличимый среди стонов ветра в ветвях. Каэл замер. Звук повторился. Оттуда, из-под опрокинутой повозки, из вороха тряпья и сломанных досок. Его нутро протестовало. «Обуза. Свидетель. Проблема». Но ноги сами несли его к повозке. Он откинул тяжелую просмоленную ткань.

Маленький комок. Девочка. Лет шести, не больше. Всклокоченные светлые волосы, перепачканное сажей и слезами лицо. Огромные, испуганные до безумия глаза смотрели на него из темноты. Она не кричала, только дрожала всем телом, сжимая в кулачке какую-то деревяшку – криво вырезанную птицу.

Тишина. Только ее прерывистое дыхание и далекий, но снова приближающийся лай собак. Стража. Они почти здесь.

Девочка смотрела на него, и в ее взгляде Каэл увидел то, от чего бежал всю жизнь. То, что когда-то сам сеял. Беспомощность. Обреченность. «Оставь ее. Они найдут тебя. Из-за нее». Голос разума. Холодный, правильный. Он видел ее дрожащие губы. Слышал лай все ближе. Взгляд метнулся к лесу, потом снова на девочку. Время сжалось в одну острую точку выбора. Он протянул руку. – Идем, – голос его был хриплым, чужим. Всего одно слово.

Девочка не двинулась, только сильнее вжалась в обломки. Лай собак. Уже совсем рядом. Крики стражи. Каэл шагнул вперед, рывком подхватил ее на руки. Легкая, почти невесомая. Пахнущая дымом, страхом и чем-то неуловимо детским, забытым. Она не закричала. Только вцепилась мертвой хваткой в его куртку. И он побежал. Снова. В неизвестность. В холодный, враждебный лес. Но теперь он был не один. И это, почему-то, было хуже всего.

Глава 2: Нежеланная Спутница и Старый Ворчун

Лес не хотел их отпускать. Колючие лапы елей цеплялись за одежду, мокрые от тумана папоротники хлестали по лицу, а корни, узловатые и цепкие, как пальцы утопленника, норовили поставить подножку. Каэл нес девочку, почти не ощущая ее веса, но каждый шаг отдавался глухой болью в натруженных мышцах и протестующим стоном в легких. Туман висел плотной, серой завесой, превращая знакомые очертания деревьев в призрачные, угрожающие фигуры. Лай собак то приближался, то отдалялся, играя на нервах, как на натянутой струне. Он петлял, путал следы, как раненый зверь, инстинктивно выбирая самые непролазные чащобы, где конному стражнику делать было нечего.

Девочка на его руках молчала, только судорожно вздрагивала, когда особенно близко раздавался лай или резкий крик преследователей. Каэл чувствовал ее маленькое, быстро бьющееся сердце у своей груди. Этот стук отдавался в нем странным, почти забытым эхом. Он старался не думать об этом. Думать – непозволительная роскошь. Сейчас главное – уйти. Оторваться.

К рассвету, если это мутное серое марево можно было назвать рассветом, они вышли к небольшой речушке, быстрой и мелкой. Каэл, не раздумывая, вошел в ледяную воду. Так можно было сбить собак со следа, хоть ненадолго. Он шел по воде с полмили, прежде чем снова выбраться на берег, в еще более глухую часть леса. Здесь лай почти не был слышен. Кажется, оторвались. Пока.

Он опустил девочку на землю под раскидистым старым дубом. Она тут же села, поджав под себя ноги, и уставилась на него все теми же огромными, недетски серьезными глазами.

– Пить, – прошептала она. Голос – как шелест сухих листьев.

Каэл огляделся. Нашел небольшой, заросший мхом камень, из-под которого сочилась тоненькая струйка воды. Он зачерпнул пригоршню. Вода была холодной, с привкусом земли, но чистой. Девочка пила жадно, маленькими глотками, все так же не сводя с него глаз.

– Как тебя звать? – вопрос сорвался сам собой. Он тут же мысленно выругался. Меньше знаешь – крепче спишь.

– Лия, – так же тихо ответила она, вытирая рот тыльной стороной ладошки.

– Каэл, – буркнул он, больше для себя, чем для нее. Имя прозвучало чуждо, будто принадлежало кому-то другому. Тому, кем он был до Чернокаменной.

Он опустился на землю рядом с ней, спиной к стволу дуба. Усталость навалилась разом, тяжелая, свинцовая. Нужно было двигаться дальше, но тело отказывалось повиноваться. Хотя бы короткая передышка. Он достал из-за пазухи остатки тюремного пайка – черствый сухарь. Разломил пополам, протянул ей. Лия взяла, но есть не стала, только вертела в руках.

– Мама… – начала она, и ее губы снова задрожали. – Они… там…

Каэл резко оборвал:

– Знаю. Молчи.

Жестко. Слишком жестко. Но он не умел иначе. Сочувствие – это слабость. А слабые здесь не выживали. Он видел это сотни раз.

Они сидели молча. Лес вокруг жил своей жизнью: шелест листвы, щебет какой-то ранней птахи, далекий стук дятла. Мирные звуки, которые сейчас казались издевкой.

Внезапно Каэл напрягся. Слух, обостренный годами опасности, уловил посторонний звук. Не погоня. Что-то другое. Треск сухой ветки. И еще один. Кто-то приближался. Осторожно.

Он знаком велел Лии сидеть тихо, сам бесшумно поднялся, нож снова оказался в руке. Он скользнул за ствол дуба, всматриваясь в подлесок.

Из-за зарослей орешника показалась фигура. Старик. Высокий, сутулый, в длинном, потертом плаще неопределенного цвета. Длинные седые волосы спутаны, борода такая же, неопрятная. В руке – кривой посох, больше похожий на увесистую дубину. Старик остановился, поводил носом, будто принюхиваясь, и его взгляд, неожиданно острый и пронзительный для такого возраста, остановился точно на том месте, где прятался Каэл.

– Выходи, чадо лесное, – голос у старика был скрипучий, как немазаная телега. – Чаем не угощу, но и топором по кумполу не съезжу. Если, конечно, первым не начнешь. А ты, я вижу, можешь.

Каэл не двинулся с места. Ловушка? Отшельник? Или кто похуже?

– И девчушку свою покажи, – продолжил старик, не меняя тона. – Негоже дите в сырости прятать. И так натерпелась, поди.

Каэл медлил. Старик не выглядел опасным бойцом, но в лесу и палка стреляет. Особенно в руках того, кто знает, как ею пользоваться.

– Кто ты? – голос Каэла был низким, хриплым.

– А кто в наше время разберет? – хмыкнул старик. – Сегодня я – Мариус, собиратель трав и кореньев. А завтра, может, стану твоей головной болью. Или ты – моей. Как карта ляжет. Ну так что, выйдешь, или мне самому к тебе в гости напроситься? Туман-то рассеивается, а следы твои, мил человек, даже слепой найдет. Особенно те, что от реки идут. Двойные.

Каэл выругался про себя. Старик был прав. Туман действительно редел, пропуская тусклые лучи невидимого солнца. И он оставил слишком много следов.

Он медленно вышел из-за дерева, нож не опуская. Лия выглянула из-за его ноги, испуганно глядя на незнакомца.

Мариус внимательно рассмотрел Каэла, затем его взгляд задержался на Лии. На лице старика не отразилось ничего, кроме старческого любопытства. Но Каэлу показалось, что в глубине этих выцветших глаз на мгновение мелькнул какой-то странный огонек. Интерес? Или что-то еще?

– Ну вот, и познакомились, – крякнул Мариус. – А теперь, любезный, не объяснишь ли ты старому пню, какого лешего ты таскаешь по лесу дитя, похожее на полуживого заморыша, и почему за тобой гонится половина королевской гвардии, если судить по шуму, что вы тут утром устроили?

Глава 3: Шепот Багровой Длани

Вопрос старика повис в стылом утреннем воздухе, наглый и прямой, как его суковатый посох. Каэл ощутил знакомый укол раздражения. Объяснять. Еще чего. Он не привык отчитываться – ни перед тюремщиками, ни перед случайными встречными, пусть даже с пронзительными глазами и слишком длинным носом для простого травника.

– Не твоего ума дело, дед, – прорычал Каэл, делая шаг назад, увлекая за собой Лию. Девочка снова прижалась к его ноге, как испуганный котенок. – Идем дальше.

– Далеко ли собрался, прыткий? – Мариус не сдвинулся с места, только усмехнулся в свою спутанную бороду. – Гвардейцы короля – не стая слепых щенков. Они этот лес прочешут так, что и мышь не юркнет. А уж с такой… – он кивнул на Лию, – приметной ношей…

Каэл напрягся, готовый к любому подвоху. Старик слишком много знает. Или слишком хорошо угадывает.

– Ты что предлагаешь? Уютную хижину с камином и кружкой горячего молока для девчушки? – яд сочился из каждого слова Каэла. – Или просто хочешь сдать нас капитану Регулусу за пару медяков? Старикам всегда нужны деньги на табак.

Прежде чем Мариус успел ответить, лес вокруг них заговорил на другом языке. Не шелест листвы, не птичий щебет. Тихий, едва уловимый треск сучьев, приглушенный шепот, шорох потревоженной травы. И не со стороны реки, откуда они пришли и где можно было ожидать стражу. С другой. Глубже из леса.

Каэл замер, мгновенно отбросив старика из своих мыслей. Этот звук он знал. Осторожные, крадущиеся шаги. Не солдатские – те топают уверенно, не таясь. Это были охотники. Или убийцы.

Мариус тоже навострил уши, его старческая расслабленность исчезла, сменившись цепкой настороженностью.

– Кажется, гости, – проскрипел он, и в его голосе уже не было иронии. – И не те, что стучат в дверь перед тем, как войти.

– «Багровая Длань», – коротко бросил Каэл, и его рука сама нашла рукоять ножа. Он узнал их манеру. Бывшие «коллеги». Те, кому он был должен нечто большее, чем просто деньги.

В глазах Мариуса мелькнул непонятный огонек.

– А ты, я смотрю, парень с богатым прошлым и еще более интересными знакомствами, – пробормотал он. – Сколько их?

– Обычно ходят по трое-пятеро. Разведка, – Каэл быстро оценивал обстановку. Открытого пространства мало, деревья густые. Можно попробовать устроить засаду. Или уйти, но эти ищейки будут висеть на хвосте.

– Значит, так, – Мариус неожиданно ткнул посохом в сторону густых зарослей терновника. – Девчонку – туда. И сама сиди тихо, как мышь под веником, поняла? – он строго посмотрел на Лию. Та испуганно кивнула. – А мы с этим… должником, – он снова выразительно глянул на Каэла, – попробуем объяснить незваным гостям, что сбор ягод в этом сезоне отменяется.

Каэл не стал спорить. План старика, каким бы он ни был, лучше, чем ничего. Он подтолкнул Лию к кустам.

– Сиди здесь. И не высовывайся, что бы ни случилось. Ясно?

Лия только кивнула, ее глаза были огромными от страха.

Как только она скрылась в колючих ветвях, Каэл повернулся к Мариусу.

– У тебя есть что-нибудь посерьезнее этой клюки? – спросил он, кивая на посох.

– Моя «клюка», юноша, видела больше зим, чем ты прожил весен, – огрызнулся Мариус. – И она еще может удивить. Ты бери левый фланг, я правый. Работаем тихо, если получится. Если нет – громко, но быстро.

Каэл только хмыкнул, но занял указанную позицию за толстым стволом вяза. Старик действовал на удивление проворно для своих лет, почти бесшумно растворившись в тенях.

Они появились через несколько минут. Трое. В темных, землистого цвета одеждах, лица скрыты низко надвинутыми капюшонами. Двигались слаженно, как стая волков, осматривая каждый куст, каждую тень. Один из них, чуть впереди, нес странный, короткий клинок с зазубренным лезвием, от которого, казалось, исходил едва заметный холод.

Каэл ждал. Нервы – натянутые до предела стальные тросы. Один из культистов почти поравнялся с ним. Сейчас.

Он вылетел из-за дерева, как разъяренный рысь. Короткий удар рукоятью ножа в висок – первый культист рухнул мешком, не издав ни звука. Второй развернулся на шум, но тут же получил удар ногой в колено, захрустевшее с отвратительным звуком. Пока он падал, Каэл уже был у третьего. Тот успел выхватить свой зазубренный клинок, и воздух вокруг него будто бы потемнел, сгустился. Из тени под его ногами метнулось что-то бесформенное, черное, похожее на уродливого паука размером с собачью голову.

Тварь прыгнула на Каэла, но в этот момент сбоку, из ниоткуда, обрушился посох Мариуса. Удар пришелся точно по твари, раздался мерзкий, влажный шлепок, и существо лопнуло, как перезревший плод, обдав все вокруг черной, вонючей жижей.

– Нечисть поганая! – сплюнул Мариус, отскакивая.

Третий культист, ошеломленный на мгновение, ринулся на старика. Каэл, оставив недобитого второго, который выл от боли, держась за раздробленное колено, метнулся наперерез.

Зазубренный клинок культиста столкнулся с ножом Каэла. Искры. Звон стали. Культист был силен и быстр, его глаза под капюшоном горели фанатичным огнем.

– Ты заплатишь за все, Каэл! – прошипел он. – Длань не прощает предателей! Кровь за кровь!

– Поговорим об этом в аду, – прорычал Каэл, уходя от выпада и нанося короткий, точный удар в бок, под ребра.

Культист захрипел, изо рта пошла пена с кровью. Он осел на землю, его клинок выпал из ослабевшей руки.

Второй, раненый, пытался отползти, но Мариус придавил его своим посохом к земле.

– Имена. Зачем вы здесь? Кому служите? – голос старика был тверд, как камень.

Культист только плюнул кровью и попытался укусить посох.

– Господин… ждет… его… – прохрипел он, глядя на Каэла с ненавистью. – И девчонку… тоже… Она… отмечена…

Он закашлялся, тело его выгнулось дугой и обмякло.

Каэл тяжело дышал, адреналин все еще стучал в висках. Он подошел к первому, которого вырубил. Мертв. Третий – тоже.

Мариус вытер посох о траву.

– «Отмечена», значит, – задумчиво произнес он, глядя в сторону кустов, где пряталась Лия. – Похоже, твоя маленькая находка, Каэл, куда интереснее, чем простой сирота. И проблем от нее будет куда больше, чем от всей королевской стражи.

Он поднял с земли зазубренный клинок одного из культистов. Повертел его в руках, лицо его было мрачным.

– Магия скверны, – пробормотал он. – Древняя, мерзкая. Эти ребята из «Багровой Длани» не просто бандиты с большой дороги. Они копают гораздо глубже. И похоже, они раскопали что-то, что давно следовало оставить в земле.

Глава 4: Шепот из Тьмы и Первый Кошмар

Туман не отпускал их и на следующий день, превратив лес в безмолвное, серое царство призраков. Они шли на восток, подальше от Чернокаменной, подальше от трактов и деревень. Мариус ковылял впереди, уверенно находя одному ему известные тропы, Каэл следовал за ним, неся Лию. Девочка почти всю дорогу спала, или, по крайней мере, притворялась спящей, уткнувшись лицом ему в плечо. После вчерашней стычки она почти не говорила, только вздрагивала от каждого резкого звука. Каэл старался не обращать внимания на это маленькое, теплое тельце, так доверчиво прижавшееся к нему. Он – не нянька. Он – беглец. И убийца. Эти мысли, как назойливые мухи, кружили в голове, не давая покоя.

К вечеру они устроили привал в неглубокой, заросшей папоротником лощине. Мариус развел небольшой, почти бездымный костерок, бормоча что-то себе под нос про сырость и старые кости. Каэл осматривал их временное убежище, проверяя пути отхода. Лия сидела у огня, завернувшись в старый плащ Мариуса, и смотрела на пламя немигающим взглядом.

Именно тогда это и началось.

Сначала она просто начала дрожать, несмотря на тепло костра. Потом ее дыхание стало частым, прерывистым. Когда Каэл дотронулся до ее лба, он был горячим, как раскаленные угли.

– Она горит, – коротко бросил он Мариусу.

Старик встревоженно подошел, откинул волосы со лба девочки.

– Худо, – прокряхтел он. – Вчерашний страх да стылая ночь даром не проходят. А может, и та скверна от культистов ее зацепила…

Лия что-то забормотала во сне, неразборчиво, тревожно. Ее маленькие кулачки сжались. Деревянная птичка, которую она все еще не выпускала из рук, вдруг едва заметно потеплела в руке Каэла, когда он попытался поправить ей плащ. Или ему показалось?

Мариус тем временем внимательно рассматривал шею девочки, куда сполз ворот ее рубашонки. Там, на нежной коже, темнел небольшой знак, похожий на переплетение трех лучей, исходящих из одной точки. Каэл видел его и раньше, но не придавал значения – родимое пятно, не более. Но сейчас, в неровном свете костра, знак будто бы светился изнутри слабым, пульсирующим светом. Едва уловимым, но несомненным.

– Так я и думал, – прошептал Мариус, его лицо стало серьезным, как никогда. – Это не просто родимое пятно, Каэл. Это Метка Хранителя. Древний оберег. И сейчас он… активировался.

– О чем ты, старик? – Каэл нахмурился.

– Эта девочка, Лия… она не так проста, как кажется. Она – потомок древнего рода, тех, кто веками стоял на страже границ между нашим миром и… Тьмой. Той самой Тьмой, которую жаждут призвать твои знакомые из «Багровой Длани» и их куда более могущественные хозяева. Этот знак – их защита и их проклятие. Он оберегает ее, но и делает маяком для тех, кто ищет подобную силу.

Лия снова застонала, ее дыхание стало еще более затрудненным. Слабое свечение метки стало чуть ярче.

– Лорд Мортариус, – имя прозвучало в тишине лощины, как удар грома. Мариус произнес его почти шепотом, но Каэл почувствовал, как по спине пробежал холодок. – Темный Маг, о котором шепчутся только в самых страшных сказках. Он ищет такие Метки. Он ищет таких, как Лия. Чтобы извратить их дар, подчинить себе, использовать как ключ…

– Хватит сказок, дед, – оборвал Каэл. – Ей плохо. Что делать?

– Лихорадка – это реакция Метки на… на что-то. Возможно, на скверну культистов. Возможно, на то, что ее «услышали». Ей нужны травы. Особые. Чтобы укрепить ее дух и помочь Метке справиться. Я знаю одно место… – Мариус замолчал, его взгляд устремился в темноту за пределы их костра. – Но оно пользуется дурной славой. Древнее капище, оскверненное давным-давно. Теперь там – гиблое место, болото и твари, искаженные той самой магией скверны. Но лунный вереск и корень жизни растут только там.

– Веди, – Каэл поднялся. Ждать было нельзя. Он снова подхватил горячечную Лию на руки. Девочка была совсем слабой, ее голова безвольно откинулась ему на плечо.

Путь к капищу занял несколько часов и оказался хуже, чем Каэл мог себе представить. Под ногами хлюпала зловонная жижа, воздух был тяжелым и влажным, пахло тиной и разложением. Корявые, безлистные деревья тянули к ним свои скрюченные ветви, будто утопленники – руки. Мариус шел впереди, опираясь на посох, иногда замирая и прислушиваясь к чему-то, что Каэл не мог расслышать.

– Здесь все пропитано порчей, – прошептал старик. – Каждый камень, каждая травинка. Будь начеку. Твари, что здесь обитают, не знают ни страха, ни жалости.

Первыми на них напали болотные огни – блуждающие огоньки, которые пытались заманить их в трясину. Мариус что-то пробормотал, взмахнул посохом, и огни с шипением отпрянули. Потом были пиявки размером с ладонь Каэла, выпрыгивающие из мутной воды. Он сбивал их ножом, стараясь, чтобы ни одна не коснулась Лии.

Само капище представляло собой груду замшелых камней, полузатопленных в болотной воде. Когда-то это, возможно, было величественное строение, но теперь от него остались лишь руины, источавшие ауру запустения и древнего ужаса. В центре, на небольшом островке суши, росли чахлые кустики – тот самый лунный вереск, его цветы тускло светились в полумраке.

– Я соберу травы, – сказал Мариус. – Ты прикрывай. И глаз с девочки не спускай. Здесь ее Метка будет особенно… уязвима.

Каэл кивнул, устраивая Лию в относительно сухом углублении между камнями. Он встал так, чтобы защищать ее, нож наготове. Девочка тяжело дышала, ее лицо пылало. Свечение Метки стало отчетливее, пульсировало в такт ее прерывистому дыханию.

И тут они появились. Из мутной воды, из-за камней, из теней. Несколько фигур, скрюченных, непропорциональных. Кожа – землисто-серая, обтягивающая кости. Глаза – пустые, без зрачков, светились тусклым желтым огнем. Они двигались медленно, но неотвратимо, издавая тихие, булькающие звуки.

– Падшие, – прошипел Мариус, не прекращая собирать цветы в свою сумку. – Души тех, кто был принесен здесь в жертву или умер в этих болотах. Теперь они служат Тьме.

Каэл встретил первую тварь ударом ножа в то место, где у человека должно было быть сердце. Нож вошел легко, но существо, казалось, не заметило этого. Оно продолжало тянуть к нему свои костлявые руки с длинными, грязными когтями. Каэлу пришлось отскочить, нанести еще несколько ударов, прежде чем тварь с булькающим вздохом рухнула в воду.

Но их было слишком много. Они лезли со всех сторон. Каэл дрался молча, яростно, каждый удар – выверен, точен. Он защищал не только себя, но и девочку за своей спиной, и это придавало ему сил. Он видел, как Мариус отбивается от одной из тварей своим посохом, который в его руках превратился в грозное оружие.

Одна из тварей проскользнула мимо него, устремилась к Лии. Каэл развернулся, метнул нож. Клинок вонзился существу в спину, оно дернулось, но не остановилось. Оно уже почти дотянулось до девочки…

В этот момент Метка на шее Лии вспыхнула ослепительным светом. Волна чистой, белой энергии ударила по твари, и та с воплем, от которого заложило уши, рассыпалась в прах. Свет опал так же быстро, как и вспыхнул. Лия обмякла, ее дыхание стало совсем слабым.

– Готово! – крикнул Мариус, бросаясь к ним. – Уходим отсюда! Быстро!

Каэл подхватил Лию, выдернул нож из кучки праха. Они бежали из проклятого капища, преследуемые булькающими воплями оставшихся Падших, пока наконец не выбрались на относительно сухую землю, оставив за спиной зловонное болото и его кошмарных обитателей.

Глава 5: Охотник и Дичь

Мариус колдовал над Лией почти всю ночь. Толченые травы, собранные в проклятом капище, он смешал с росой и какой-то одному ему ведомой бормотухой, превратив их в темную, остро пахнущую мазь. Этой мазью он осторожно смазал Метку на шее девочки и дал ей выпить несколько капель горького отвара. К утру лихорадка спала. Лия все еще была слаба, почти прозрачна, но ее дыхание выровнялось, и в огромных глазах появился осмысленный блеск, хотя и полный испуга от пережитого и от вспышки ее собственной, неведомой силы. Каэл молча наблюдал за манипуляциями старика, чувствуя, как внутри что-то тупо ноет. Ответственность. Нежеланная, как тюремная цепь, но такая же неотвратимая.