Книги украшают жизнь. Как писать и читать о науке

АХ-Д: То есть вы имеете в виду, что они не только эгоистичны – у них есть инструкция сотрудничать с другими ребятами?[67] В ваших устах это звучит просто, но идею уловить вовсе не просто, правда? Людям обычно бывает трудно понять дарвинизм… Вы сказали, что нам следует потратить часть жизни на то, чтобы разобраться, почему мы существуем, а еще вы говорите, что у нас должно быть чувство удивительного: мы должны воспринимать науку так, как мы слушаем музыку. Но ведь это невозможно? Нужны годы подготовки, чтобы освоить язык науки.

РД: Смысл аналогии с музыкой в том, что для исполнения музыки нужны люди, а им нужны годы тренировки, им нужно ежедневно часами практиковаться в игре на своем инструменте, иначе они не смогут хорошо музицировать. В этом же смысле практикующим ученым нужны годы подготовки. Но можно наслаждаться музыкой, ценить музыку, даже на достаточно сложном уровне, не умея сыграть ни одной ноты. Аналогично, я считаю, что можно ценить науку и получать от нее удовольствие на достаточно сложном уровне, не умея заниматься наукой. Я хочу подтолкнуть людей к тому, чтобы они рассматривали науку так, как музыку, искусство или литературу: как нечто, от чего можно получать удовольствие, не на поверхностном, а на достаточно глубоком уровне, не обязательно умея отличать одну бунзеновскую горелку от другой или интегрировать функции.

АХ-Д: Но разве язык не является непроходимым барьером? Я могу пойти и включить радио, послушать музыку и получить от нее удовольствие, и мне не обязательно знать, что это за произведение, кто исполняет, кто композитор и все такое – я могу просто слушать звук.

РД: Вы, возможно, удивитесь, но у вас должна быть культурная привычка к музыке, которую вы слушаете. Мы воспитаны на западной музыке, и поэтому нам легче понимать ее.

АХ-Д: Но если я послушаю, скажем, японскую музыку, я, возможно, не пойму ее сразу, но мне будет любопытно ее послушать, тогда как если я зайду в комнату отдыха на кафедре зоологии в Оксфорде – а я интересуюсь наукой, я достаточно много понимаю, – я, вероятно, не пойму, о чем там двое разговаривают между собой.

РД: Двое в комнате отдыха на научной кафедре, обсуждая исследования, конечно, пользуются своего рода стенографическим языком, который употребляется ради краткости. Но не так сложно переключиться с этого языка на такой, который будет понятен гораздо более широкой аудитории. Я ощущаю, что у меня есть миссия убедить своих коллег по науке писать об этой науке так, как если бы через плечо им заглядывал “чайник”, а не писать на языке, совершенно непонятном другим людям. Я убежден, что их исследования от этого станут лучше, и думаю, что, если они так поступят, это поможет им улучшить коммуникацию с другими учеными. Я даже считаю, что они будут лучше понимать науку, которой сами занимаются.

Другое дело, что различные науки не всегда понятны ученым из других областей. Я не очень хорошо понимаю физику, и, думаю, я буду прав, сказав, что многие физики не очень хорошо понимают биологию. В современной физике есть многие аспекты… особенно квантовая теория… которые чрезвычайно трудно понять, они совершенно контринтуитивны. Многие физики говорят, что сами их не понимают; но когда они проводят расчеты и используют эти расчеты, чтобы предсказывать результаты, то оказывается, что предсказания выполняются с поразительной точностью. Говорят, что предсказания квантовой теории сбываются настолько точно, что это все равно как угадать расстояние от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса с точностью до толщины человеческого волоса. Вот на что способна квантовая теория, и тем не менее многие, кто ею занимается, соглашаются, что в действительности не понимают ее на интуитивном уровне, потому что она контринтуитивна. Если они не в состоянии ее понять, то неудивительно, что мы с вами ее не понимаем.

И тем не менее существуют книги, авторы которых прилагают большие усилия к объяснению квантовой физики, теории относительности, а в биологии – эволюции. В понимании эволюции есть свои трудности. Она не настолько трудна, как квантовая теория, но трудности все же есть. Нужно охватывать умом огромные промежутки времени, иначе вы просто не сможете поверить, что можно пройти путь от бактерии до человека.

АХ-Д: Уильям Пейли говорил: если я прогуливаюсь и нахожу камень, это неудивительно, но если я нахожу часы, я не могу поверить, что их не создал часовщик. Что не так с его аргументом от создателя?

РД: Я спародировал его как Аргумент От Личного Недоверия. Но достаточно немножко поразмыслить, и вы сообразите, что тут бесконечная регрессия. Сказать, что у часов был создатель, – на самом деле никакое не объяснение, потому что в объяснении нуждается сам создатель.

Ведь в чем элегантность и красота дарвиновского объяснения живых часов – глаза, локтевого сустава, сердца? Мы стартуем с очень простого начала – простые вещи по определению легче понять, чем сложные, – и продвигаемся медленно, постепенно, в течение многих поколений, и на каждом этапе пути все понятно и объяснение действительно работает. В итоге мы получаем полное и удовлетворительное объяснение, откуда взялась сложность, откуда взялись живые часы. Под живыми часами я разумею глаз, сердце, ухо и прочее.

Мы понимаем, откуда они взялись, и нам не требуется постулировать ничего мистического или таинственного. Проблема с объяснением Пейли, с создателем, именно в том, что она ничего не объясняет, ведь сам создатель, надо полагать, еще сложнее, чем часы, еще сложнее, чем сердце или глаз. Так что это не объяснение.

АХ-Д: У многих великих мыслителей есть какое-то достижение в жизни, которым они гордятся. Джеймс Уатт, изобретатель множества паровых машин, больше всего гордился механизмом параллельного движения – прекрасным образцом прикладной математики. А чем вы больше всего гордитесь из своих находок, открытий, изобретений?

РД: Думаю, на данный момент книга, которой я больше всего горжусь – как книгой для широкой публики, – это “Восхождение на гору Невероятности”. Но если говорить о вкладе в знание, больше всего я горжусь “Расширенным фенотипом”. Это моя вторая книга, и, как можно догадаться по ее заглавию, она была адресована в первую очередь не широкой публике, хотя широкая публика ее прочитала. Она адресована моим коллегам по профессии, и я больше всего горжусь ею, потому что ее идея выходит за рамки того, что уже сделали другие. Фенотип есть манифестация генотипа. Гены – это ДНК, фенотип – это, например, голубые глаза или рыжие волосы, или даже можно представить его как всего человека. Это то, что манифестируется. Говоря о конкретном гене, мы говорим о фенотипической экспрессии этого гена. Мы говорим, что данный конкретный ген на хромосоме дает большой нос – фенотип. Итак, мои гены дают мой фенотип, а ваши гены дают ваш фенотип…

АХ-Д: …который заканчивается на моих кончиках пальцев.

РД: Да, это верно применительно к фенотипу в традиционном понимании. Но в “Расширенном фенотипе” говорится, что гены могут оказывать фенотипический эффект за пределами организма, в котором они находятся. Я излагаю эту аргументацию постепенно, начиная с артефактов животных, – с предметов, которые изготавливают животные, например, птичьих гнезд или домиков личинок ручейников. Личинки ручейников – это маленькие насекомые, которые живут в ручьях и строят себе домики из камешков, палочек, ракушек или листьев, в зависимости от вида. Внешний панцирь этого насекомого – не часть его тела; животное его сооружает. Каменные самые красивые, они взаправду скрепляют камешки цементом, который вырабатывают. Можно наблюдать, как насекомое строит; скрепляет кирпичики в каменную стенку с большим искусством.

Это входит в расширенный фенотип генов личинки ручейника, и объяснение этому дарвиновское. Это явная дарвиновская адаптация. Это удачная разработка в том же смысле, в котором удачной разработкой является раковина улитки или клюв попугая. Это продукт естественного отбора.

Естественный отбор работает только через избирательное выживание генов, а значит, у личинок ручейников должны существовать гены домиков различной формы. Должны существовать удачные и неудачные домики, и естественный отбор будет благоприятствовать удачным. Именно гены определяют усовершенствования домиков – можно сказать, усовершенствования строительного поведения, – но мы привыкли к идее, что когда речь идет о гене чего-то, какого-то фенотипического эффекта, он находится уже в конце длинной цепочки причинно-следственных связей. Единственное, что на самом деле дает ген, – это белок. Этот белок затем комплексно взаимодействует с другими белками, обусловленными другими генами, и осуществляет сложную последовательность эмбриологических событий, которая порождает строительное поведение, – как рецепт, когда вы что-то готовите.

Так вот, если можно сказать, что гены – это гены строительного поведения, можно также пойти дальше и сказать, что это гены домика, который строится. Таким образом, домик – это расширенный фенотип. Если вы с этим согласны, то вы можете спросить, а как насчет птичьего гнезда – или даже взять пример получше: постройку шалашника. Шалашник – это птица, обитающая в Австралии или Новой Гвинее; самец привлекает самку не роскошным хвостом, как у павлинов, а тем, что сооружает нечто вроде внешнего хвоста: шалаш из травы, украшенный яркими ягодами, цветами или пивными банками. Именно шалаш привлекает самку. Это не гнездо, в нем не живут, это внешний хвост для привлечения самок. Это расширенный фенотип. Его в этом случае явно формирует половой отбор, и формирование должно осуществляться через отбор генов. Это значит, что должны существовать гены изменений формы шалаша – опять же расширенного фенотипа.

Теперь представим себе паразита, скажем, крошечного червячка, живущего внутри хозяина, скажем, муравья. Червячок манипулирует поведением муравья в свою пользу. Как многим паразитам, червячку нужно выбраться из хозяина, муравья, чтобы попасть в следующего хозяина своего жизненного цикла – овцу. А чтобы это удалось, овца должна случайно съесть муравья.

Червячок повышает вероятность, что муравей будет съеден, меняя его поведение. Он заставляет муравья взобраться на верхушку травинки, тогда как в норме муравьи обычно сползают по травинке вниз. Муравьем манипулируют, как куклой, как неуклюжим роботом. Червячок сидит в мозгу муравья и вызывает изъязвление или еще как-то меняет мозг муравья, и в итоге муравей больше не спускается вниз по травинке. И червячка поедают вместе с неуклюжим роботом – муравьем.

Это тоже дарвиновская адаптация. Я вправе утверждать это, потому что в рамках нормальной дарвиновской логики мы всегда говорим, что дарвиновский отбор благоприятствует некоему фенотипу и что вследствие этого выживают гены, отвечающие за данный фенотип. В обсуждаемом случае непосредственный фенотип – это фенотип червя, но фенотип, который действительно имеет значение, – это перемена в поведении муравья.

И вот я вас подготовил. Начав с ручейника, у которого расширенный фенотип – неживой домик из камней, мы перешли к “домику” из живого муравья, но логика та же самая. Так что теперь расширенным фенотипом может быть и живое существо, но не то живое существо, клетки которого содержат данные гены, это другое живое существо.

Последний шаг, теперь, когда вы подготовлены: возьмем паразита, который не живет внутри хозяина, и отличным примером здесь будет кукушка. Птенец кукушки, кукушонок, манипулирует поведением своих приемных родителей, чтобы они его кормили. Наблюдали даже, как птицы летят в собственное гнездо, а затем отклоняются от маршрута и направляются к чужому гнезду, где увидели кукушонка, и кормят его, потому что цвет его рта совершенно неотразим. Так вот, вместо червячка, который сидит в муравье и манипулирует его поведением, у нас кукушонок, который сидит не внутри своего приемного родителя, а на некотором расстоянии от него, и манипулирует им с помощью света – через органы чувств этого приемного родителя. И это тоже, изменившееся поведение хозяина, приемного родителя, – расширенный фенотип генов кукушонка. Так что это долгая, развивающаяся, поэтапная аргументация, и нужно читать книгу.

АХ-Д: Ладно, я прочту книгу. Вы явно все это любите, вы полностью в это погружаетесь. Еще вы пишете о красоте: расскажите мне про радугу.

РД: Заглавие моей книги “Расплетая радугу” взято из Китса, который в одном стихотворении сетовал, что Ньютон, объяснив природу радуги, лишил ее волшебства, радости и низвел до чего-то скучного. Я противоположного мнения. Я считаю – и думаю, что так считает любой ученый, – что объяснить что-то не значит разрушить его красоту. Во многих отношениях это усиливает красоту. Я люблю лежать на спине в тропиках, глядя в ночное небо и рассматривая Млечный Путь; это прекрасное, восхитительное переживание. И от него нисколько не убывает из-за моих знаний – которым далеко до знаний настоящего астронома, – о том, что такое Млечный Путь. Тот факт, что, глядя на Млечный Путь, я имею кое-какое свое, ограниченное представление о том, что я вижу (с опозданием во времени, что еще удивительнее!) нашу собственную галактику и что существуют другие галактики, миллиарды других галактик с теми же общими свойствами, что и у нашей, только добавляет этому зрелищу красоты.

Близкие встречи с истиной

Эта рецензия на “Мир, полный демонов” вышла в Times в феврале 1996 года. Жаль, что мне не привелось знать Карла Сагана. Я видел его лишь однажды, за чашкой кофе со Стивеном Джеем Гулдом, в Лондоне, куда нас всех пригласили на конференцию 1994 года, созванную Джоном Мэддоксом в честь 125-летия журнала Nature. Его красноречие проявлялось в частной беседе не меньше, чем на телевидении или в печати. Почему д-р Саган не получил Нобелевской премии по литературе? Он выглядит столь очевидным кандидатом. Может быть, по той же снобистской причине, по которой его не выбрали в Национальную Академию наук США? Нет, скорее потому, что Шведской академии не пришло в голову, что ученые пишут литературу. Из всех его прекрасных книг “Мир, полный демонов”, наверное, моя любимая. Но выбор сделать непросто.

Закрывая эту выразительную и увлекательную книгу, я вспоминаю название последней главы одной из предыдущих книг Сагана, “Космос”: “Кто отвечает за Землю?” Это риторический вопрос, не рассчитанный на конкретный ответ, но я думаю, что могу дать его. Мой кандидат на роль межпланетного посла, мой собственный номинант на то, чтобы быть нашим уполномоченным в галактических канцеляриях, – не кто иной, как сам Карл Саган. Он мудр, человечен, отличается универсальным складом ума, деликатностью, остроумием, начитанностью и неспособностью составить скучное предложение. Признаюсь, у меня есть привычка, читая книги, подчеркивать фразы, которые мне особенно нравятся. “Мир, полный демонов” вынудил меня воздержаться от этого, просто ради экономии чернил. Но как не процитировать ответ Сагана на вопрос, почему он утруждает себя популяризацией науки? “Отказывать в научном объяснении – вот что казалось мне противоестественным. Влюбленный готов на весь свет растрезвонить о своей любви. И эта книга – очень личная повесть о романе с наукой длиной в жизнь”[68].

Хотя большая часть книги написана в радостном, окрыляющем тоне, ее подзаголовок – “Наука – как свеча во тьме”[69], и она заканчивается дурными предчувствиями. Наука – не научные факты, а научный метод критического мышления, – возможно, “все, что отделяет нас от всеокутывающей тьмы”. Тьма – это тьма средневековой и современной охоты на ведьм, патологического страха перед несуществующими демонами и НЛО, человеческой безответственной доверчивости перед лицом мистики богатеев и обскурантистскими гуру постмодернистской метафигни. Одна из самых пугающих цитат у Сагана – призыв к оружию против науки из книги 1995 года, где делается вывод: “Наука тоже иррациональна и мистична. Это еще одна вера, система убеждений, миф, имеющий столько же прав на существование, как и любой другой. Истинны убеждения или нет, не имеет значения – главное, что они дороги вам”.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Пер. с англ. О. Сивченко. – Прим. переводчика. (Далее, если не указано иное, примечания автора.)

2

“Ромео и Джульетта”, акт 3, сцена 2. (Пер. с англ. Д. Л. Михаловского.)

3

Из книги “Твердь времени” (The Firmament of Time).

4

Из книги “Жизни клетки” (The Lives of a Cell).

5

Из гл. 1 книги “Клетка как среда” (The Cell as a Habitat), в соавторстве с М. Х. Ричмондом. (Текст Кэрролла цитируется в переводе Б. Заходера. – Прим. пер.)

6

Опубликована в журнале “Сознание” (Mind, 1961) и перепечатана в “Республике Плутона” (Pluto’s Republic).

7

Отсылка к “Гамлету” (акт 1, сц. 5). (Использован перевод М. Лозинского.) – Прим. пер.

8

Заглавие рецензии обыгрывает название одноименного романа К. Эмиса. – Прим. пер.

9

Опубликовано в New York Review of Books 28 марта 1968 г.

10

Опубликовано в “Республике Плутона”.

11

В некоторых американских изданиях заглавие – цитата из Теннисона – имеет продолжение: “лебедь умирает”.

12

Здесь небольшое преувеличение. Первые опыты по метаморфозу аксолотля были проведены в XIX веке, так что во времена братьев Хаксли его взрослая форма уже не была “невиданной”. – Прим. науч. ред.

13

Передача вышла в сентябре 2015 г.

14

Карл Саган предложил задать аналогичные вопросы предполагаемым инопланетянам, похищающим вас (см. с. 141).

15

Отбросьте мысль, что я нападаю на женщин-писательниц как на класс. В то время, когда была опубликована эта рецензия, читателям не составляло труда идентифицировать конкретную “дамочку”, которую я подразумевал. Называть ее сейчас, столь долгое время спустя, когда она, вполне возможно, изменила свое мнение, было бы немилосердно.

16

Философ Сирил Э. М. Джоуд (1891–1953) был популярным английским радиоведущим и публичным интеллектуалом до своего падения, когда его хроническая привычка ездить на поезде без билета получила весьма широкую огласку. Он не нуждался в деньгах: для него это, должно быть, было что-то вроде игры, битвы умов, хотя и глупой.

17

Скандально известным примером стало привлечение Джеймса “Удивительного” Рэнди тогдашним редактором журнала Nature, Джоном Мэддоксом, к расследованию утверждения Жака Бенвениста и других, что “у воды есть память”. Это утверждение играет центральную роль в парадоксальной гомеопатической доктрине, согласно которой практически бесконечное разведение не ослабляет, а, напротив, усиливает медицинский эффект ингредиента. Это может быть правдой только в том случае, если существует некий до сих пор неизвестный и по-настоящему революционный принцип физики: нечто в молекулярном составе воды должно позволять ей сохранять “память”, таинственный отпечаток былого контакта с уже исчезнувшим ингредиентом. Ученый, который сумел бы продемонстрировать столь поразительный вывод, заслуживал бы Нобелевских премий одновременно по физике и по медицине, и я не раз саркастически высказывался о том, что гомеопаты даже не пытаются провести серьезные исследования. Вместо этого они довольствуются сообщениями о якобы очевидных излечениях пациентов, которые запросто могут объясняться хорошо известным эффектом плацебо. Команда Бенвениста стала исключением. Ее члены вроде бы провели надлежащее исследование и отправили статью о нем в Nature. Джон Мэддокс принял смелое решение опубликовать ее. Однако, ввиду чрезвычайной важности и удивительности результата, он поставил условие. Оно состояло в том, что эксперимент следует повторить в лаборатории Бенвениста под наблюдением самого Мэддокса и двух его коллег, одним из которых и был Джеймс Рэнди. Рэнди не раз использовал свое первоклассное знание искусства фокусников в скептических расследованиях паранормальных явлений. Он неоднократно разоблачал спиритистов, сгибателей ложек, что жаждали славы, и прочих им подобных. Вывод из этой и других попыток воспроизведения, судя по всему, следующий: в контролируемых условиях двойного слепого эксперимента “эффект Бенвениста” время от времени проявляется – но только тогда, когда эксперимент проводит некий конкретный член команды Бенвениста. Сюрприз-сюрприз, как говорят американцы.

18

“Наивным реализмом” в социологии называется когнитивное искажение, при котором своя точка зрения кажется объективным отражением реальности. “Учёные” здесь – представители естественных наук. – Прим. пер.

19

Harris G. E. Big Questions from Little People, answered by some very big people. Faber / NSPCC, 2012.

20

Эти сведения уже устарели. По состоянию на ноябрь 2024 г. население Земли составляет 8,17 млрд человек. – Прим. ред.

21

Здесь допущено преуменьшение. Оценки населения Земли близ рубежа нашей эры колеблются около 200–300 миллионов человек, а это уж никак не “несколько миллионов”. – Прим. науч. ред.

22

Dawkins R. The timeless and the topical. First published in: Tim Folger (Ed.). The Best American Science and Nature Writing. Boston: Houghton Mifflin, 2003.

23

Моя рецензия на книгу Сагана для Times перепечатана в настоящем издании (сс. 139–142).

24

Порицание Китсом Ньютона как раз за это подарило заглавие и тему моей книге “Расплетая радугу”.

25

Из книги “От Аристотеля до явления” (From Aristotle to Zoos).

26

Прочитана в Оксфорде в 1968 г. Подробнее об этой лекции и о самом Питере Медаваре см. в моем эссе “Литература науки”, сс. 15–31.

27

Рад сказать, что за прошедшие годы эта доля упала. Наряду с религиозной индоктринацией, проблема отчасти, бесспорно, заключается в образовании. Учителя средней школы в Америке недостаточно подготовлены для того, чтобы давать отпор вдохновленным религией враждебным нападкам учеников, невежественных родителей и школьных советов, когда в программе дело доходит до эволюции. Я горжусь тем, что мой благотворительный фонд, Фонд Ричарда Докинза за разум и науку (Richard Dawkins Foundation for Reason and Science, RDFRS), пытается как-то изменить это плачевное положение дел. Мы действуем через Учительский институт эволюционной науки (Teacher Institute for Evolutionary Science, TIES). Под руководством его директора Берты Васкес, которая сама харизматичная учительница, TIES проводит мастер-классы по подготовке учителей к преподаванию эволюции. С использованием таких ресурсов, как презентации в PowerPoint, созданные Бертой, мастер-классы TIES сейчас проводятся во всех пятидесяти штатах, причем с весьма успешными результатами.

28

С точки зрения вечности (лат.). – Прим. ред.

29

Nature, vol. 354, 12 Dec. 1991.

30

…а? До чего же милая (фр.). – Прим. пер.

31

Означать; стонать (англ.). – Прим. пер.

32

Из эссе Лакана “Инстанция буквы в бессознательном”. Пер. с франц. А. К. Черноглазова. – Прим. пер.

33

Популярная цитата из стихотворения У. Б. Йейтса “Леда и лебедь”: “Так стали порожденьем лонных спазмов” (пер. с англ. А. Бушкина). – Прим. пер.

34

New Scientist, 24 Jan. 1985.

35

Поясню для читателей за пределами Британии: в сатирическом журнале Private Eye, выходящем раз в две недели, есть вымышленный колумнист по имени Дейв Спарт, косноязычный левый активист-студент, чьи нудные клишированные речи обычно начинаются с “Э-э, в сущности”. В Private Eye также имеется регулярная рубрика “Уголок Псевда”, название которой говорит само за себя. [В этой рубрике представлены подборки нелепых цитат. – Прим. пер.] Мой оксфордский коллега и выдающийся историк-античник Робин Лейн Фокс однажды намеренно попытался попасть в “Уголок Псевда”, написав колонку о садоводстве для Financial Times. К его огорчению, эта попытка намеренной претенциозности провалилась, однако в следующем же выпуске “Уголка Псевда” оказалась более поздняя садоводческая колонка, написанная Робином без подобной цели.