Сон в Нефритовом павильоне

Приближенные переглядываются, молчат и про себя думают: «По всей стране паника. Варвары вот-вот будут в столице. Простолюдины готовятся к самому худшему. Пожалуй, и нам не мешает о себе позаботиться».

Не слыша ответа на свой вопрос, тяжко вздохнул император.

– Мы, государи, плохо правим. Сотни лет варвары угрожают рубежам страны, из-за них нищенствует наш народ, а мы так и не сумели усмирить их. Никто не нашел в себе мужества открыто сказать нам об этом. Вот еще одна наша беда – рядом с нами нет преданных, верных подданных!

И горестная слеза скатилась на его ворот. Но тут один человек поднялся и проговорил:

– Я скромный слуга, хотя Небо и отметило меня своей милостью. Я не мыслю себя вне родины и разделяю скорбь вашего величества. Я готов разбить варваров!

Кто он, этот юноша с нефритовым ликом, мужественными чертами, похожими на звезды глазами, в которых светится смелый и бодрый дух? Кто он, говорящий так уверенно и твердо? Советник военного министра Ян Чан-цюй!

Перепуганный мыслью: «Значит, война! Ян – мой зять. Он уйдет воевать и погибнет, – наша дочь станет вдовой», – спешит сказать слово первый министр Хуан И-бин.

– Ваше величество, Ян Чан-цюй еще молод, у него нет нужных знаний и опыта, ему нельзя поручить войско. Дабы не пострадало общее дело, прошу назначить начальником более мудрого и умелого человека.

Вперед выступает какой-то воин и, сжимая рукоятку меча, громко говорит:

– Вы не правы! Сян Юй в двадцать четыре года возглавил войско в Цзяндуне, Сунь Цэ в семнадцать лет покорил несколько царств, – значит, уменье и отвага полководца зависят от склада и таланта человека, а не от возраста. Чжугэ Лян и Цао Бинь, образованнейшие конфуцианцы, стали знаменитыми военными предводителями. Вот и молодой ученый Ян Чан-цюй желает, как верный сын своей страны, стать грудью на защиту отечества! Он доказал свою смелость, не соглашаясь с мнением некоторых из нас и отстаивая свой взгляд. Я утверждаю: если мы доверим войско Ян Чан-цюю, то убережем и сохраним в целости великую империю Мин!

Кто же этот воин с длинной седой гривой волос, громоподобным голосом-рыком, молнией в очах?! Начальник конницы Лэй Тянь-фэн, потомок танского полководца Лэй Вань-чуня, храбрец, отличившийся на поле брани, а не в Палате чинов.

Главнокомандующий Лу Цзюнь кричит визгливым голосом:

– Ничтожество! Да как ты смеешь влезать в государственные дела? Чего ты понимаешь в военном искусстве? Тебе только разбойников по лесам гонять! Лучше молчи, не то поплатишься головой!

Смеется в ответ Лэй Тянь-фэн.

– Конечно, прослужил я до самых седин, а воинское дело знакомо мне только по казенным харчам! Я и вправду в государственных вопросах не смыслю, но зато я понимаю вот что: варвары, словно крысы, разоряют наши города и деревни, а вельможи да чинуши только разводят руками и чешут языки, – побросали наши южные крепости, а теперь говорят: надо держать оборону в северных. Если случится худшее и враг войдет в столицу, они первыми зададут стрекача. И мало найдется таких, кто хотя бы оглянется на дворец Сына Неба! Пусть я стар, но руки мои держат пока секиру, и сегодня я готов встать рядом с Ян Чан-цюем в первых рядах войска, чтобы назавтра швырнуть головы варваров к трону государя!

Вид у старого воина был решительный и грозный, даже седые волосы поднялись дыбом. Императору, да и многим подданным речь его пришлась по душе. И вот Ян Чан-цюй назначен военным министром и командующим южного войска, ему жалованы особая грамота, секира и лук, алый халат и кольчуга, боевой конь и тысяча золотых. Лэй Тянь-фэн получил должность начальника передового отряда. Император решил самолично проводить войска до Южных ворот столицы. Новый министр поблагодарил государя за оказанные милости и поспешил домой собираться в поход.

Чан-цюй расцеловался с родителями и прошел в спальню второй жены, госпожи Хуан.

– По велению государя я отбываю на войну. Расставаться с тобой мне нелегко, но долг велит. Прошу тебя: береги родителей, живи с ними в согласии и жди моего возвращения.

– Я, к сожалению, не такая ученая, как вы, и не знаю, хватит ли во мне для всего этого добродетелей. К тому же дошло до моих ушей, что вы завели себе какую-то гетеру. Смею надеяться, вы одумаетесь и исправите свою ошибку, – недовольно хмурясь, проговорила Хуан.

Ничего не ответив, Ян вышел из спальни.

На другой день он поднялся на возвышение близ Южных ворот столицы. На восемнадцатилетнем полководце алел красный халат, сияла золотая кольчуга. С большим белым луком через плечо, держа в одной руке золотую секиру, а в другой белое знамя, он отдавал четкие распоряжения, которым беспрекословно подчинялось войско. Проводить защитников родины прибыл сам император. Статный и мужественный Ян спустился с помоста, подошел к карете и отрапортовал:

– Войско приветствует вас, ваше императорское величество!

Сын Неба кивнул, своей рукой наполнил драгоценный кубок и подал его Яну со словами:

– Желаем тебе быть достойным великих героев древности и вернуться с победой!

Государь простился с Яном и отбыл во дворец. Полководец снова поднялся на возвышение, приказал раздать воинам деньги, полученные от императора, велел накормить войско и отправляться в поход. И вот загрохотали барабаны, заревели рожки, заколыхались, затмевая солнечный свет, знамена, и стройными рядами, сотрясая землю и небо, двинулись войска. Молодые, сильные воины выходили из ворот, а старики, которые только и оставались в городе, провожали их восторженным шумом. Слышались возгласы:

– Хорошего начальника выбрал император, вон как вышагивают воины! Нечего нам теперь бояться!

Между тем Фея Лазоревого града, выехав из Цзянчжоу, приближалась к столице. Оставалось около трехсот ли пути. Настала ночь, и гетере пришлось искать ночлега на постоялом дворе. Но ни хозяина, ни слуги на месте не оказалось, – все ушли чинить дорогу и мосты. Фея спросила, что случилось, и услышала в ответ:

– Говорят, сегодня здесь пройдет полководец со своим войском!

– Какой полководец?

– Военный министр Ян Чан-цюй.

Услышав это имя, Фея заволновалась: «Я знала, что Ян уйдет воевать, но так скоро?! Кто же теперь меня приютит? Мне нужно повидать Яна и заодно передать ему мою флейту – ведь она ему может пригодиться. Однако военный стан – это неприступная крепость: постороннего мужчину туда не пропустят, не то что женщину…» И она придумала. Подозвала мальчика и велит:

– Стой у ворот, а как только покажется войско, скажи мне.

Вскоре стали слышны барабаны и рожки. Мальчик бросился к Фее.

– Войско подошло!

– Пойди посмотри, где разбит шатер командующего.

Мальчик бегом туда, бегом обратно и говорит:

– Шатер полководца неподалеку, а в ста шагах от него, у реки, стоит войско.

Глубокой ночью Фея снова позвала мальчика:

– Я хочу взглянуть на шатер полководца, проводи меня.

Взяв с собой яшмовую флейту, Фея в сопровождении мальчика приблизилась к стану. Яркая луна освещала знамена, пики, секиры, стройные ряды шатров. Сразу было видно, что полководец строг и любит порядок.

– Я хочу подняться на гору, – сказала Фея мальчику.

Наказав мальчику стоять внизу и ждать, гетера по горной тропе взошла на вершину, села на камень и стала прислушиваться к барабанам, отбивавшим время. Когда пробили третью стражу, Фея взяла в руки флейту и заиграла. Как раз в это время Ян читал у себя в шатре наставления У-цюя. Вдруг ветер донес к нему звук флейты. Отложив книгу, он прислушался. Звук доносился с неба – как будто взывал к улетавшей на запад стае отставший гусь, как будто одинокий журавль призывал подругу. Но то не голос птицы, – то мелодия с горы Лазоревого града. «Ну конечно же, – радостно подумал Ян, – это Фея: она едет мне навстречу в столицу и хочет увидеть меня!» Вызвав начальника отряда, что в середине, он сказал:

– Войско впервые ночует в открытом поле. Хочу проверить охрану и осмотреть, все ли в порядке. Я переоденусь, чтобы не привлекать внимания, а вы оставайтесь в моем шатре и временно возьмите под начало военный стан.

Ян позвал стражника, перебросил через плечо колчан со стрелами и вышел из шатра. Вскоре путь ему преградил дозорный, стоявший у знамени. Ян показал стрелу, которая заменяла разрешение покинуть стан, и скрылся во мраке ночи. Он прошелся вдоль расположения войска, внимательно вслушиваясь во тьму. Флейта пела, как прежде.

– Следуй за мной, – приказал Ян стражнику и направился к горам. У начала тропы, поднимавшейся вверх, он увидел мальчика, который радостно бросился ему навстречу. Ян узнал его и велел стражнику остаться на месте мальчика, который повел полководца на вершину.

Увидев Яна, Фея встала, отложив в сторону флейту.

– У вас, должно быть, мало времени? – вымолвила она.

Ян вздохнул.

– Да, началась война. Если бы знать все наперед, я раньше забрал бы тебя из Цзянчжоу.

– Бедная я, несчастная, никого у меня на свете нет, как я буду в столице без вас? – расплакалась Фея.

Ян взял ее руки в свои и сказал то, что недавно говорил своей второй жене:

– Мне очень жаль расставаться с тобой, но случилась беда. Береги себя и жди моего возвращения.

Фея в ответ:

– Поспешите к своему войску. Полководец не должен отлучаться от него надолго, тем более из-за женщины.

Она протянула ему свою флейту.

– Возьмите от меня. Как знать, может, она пригодится вам на войне.

Ян взял флейту, спрятал ее в рукав халата и, взглянув Фее в глаза, говорит:

– Поезжай к моим старикам, а если придется трудно, обратись к первой моей жене, госпоже Инь: она добрая женщина и обещала позаботиться о тебе, не дать тебя в обиду.

Фея смахнула слезы и поклонилась. А Ян спустился с горы, подозвал стражника и вернулся в свой шатер. Наутро войско двинулось дальше на юг.

Придя на постоялый двор, Фея до утра не могла сомкнуть глаз, на рассвете отправилась в путь и в скором времени была в столице. Найдя дом Яна, послала мальчика доложить о себе. Выйдя навстречу гостье, старый Ян увидел перед собой красивую женщину благородной осанки. В правильных чертах ее лица угадывалась душа скромная, как новорожденная седьмая луна, и чистая, как осенняя льдинка. Старик сразу полюбил Фею, да и госпоже Сюй она пришлась по сердцу. Они пригласили Фею присесть и позвали для знакомства невесток. Пришла только госпожа Инь. Старый Ян спросил:

– А где же госпожа Хуан? Почему ее нет?

Тут вошла служанка и сообщила:

– Госпожа Хуан заболела и подняться с постели не может.

Старик, неодобрительно покачав головой, сказал первой невестке:

– Ох уж мне эти болезни! Ты у нас умница и знаешь, что знатному мужчине положено иметь наложниц. С древности так заведено, а ревновать – дело дурное. Не будь, как эти нынешние завистницы, постарайся предупредить ссору в семье.

Старик указал Фее ее комнату. Госпожа Инь велела Лянь Юй проводить гостью, и служанка пошла впереди, то и дело оглядываясь. Вдруг она расплакалась. Фея была в полном недоумении.

– Почему, глядя на меня, ты плачешь?

– Я живу одним заветным желанием, – рыдая, ответила Лянь Юй. – И вот, когда я вас увидела, мне показалось, что оно сбылось. Но это не так, и я не могу сдержать слез.

– Ты в богатом, почетном доме у знатных хозяев, – улыбнулась Фея, – чего же еще можно желать?

– Я родом из Цзяннани. В Ханчжоу погибла моя прежняя госпожа, и только после ее смерти я оказалась в этом доме. А вы очень похожи на ту мою госпожу, которую я не перестаю ждать. И вот мне почудилось, что она вернулась…

– А как звали твою госпожу?

– Ее имя Хун. Она занимала первый зеленый терем в Ханчжоу.

Фея оживилась.

– Так ты и есть преданная служанка знаменитой Хун? Я не была с ней знакома, но много слышала про нее и по рассказам полюбила ее, как сестру. Это хорошо, что ты хранишь память о ней!

Слезы полились из глаз Лянь Юй ручьем.

– Увы, я знаю, что моя госпожа погибла. Но может быть, она перевоплотилась в вас? Если вы – Хун, то, умоляю, не скрывайте этого от меня. Все говорили, что не было в мире красивее и добрее женщины, чем моя Хун. А вы так же красивы и добры, как она! Нет, наверно, просто Небо сжалилось над моим горем и послало мне вас в утешение!

На другой день Фея постучала в спальню госпожи Инь.

– Мне сказали, что в этом доме две госпожи. Вас я уже знаю, но нельзя ли мне засвидетельствовать свое почтение другой госпоже? Хотя, может быть, я чего-то не понимаю, ведь я выросла в зеленом тереме и не знаю правил поведения в приличных домах.

Инь попросила Лянь Юй показать Цзя спальню Хуан. А та, между прочим, уже выведала у слуг о красавице-гетере, что могла. Те в один голос хвалили Фею и особенно ее красоту. Это очень разозлило Хуан, и всю ночь она проворочалась с боку на бок. Рано утром, сидя за туалетом, она посмотрела на себя в зеркало, подвела брови и горестно вздохнула.

– И почему только Небо пожалело красоты для меня, с лихвой наградив ею Инь, а теперь еще и какую-то гетеру?

От злобы и зависти щеки у нее затряслись. И тут говорят, что Фея просит принять ее. Хуан даже позеленела от ненависти. А что случилось дальше, об этом вы узнаете из следующей главы.

Глава десятая. О том, как в покои Феи проник незнакомец и как продавала волшебное зелье старуха

Услышав о приходе Феи, Хуан позеленела от ненависти. Но спохватилась, подумав: «Если ловят рыбу – на крючок наживляют завлекательную приманку, если ловят зайца – силки хорошенько укрывают. И я не глупее других: где нужно – посмеюсь, а где нужно – поплачу, но сумею обвести эту певичку. Быть ей у меня в руках!» С приветливым видом госпожа Хуан пригласила Фею к себе. Та первым делом посмотрела на лицо госпожи – оно было странным: белое, но почему-то с зеленоватым оттенком, глаза на нем холодные, как далекие звезды, а губы тонкие! Хуан улыбнулась, даже встала навстречу гостье и говорит:

– Я много слышала о тебе, а теперь вот и вижу. Да, вкус у моего супруга неплохой, ничего не скажешь! Значит, отныне нам с тобой жить одной семьей, а нет лучше, чем жить душа в душу, ничего друг от друга не тая, верно?

– Спасибо вам за доброту, – поклонилась Фея. – Нам, жалким гетерам, нечасто доводится слышать любезные, ласковые речи. Я, наверно, и ответить вам не сумею, как надо. Простите мое невежество и мою невоспитанность.

Госпожа Хуан рассмеялась.

– Ты только дурочкой не прикидывайся, я этого не люблю. А на прощанье запомни: если мне кто-нибудь приглянется, ему хорошо будет, а если кто не по сердцу придется, того я возле себя не потерплю.

Фея откланялась и вернулась к себе в раздумье: «Некогда Ли Линь-фу тоже улыбался, а за пазухой нож держал. Так и госпожа Хуан: разговаривала со мной ласково, а в словах ее чудился мне подвох. Нужно быть настороже, чтобы не попасться в ловушку».

На следующий день Хуан сама пожаловала к Фее во флигель. Возле Феи сидели две служанки.

– Кто эти девки? – начала разговор Хуан.

– Это служанки, которых я привезла с собою, – ответила Фея.

Хуан внимательно оглядела служанок.

– Похвально, что ты не бросила своих старых слуг. Им повезло. А как их звать?

– Одну Су-цин, ей тринадцать лет, она – умница. Вторую – Цзы-янь, ей одиннадцать, она хорошая девочка, но пока еще мало в чем смыслит.

– И у меня две служанки, Чунь-юэ и Тао-хуа, – рассмеялась госпожа Хуан. – Обе мне преданы, но и глупы обе.

Через несколько дней Фея в сопровождении Су-цин зашла к госпоже Хуан. Та взяла гостью за руки и говорит:

– Как хорошо, что ты пришла, – одной очень тоскливо!

И добавляет, обращаясь к Чунь-юэ:

– Сегодня мы с госпожой Цзя будем беседовать целый день. Во флигеле скучает Цзы-янь, пойди к ней и пригласи ее погулять в саду.

Служанка госпожи Хуан поклонилась и ушла.

– Расскажи мне про гору Лазоревого града и про вашу реку, как она называется? – первым делом спросила служанка у Цзы-янь.

– Гора высокая, вся покрыта густым лесом, а река называется Сюньянцзян. На берегу – павильон. А вокруг очень красиво. Жаль, что ты не видела, – ответила она.

– А чем твоя госпожа занималась в Цзянчжоу?

– Принимала гостей в зеленом тереме, играла в своем домике на лютне. Все веселей, чем здесь.

– А какой домик был у твоей госпожи?

– Обыкновенный: по углам четыре столба, стены из глины и бумагой оклеены, дверь спереди, дверь сзади.

– А наш молодой господин Ян Чан-цюй часто там бывал?

– Чуть не каждый день приходил, а уходил на рассвете.

– А сколько раз он у вас ночевал?

– Откуда мне знать!

– Не ври. Я же тебе подруга, никому не скажу, – хихикнула Чунь-юэ.

– А я и не вру, – обиделась Цзы-янь.

Все так же хихикая, Чунь-юэ приблизила губы к уху Цзы-янь и что-то шепнула ей. Та отстранилась и сказала:

– Что он говорил – не знаю, а что моя госпожа сказала, я слышала. «Считайте меня своим другом!» – вот как она сказала.

Чунь-юэ хотела спросить еще о чем-то, но увидела вышедшую в сад Лянь Юй, сейчас же встала и ушла, бросив на ходу:

– Засиделись мы. Наверно, меня уже хозяйка ищет.

Все это время госпожа Хуан беседовала с Феей и играла с нею в «шесть-шесть». Вдруг хозяйка отодвинула доску и говорит:

– Я вижу, ты образованная. Наверно, и каллиграфию знаешь? Покажи, как ты пишешь.

– Гетеры умеют писать только записочки своим возлюбленным, тут не до каллиграфии, – улыбнулась Фея.

Но госпожа Хуан не отступилась и велела служанке принести кисть и тушечницу.

– На днях я сама занялась от нечего делать каллиграфией, – сказала она. – Покажи, как у тебя это получается.

Фея опять отказалась. Хуан криво усмехнулась, взяла кисть, изобразила несколько знаков, поморщилась и говорит:

– Плохо у меня получается, у тебя наверняка лучше выйдет.

Отступив перед такой настойчивостью, Фея начертала строку. Хозяйка посмотрела и похвалила.

– Да ты мастерица этого дела. Напиши-ка еще что-нибудь, только в другом стиле.

Цзя отложила кисть.

– По-другому у меня не получится.

– Ну ладно, – улыбнулась Хуан. – Мы хорошо провели с тобою время. Приходи завтра снова.

Однажды старый Ян позвал вторую невестку к себе.

– Твой отец занемог, и мать захворала – они просят отпустить тебя к ним. Приготовь им лекарства и поезжай, а дня через два-три вернешься.

Молодая Хуан отбыла в отчий дом, к родителям. Сановный Хуан встретил ее словами:

– Мы получили письмо, в котором ты пишешь, что очень больна. Я хотел было забрать тебя, да мать уверяла, что из мужнина дома жену не отпустят. Посоветовала написать, будто мы расхворались, – тогда, мол, не будут препятствовать. Я так и сделал. Что же с тобой? По твоему виду не скажешь, что тебе плохо. Зачем ты вздумала нас пугать?

– У меня страдает душа и не дает мне покою ни днем, ни ночью. От этой болезни нет лекарств. Даже мать с отцом едва ли в силах помочь мне, – печально сказала дочь.

– Да что же это за болезнь такая у тебя? – поразился отец.

– Отец мой! – разрыдалась дочь. – Вы любите меня и хотели найти мне хорошего мужа, но он оказался прелюбодеем и сластолюбцем. Упал Сорочий мост в Серебряную Реку, и никого нет рядом с Чан-э в Лунном дворце, и несчастная, отпевая свою загубленную молодость, поет теперь «Седую голову»! Разбита моя жизнь, белый свет не мил!

Хуан совсем растерялся, а дочь продолжала свой рассказ:

– Будучи в Цзянчжоу, в изгнании, муж мой сошелся с какой-то гетерой и привез ее в дом. Теперь эта гнусная тварь путается со всеми, даже старцами не брезгует, всех в доме оскорбляет, слуг подначивает воровать, служанок отклоняет от праведности и чистоты. А мне она так сказала: «Вы, госпожа, у Яна появились после меня – так почему это должна я считать вас выше себя?» Терпению моему пришел конец: либо она, либо я – иначе я жить не хочу и не могу!

– Ах, наглая девка! – разгневался сановный Хуан. – Мою дочь выдал замуж сам император. Этот мальчишка Ян обязан любить и уважать законную жену! А он – подумать только! – гетеру предпочитает! Сейчас еду к Янам и потребую прогнать девку прочь!

– Успокойся, супруг мой, – вмешалась госпожа Вэй. – Пока полководец Ян на войне, они ее не выгонят из дому. Нужно придумать что-нибудь половчее.

Дней через десять дочь Хуана собралась ехать в дом мужа. Со слезами на глазах уселась в экипаж и укатила. Долго не мог успокоиться сановный Хуан – все жалел дочь и выговаривал жене за ее суровость.

Шло время. Минуло уже несколько лун, как Ян отправился на войну. Прошло лето, настала осень, задул холодный ветер, ударили морозы. Фея день за днем проводила в своем флигеле у окна. Дикие гуси полетели на юг, по ночам иней покрывал землю и ясная луна появлялась меж облаков. Фея вздыхала:

– Как жаль, что у меня нет крыльев и я не могу улететь вслед за дикими гусями! Увы мне!

        Над женским покоемПлачет, грустит луна;        В шатер к ФубоУпала слезинка одна.

И одна и еще одна слезинка скатились из глаз Феи на кофту. Вдруг вбегает Чунь-юэ.

– Госпожа Хуан просит у вас на время Су-цин и Цзы-янь.

Фея обращается к своим служанкам со словами:

– Госпожа часто вас хвалит, поэтому, если даст вам сделать работу, постарайтесь ей угодить.

Служанки поклонились и вышли, а Чунь-юэ подошла к Фее и говорит:

– Всю жизнь вы были на людях, а теперь вот сидите здесь во флигеле одна-одинешенька, потому что наш господин ушел на войну.

Фея улыбнулась и промолчала, а коварная служанка продолжает:

– Я с детства в доме богатых людей, много видела красавиц, но такой, как вы, не встречала. Все в доме говорят, что вы красивее моей госпожи!

– Десять лет я провела в зеленом тереме, – ответила Фея, – образования там не получила, зато в речах научилась разбираться. Тебе меня не провести!

Чунь-юэ смутилась и замолчала.

А в это время Су-цин и Цзы-янь вошли в покои госпожи Хуан. Та приветливо улыбнулась им.

– Помогите приготовить окуней. Прислали мне их из родительского дома – должно быть, вкусные, да вот беда: не умеют мои служанки готовить рыбу.

Служанки поклонились и вместе с госпожой отправились на кухню.

Итак, Фея догадалась, что Чунь-юэ льстит ей неспроста, но не понимала зачем. Чунь-юэ помолчала-помолчала и говорит:

– Пойду-ка я посмотрю, куда это ваши Су-цин и Цзы-янь запропастились.

Она ушла, а Фея прилегла, но ей не спалось. Вдруг кто-то испуганно закричал, и в комнату вбежали Су-цин и Цзы-янь. Фея бросилась к окну, потому что крик несся со двора, и увидела: неизвестный мужчина перелезает через ограду, спрыгивает вниз, подбегает к воротам, распахивает их и начинает метаться по двору. Чунь-юэ бегает за незнакомцем и кричит:

– Помогите, во флигель забрался чужой мужчина!

Старый Ян дремал, когда послышался этот истошный вопль. Он выглянул в окно, и глазам его представилась такая картина: высокий толстый мужчина в светлой одежде бежит через двор, Чунь-юэ догоняет его и хватает за пояс. Незнакомец вырывается и выскакивает за ворота.

Старик послал было догнать незваного гостя, но того уж и след простыл. Тогда он созвал всех слуг и приказал:

– Никому не спать – охранять дом! Это, наверно, был грабитель.

Ворота крепко-накрепко заперли, и старик снова лег, но слуги, среди которых выделялась Чунь-юэ, шумели вовсю. Кто-то из них громко сказал:

– Из сумки вора пахнет духами. Видно, успел флакончик стащить.

Старый Ян высунулся в окно, обругал болтунов и прогнал. Те отошли в сторонку и открыли сумку. В ней оказалось письмо, написанное на надушенной бумаге с красивыми узорами. Чунь-юэ захихикала:

– А вор-то грамотный, только письмо украл. Пойду покажу его хозяйке.

Она вошла в дом и разыскала госпожу Сюй. Та спросила, из-за чего весь этот шум, и услышала такой рассказ:

– Су-цин и Цзы-янь еще утром ушли к госпоже Хуан и долго оставались у нее. Я пошла позвать их и задержалась на крыльце. Вдруг из флигеля вышел босиком красавец-юноша. Наткнувшись на меня, он молчком бросился бежать и пытался перелезть через ограду, но не сумел. Тогда он кинулся к воротам, открыл их и скрылся. Я хотела его поймать, схватила за пояс и сорвала сумку. Вот она, шелковая, дорогая. А в ней мы нашли письмо, – хотите прочесть?!

Госпожа Сюй улыбнулась.

– Вора прогнали, – зачем же мне его вещи?

Только она это сказала, как появилась Хуан и недоуменно спрашивает, что случилось.

Госпожа Сюй удивилась в свой черед.

– А ты что не спишь, невестка?

Та пожала плечами и говорит:

– Разве при таком гомоне заснешь? Слуги сказали, будто в вашу спальню забрался вор. Вот я и прибежала сюда.

Госпожа Сюй нахмурилась.

– Ах они, болтуны! Вор забрался во флигель, а не ко мне. А сейчас его прогнали, и он убежал. Успокойся и ступай спать.

Хуан обернулась к Чунь-юэ.

– Странно, во флигеле нет ничего ценного – зачем бы лезть туда вору?

– Бабочка летит к цветку, потому что он издает аромат. Разве одни шелка да драгоценности прельщают мужчин?!