Сон в Нефритовом павильоне

– У вас просто поразительный талант!

Глубокой ночью, освещенные яркой луной, держась за руки, Фея и Ян возвратились в зеленый терем. С этого времени Ян бывал у гетеры каждодневно. Дружба их крепла, но Яну уже было мало этого, он возмечтал о любви красавицы-гетеры, а та делала вид, что не замечает никаких перемен в Яне.

– Мы знакомы уже много недель, но вы не хотите стать моей возлюбленной. Почему? – посетовал как-то Ян.

Фея рассмеялась.

– Говорят, любовь господина безвкусна, как вода, и только любовь милого – сладкое вино. Я хочу быть всю жизнь возле своего суженого, мужчины для развлечения не привлекают меня. Жениться на мне вы все равно не можете, потому будем-ка лучше добрыми друзьями. Да и разве пристало вам миловаться с безродной гетерой?!

Ян выслушал и оставил свои притязания.

Зайдя однажды к Цзя, Ян узнал, что гетера уехала в местную управу, и был очень огорчен. Томясь скукой, он подумал: «Я видел красоты горы Лазоревого града лишь ночью. Почему бы не осмотреть ее при дневном свете?!» Взяв с собой мальчика-слугу, он стал подниматься к вершине. По пути встречались удивительные цветы и деревья, громоздились скалы причудливых очертаний, журчали прозрачные ручейки. Изрядно утомившись, Ян присел на камень отдохнуть и задремал. И в легком полусне увидел он вдруг бодисатву в шелковом наряде и с посохом в руке. Лик ее напоминал драгоценную яшму, глаза лучились светом. Подойдя к Яну, она сложила на груди руки и молвит:

– Здравствуй, Вэнь-чан! Быстро же ты позабыл Хун-лянь – Красную птицу. Теперь, я вижу, ты увлекся Феей, да-да, Феей шести небес. А меня ты не забыл? Я бодисатва Авалокитешвара из Храма Подлунных Волн в Южном море и по приказу Нефритового владыки доставила тебе сочинение У-цюя. Познакомь с ним людей!

Бодисатва ударила посохом по камню и сказала в полный голос:

– Проснись! Я ухожу, мне пора.

Ян открыл глаза. Он сидел все на том же камне, но перед ним лежала книга. Вернувшись домой, Ян открыл ее. В самом деле, это были наставления У-цюя по астрологии, военному искусству и магии. К ночи он запомнил все и только собрался лечь спать, как услышал приближающиеся шаги, – это Фея со своими служанками шла в павильон любоваться луной. Ян выглянул в окно: не божественная ли Чан-э шествует к Дворцу Простора и Стужи, не Ткачиха ли разыскивает возле Серебряной Реки своего Волопаса?! Все перепуталось в голове Яна, все мысли перемешались: он перестал понимать, где люди, а где небожители. Но тут Фея вошла к Яну и, видя его растерянность, топнула ногой, желая вернуть его на землю.

– Немного выпадает в жизни прекрасных мгновений – нельзя спать в такую ночь! – весело сказала она. – Смотрите, луна стоит над рекой и зовет нас. Пойдемте-ка в павильон полюбуемся ею, а потом – ко мне в терем!

Ян велел мальчику-слуге присматривать за домом и отправился с Феей на берег. Будто снег, серебрится белый песок, высоко в чистом осеннем небе висит луна, взмывают ввысь испуганные людьми чайки. Красавица-гетера идет по искоркам песка у самой воды, рука в руке с Яном, оборачивается к нему и говорит:

– В Цзяннани любят песню о прогулках весенними днями по лугам. Но у нас здесь ночь и луна, и я спою вам другую песню.

Она взмахнула рукавами, вспугнув чаек, и чистым голосом запела:

        Белая чайка! Умчать не спеши —Останься, коль нет обид!        Белая с черного неба лунаПрибрежный песок светлит.        Где черное, белое, сон и явь —Кто скажет, кто вразумит?

Ян продолжил песню:

        Белая чайка, останься со мной,Не дай вековать в тоске!        Ужели одной приятней смотретьЛунную тропку в песке?        Изгнанник, я, как и ты, пришелКрасотой любоваться к реке!

Они поднялись в павильон. Только скрип якорных канатов там, где виднелись огоньки рыбацких лодок, нарушал тишину ночи. Опершись о перила, Ян проговорил:

– Река течет на восток, свет луны струится на запад, – как будто жизнь и смерть встречаются в этом павильоне. Сколько людей с древности и до наших дней, поднявшись сюда, видели то же, что мы с вами! И все они без следа исчезли! Одни бабочки в безлюдных горах да кукушка в бамбуковой роще не ведают ни прошлого, ни настоящего, ни жизни, ни смерти. Жалок удел людей!

– Вам грустно сегодня, – помолчав, сказала Фея. – У меня дома несколько мер вина. Давайте сядем у окна, будем смотреть на озаренные луной горные вершины и грустить вместе.

Ян кивнул, и они отправились в терем. И вот от выпитого вина кружится голова, гетера берет лютню и начинает играть мелодию любви, от которой сжимается тоскующее сердце Яна.

Назавтра тучи затянули все небо, и весь день шел мелкий осенний дождь. В одиночестве перечитывая небесную книгу, изгнанник незаметно погрузился в сон, от которого очнулся только глубокой ночью. Выглянул и увидел чистое, словно вымытое дождем, небо и на нем – ясную луну. Он тут же подумал о Фее, встал и, не разбудив мальчика-слугу, отправился к гетере. Вдруг видит: две служанки освещают дорогу шелковыми фонариками красавице в расшитых туфлях. Он узнал гетеру и радостно улыбнулся.

– Мне стало тоскливо одному, и я решил направиться к вам. Но, вижу, вы куда-то собрались…

Цзя отвечала:

– Небо чистое, луна сияет, воздух бодрит. Я подумала, что в такую ночь вы не спите, и мне захотелось светом своего фонарика скрасить ваше одиночество.

Ян взял гостью за руку и ввел ее в дом. Принесли вина, полилась беседа.

Внезапно загрустила Фея, и Ян спрашивает ее:

– О чем вы задумались?

– Десять безрадостных лет провела я в зеленом тереме, а теперь повстречала вас, и развеялась было моя тоска, но наши встречи скоро оборвутся! Все проходит – даже луна меняет свой облик: то она круглая, то похожа на серп.

– Верно, я говорил вам, что сослан не навсегда.

– Тому назад несколько дней я видела странный сон. Вы восседали на белом облаке, уплывавшем куда-то на север, смотрели на меня и звали с собой. Вдруг грянул гром, страшная молния ударила прямо мне в голову – и я пробудилась. Этот сон предвещает мне несчастье, а вам – скорое возвращение в столицу и новые почести.

Опустив голову, изгнанник задумался.

– В двадцатый день этой луны родился государь. Императрица-мать «выпускает рыбок в озеро» и прощает всех прегрешивших. Ваш сон в самом деле может оказаться вещим.

Гетера в ответ:

– Я очень хотела бы радоваться вашему возвращению в столицу. Но ведь мы расстанемся – и едва ли доведется нам встретиться вновь. Мне остается только уйти в горы к отшельникам-даосам.

Ян улыбнулся.

– Вы хорошо сказали о себе, теперь мой черед сказать так же хорошо о нас. Решено: впредь мы будем вместе делить горе и радость, а луна над горой Лазоревого града будет светить нашей любви и не позволит нам разлучиться.

– Ваши речи – как золото, я запомню их до самой смерти! – радостно воскликнула Фея и, наполнив кубок, поднесла его Яну.

Опьяненный вином и любовью, Ян взял красавицу за руку и сказал:

– Я не Кашьяпа, а вы не бодисатва. С первой нашей встречи мы вели себя невинно, как дети. Но хотя бы в эту ночь соединимся в объятиях!

Гетера с раскрасневшимися щеками в ответ:

– Говорят, даже почтительному Цзэн Цаню не удалось убедить мать в своей неспособности на убийство, даже преданнейший Юэ Фэй был несправедливо обвинен в клевете. Мать не поверила сыну, государь не поверил верному подданному. Сможете ли вы поверить в чистоту моей любви, если тело мое не осталось чистым за десять лет, проведенных в зеленом тереме?!

Ян нежно взял руку гетеры и стал гладить ее. Рукав кофты поднялся, при свете луны показалось красное пятнышко на белоснежной коже, – еще нежнее стала любовь Яна к Фее…

А время шло. Уже не одну луну провел Ян в изгнании. Настал день рождения Сына Неба. На торжественном приеме во дворце император говорит:

– Академик Ян Чан-цюй искупил свою вину. Пора ему возвращаться. Мы прощаем его и жалуем званием советника министра палаты церемоний. Объявите изгнаннику нашу волю.

Ян каждый день проводил с Феей и, казалось, совсем забыл, что у него есть в столице свой дом. Но однажды, взглянув на север, он вдруг затосковал по государю и отцу. И тут в ворота постучали. Мальчик-слуга сообщил, что прибыли гонцы палаты церемоний и привезли академику послание из дворца. Прочитав его, Ян тут же велел мальчику собираться в дорогу. На другой день он пошел проститься с Феей. Та уже все знала.

– Я хотел бы взять тебя с собой немедля, но опальным запрещено заводить наложниц. И потом, тебя еще не знают мои родители. Поэтому сейчас я поеду один, но сразу, как смогу, пришлю за тобой экипаж. Потерпи немного, пусть не точат твоего нефритового личика горькие слезы.

Фея в ответ:

– Музыкой я встретила вас, музыкой и провожу в дорогу!

Она взяла лютню, сделанную из корня шелковицы, и пропела вот что:

        Большие плодыНа павловниях густо висят;        Феникс запел,Другой отвечает в лад.        Туман над рекой,Путник кормит коня;        О, как я хочу,Чтобы путник увез меня!        Сжалось горло мое,И лютни дрожит струна.        На сердце печаль,Сияет в небе луна.

Фея отложила лютню и молча заплакала. Ян, как умел, утешал ее. Хозяйка терема проводила возлюбленного к воротам и, утирая слезы рукавом, долго смотрела ему вслед.

Придя в свою хижину, Ян приказал подавать экипаж – и отбыл в столицу. Одиннадцатая луна года свершала свой путь по небу. Опустели горы и реки, порывистый холодный ветер нес белые хлопья снега, и они, кружась, покрывали белояшмовой пеленой землю. Только проехав пятьдесят или шестьдесят ли, Ян решил отдохнуть на постоялом дворе. Снег перестал, на темном вечернем небе уже светила луна. Горные пики оделись в белый убор, снег прикрыл опустелые поля, на ветвях деревьев, словно цветы третьей весенней луны, засверкали искристые снежинки. Вдоволь налюбовавшись красотами зимней ночи, Ян вошел в дом и лег перед зажженным светильником. Вдруг отворилась дверь, и вошла девушка в сопровождении двух служанок. Красивая лицом, с приятными манерами, она приблизилась, легко ступая, к ложу академика и нежным голоском спросила, не здесь ли остановился советник министра церемоний. Ян вгляделся в гостью – и узнал Фею. Гетера улыбнулась и села возле него. «В зеленом тереме я так и не узнала, что такое разлука. А это – трудное испытание. Утром я отломила возле дома ветку ивы, спела „Янгуанскую прощальную“ – и на душе у меня стало невыносимо тоскливо. Зная, что вы не могли еще уехать далеко, я решилась отправиться следом за вами, скрасить ваше и мое одиночество. И вот я здесь!» – проговорила она.

Пораженный силою чувства гетеры, Ян ощутил новый прилив любви в своем сердце. Он привлек Фею к себе, обжигаемый огнем страсти.

«Женщины завлекают мужчин разным: одни – умом, другие – пылкой страстью, третьи – красотой. Забыв, что красота женщины часто значит для мужчины больше, чем умные мысли, я вела с вами бесконечные разговоры. Мы разлучились с вами через несколько лун после первой встречи, вы не смогли узнать женщину во мне, а я не принесла в дар вам доказательства своей любви. Но здесь все наконец изменится…» – сказала она.

Ян наклонился к возлюбленной, готовый заключить ее в объятия. Вдруг кто-то закричал. А кем оказался этот кто-то, вы узнаете из следующей главы.

Глава девятая. О том, как Сын Неба выдал замуж барышню Хуан и как полководец Ян отправился на войну с южными варварами

Так вот, Фея приехала на постоялый двор к Яну, они поговорили при свете светильника, и, когда юноша, горя желанием, протянул руки, чтобы заключить возлюбленную в объятия, раздался голос мальчика:

– Что угодно господину? Вы меня звали?

Ян вздрогнул и… проснулся. Увы, он только грезил! Рядом с ним не было никого, руки его обнимали подушку, а уста говорили неизвестно что. Ян спросил о времени. Оказалось, что уже миновала пятая стража. Светильник погас, донеслось пение петуха. Ян задумался: «Цзя неглупая женщина, я хорошо это понял, но не постиг одного – что любви, а не силе она покорится с готовностью. То же и с государем: по молодости и горячности я настаивал и упорствовал – и получил в награду изгнание. Долг верного подданного – любить императора, служить ему, почитать, как отца родного. Вот в чем смысл моего сна!»

Когда совсем рассвело, Ян сел в экипаж и вскоре прибыл в столицу. Полгода не виделся он с родителями и женой. Не описать словами радости семьи, вновь обретшей сына и мужа! Министр Инь, узнав, что Ян вернулся, тотчас прибыл к нему в дом и убедился, что изгнанник в добром здоровье.

– Ну, дорогой зять, что станешь делать, если сановный Хуан снова заговорит о браке с его дочерью? – спросил он.

Чан-цюй молчал. Ответил Ян Сянь:

– Что делать! Наверно, это не против моральных устоев, коль сам Сын Неба настаивал на втором браке. А потом – быть придворным означает повиноваться воле тех, кто поставлен выше тебя.

Министр Инь ничего не сказал на это.

На следующий день Ян Чан-цюя вызвали во дворец, и он предстал перед императором. Тот ласково принял опального придворного.

– Ты долго пробыл в изгнании, достаточно пережил. Но ведь известно: яшма от времени не тускнеет, а меч становится от огня крепче. Забудь обиды, думай о будущем.

Ян поклонился, а император продолжил:

– Мы уже говорили тебе о браке с дочерью первого министра Хуана – не противься более, по установлениям древней морали и придворного этикета допустимо иметь вторую жену.

– Я готов поступить согласно воле вашего императорского величества.

– Поскольку мы сами выступили сватом, – сказал он милостивым тоном, – повелеваем всем чиновникам нанести визиты обеим семьям и присутствовать на свадебном пиршестве!

Довольный император приказал казначею выдать Яну яркие шелка, так что родителям жениха и невесты не пришлось тратиться на праздничные одеяния. Перед назначенным днем к воротам их домов из дворца доставили все нужные наряды.

Барышня Хуан появилась перед свекром и свекровью в головном уборе, напоминавшем феникса и украшенном шпилькой с головой дракона; шелковые одежды невесты изумляли всех своей красотой; прекрасно было и лицо барышни Хуан, но в нем явно угадывались гордыня и высокомерие.

После свадьбы, продолжавшейся три дня, Ян вошел в спальню госпожи Инь, своей первой жены, и нарочито небрежно спросил:

– Ты рассмотрела мою вторую жену? Как она тебе показалась?

Та ничего не ответила. Ян вздохнул.

– Я спрашиваю тебя не как жену, а как доброго друга.

Тогда госпожа Инь ответила:

– Женщина замечает на другой женщине только наряды ее да украшения. Но ей не дано разгадать нрав или тайные помыслы этой другой. Вы, умный мужчина, спрашиваете у глупой женщины, какова ваша вторая жена, – мне это странно, я не понимаю, чего вы от меня ждете?

Еще раз вздохнул Ян.

– Я ведь не по своей воле женился на Хуан. Слыша твои сдержанные, уклончивые слова, я понимаю, что ты не хочешь выдавать своей обиды и, видимо, полагаешь, что вторая жена станет причиной ссор в семье.

Как раз в те дни на южных рубежах государства появились воинственные варвары – мани. Об их нападениях только и было разговоров во дворце. Сын Неба встревожился. Он назначил военного министра Инь Сюн-вэня правым помощником первого министра, а государственного советника Лу Цзюня – главнокомандующим войсками. Ежедневно император призывал обоих и обсуждал с ними положение на юге страны.

И однажды ко двору прибыл Су Юй-цин, правитель округа Ичжоу, с донесением на высочайшее имя. Вот что в нем говорилось:

На южных рубежах империи бесчинствуют варвары. Они разорили более десяти уездов нашей округи. Полчища их числом до миллиона человек рыщут по горам и долинам, нападают на удаленные селения. Враги коварны и хитры, бороться с ними очень трудно, наши воины гибнут один за другим. Прошу Ваше Императорское Величество направить в округу войско, чтобы разгромить врагов империи.

Сын Неба прочитал донесение, и гнев охватил его. Он вызвал к себе высших сановников Хуана и Иня, главнокомандующего Лу Цзюня и помощника палаты церемоний Ян Чан-цюя и спросил у них совета. Первым говорит сановный Инь:

– Мани – дикий народ, они свирепы, как звери. По-доброму их не уговорить, силой их не взять. Потому я использовал бы войска округов Цзинчжоу и Ичжоу для укрепления обороны тех мест, куда проникают варвары, посулил бы захватчикам мир и прощение, если они согласятся отойти на свои земли, но если будут упорствовать, то послал бы против них большое войско!

Держит слово Ян Чан-цюй:

– Речь правого помощника первого министра выдержана в духе тактики трех династий: Ся, Шан-Инь и Чжоу. В нынешние времена я действовал бы иначе. Известно, что варвары издавна беспокоят наши рубежи, но навсегда разделаться с врагом нелегко. Наше войско давно ни с кем не сражалось, оно не готово сейчас к решительному наступлению. Значит, надо всем уездам привести в порядок военное снаряжение, подготовить ополчение, чтобы повысить готовность страны к отражению варваров.

Держит речь главнокомандующий Лу Цзюнь:

– Ян Чан-цюй в военных делах невежда. Когда в стране неурядицы, нужно покрепче держать в руках народ. Если начать подготовку войска и снаряжения, поднимется паника. Поэтому я бы держал в полной тайне донесение Су Юй-цина и усилил надзор над народом!

Ян Чан-цюй возражает:

– Я думаю, ваши предложения неразумны. Если сидеть сложа руки, варвары вторгнутся в пределы империи, вот тогда начнется паника не только в народе, но и в войске, не готовом к отпору!

Лу Цзюнь возвышает голос:

– Южные варвары – жалкие дикари, вроде мышей или собак! Чего их страшиться? Они не осмелятся напасть на нашу могучую страну. А если и осмелятся – наше войско разобьет их. Вы лучше скажите, уважаемый ученый, как пресечь волнение народа в такое смутное время?

Ян улыбнулся.

– Не стоит, почтеннейший полководец, утром плакать о вечере. А бояться народа – все равно что пугаться собственной тени.

И начался спор. В конце концов Лу Цзюнь закричал:

– Мне, а не вам поручил государь защищать страну! По какому праву вы противоречите каждому моему слову, сеете распри при дворе?

Вельможи одобрительно закивали, а император, помолчав и подумав, согласился с предложением Лу Цзюня – приказал хранить в полной тайне полученное с юга донесение и послать кого-либо из придворных наместником в округу Ичжоу для наведения порядка на южных границах.

Попросил слова сановный Инь:

– Даже если мы сохраним в тайне донесение, но пошлем на юг вашего наместника, слухи о неблагополучии разойдутся в народе. Правитель Су Юй-цин – племянник моей жены, я его знаю как искусного в военном ремесле человека, как способного полководца. Его и надо бы назначить наместником Сына Неба. Пусть выведает намерения врага и разделается с ним.

Сын Неба согласился и с этим предложением.

Придя домой, Ян рассказал отцу о кознях южных варваров и близорукости Лу Цзюня.

– Я недавно взглянул на небо и увидел, что Большая белая звезда заслонила Южный Ковш, – как раз в эти дни начались нападения варваров на юге, – добавил он.

Отец отвечал:

– Я понимаю твои тревоги. Но, увы, последнее время люди измельчали. Где выдающиеся поэты и талантливые полководцы? Кто возглавит наше войско, если враги вдруг нападут на нас?

Сын с задумчивым видом улыбнулся и сказал:

– В Цзянчжоу я встретил одну девушку. Она гетера, но хорошо разбирается в музыке, чудесно поет и очень неглупа. Она предрекла, что война начнется скоро, и, к несчастью, оказалась права.

– В глубине души я тоже опасался варваров. Но как зовут эту девушку? Ее прозорливость изумительна! – произнес отец.

– Имя ее – Фея Лазоревого града. Полгода она скрашивала мне одиночество в изгнании, и я полюбил ее, а она полюбила меня. Мы решили никогда не расставаться, и я обещал по прошествии времени привезти ее в столицу. Простите, отец, что не сказал вам об этом сразу, как вернулся.

Отец не стал выговаривать сыну и только заметил:

– Мужчина может покинуть возлюбленную, но уж если дал обещание – выполняй!

Ян рассказал обо всем и матери. Госпожа Сюй без колебаний посоветовала:

– Привози свою Фею, не откладывая. По молодости и легкомыслию мужчины часто обманывают женщин и разбивают им жизнь. Я до сих пор не могу забыть несчастную Хун!

Ян быстро написал письмо и с мальчиком-слугой отправил его в Цзянчжоу.

Между тем Цзя, проводив Яна, заперла ворота и, сказавшись больной, отказывалась принимать гостей. Прошло несколько лун, а весточки от Яна все не было. Днем гетера смотрела на гору Лазоревого града, словно высматривая там милого, ночью сидела у огня и предавалась печальным думам. Душа бедняжки изболелась. И вот однажды ее вызвал к себе местный правитель. Сославшись на недомогание, она не поехала. Но правитель прислал ей снадобья и любезно осведомился через посыльного о ее здоровье. Цзя стало не по себе. «Любезность правителя и молчание Яна, – думала она, – одинаково неожиданны, но понятны. Если одному я нужна, то второй, наверно, просто забыл меня, – о, как печальна и несчастна моя судьба!» Не зная, как унять тревогу и тоску, она оперлась на перила и принялась вздыхать, глядя на далекие горы. И тут появился мальчик с пакетом в руке.

Посыльный вручил Фее письмо и сказал, что экипаж ждет ее у ворот. Гетера прочитала вот что:

Каждый день после нашей разлуки вижу твое нефритовое личико, как наяву. Прости мне, что с таким запозданием выполняю свое обещание, – я был очень занят по службе. Я рассказал о тебе своим родителям, и они дали мне позволение вычеркнуть твое имя из списков гетер и привезти тебя в наш дом. Исполняя волю родителей и свое желание, посылаю за тобой экипаж. Сгораю от нетерпения, жду того счастливого мгновения, когда мы зажжем фонарик и разложим подушки с изображением уточки и селезня во славу нашей любви.

Фея приказала укладываться и через несколько дней отбыла в столицу.

Тем временем правитель Ичжоу, исполняя императорское повеление, добрался до южных рубежей империи и прислал такое донесение:

По воле императора я проник во вражеский стан, где встретился с предводителем варваров и попытался уговорить его добром отказаться от разбоя. Но тот повел себя дерзко и непотребно ругался. Потом он завлек наш небольшой отряд в ловушку и обезглавил моего помощника. Угроза смерти висела и надо мною, но подоспевшие воины в рукопашной схватке спасли Вашего подданного. Это был позор! Можете казнить меня, но я буду утверждать: враг силен ныне, как никогда. Прошу Ваше Величество направить в Ичжоу большое и сильное войско, дабы отразить варваров и тем спасти страну.

Прочитав донесение, Сын Неба созвал своих министров и стал советоваться с ними, как поступить. И в это время принесли послание от правителя Цзинчжоу, в котором говорилось:

Мани перешли нашу границу. Миновав Медные столбы, они захватили Гуанси. Теперь варвары угоняют скот и убивают мирных жителей на равнинах между Гуйлинем и Хэнъяном. Местные войска оказались неспособными дать отпор. Лишь завидя приближающегося врага, они в панике бегут. Селения к югу от Ичжоу и Цзинчжоу опустели: мани угнали в рабство всех, кого застали в домах. Мы пытаемся сдержать их продвижение, но за долгие годы мира наши воины утратили былую силу, а рассыпавшуюся черепицу сразу не соберешь. Поэтому прошу Ваше Величество без промедления послать на юг могучее войско.

Сын Неба прочитал донесение, и на лицо его легла тень. Он оглядел приближенных и спросил, как избавить страну от опасности.

– Положение трудное, приказами ничего не исправишь, – сказал кто-то. – Полезно собрать всех чиновников, военных и гражданских, для совместного обсуждения.

Император согласился, и вот сошлись все: гражданские по левую руку от императора, военные – по правую. Среди них – первый министр Хуан И-бин, его правый помощник Инь Сюн-вэнь, главнокомандующий Лу Цзюнь, министр двора Хань Ин-дэ, Ян Чан-цюй, который стал советником военного министра, и начальник конницы Лэй Тянь-фэн.

Император обратился к ним:

– С юга на нас напали варвары, что будем делать?

Начинает сановный Хуан:

– Что за причина для беспокойства? Какие-то дикари осмелились нарушить рубежи империи, которой благоволит само Небо. Послать против них большое войско и уничтожить всех до единого!

Продолжает главнокомандующий Лу Цзюнь:

– Местные правители не порадели о безопасности наших рубежей, – вот и случилась беда. Надлежит примерно наказать правителей Ичжоу и Цзинчжоу, а потом укрепить крепости, что севернее наших рубежей, дабы держать в них оборону, если станет еще хуже и придется отступить.

Сановный Инь усмехается.

– Чем крепости, что севернее наших рубежей, лучше тех, что южнее? И почему могучая империя должна отдавать врагу свои крепости? Нет, нужно немедля собрать большое, сильное войско и идти на врага.

Сын Неба одобрительно кивнул.

– Кто же возглавит войско, чтобы отстоять империю?